История Средней Азии. Ч. 5

Публикуется по изданию:

Рерих Ю.Н. История Средней Азии. В 3 т. Т. III. М.: Международный Центр Рерихов, 2009.

"История Средней Азии" ― фундаментальный труд Юрия Николаевича Рериха по истории Центральной Азии, охватывающий период с глубокой древности до XIV столетия. Он содержит описание кочевой Азии как природного, исторического и культурного целого. Автор накапливал материал в течение четверти века, не только изучая научные источники, но и имея опыт практического исследования. Этот труд создавался Ю.Н. Рерихом во второй половине 1930-х годов на русском языке. К сожалению, он не увидел свет при жизни ученого.

От редакции

Завершая публикацию трехтомного фундаментального исследования выдающегося российского востоковеда по истории Центральной Азии, необходимо отметить, что при подготовке его к печати издатели столкнулись с рядом серьезных трудностей.

Напомним, что этот сводный труд в основе своей был написан Ю.Н. Рерихом в Индии, в Кулу, в 1936‒39 годах. К работе над ним с учетом новых данных по теме исследования ученый возвращался и в 1940-х, и в конце 1930-х годов ― уже в России, где завершился его земной путь. За те два с половиной года, что были отпущены ему судьбой по возвращении на Родину, Юрий Николаевич успел сделать невероятно много, но один из трех его главных трудов, «История Средней Азии», к сожалению, так и остался в виде недоработанной рукописи. Испещренная поправками, вставками, пометками и выписками-заготовками, она была набело перепечатана уже после ухода ученого из жизни. Намерение ИВАН СССР издать «Историю Средней Азии» к 60-летнему юбилею Ю.Н. Рериха по ряду причин не было осуществлено, и у перепечатанной в его стенах рукописи, ставшей со временем легендой, началась своя жизнь, которую не всегда возможно проследить, так как неизвестно ни количество экземпляров размноженной рукописи, ни их местонахождение. Несомненен лишь тот факт, что в распоряжении С.Н. Рериха оказались как минимум два экземпляра этой машинописи, один из которых он и передал в Международный Центр Рерихов вместе со всем рериховским наследием в 1990 году. Другой же тремя годами ранее был послан им через советское посольство в Дели на имя руководства Института востоковедения с просьбой поручить доработку рукописи тибетологу В.С. Дылыковой-Парфионович, от которой он получил на то согласие во время своего визита в Москву. Однако этот экземпляр рукописи до адресата так и не дошел и следы его затерялись.

Сознавая важность этого классического и вместе с тем первопроходческого труда Ю.Н. Рериха, значение которого в полной мере нам еще предстоит оценить, Святослав Николаевич очень тревожился за его судьбу в научном мире, считая, что в том «сыром» виде, в каком оставил свою работу ученый, публиковать ее нельзя.

Самым проблемным в этом отношении оказался третий, заключительный том «Истории Средней Азии». Он состоял из 9 разделов, которые, судя по всему, были написаны в разное время, и проработать их с точки зрения целого автор не успел. Так, последний раздел тома имел название «Тибет в Монгольскую эпоху», однако лишь несколько первых его страниц были посвящены этой теме, а описываемые далее события уже не были связаны с Тибетом, что и послужило основанием для разделения этой главы на две части. Таким образом возникла 10-я глава, название которой ― «Закат Великой империи» ― вытекало из самого ее содержания.

Особого внимания потребовал 8-й раздел, «Золотая Орда», который, по-видимому, появился позже остальных и был лишь вчерне намечен автором, ибо часть рассматриваемого в нем материала была представлена в виде тезисов. Тему Золотой Орды Ю.Н. Рерих развивал и в 5-й, и в 9-й главах рукописи, и имевшие место повторы одного и того же материала об улусе Джучи в трех главах позволяли также предположить, что исследователь поначалу ограничился двумя небольшими сюжетами на тему Золотой Орды внутри других тематических блоков, но затем выделил ее в отдельный раздел. Последняя его часть являла собой продолжение рассказа о правлении Хубилая, что явно не отвечало содержанию раздела и могло быть следствием нарушения очередности страниц при перепечатке рукописи. Для сохранения целостности монументальной исторической картины, воссозданной Ю.Н. Рерихом на страницах «Истории Средней Азии», раздел «Золотая Орда» был доработан в соответствии с общим замыслом автора: получили свое развитие тезисы (с опорой на прижизненные источники), были удалены повторы, часть текста, затрагивающая тему Хубилая, перенесена в начало главы «Закат Великой империи», а присутствовавший в последней сюжет, связанный с улусом Джучи, вписан в ткань повествования рассматриваемого раздела.

Заметим, что ранее, при работе над первым томом труда Ю.Н. Рериха, исходя из того же принципа целостности, конец главы «Эпоха преобладания иранских племен» был дополнен материалами из последней части рукописи, так называемого Приложения (Эллинизм. Бактрийское царство. Парфия), содержащего отрывочные сведения по этому периоду, почерпнутые из источников, появившихся или ставших доступными уже после написания главы о той блестящей эпохе, когда, по словам самого ученого, «впервые Запад и Восток стали лицом к лицу». Эта необходимая реконструкция была проведена на основе тщательного изучения стиля работы Ю.Н. Рериха по его черновикам.

Представляя читателю заключительный том «Истории Средней Азии» ― многоплановое историческое полотно, запечатлевшее военные походы Чингисхана, создание Великой Монгольской империи, ее расцвет и закат, издатели надеются, что осуществленная через полвека после ухода ученого публикация этого уникального труда не только вводит его в научный оборот как важный источник по изучению истории Центральной Азии, но и делает его достоянием самого широкого круга читательской аудитории.

И.И. Нейч

Начало Монгольской эпохи (XII‒XIII вв.)

Отрывочный характер наших сведений о монгольских племенах XII в.¹ не позволяет восстановить хотя бы общую картину событий, разыгрывавшихся в монгольской степи в эпоху, предшествовавшую возвышению рода Монгол. В XII столетии, т. е. в эпоху, когда зарождалась Монгольская мировая империя, главная масса племен монгольского корня кочевала на востоке и севере современной Монголии, в пределах так называемого северного травянистого степного пояса. Некоторые племена, как, например, найманы, заходили далеко на запад, до Алтая, и, таким образом, вклинивались в исконно тюркские области. В этот период значительная часть обширной монгольской степи была еще занята кочевыми племенами тюркского корня ― остатками великих тюркских империй прошлого.

Впервые имя монгол встречается в «Цзю Таншу», китайских анналах Танской династии (618‒907), где среди племен шивэй, кочевавших в Восточной Монголии, в районе нижнего Керулена и оз. Далай-Нур, названо племя мэнву шивэ (мэнву < *Mung-nguat, т. е. монгол)². В первой половине XII столетия глухо упоминается ханство Мэнгу, или Мэнгусы, с которым пришлось иметь дело Китаю эпохи Цзинь (1115‒1234). В «Ляоши» (гл. 30, л. За) перечислены монгольские племена джаджират, онгират (~ хонгират) и меркит в связи с уходом на запад киданьского князя Елюя Даши в 1123/24 г.³В тех же «Ляоши» (гл. 26, л. 1а‒2б) под 1096/97 г. упоминается меркитский хан Хулуба, а племя онгират (хонгират) встречается под 1196 г. в «Цзиньши» (гл. 10, л. 5б)⁴.

Восточная Средняя (Центральная) Азия в XII в.

Среди племен монгольского корня в XII столетии особенно выдвинулись племена найманов (многие исследователи считают их за тюрков), кереитов и татар.

Найманы кочевали на обширном пространстве между верхним Иртышом и Хангаем (по р. Орхон). На севере их кочевья граничили с кочевьями ойратов на верхнем Енисее, на север от которых по Енисею (Хем) сидели кыргызы⁵. К западу от найманских кочевий лежали кочевья тюрков-канглы и кипчаков. Среди найманов было распространено несторианство и уйгурское письмо, что и дало повод некоторым исследователям считать их за тюрков⁶.

К востоку от найманов, между Хангаем и Хэнтэем (район рр. Тола и Орхон), кочевало могущественное племя кереитов, чьи ханы носили тюркские титулы и среди которых была тоже распространена уйгурская образованность, что также послужило поводом отнести их к тюркам⁷. Но еще Рашид ад-Дин⁸ указывал, что кереиты и монголы говорили на близких наречиях. Возможно, что от кереитов и был заимствован язык монгольской письменности⁹. Точные границы Кереитского ханства еще не известны, но, вероятно, оно простиралось до рубежей Тангутского царства на юге. Кереитская ставка находилась в «Чернолесье» (Qaratun) на берегу Толы. Среди кереитов получило распространение христианство несторианского толка. Как повествует Абу-л-Фарадж (Бар-Эбрей, 1225/26‒1286), однажды, когда кереитский хан потерял путь в степи, он был спасен от гибели чудесным явлением Св. Сергия (Särgis). Сирийский анналист также сообщает, что находившиеся в кереитских кочевьях согдийские купцы-несториане посоветовали хану обратиться к несторианскому епископу Мерва с приглашением прибыть в Кереитское ханство. Письмо это, датированное 1009 г. и адресованное мервскому епископу, было препровождено несторианскому патриарху Иоанну VI (ум. 1011) в Багдад¹⁰. В письме, в частности, говорится о крещении кереитского хана вместе с 200 000 соплеменников. В одном из разделов настоящего труда мы уже упоминали, что многие кереитские ханы носили христианские имена¹¹. Хан Маргуз (< лат. Marcus ― Марк) буюрук (bujuruγ)был разбит татарами и выдан чжурчжэням, в плену у которых и погиб. Вдова его, кереитская ханша, отомстила за смерть мужа, умертвив татарского хана. У хана Маргуза было два сына ― Хурджахус (Хуэрчжахусы Бэйлу по ЮШ; Qurčaqus-bujuruγ< Cyriacus по СС¹²) и Гурхан¹³. Ханский престол перешел к Хурджахусу, после смерти которого во главе кереитских родов встал его старший сын Тогрул.

Третьим крупным племенем монгольской степи XII в. были татары, кочевавшие на крайнем востоке Монголии, в низовьях Керулена и по Орхону, между озерами Далай-Нур и Буйр-Нур. Рашид ад-Дин¹⁴ сообщает, что это было многочисленное племя в составе семидесяти тысяч кибиток и что основные татарские кочевья (юрт) лежали около Буйр-Нура. Татары (татар ирген; кит. транскрипция: дада, *Даδ-таδ¹⁵)впервые упоминаются в VIII в. в орхонских надписях (в надписи Кюль-тегина 731/32 г.), где говорится о «токуз-татар» ― «девяти татарских племенах» или «огуз-татар», т. е. «тридцати татарских племенах»¹⁶. Токуз-татары встречаются и в уйгурской надписи в урочище Шине-Усу¹⁷. О девяти племенах татарских сообщают и китайские письменные источники. О татарах говорит и Ли Дэюй в своем письме к уйгуру Ормузду в 842 г.¹⁸ В X в. татары упоминаются автором «Худȳд ал-'āлам», который относит их к токуз-гузам¹⁹. В XII в. эти татары поддерживали вассальные отношения с чжурчжэнями, которые пытались через них влиять на события, разыгрывавшиеся в монгольской степи. Китайцы называли татарами и многие другие племена монгольской степи, не принадлежавшие к группе татарских племен Восточной Монголии. Так, китайские источники различают между «белыми» и «черными», а также «дикими» татарами. Первые кочевали в степях вдоль Великой Китайской стены, вторые ― в травянистом степном поясе к северу от Гоби, а третьи ― в лесах монголо-сибирского пограничья. Монгольское «Сокровенное сказание»²⁰ говорит о «четырех» татарских племенах (dörben Tatar): Čayān Tatar, Alči Tatar, Duta’udTatar и AlaqoiTatar.

В верховьях pp. Тола, Онон и Керулен, между Хангаем и Хэнтэйским массивом кочевали небольшие монгольские племена, среди которых в XII в. возвысился род Борджигин (кочевье между верховьем Онона и Керулена), давший основоположника Монгольской империи ― Чингисхана. В бассейне Керулена кочевало племя джалаиров²¹. По соседству с монголами-борджигинами в долине р. Онон помещались кочевья тайджиутов, одного из многочисленных монгольских племен, игравшего значительную роль во второй половине XII в. На севере, в пределах пограничной с Монголией лесостепной полосы Сибири, по Селенге и к юго-востоку от оз. Байкал кочевало многочисленное племя меркитов. Обширное пространство к западу от Байкала до верховий Енисея занимали кочевья ойратов. Из остальных монгольских племен упомянем еще хонгиратов (онгираты), кочевавших по р. Халхин-Гол между Большим Хинганом и оз. Буйр-Нур, вблизи татарских кочевий.

Вышеприведенными монгольскими племенами не исчерпывается длинный список монгольских племен, упоминаемых нашими источниками.

На востоке монгольской степи монгольские племена соприкасались с тунгусскими племенами солонов, кочевавших по Амуру и Аргуни, а на юго-востоке и юге ― с кочевьями тюрков-онгютов и с Тангутским царством Си-Ся. На юго-западе монгольские племена входили в сношения с Уйгурским ханством, через которое в монгольскую степь проникали культурные веяния.

Как сообщает Рашид ад-Дин²², все монгольские племена делились на две обширные группы ― нирун («основные», «чистые»), или родственные поколению Борджигин, произошедшие от ханши Алан-Гоа, прародительницы монгольских родов; и дурлукин (~ дарлекин), т. е. смешанного происхождения. К первым он причисляет племена: тайджиут, джаджират, уруут, барулас²³, баарин, дорбен, сальджиут и хатакин. Ко вторым ― арулат, баяут, джалаир, хорлад, икирас и хонгират (конгират ~ онгират). Рашид ад-Дин, а также монгольское «Сокровенное сказание» знает еще другое деление монгольских племен, а именно по месту их расселения и основного занятия. Согласно этому делению, все монгольские племена XII в. распадались на две группы: племена лесные, или звероловные (hoyinirgen), и племена степные, или скотоводческие (keger-ün irgen, ke՚er-ün irgen)²⁴.

Лесные племена сидели в районе оз. Байкал и в лесах монголо-сибирского пограничья. Бродячие охотничьи племена лесной полосы жили в шалашах-чумах (oboγāqäi) из березовой коры или же в шалашах из сухой травы (ebüsün embülü̅nger), подобных тому, в котором жил изгнанный братьями Бодончар, предок рода Монгол-Борджигин, в долине Онона²⁵. Одевались они в кожи и меха. На охотах передвигались на лыжах. Некоторые из этих лесных племен представляли собой как бы объединение людей, связанных одним общим промыслом, как, например, булагачины (Bulγacin), т. е. «соболевщики»²⁶. Среди лесных звероловных племен было распространено оленеводство, которое давало им мясо и молоко. Знали лесные племена и лошадь, которая проникла в лесной пояс с юга из соседнего степного пояса. Пользовались и крытой повозкой (gara’ūtai, garaγūtai tergen²⁷), вероятно, сходной с современной общемонгольской мухулиг терге (muquliγ tergen). Академик Б.Я. Владимирцов отмечает наличие влияния степных племен на лесные и постепенный переход лесных племен к кочевому хозяйству²⁸.

Южнее, в северомонгольском степном поясе, между Алтаем и Хинганом, кочевали степные скотоводческие племена, некоторые из которых переходили за пустынный пояс Центральной Монгольской Гоби и кочевали в южномонгольском степном поясе вдоль Великой Китайской стены. Главным занятием степных скотоводческих племен XI‒XII вв. было скотоводство. Подсобным промыслом являлась охота на зверя. Монголы-кочевники устраивали облавы (aba), получившие столь большое значение в царствование Чингисхана. Широко была распространена соколиная охота ― пускали на зверя соколов (šingor, šingqor), ястребов (qarc̆aγai) и беркутов (bürgüd). Жили степные племена в юртах (ger), которые покрывались войлоком и шкурами, с характерным как бы конусом наверху²⁹. При перекочевках юрты не разбирались, а ставились на повозки и в таком виде перевозились с места на место (у современных монголов юрты при перекочевках разбираются и перевозятся на вьюках). Каждое племя, род имели свои районы перекочевок, или нутуг (nutuγ, тюрк, yurt)³⁰. Кочевали несколько раз в году. Зимою становились в горах, в защищенных от ветра долинах у колодцев, а летом ― на открытой равнине у подножья гор или на берегах рек, где постоянный ветер умерял летний зной. Кочевали аилами (ayil), т. е. стойбищами в 2‒3 юрты, или же куренями (kürigen ~ kurijen) ― большими стойбищами в несколько десятков или даже сотен юрт. Курень был как бы степным укреплением, где юрты ставились в круг, а в середину круга помещалась юрта старшего в стойбище³¹. Академик Владимирцов³² отмечает, что и в наше время монгольские ополчения применяли этот способ становления лагерем. При нападении на курень защитники его отстреливались от нападавших из-за юрт и повозок. В XIII в., согласно академику Владимирцову³³, начинает преобладать «аильный» способ кочевания, особенно же среди богатых семей, владевших большими табунами и стадами скота. Кочевники степной полосы разводили главным образом коней, крупный рогатый скот, овец и коз. Разведением верблюдов занимались лишь племена, кочевавшие в Южной Монголии и в бассейне Керулена (следует отметить, что и в наше время Южная Монголия является одним из главных центров разведения верблюдов. Так стойко сохраняется районирование кочевого хозяйства). Знаменитый даосский монах-отшельник Чанчунь, посетивший ставку Чингисхана в далеком Гиндукуше в 1222 г., оставил нам интересные заметки о быте кочевников монгольской степи, записанные его учеником и спутником Ли Чжичаном. Автор описания путешествия Чанчуня говорит о населенности долины р. Керулен, в которой можно было видеть сотни черных кибиток и белых палаток (вероятно, юрты из белой или светло-серой кошмы), отмечает и главное занятие населения ― скотоводство и как подсобный промысел ― охоту. При заключении договоров и торговых сделок население, не употреблявшее письма, пользовалось засечками на дереве. Одежду изготавливали из шкур и кожи. Мужчины брили голову, оставляя чуб над лбом. Замужние женщины носили высокий (в два фута) головной убор, сделанный из бересты, который покрывался черной шерстяной материей, а у богатых ― красным шелком³⁴.

Среди монголов XII в., в особенности среди лесных племен, было распространено шаманство, на что указывает Рашид ад-Дин. Из великих религиозных учений, нашедших своих последователей в Средней Азии в XI‒XII вв., получили распространение несторианство, дошедшее до монголов через посредство согдийских купцов, и буддизм, который проникал в монгольские кочевья по мере распространения в них уйгурской образованности, а также из соседнего царства тангутов Си-Ся. Мы уже упоминали, что несторианство исповедовалось среди двух наиболее многочисленных и влиятельных племен монгольской степи ― найманов и кереитов. В эпоху Чингисхана буддизм еще не затронул народные массы. Мусульманство, хотя и известное монголам в XI‒XII вв., не сумело завоевать себе положение среди кочевников, при том что мусульманские купцы из Трансоксианы и Кашгарии вели оживленную торговлю с монгольской степью, а в царствование Чингисхана даже пользовались благоволением Великого хана.

Монгольские племена делились на поколения, отдельные роды (обог ~ омуг) и кости (ясун). Основной единицей монгольского общества XI‒XII вв. был род (оbоγ), экзогамный, ведущий свое происхождение от одного предка ― ебуге (ebüge) и основанный на агнатном принципе³⁵. Такие роды порою объединялись и образовывали народ, или удел-владение (улус, улус-ирген), которые в свою очередь объединялись в более крупные объединения ― племенные союзы, или эль. Во главе таких племен или племенных объединений стояли ханы, или хаганы (qa’an, qayān), ― военные вожди, избираемые на советах-курултаях на время похода или военной опасности, подобно древним хуннским и тюркским ханам. В имперский период во главе уделов, или улусов, стояли царевичи, сыновья ханов (köbegün). Князья и царевичи, получавшие во владение уделы (qubi) во времена Чингиса, становились владельцами не только определенного числа кочевых единиц ― аилов, но и территории (нутуг), на которой кочевали эти аилы. Размер улуса-удела определялся количеством аилов ― кочевых хозяйств, кочевавших на определенной территории, и числом воинов (čerig), т. е. выставляемого уделом ополчения³⁶.

Монгольское «Сокровенное сказание» и «Сборник летописей» Рашид ад-Дина оставили нам облик монгольских ханов того времени. Это были мужественные воители, выросшие в суровой обстановке степи и скудного кочевого быта. Все они прошли нелегкую школу кочевника-степняка: пасли табуны, участвовали в облавах на зверя, лихих набегах и наездах на соседние племена, питались незатейливой пищей, спали на земле вокруг очага, прикрыв нагое тело тулупом. Эти ханы, предводители в набегах и походах, главы родов и поколений, мало чем отличались от рядовых кочевников. Обогащение быта началось лишь с возвышением Чингисхана и превращением монгольского улуса в мировую империю. Когда после битвы с татарами монголам досталась серебряная колыбель и парчовое одеяло, о чем рассказывает Рашид ад-Дин, то это явилось целым событием в жизни улуса, что указывает на отсутствие предметов роскоши среди монголов XII в.

Во главе отдельных родов стояли представители степной феодальной аристократии, составляющей высший класс кочевого общества ― нояд (noyad— «господа»), который сложился в условиях степных набегов и образования новых родов и племенных объединений. Главы родов принимали участие в родовых или племенных советах старейшин ― курултаях (qurultai~ quriltai), на которых решались набеги и войны с соседними племенами и народами. Близко к феодальной аристократии, порою составляя часть ее, стояли дружинники-нукеры (nökür) ― свободные воины-наемники, поступавшие на службу к степным владетелям. В эпоху создания Великой Монгольской империи эти нукеры-дружинники сыграли выдающуюся роль. Из их среды вышли наиболее славные монгольские полководцы: Джебе, Субеедей, Богурчи и Мухали. Из этой же среды создалась та служилая аристократия, на которую опиралась власть монгольских императоров-хаганов³⁷. Степные владетели носили различные титулы, причем их разнообразие указывает на ту сложную и многообразную обстановку, среди которой зародилась Великая Монгольская империя XII в. Наряду с монгольскими титулами багатур («богатырь»), сецен («мудрый»), беки³⁸, встречаются титулы китайские, которыми степные владетели награждались китайским императорским двором: ван («царь»), тайджи («рядовой дворянин»). Порой встречались и тибетские титулы ― гамбо [(«старейшина»)] и джа-гамбо (вероятно, *rgya rgan-po), заимствованные от культурных соседей юга ― миньяк-тангутов Си-Ся. Чрезвычайно часто давались тюркские титулы буюрук [(букв. «повелитель», «дающий приказ»)], тегин («князь») и бильге («мудрый») ― наследие прошлого преобладания тюркских племен в монгольской степи. Супруги ханов титуловались китайским словом фужэнь («супруга»)³⁹, а также монгольским хатун («ханша», «госпожа», «супруга»).

Среди лесных племен феодальный класс был слабее представлен. Этому явлению способствовала значительная раздробленность групп лесных племен, живших среди обширных лесных пространств сибирско-монгольского пограничья и не знавших определенной организации племени. Известны и бродячие племена без предводителя (bölög uγurčay ulus ~ bölög irgen).

При изучении монгольского феодального общества XI‒XII вв. следует постоянно помнить, что оно не знало тех определенных социальных перегородок, которые существовали в феодальном обществе европейского Средневековья и были связаны с условиями оседлой жизни европейского Запада. Для Монголии XI‒XII вв. характерен своеобразный демократизм степной аристократии. Жизнь кочевника в степи, служба в дружине большого степного владетеля, участие в постоянных набегах ― все это сглаживало социальные перегородки, когда, по словам армянского писателя, «одну и ту же пищу подают господам и (их) служителям»⁴⁰. Наконец, владельческий род, если он был другой кости, мог брать в жены дочерей своих крепостных вассалов.

Следует особо отметить положение женщины в древнемонгольском феодальном обществе. Монгольские женщины играли большую роль в жизни страны. Ханши участвовали в обсуждениях государственных дел, заседали на курултаях, управляли уделами в отсутствие своих мужей и после их кончины. Торговля в степи в значительной степени находилась в женских руках⁴¹. Мать Чингисхана, мудрая Оелун-еке (Hö’elün-eke), много помогла сыну проявить себя и восстановить значение рода монголов. Впоследствии Чингисхан часто отмечал роль своей матери в создании Монгольской империи⁴².

Среди монгольских племен доимперского периода определенную роль играли шаманы, представители культа сил природы. Эти шаманы-вожди были особенно распространены среди лесных племен⁴³.

Кроме владетельного класса степной аристократии и тяготевшего к нему слоя рядового дворянства (тайджи), основную массу кочевого племени, или народа, составляли араты (arad ― «кочевники», «народ») и так называемые слуги (boγöl), среди которых различались лица зависимого состояния (ипаγāп boγöl) и крепостные (xaraču).

Все степные племена монгольской степи вели экстенсивное натуральное хозяйство. Денежные знаки не были известны. Всюду царила меновая торговля. В XIII в., в эпоху подъема степных племен, лесные племена стали переходить к кочевому скотоводству, а степные племена начали проникать в лесные области.

Великая Монгольская империя зародилась в среде кочевых степных монгольских племен. В XII в. среди монгольских племен, кочевавших вблизи горной страны Хан-Хэнтэй на севере Монголии, возвысился род Борджигин. Род этот, к которому принадлежал и сам Чингисхан, восходил к Бодончару, младшему сыну ханши Алан-Гоа, прародительницы (emegen) монгольских родов, родственных Борджигинам. Согласно «Сокровенному сказанию»⁴⁴ и «Юаньши»⁴⁵, после смерти Бодончара во главе рода встал сын его Барин-шиириту хабичи, известный также под именем Хабичи-багатура. С его кончиной власть в роде перешла к его сыну Менен-Тудуну, а по смерти Менен-Тудуна ― к вдове его, энергичной ханше Номолун (Монулун), которая со своим стойбищем стояла в урочище Нусерги и Хараула⁴⁶. В ту эпоху предки монголов постоянно враждовали с племенами джалаиров, которые принадлежали к ветви дурлукин⁴⁷. Как повествует «Юаньши»⁴⁸, однажды джалаиры напали на табунщиков ханши Номолун (Монулун) и угнали коней, принадлежавших ханскому дому. В произошедшей стычке погибла сама ханша и шестеро ее сыновей. В живых остался лишь ее внук Хайду, сын Хачи-Хулуга и жены его Номулун, которого удалось спрятать. Этого Хайду воспитал оставшийся в живых седьмой сын Менен-Тудуна ― Начин-багатур. С достижением совершеннолетия Хайду был поставлен во главе рода. Он не забыл разгрома своей семьи джалаирами. Из своей ставки, находившейся на берегу р. Хэйшуй (вероятно, Хара-Гол, приток Онона), Хайду ходил походом против джалаирских кочевий на Керулене. Поход его завершился поражением давнего врага, чем было положено начало объединению монгольских родов.

Постепенно вокруг рода Борджигин образовался племенной союз. После смерти Хайду, у которого было три сына ― Байшингур-догшин, Чарахай-линку и Джаочин-ортогай⁴⁹, во главе рода и союзных родов встал старший из них, Байшингур-догшин. Источники сообщают мало сведений, относящихся к этому периоду истории рода Борджигин. Байшингур-догшину наследовал его сын Тунбинай-сецен. С кончиной Тунбинай-сецена власть перешла к его старшему сыну, знаменитому Хабул-хану монгольских сказаний, имя которого связано с удачными походами за пояс Центральной Гоби к границам Китая. Этот Хабул-хан, согласно Рашид ад-Дину, явился основателем кости Кият-Борджигин. В начале своего царствования Хабул-хан считал себя вассалом Цзиньской империи и даже ездил на поклон к императорскому двору⁵⁰. Но со временем эти вассальные отношения, имевшие чисто номинальный характер, ослабели, и мы читаем о постоянных набегах и наездах монгольских отрядов на оседлые районы китайского пограничья. У Рашид ад-Дина⁵¹ сохранился рассказ об убийстве в ставке Хабул-хана цзиньских послов. Между 1135‒1139 гг. цзиньским армиям неоднократно пришлось ходить походом в степь. Китайский генерал Хушаху принужден был даже отступить перед мэнгу, или монголами, после неудачной операции, а в 1147 г. цзиньскому двору пришлось предложить мир монголам и откупиться данью в виде крупного рогатого скота, баранов и земледельческих продуктов⁵².

Монголы-борджигины и союзные с ними роды, завоевав кочевья джалаиров на Керулене, столкнулись с многочисленными и сильными племенами татар, сидевшими между Буйр-Нуром и Далай-Нуром в нынешней Барге. Между обеими группами монгольских племен происходили постоянные стычки, продолжавшиеся и при ближайших преемниках Хабул-хана, и в первые годы царствования Чингисхана. Согласно Рашид ад-Дину, один из семерых сыновей Хабул-хана ― Окин-бархак однажды был схвачен татарами, которые отправили его к цзиньскому двору, где он был казнен⁵³.

В эту эпоху к монголам близко стояли тайджиуты, родственный род, восходивший к Сенгун-бильге, который, будучи сыном Чарахай-линку, приходился внуком легендарному Хайду⁵⁴. После смерти Хабул-хана на ханский престол взошел Амбахай (~ Анбагай), сын Сенгун-бильге. Чжурчжэни-цзиньцы, обеспокоенные усилением процесса объединения монгольских родов, сумели поднять своих вассалов татар против монголов, кочевавших в Хэнтэе и по Онону. Как повествует «Сокровенное сказание», когда хан Амбахай, выдавший свою дочь за одного татарского князя, проводил ее до татарских кочевий, он был вероломно схвачен татарами и выдан чжурчжэням⁵⁵. Перед пленением Амбахай указал на царевичей Гадана и Хутулу, сыновей Хабул-хана, как на своих возможных преемников. На курултае, который был собран на берегу Онона, представители монголов и тайджиутов избрали ханом Хутулу⁵⁶. Это было время постоянных набегов на татарские кочевья и китайское пограничье, в которых Хутула-хан и брат его Гадан-тайджи прославились как степные богатыри. В 1161 г. чжурчжэням пришлось ходить походом в степь против монголов. «Сокровенное сказание» глухо говорит о неудачной битве монголов с татарами недалеко от оз. Буйр-Нур. Видимо, чжурчжэням, опасавшимся возвышения племенного союза монгольских родов, удалось с помощью татар остановить на время рост Монгольского ханства.

Во время этих походов против татар выдвинулся глава кости Кият ― Йесугей-багатур, третий сын Бартан-багатура, второго сына Хабул-хана. Согласно «Юаньши»⁵⁷, Йесугей-багатур стал во главе монгольских родов после Хабул-хана и Бартан-багатура. Монгольское «Сокровенное сказание», однако, не называет Йесугея преемником Хутула-хана, и, вероятно, утверждение «Юаньши» принадлежит уже к позднейшей редакции, стремившейся установить преемственность от монгольских ханов прошлого. Однако из этого еще не следует, что Йесугей-багатур не играл значительной роли в рядах степных владетелей. Так, он был андой, или названым братом, с могущественным кереитским ханом Тогрулом и даже помог ему вновь занять ханский престол. Этот Тогрул-хан имел неспокойную и полную событий молодость. Согласно «Сокровенному сказанию»⁵⁸, семи лет от роду он был захвачен меркитами, а тринадцати лет был снова взят в плен татарами. Утвердившись на кереитском престоле, Тогрул умертвил двух своих братьев, Тайтемура-тайцзы и Буха-Темура, а его третий брат Эрхе-хара бежал в ставку найманского хана Инанч-бильге⁵⁹. Против Тогрула выступил Гурхан, его дядя по линии отца. После неудачного столкновения в урочище Галун (Халавэнь по ЮШ⁶⁰) Тогрулу пришлось бежать в ставку Йесугея и просить его прислать помощь. Йесугей-багатур согласился помочь своему названому брату и, став во главе дружины, разбил Гурхана, а затем преследовал его до границ царства тангутов Си-Ся⁶¹. Улус Гурхана был передан во владение Тогрул-хану.

Вместе с Йесугей-багатуром кочевали его братья Некун-тайши и Дааритай-отчигин. В состав его вассалов входили и некоторые родственные роды тайджиутов. Первой женой Йесугея была мудрая Оелун-еке, которую он умыкнул, как это часто бывало в монгольской степи. Согласно «Сокровенному сказанию»⁶², это случилось во время соколиной охоты на берегах Онона, где он встретил некоего Йехе-чиледу из племени меркитов, который вез свою невесту из племени олхунут. Заметив красоту девушки, Йесугей-багатур поспешил вернуться в свое стойбище и вызвать братьев, с помощью которых он отбил Оелун и привез ее в свою ставку. Ко времени возвращения Йесугей-багатура из очередного похода против татар у Оелун родился сын⁶³. Согласно преданию, новорожденный появился на свет, держа в правой руке сгусток запекшейся крови ― знамение его будущей судьбы. Он был назван Темучином по имени татарского плененного князя, привезенного Йесугеем в самый день рождения великого завоевателя. Таков был обычай среди тюрко-монголов ― нарекать имена по наиболее бросающемуся в глаза явлению или событию, имевшему место при рождении ребенка.

Темучин, будущий Чингисхан, родился, согласно мусульманским источникам, в 1155 г. (год дерева-кабана, 549/50 г. хиджры по Рашид ад-Дину), китайские же источники («Юаньши») указывают на 1162 г. Профессор Пеллио склонен приписать рождение Великого хана к 1167 г. на основании китайских письменных источников, относящихся к 1340 г.⁶⁴ Кроме Темучина у Йесугей-багатура и Оелун-еке было еще три сына ― Хасар, Хачиун и Темуге и дочь Темулун. Когда Темучину исполнилось девять лет, Йесугей-багатур отправился с сыном сватать ему невесту в племени олхунутов, принадлежавших к хонгиратам и кочевавших по Халхин-Голу, откуда была родом мать Темучина. По пути им повстречался некий Дай-сецен из племени хонгират, которое кочевало между татарами у Буйр-Нура и племенем тюрков-онгютов, кочевавшим в Южной Монголии. Узнав о цели их поездки, Дай-сецен пригласил заехать к нему в стойбище посмотреть дочь его Бортэ. Красота десятилетней Бортэ решила дело, и Темучин в качестве будущего зятя Дай-сецена был оставлен у него. Возвращаясь в родное кочевье, Йесугей-багатур попал к татарам на пир, где был отравлен (в 1164 г. согласно Рашид ад-Дину⁶⁵). Перед смертью, призвав своего доверенного Мунлика, он поручил ему охрану своей семьи, а также вернуть в кочевье малолетнего Темучина.

С потерей отца для семьи Темучина настало тяжелое время, полное всевозможных испытаний, лишений и унижений. Оелун-еке с детьми продолжала кочевать в верховьях Онона и Керулена. Постоянные стычки с тайджиутами, раскол с которыми, видимо, начался еще при жизни Йесугея-багатура, закончились тем, что тайджиуты захватили власть над людьми, считавшимися вассалами Йесугея и его рода, и откочевали прочь, несмотря на решительную попытку Оелун-еке удержать их силою. В произошедшей схватке был смертельно ранен один из нукеров-дружинников Йесугея ― Чарга-ебуген⁶⁶. Измена тайджиутов нанесла тяжелый удар благосостоянию семьи Темучина, но, несмотря на наступившую нужду, энергичная Оелун-еке продолжала воспитывать четверых своих сыновей и дочь в традициях степной аристократии. Именно за эти трудные годы выработался настойчивый и твердый характер будущего завоевателя, выковалась присущая ему могучая воля и знание людей. Темучину и его братьям пришлось заниматься охотой, питаться полевыми грызунами (бедные монголы и кочевники северного тибетского нагорья и по сей день питаются мясом сурков), диким луком, чесноком и кореньями степных растений. В это тяжелое для Темучина время его главными помощниками были его брат Джучи-Хасар и нукер Богурчи из рода Арулаг.

С возмужанием Темучина тайджиуты, опасаясь нового возвышения рода Монгол-Борджигин, под предводительством Таргутай-кирилтука совершили набег на стойбище Оелун-еке. Темучину удалось скрыться в лесу, но затем он был взят в плен при попытке прорваться через окруживших его тайджиутов. Однако в плену он пробыл недолго. Весною, 16-го числа 4-й луны, когда тайджиуты устроили большое пиршество на берегу Онона, Темучин сумел убежать и, достигнув реки, погрузиться в воду. Во время погони он был замечен неким Соргон-шира, который не выдал его. Ночью этот Соргон-шира снял колодку с пробравшегося к нему в юрту Темучина и спрятал его в телеге, груженной шерстью. Когда на следующий день тайджиуты снова продолжили поиски беглеца, Соргон-шире удалось отвлечь их внимание от телеги, в которой лежал Темучин. После возвращения Темучина в стойбище матери вся семья перекочевала к горам Бурхан-Халдун (т. е. Хэнтэй, откуда берут начало рр. Онон, Керулен и Тола⁶⁷), где, согласно древнему преданию, когда-то кочевали монголы-борджигины. Вскоре Темучин привез сюда свою невесту Бортэ, приданое которой включало драгоценную шубу из черных соболей, сыгравшую определенную роль в его последующем возвышении.

Судьба благоприятствовала Темучину, и скоро ему была дана возможность выйти на широкую дорогу и проявить себя степным вождем, предводителем рода. Началось с того, что Темучин решил восстановить старую дружбу с кереитским ханом Тогрулом, известным под титулом Ван-хана, или Онг-хана. (Этот титул дал повод отождествить кереитского хана-несторианина с легендарной личностью пресвитера Иоанна, царя-священника, правящего где-то в глубине Средней Азии над христианским народом. Легенда о пресвитере Иоанне широко распространилась по средневековой Европе. Много было написано о ее происхождении. Генезис легенды сложен, и ее, несомненно, следует отнести к разряду мессианских легенд, столь популярных в Азии. Многое в легенде сближает ее со сказанием о царе северной страны Шамбхалы, таинственной области, помещаемой ламаитами то в Монгольской Гоби, то на крайнем севере Сибири. Многие детали легенды напоминают цикл легенд о Граале и даже христианские легенды о царе Гаспаре.)

Около 1185 г., рассчитывая на покровительство кереитского хана, Темучин повез в его ставку, помещавшуюся на берегу Толы, соболью шубу своей жены. Подарок драгоценной шубы возымел действие, и Тогрул-хан обещал поддержку в деле восстановления достояния Йесугей-багатура, который в свое время приходился ему названым братом (анда). По возвращении в стойбище Темучина ожидало приятное событие. К нему явился старик-кузнец Джарчиудай и отдал ему в услужение своего сына Джелме, которого посвятил Темучину еще при его рождении. Постепенно вокруг Темучина стали собираться молодые удальцы, нукеры, которые почувствовали в нем вождя-предводителя в степных набегах. Очень скоро самому Тогрул-хану пришлось прибегнуть к помощи Темучина.

Около 1186 г. (год огня-дракона) в Кереитском ханстве вновь начались смуты. Против хана Тогрула восстал его младший брат Эрхе-хара (Елико хала по ЮШ), который с утверждением Тогрула на престоле (ок. 1167 г.) бежал к найманам и которого поддерживал найманский хан Инанч-бильге. Найманский хан выступил против Тогрул-хана и передал Кереитское ханство Эрхе-харе. Тогрул-хан вынужден был бежать на запад, к уйгурам и каракитаям, а младший брат хана, Джа-гамбо, бежал в Китай, к чжурчжэням. От каракитаев Тогрул-хан пробрался в ставку Темучина, с помощью которого в том же 1186 году или в начале следующего ему вновь удалось захватить кереитский престол, после чего между ними был заключен союз, и Темучин стал называть Тогрул-хана кереитского отцом, как бы подчеркивая вассальные отношения. С этого времени начинается ряд степных походов в союзе с кереитским ханом, которые существенно подняли значение Темучина в степи.

Первый поход был вызван похищением жены Темучина ― Бортэ меркитами⁶⁸, напавшими на стойбище Оелун-еке (1187 г., год огня-змия)⁶⁹. В организованном Темучином походе против похитителей Бортэ приняли участие кереитский хан и названый брат Темучина Джамуха-сецен из рода Джадарат, родственного Борджигинам. План похода принадлежал Джамухе. Соединенные силы Темучина, Тогрул-хана, Джа-гамбо (брат Тогрул-хана) и Джамухи сосредоточились на берегу Онона, в урочище Ботоган-Богорджин. Отсюда отряды союзников двинулись по направлению к р. Хилка и, переправившись через реку на плотах, напали на ставку меркитов⁷⁰. Меркитским ханам Тохтоа и Даир-усуню удалось бежать, но силы меркитов были рассеяны. Поход этот значительно укрепил положение Темучина, который впервые выступал в крупной коалиции степных племен наряду с видными степными владетелями, поддержку которых он оценил в следующих словах: «Ван-хан-отец и ты, Джамуха-анда! Благодаря помощи вашей Небо даровало мне силу отомстить за обиду!»

После разгрома меркитов Ван-хан вернулся в свою ставку на берегу Толы, а Темучин и Джамуха-сецен продолжали одно время кочевать вместе. Вскоре у Темучина стало слагаться убеждение о своем призвании возродить былую славу рода Монгол. В этом его поддерживали многие представители степного рыцарства, как, например, Мухали из рода Джалаир, а также супруга Темучина ― Бортэ. Одновременно стала намечаться неизбежность разрыва между Темучином и Джамухой⁷¹. В конце концов он откочевал от Джамухи, и его примеру последовали многие степные багатуры, которые стали выдвигать Темучина во главу союза племен. Так постепенно стал образовываться новый племенной союз, о котором Корчи из рода Баарин говорил: «Небо присудило господином царства быть Темучину». Как повествует «Сокровенное сказание», посоветовавшись между собою, представители степной аристократии во главе с Алтаном, Хучаром и Саца-беки обратились к Темучину со словами «сделаем тебя ханом»⁷².

При избрании в ханы (между 1186‒1188 гг.) Темучин получил титул Чингисхана. Происхождение слова Чингис еще не установлено наукой⁷³. П. Пеллио считает, что оно представляет собой палатализированную форму тюркского слова тенгиз ― «море» (монг. далай), употреблявшегося в тюрко-монгольской официальной номенклатуре в значении «мощный, великий, всемирный». Так, в хранящемся в Ватикане письме Великого хана Гуюка (1206‒1248) папе Иннокентию IV монгольский хан величается как «далай-хан», или «океан-хан», в значении «мощный, великий хан»⁷⁴. Академик Владимирцов⁷⁵ говорит, что титул этот Темучин получил по имени своего светлого духа, которому поклонялись монголы.

В «Сокровенном сказании» приводится текст присяги, данной Чингисхану его сподвижниками и вассалами: «Когда ты будешь ханом, то в многочисленных войнах мы будем передовыми, и если полоним прекрасных девиц и жен, да добрых коней, то будем отдавать их тебе. В облавах на зверей мы будем выступать прежде других и пойманных (нами) зверей будем отдавать тебе. Если мы, в ратных боях, преступим твои приказы или в мирное время повредим делам твоим, то ты отними у нас жен и имущество и покинь нас в безлюдных пустынях»⁷⁶. Присяга эта перечисляет главные воинские обязанности по отношению к хану: поведение в походе и на звериных облавах. Указывается также, что в мирное время хан имел право отнимать имущество и изгонять непокорных из пределов кочевий улуса⁷⁷.

Избранный ханом, Чингис принимается энергично за устройство нового ханства, обращая особое внимание на военную организацию улуса. Создается ханская гвардия (кешиг), отборная часть войска, ставшая основой регулярной монгольской армии и давшая многочисленных выдающихся военачальников. Младшему брату Чингиса — Богурчи, вместе с Угелаем, Хачиуном, Джедеем и Дохолху, было поручено заведовать лучниками (хорчи). Хубилаю, Чилгутею и Хасару ― начальствовать над мечниками (илдмэн). Регулируется вопрос пастбищ, имевший громадное значение в кочевом скотоводческом хозяйстве, а также вопрос конского ремонта для армии, которая состояла исключительно из конницы. Так, выездка коней поручается Белгутею, а заведование табунами ― Хуту и Моричи. Дегай был назначен заведовать отарами овец, а Вангур, Суйкету-черби и Хадан-далдур-хан ― отвечать за припасы. Гучугуру было повелено заботиться об изготовлении кибиток-юрт. Организуется служба связи с гонцами (элчи), которых хан рассылал, «как стрелы». Во главе этой службы были поставлены Архай-Хасар, Тахай, Сукегей и Джаур-хан. Прекрасная организация связи и осведомления в Монгольской империи много способствовала победам монгольского оружия.

В устройстве улуса, проведенном Чингисханом после своего избрания, мы видим строгую централизацию. Во главе важнейших отраслей народного хозяйства ставятся доверенные ханские люди. Вся организация улуса направлена к усилению военной мощи, и в этом направлении сосредоточиваются все народные силы.

Сделавшись ханом-вождем, Чингисхан переживал трудное и ответственное время. На первых же шагах ему пришлось иметь дело с двумя мощными кочевыми владетелями ― с Ван-ханом кереитским и Джамухой, при поддержке которых началось возвышение Темучина. С первым из них у него сохранились хорошие, как бы вассальные отношения, со вторым отношения скоро стали портиться и даже дошли до вооруженного столкновения после того как младший брат Джамухи, Тайчар, кочевавший в урочище Улегей-булак, угнал табун, принадлежавший Джочи-дармале, даннику Чингисхана. Ночью Джочи-дармале удалось настичь табун и убить Тайчара. Джамуха, узнав о смерти младшего брата, решил двинуть в поход против Чингиса своих лучников, а также воинов тринадцати других союзных родов. В урочище Далан-балджут произошла стычка с дружинниками Чингиса, причем последнему пришлось отойти к р. Онон.

Столкновение с Джамухой не помешало, однако, Чингису участвовать в походах кереитского хана Тогрула (Ван-хан). Мы не знаем, принял ли Чингис участие в походе 1198 г. (год земли-лошади) против меркитов, но в большом походе кереитов в союзе с чжурчжэнями против татарских племен, состоявшемся в том же году, Чингисхан выступил на стороне Тогрул-хана. Чжурчжэни двинули свои войска, возглавляемые министром Ваньянь чэнсяном (Ongging čing siang < кит. чэнсян)⁷⁸, против татарского хана Мегуджин-сеулту (Мевучжэнь халиду по ЮШ⁷⁹), порвавшего вассальные отношения с цзиньским двором. Чингисхан со своим войском выступил с Онона. Соединенные силы кереитов и монголов двинулись вниз по р. Улдза-Гол. Татары потерпели жестокое поражение, причем хан Мегуджин-сеулту погиб в бою. Цзиньский двор не замедлил отблагодарить своих союзников. Кереитскому хану был пожалован титул вана (онг-хан), а Чингис был сделан джаухури, т. е. пограничным военачальником⁸⁰.

Перед походом против татар Чингис послал извещение князьям рода Джуркин, но те уклонились от участия в походе. Покончив с татарами, Чингис на обратном пути двинулся против джуркинов и пошел на их кочевья в урочище Ходо-Арал на Керулене. Предводители джуркинов Саца-беки и Тайчу бежали, но Чингисхан бросился за ними в погоню и, схватив их у устья Телету, предал обоих мечу.

В следующем, 1199-м году (595 г. хиджры⁸¹) Чингисхан в союзе с Ван-ханом выступил против Найманского ханства. После смерти найманского хана Инанч-бильга вспыхнуло междоусобие между его сыновьями ― Тайбухой, известным в истории как Таян (монг. транскрипция кит. титула тайван или тайян) и Буюруком (Гучугудун Буюрук-хан по СС⁸²). Тайбуха, или Таян-хан, кочевал, вероятно, в области озер в нынешнем Ховдоском округе Монголии, а брат его Буюрук ― в предгорьях Алтая. Военные действия развернулись на громадном пространстве Западной Монголии, от Хангая до Алтая. Союзники двинулись против найманского Буюрук-хана и настигли его в ставке на берегу р. Согок-усу (Soγoq-usun), у подножья Улуг-тага (одна из цепей Монгольского Алтая). П. Пеллио, цитируя П.С. Попова⁸³, говорит, что Согок-усу является верховьем р. Ховд⁸⁴. Но если считать, что Согок-усу «Сокровенного сказания» является современным Сого-Голом (верховье р. Ховд), то непонятно, почему монголы перешли Алтай в верховьях р. Урунгу. Вернее всего, Согок-усу монгольского сказания есть Буянт-Гол, на берегах которого и произошло сражение, в котором Буюрук потерпел поражение и был вынужден отойти за Алтай. Чингисхан и Ван-хан перешли Алтай за найманами (вероятно, через Улан-Дабан) и, продолжая преследовать противника вниз по р. Урунгу, достигли оз. Кызылбаши (оз. Улунгур, в которое впадает Урунгу; на восточном берегу озера имеется урочище, носящее еще название Кызылбаши), где, по словам «Сокровенного сказания»⁸⁵, Буюрук-хан погиб, хотя у Рашид ад-Дина⁸⁶, а также в «Юаньши» говорится, что он бежал в кочевья кыргызов на верхнем Енисее. На обратном пути через найманские кочевья Чингисхан и Ван-хан были, в свою очередь, атакованы найманским военачальником Коксэгу-Сабраком у развилины р. Байдраг-Гол⁸⁷. Союзники изготовились принять бой, но из-за позднего часа решили переждать утра. Ночью Ван-хан велел разложить костры в своем лагере⁸⁸, чтобы обмануть Чингисхана, и ушел со своим войском. Утром Чингисхан, обнаружив поступок Ван-хана, двинулся вдоль развилины Идэр-Алтай и стал лагерем в урочище Саари-кэгэр (Sa’arike’er)⁸⁹. Коксэгу-Сабрак, видимо, не пошел за Чингисом, но пустился в погоню за кереитами, которых он настиг у прохода Телегету и захватил богатую добычу людьми и скотом из отряда Нилха Сенгума, сына Ван-хана⁹⁰. Кереитскому хану снова пришлось обратиться за помощью к Чингисхану, который и на этот раз не отказал и, верный клятве о дружбе, послал кереитам своих четырех «непоколебимых» витязей ― Богорчу, Мухали, Борохула и Чилаун-багатура⁹¹. Подоспевшие монголы спасли от плена Сенгума, принявшего бой с найманами в трудных условиях, и освободили жен, детей и народ его⁹². И теперь уже Ван-хан благодарил Темучина: «Прежде славный отец (Sayinečige) его подобно этому спас и вернул мне утерянный народ. Ныне сын его спас и вернул мне утерянный народ, прислав своих четырех витязей. Отблагодарю за благодеяние! Пусть знает покровительство Неба!»⁹³Преследовать отступавших найманов был послан с отрядом Хасар, брат Чингисхана.

После победы над найманами Чингисхан в союзе с Ван-ханом ходили походом против племен тайджиутов и меркитов, которых они разбили в верховьях Онона, причем в битве погиб и личный противник Чингисхана ― Таргутай-кирилтук (согласно Рашид ад-Дину, поход этот состоялся весною 1200 года ― года обезьяны⁹⁴).

Рост могущества кереитов и их союзника Чингисхана не мог не вызвать беспокойства среди остальных племен монгольской степи. Снова образовалась коалиция из племен хатакинов, сальджиутов, тайджиутов, хонгиратов и татар. На съезде представителей этих племен было решено напасть на кереитов и их союзников, монголов Чингисхана, но последний был извещен о планах коалиции своим тестем, хонгиратом Дай-сеценом. Чингисхану и Ван-хану удалось разбить силы коалиции на берегах Буйр-Нура в Восточной Монголии⁹⁵. Вскоре после этого в Кереитском ханстве снова вспыхнула смута. На этот раз против Ван-хана выступил его брат Джа-гамбо. Восстание не увенчалось успехом, и Джа-гамбо бежал к найманам.

К 1201 г. относится новая попытка объединения монгольских племен против Чингиса и кереитов. Вокруг Джамухи образовался новый племенной союз, в который вошли племена джаджиратов, хатакинов, меркитов с Тохтоа-беки, сальджиутов, тайджиутов, хонгиратов, найманов под предводительством Буюрука, дорбен-татар, икирасов и ойратов. На курултае, собранном на берегу р. Кан (Ган), притока Аргуни, Джамуха-сецен был избран гурханом, или «всемирным» (всенародным) ханом⁹⁶. Получив сведения об избрании Джамухи гурханом, Ван-хан и Чингисхан выступили в поход против новой коалиции. Военные действия приняли неблагоприятный для Джамухи оборот и, потерпев поражение в битве при урочище Хуйтун (Edi-qorqan у Рашид ад-Дина), он был вынужден отойти вниз по Аргуни. Воспользовавшись отступлением Джамухи, Чингисхан напал на своих старых врагов ― тайджиутов, в бою с которыми был ранен, но победа осталась за ним. Во время военных действий на сторону Чингисхана перешел молодой воин по имени Джиргуадай из рода Есут (Исут), который впоследствии прославился как один из наиболее талантливых монгольских полководцев по прозвищу Джебе («стрела»).

После успешного набега на тайджиутов Чингисхан продолжал «собирание» монгольских родов и племен. Весною «года собаки» (noqai jil, 1202 г.) он снова выступает в поход против племен цаган-татар, алчи-татар, дутауд и алугай-татар и снова наносит им жестокое поражение в бою в урочище Далан-Нэмургес («Семьдесят плащей»), причем захватывает их стойбища⁹⁷. Перед этим походом Чингисхан отдал следующий, весьма характерный для него приказ по войску, в котором уже выявился его крупный военный талант и понимание сущности организованного боя: «Если одержим победу над врагами, то не останавливаться ради добычи. По окончании боя эта добыча будет наша и разделим ее поровну. Если кто из ратников отступит, то снова должен вернуться в свой боевой порядок. Кто не вернется в свой боевой порядок, того предать казни»⁹⁸. Из этого приказа мы видим, что войско Чингисхана не было скопищем степных удальцов, а имело прочную военную организацию. Интересы операции ставились на первое место, а дележ добычи производился по ее окончании на началах справедливости. От войск требовалась стойкость и упорство в наступлении, а самовольный выход из боя карался смертью. Преследуя татар, Чингисхан дошел до урочища Улхуй-шилугелджит⁹⁹. После этой победы вассалами Чингиса признали себя солоны, кочевавшие по восточную сторону Большого Хингана.

После похода на татар Чингис был вынужден снова выступить против меркитов, хан которых Тохтоа, вернувшись после своего бегства к баргутам, напал на его кочевья. Чингисхан нанес поражение меркитам, но Тохтоа продолжал оказывать сопротивление и даже сумел создать коалицию, в которую вошли найманы под предводительством Буюрука, дорбен-татары, хатакины и сальджиуты. В союзе с кереитами Чингис разбил силы коалиции.

В течение некоторого времени Чингис продолжал еще считать себя вассалом кереитского хана Тогрула-Ван-хана. В первые годы возвышения и образования нового улуса было выгодно состоять в вассальных отношениях к могущественному хану кереитов. После похода на найманов Ван-хан намеревался еще крепче закрепить союз с Чингисханом, но этому воспротивился Сенгум, которому удалось подорвать доверие своего отца к Чингису. И когда Чингисхан просил Ван-хана отдать в жены его старшему сыну Джучи свою дочь Чаур-беги, тот отказал, и разрыв стал неизбежен. По совету Сенгума Ван-хан поспешил договориться с Джамухой о совместных действиях против Чингисхана. Одновременно на сторону кереитского хана передался один из сподвижников Чингиса ― Алтан, сын Хутула-хана и потомок древних монгольских ханов, а также двоюродный брат Чингиса Хучар. Союзники условились схватить Чингиса (весна 1203 г.), но, уведомленный о готовившемся покушении, он снялся лагерем и спешно отошел к горе Моу-ундур (предгорья Хингана). На следующий день, когда он продолжал отход к урочищу Харахалчжин-элет, кереиты и их союзники настигли его и вынудили принять бой. В этой схватке у урочища Харахалчжин-элет¹⁰⁰ в районе Халхин-Гола войскам Чингисхана удалось отбить соединенные силы кереитов и Джамухи. «Сокровенное сказание»¹⁰¹ красочно рисует столкновение и бешеные конные атаки монголов, водимых Хуилдар-сеченом из рода Мангут, тяжело раненным в бою, и Джурчедеем из племени Уруут, порешившим стрелою Сенгума. В этом бою был ранен и царевич Угедэй. Сознавая малочисленность своих сил, изрядно пострадавших в схватке, Чингисхан решил отступить, чтобы пополнить поредевшие ряды бойцов, и отошел со своими войсками к низовьям Халхин-Гола, где кочевали монголы-хонгираты, сородичи жены его Бортэ. Отсюда Чингисхан послал Ван-хану кереитскому свою знаменитую жалобу-усовещания, где перечисляет свои заслуги перед кереитским ханом и выражает готовность снова стать верным сподвижником-вассалом кереитского хана, которого он еще продолжал титуловать «ханом-отцом» (xan-ečige)¹⁰². Чингисхан также обратился к своему бывшему сподвижнику Алтану, сыну Хутула-хана, напомнив ему, что тот в прошлом выдвинул его кандидатуру на ханский престол. Чингисхану, видимо, пришлось продолжать отступление на север к оз. Балджуна-Нур (недалеко от р. Аргунь), где он и провел лето 1203 г.¹⁰³ Участники этого похода стали известны под названием «балджунцев», и впоследствии им были дарованы разные привилегии. Среди них упоминаются и три мусульманина ― Джа’фар Ходжа, Хасан и Данишменд-хаджиб. Тем временем коалиция племен и родов, возглавляемая Ван-ханом кереитским, распалась. Некоторые из главных союзников кереитского хана ― Дааритай, Хучар, Алтан и даже Джамуха вступили в заговор с целью убить его, но им не удалось привести свой план в исполнение. Извещенный о готовящемся покушении, Ван-хан напал на заговорщиков, которым пришлось спасаться бегством. Джамуха, Хучар и Алтан бежали на запад к найманам, а Дааритай передался снова на сторону Чингиса.

Осенью 1203 г. Чингисхан вновь двинулся против кереитов. Ему удалось окружить их стан в ущелье Джер-хабчигай в горах Чеджэр-ундур, между верховьями Толы и Керулена. Три дня и три ночи шла жестокая сеча, закончившаяся полным поражением кереитов¹⁰⁴, которые принуждены были покориться и признать сюзеренитет Чингисхана. Ван-хан бежал под покровом ночи в неизвестном направлении, а затем был убит в найманских кочевьях, в урочище Некун-усун, начальником найманского караула¹⁰⁵. Его сын Сенгум сперва бежал через пустыню в Тангутское царство, а затем в Цайдам и к уйгурам в Кучу, где и погиб при неизвестных обстоятельствах от руки местного владетеля Килинч-кара¹⁰⁶. Победив Кереитское ханство, Чингисхан раздал кереитские роды своим сподвижникам¹⁰⁷, а царевич Тулуй получил в жены Соргахтани-беги, племянницу Ван-хана, одну из дочерей Джа-гамбо.

После победы над кереитами Чингисхан сделался хозяином положения в Северной и Центральной Монголии. Недобитыми оставались найманы в Западной Монголии, в кочевья которых бежали одни из наиболее видных участников коалиции 1202‒1203 гг. Найманский хан Таян, или Тайбуха, обеспокоенный быстрым возвышением Чингисхана, весною 1204 г. предложил онгютскому хану Алакуш-тегину, сидевшему в бассейне Желтой реки (в совр. Суйюни), военный союз против монголов. Но последний не согласился и даже известил Чингиса о предстоящем выступлении найманов¹⁰⁸. Готовясь к походу, Чингисхан обратил особое внимание на организацию монгольского войска. Согласно древней военной системе кочевых среднеазиатских государств монгольское войско делилось на тумены (tümen, рус. тьма ― конный корпус в 10 тысяч всадников), тысячи (mingγan ― полки), сотни (jaγun) и десятки (arban). Тьмы, или корпуса, соединялись в конные армии до 100 тысяч всадников, называемые туг (tuγ ― «знамя»). Во главе корпусов, полков и сотен стояли темники, тысячники и сотники. Была учреждена и новая должность ― черби (армейский интендант), что указывает на упорядочение службы тыла. Вообще Чингисхан много сделал для сохранения сил бойцов и обеспечения операции всем необходимым. Была введена железная дисциплина и хорошо разработана охрана ханской ставки ― центра кочевой державы. «Сокровенное сказание» образно говорит об организации ханской гвардии (кешиг): «Прежде у меня было только восемьдесят человек ночной стражи и семьдесят охранной стражи саньбань (кешиг). Ныне, когда Небо повелело мне править всеми народами, для моей охранной стражи ― саньбань и других, пусть наберут десять тысяч человек из тем, тысяч и сотен. Этих людей, которые будут находиться при моей особе, должны набирать из детей чиновных и свободного состояния лиц, и избирать ловких, статных и крепких. Сын тысячника приведет с собою одного брата да десять человек товарищей; сыновья десятников и людей свободных возьмут по одному брату да и по три товарища. Кони для десятерых товарищей сына тысячника будут собраны в его тысяче и сотнях, вместе с конским снаряжением; при сем должно снабжать их по вновь утвержденному уставу, кроме имущества, отделенного отцом, равно имущества и людей, самими приобретенными. Для пяти товарищей сына сотника и трех товарищей сына десятника и сына свободных людей кони снаряжены будут все по прежнему уставу. Кто из тысячников, сотников, десятников и людей свободных воспротивится, тот, как виновный, подвергнется наказанию. Если избранный уклонится и не явится на ночную стражу, то на место его избрать другого, а его сослать в отдаленное место. Кто пожелает вступить в гвардию, тому никто не должен препятствовать»¹⁰⁹. Из этой выдержки из «Сокровенного сказания» мы видим, что набор в ханскую гвардию происходил по принуждению и являлся повинностью, но что наряду с этим существовала система добровольного укомплектования.

Весною 1204 г. (год дерева-мыши) в урочище Темеген-кэгэр¹¹⁰, согласно «Юаньши», был созван курултай для обсуждения предстоящего похода против найманов. Большинство из присутствовавших на курултае военачальников высказалось за отсрочку похода ввиду плохого состояния конского состава весною. Однако Белгутей и Отчигин-нойон, дядя Чингиса, настаивали на немедленном выступлении против найманов. Чингисхан поддержал это мнение, и поход был объявлен (1-я луна лета 1204 г.). Перед походом Чингисхан принес жертву («окропил») своему знамени (туг). Найманы также подготовились к предстоящей схватке ― был заключен военный союз с меркитским ханом Тохтоа и Кутук-беки, ханом ойратов. На стороне найманов готовились также принять участие Джамуха и ряд монгольских поколений и племен: дорбены, хатакины, татары, сальджиуты и одно из кереитских поколений ― словом, остатки прежних коалиций, боровшихся против возвышения Чингисхана. Поход против найманов, который должен рассматриваться как продолжение этой борьбы, явился завершением процесса «собирания» Чингисханом кочевых племен монгольской степи.

Выступив в поход, монголы двинулись вверх по Керулену, имея в авангарде Джебе и Хубилая. Найманы выдвинулись к Хангаю и, переправившись через Орхон, подошли к восточному склону горы Наху. Достигнув урочища Саари-кэгэр, монгольские передовые отряды вступили в соприкосновение с разъездами противника¹¹¹. Монголам удалось окружить гору с находившимися на ней найманами. Ночью найманы решили бежать, но потерпели поражение, и множество их погибло при этой попытке к бегству¹¹². «Сокровенное сказание», повествуя о бое, дает яркое описание монгольских витязей, ближайших сподвижников Чингисхана: «В то время Джамуха был тоже у найманов. Таян спросил его: "Кто эти, преследующие наших, как волки, когда они гонятся за стадом овец, до самой овчарни?" Джамуха отвечал: "Это четыре пса моего Темучина, вскормленные человеческим мясом; он привязал их на железную цепь; у этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки и железные сердца. Вместо конской плети у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру: в боях пожирают человеческое мясо. Теперь они спущены с цепи; у них течет слюна; они радуются. Эти четыре пса: Джебе, Хубилай, Джельме, Субеедей...» Потом Таян снова спросил Джамуху: "Кто это позади, как голодный коршун, порывающийся вперед?" Джамуха отвечал: "Это мой Темучин-анда, одетый с ног до головы в железную броню; он прилетел сюда, словно голодный коршун. Видишь ли его"»¹¹³.

На следующий день после битвы сам Таян-хан был захвачен в плен монголами. Сын его Кучлук и брат Буюрук бежали с Тохтоа, ханом меркитов, на запад, к Алтаю. Джамуха со своими джаджиратами не принял участия в схватке и ушел еще накануне боя. Блуждая среди кочевых племен, он был выдан Чингисхану пятью своими спутниками. Согласно «Сокровенному сказанию», Чингисхан милостиво принял своего прежнего анду и даже предложил ему служить под своим началом, но Джамуха предпочел смерть, и Чингисхан позволил ему умереть, не проливая крови, а пятерых его спутников велел предать казни, со словами: «Возможно ли оставить людей, схвативших своего собственного господина. Предать их, с детьми и внуками, смерти»¹¹⁴.

После разгрома найманов в 1204 г. на сторону Чингиса перешел один из меркитских вождей ― Даир-усунь, дочь которого, красавицу Кулан, он взял себе в жены. В руки монголов перешли и найманская ханша Гурбесу, и хранитель печати найманского хана уйгур Тататонга, впоследствии сыгравший важную роль в деле управления империей¹¹⁵.

Весь 1205 год был занят преследованием разбитых отрядов найманов и меркитов. Весною 1205 г. монголы перешли Монгольский Алтай и настигли Кучлука и Тохтоа на Бухтарме¹¹⁶, притоке верхнего Иртыша. Как говорится в «Сокровенном сказании»¹¹⁷, Тохтоа погиб в этом бою, а его сыновья были убиты в 1206 г. по приказу Субеедея на р. Чу (С̆ui muren). Часть меркитов бежала в кочевья кипчаков и, согласно Рашид ад-Дину и «Шэнву циньчжэнлу», была окончательно рассеяна лишь в 1217 г. в Тургайской степи¹¹⁸, причем Кучлук бежал к каракитаям. В погоню за ушедшими в Кипчакские степи меркитами был послан Субеедей¹¹⁹.

После похода против найманов вся Монголия от Аргуни до Алтая вошла в состав державы Чингисхана, который стал властителем обширной кочевой империи. И он, и его ближайшие соратники сознавали, что наступило время для окончательного оформления великой империи. Весною 1206 г. на берегу Онона собрался Великий курултай, на котором Чингис был избран ханом-императором великого монгольского народа, или Еке Монгол Улуса (уekemongγolulus), и водрузил девятилопастное белое знамя (с̌аγап tuγ)¹²⁰. Академик В.В. Бартольд¹²¹ относит наречение Темучина Чингисханом к 1206 г., но «Сокровенное сказание» говорит, как уже было упомянуто выше, что Темучин получил титул Чингисхана вскоре после похода против меркитов¹²². «Юаньши»¹²³сообщает, что собравшиеся на курултае 1206 г. князья и нойоны провозгласили хана Чэнчжисы хуанди. Но из этого еще не следует, что речь идет о наречении Темучина Чингисом. Фраза из «Юаньши», вероятно, соответствует словам «Сокровенного сказания», что Чингис был избран императором (кит. хуанди, монг. хаган). Следует отметить, что «Юаньши» не упоминает о первом избрании, о котором говорится в «Сокровенном сказании».

На Великом курултае 1206 г. значительную роль сыграл шаман Кокчу Тебтенгри, сын Мунлика, который указал на благоволение Вечного Синего Неба над Чингисом. Сам Чингисхан постоянно указывал на свою миссию объединить монголов и считал себя посланником Вечного Синего Неба ― «Небо повелело мне править всеми народами».

Империя Чингисхана в 1206 г.

После Великого курултая 1206 г. Чингисхан принялся за оформление своей власти и администрации обширной империи. В лице Великого хана сосредотачивалась верховная власть, он же стоял во главе вооруженных сил державы. Ханская гвардия (кешиг) превратилась в военную школу, в которой выковывалась конно-ударная маневренная тактика монгольской конницы XIII в. Гвардией лично командовал сам хан-император, который, таким образом, не терял связи со строем. Широко была проведена военизация кочевого быта, без нарушения, однако, родового строя. Воинские части укомплектовывались из отдельных племен и родов, которые были обязаны выставлять определенное число всадников. Войска и роды, их комплектующие, были разделены на центр (кэль)под начальством бааринца Ная, на войска левого крыла (джунгар) под начальством Мухали и войска правого крыла (барунгар) под начальством Богурчи. В начале и конце каждого года должен был собираться совет военачальников, на котором хан имел возможность лично общаться со своими соратниками ― так выковывалось единство военной доктрины, отличавшее монгольскую армию в царствование Великого хана. Во время своих походов монголы редко превосходили численно своих противников. Сравнительно небольшие отряды монгольской конницы одерживали блестящие победы не числом сабель, но правильной стратегической мыслью своих вождей, прекрасной тактической подготовкой, маневренностью, железной дисциплиной частей и выносливостью людей и коней. Тактическими учениями для монгольских войск служили облавы на дикого зверя, и на устройство этих облав Чингисханом было обращено особое внимание. При назначении тысячников и сотников Чингисхан руководствовался не аристократическим происхождением кандидатов, а исключительно их способностями и умением управлять людьми. Так, он приказал пастуху овец Дегею быть тысячником над одним бродячим племенем¹²⁴. В другом случае во главе новообразованного племени был поставлен плотник Гучугур¹²⁵.

В деле гражданского управления Монгольской империи Чингисхану много помог уйгур Тататонга, бывший хранитель печати найманского Таян-хана. Ему было повелено научить сыновей Чингисхана писать по-монгольски с помощью уйгурского письма, распространенного среди кереитов и найманов. Чингисхан гениально оценил значение уйгурской образованности для просвещения монгольских племен. На этом поприще особенно потрудился его приемный сын Шиги-Кутуку, родом из племени татар, который был назначен главным судьей в государстве. Этот Шиги-Кутуку сделался выдающимся деятелем новой державы: ему было повелено записать в особые «синие книги» (köke debter) основные законы империи и судебные решения, а также произвести перепись ее населения по племенам и поколениям¹²⁶.

После Чингисхана остались его «Изречения» ― Билиг (bilig) и «Установления» ― Джасак (монг. jasaq, тюрк. jasaq ~ jasa ― «власть, строй»), которые не дошли до нас в подлинном списке, а лишь в отрывках в сочинениях мусульманских авторов, в особенности у Макризи. Согласно Рашид ад-Дину и Макризи, Джасак, или Яса, Чингисхана был утвержден Великим курултаем 1206 г. Он представлял собою не только как бы хартию кочевой империи, основанной на племенном и родовом праве. Дошедшие до нас фрагменты чингисова Джасака показывают, что в него входили и основные положения устава монгольских войск его времени. Согласно Джувейни, списки Джасака, или Ясы, хранились в казне каждого из потомков Чингисхана¹²⁷. Яса Чингисхана получила широкое распространение по культурному миру того времени. Она упоминается в Уложении Законов Монгольской (Юаньской) династии 1320 г. в Китае¹²⁸. Мамлюкский султан Бейбарс I пытался ввести Ясу в Египте¹²⁹. Краткое изложение содержания Ясы дается у Джувейни¹³⁰, а также у Абу-л-Фараджа¹³¹. В Ясе давались указания по международному, государственному и административному праву, крепостному уставу, тарханным привилегиям (иммунитет), воинскому уставу, уставу облавных охот, собиранию податей, уголовному, частному, торговому и судебному праву¹³².

В Ясе ярко выражено стремление к установлению вселенского мира, который мыслился как PaxMangolica над культурным миром того времени. Эта цель должна была быть достигнута путем переговоров с соседними народами, правители которых становились вассалами монгольского императора. Нежелавших признать верховную власть монгольского императора надлежало принудить к подчинению путем войны¹³³. Дело не всегда доводилось до открытых военных действий, порой достаточно было одной угрозы: «Если вы подчинитесь, обретете доброжелательство и покой. Если станете сопротивляться ― что мы знаем? Бог всевечный знает, что с вами будет»¹³⁴. Следует отметить неприкосновенность личности послов у монголов, а также что монгольская дипломатическая переписка следовала предписаниям Ясы. Послы имели право пользоваться уртонной службой на территории империи. Лица, входившие в состав посольств, видимо, пользовались правом беспошлинного провоза товаров ― право, предоставляемое посольствам и в эпоху Маньчжурской империи (1616‒1636).

Одновременно с внутренней организацией империи продолжалось собирание кочевых племен. Имеются сведения, что после разгрома кереитов, между 1205‒1207 гг., монголы ходили походом на Тангутское царство¹³⁵. В 1207 г. (год огня-зайца) Чингисхан двинул монгольские отряды против лесных племен севера, против ойратов и кыргызов, кочевавших по Енисею¹³⁶. В эту эпоху район Енисея представлял собою важный земледельческий район, откуда вывозился хлеб уйгурскими и согдийскими купцами (муку доставляли «из-за северных гор» на верблюдах¹³⁷). Для Монгольской империи этот округ имел важное экономическое значение, так как уменьшал зависимость империи от ввоза земледельческих продуктов из Китая. Около того же времени (1207 г.) монгольский военачальник Борохул-нойон был послан против лесного племени хоритумад¹³⁸, где и погиб.

На западе продолжались военные действия против меркитов. Выше мы упоминали, что в 1205 г. (год дерева-быка) против ушедших на Иртыш меркитов был брошен Субеедей¹³⁹, который разбил их отряды на берегу р. Чу, к югу от оз. Балхаш. В датировке похода против меркитов имеются некоторые неясности. Так, монгольское «Сокровенное сказание»¹⁴⁰относит поход против меркитов к году быка (hüker-jil), т. е. к 1205 г. (год дерева-быка). В «Юаньши»¹⁴¹ говорится, что поход против меркитов имел место зимою 1208 г. Рашид ад-Дин¹⁴² упоминает о походе Субеедея против меркитов в 1215/16 г. (612 г. хиджры) и добавляет, что поход состоялся в «год быка». Из этого можно заключить, что либо Рашид ад-Дин имел в виду поход 1205 г. (год дерева-быка), вероятно, упомянутый в доступной ему монгольской летописи, либо он имел в виду 1217 г. (год огня-быка), к которому относится стычка монгольского отряда с войсками хорезмшаха в Тургайской степи во время военных действий против меркитов. Военные действия против меркитов заняли несколько лет, предшествовавших большому походу на Запад, и, вероятно, этим объясняются неувязки в датах мусульманских и китайских источников.

В 1209 г. к Монгольской империи добровольно присоединился уйгурский идикут Баурчук, который до того времени признавал сюзеренитет гурхана каракитаев. Уйгурский хан посетил ставку Чингисхана и получил его дочь Алтан-беги в жены¹⁴³. Вхождение Уйгурского ханства в Монгольскую империю имело громадные последствия для внутреннего строительства империи, которая, таким образом, получила возможность создать необходимые административные кадры культурных чиновников из уйгуров. В 1211 г. примеру уйгурского хана последовали хан карлуков Арслан и Бузар, владетель (тегин) Алмалыка. В том же 1211 г. монгольский полководец Хубилай-нойон оккупировал северное Семиречье, и монгольские войска встали на границах культурных оседлых областей Туркестана. Признание сюзеренитета Чингисхана тюркскими владетелями Притяньшанья следует, по всей вероятности, поставить в связь с победой хорезмшаха Мухаммеда над каракитаями в 1210 г.

Создание обширной империи не обошлось без внутренних столкновений. Так, Чингисхану пришлось вскоре устранить влиятельного шамана Кокчу Тебтенгри, сына Мунлика, который пытался интригами против ханских родственников занять особое положение в кочевой империи¹⁴⁴.

Возвышение Чингисхана неизбежно привело к столкновению монголов с Китаем. Кочевники всегда привлекались богатством соседнего Китая, который во все века представлял собой источник богатой добычи. Со своей стороны, Китай не мог без тревоги смотреть на рост и возвышение Монгольской империи, пришедшей на смену кереитам, татарам и найманам. Вместо нескольких сильных группировок на границах Китая, которых всегда удавалось подымать друг против друга, в монгольской степи появился сильный противник, с которым приходилось считаться. Чингисхан также пошел по пути столкновения с Китаем, но перед походом, со свойственной ему осторожностью и предусмотрительностью, он решил обезопасить себя со стороны Тангутского царства Си-Ся¹⁴⁵в Южной Монголии, войска которого могли угрожать его правому флангу и тылу.

Тангутские походы

В царствование Чжао Юаньхао (1032‒1048 гг.), в период наибольшего могущества Тангутского царства, его границы были значительно расширены. В состав царства входили земли к востоку и западу от Желтой реки (совр. Нинся и Ордос), бассейн Эдзин-Гола и большая часть Ганьсу на запад от г. Ланьчжоу. Власть тангутского царя распространялась также на Кукунор и Амдо. На востоке и юго-востоке его владения граничили с империей Цзинь. На западе царство тангутов имело общую границу с владениями каракитаев. На севере ― с землями, вошедшими в состав Монгольского ханства.

Сношения Монгольского ханства с Тангутским царством начались после 1203 г., когда после разгрома Чингисом кереитского хана Тогрула (Ван-хан) сын последнего Сенгум бежал на юг, в пределы тангутских владений. В преследование был послан некто Елюй Ахай, родом киданин, состоящий на службе у Чингисхана. Военные действия против Тангутского царства начались с ряда конных рейдов, носивших разведывательный характер. Несомненно, что поход против Тангута был частью большого целого. Объединив все монгольские племена, Чингисхан пришел к решению, что война против империи Цзинь рано или поздно станет неизбежной, а для этого, как уже было отмечено, ему необходимо было обеспечить свой правый фланг и покорить Тангут и, таким образом, утвердиться в южномонгольском степном поясе. С Онгютским ханством ему удалось установить добрососедские союзные отношения, но против тангутского царя предстояла война, причем война серьезная, с храбрым народом.

В 1205 г. Чингисхан направил в рейд на тангутские владения Елюя Ахая и военачальника Цзыгулиту. (События этого рейда изложены в «Си-Ся шуши», «Си-Ся чжи» и «Мэнву эрши».) Монгольские отряды опустошили район Гуачжоу и Шачжоу (западное Ганьсу) и взяли Лосычэн, но с наступлением летней жары принуждены были отойти на север¹.

В 1207 г. Чингисхан снова послал разведывательные отряды в область Хэси (кит. букв. «Западнее реки», т. е. Желтой реки), или в современную Алашань. Во время этого набега монголы взяли г. Урахай-балгасун² (Улахайчэн у Бичурина³) около нынешнего Динъюаньина. В походе в Хэси монгольские отряды прошли от р. Тола на Онгийн-Гол, откуда направились на хр. Гурван-Сайхан, затем на юго-восток к горам Харанарин-Ула (Хэйшань), мимо оз. Джарантай дабасуннур на Урахай-балгасун. Путь трудный, особенно на последнем участке ― Алашаньский хребет ― Хэланьшань. Монголы, однако, не остались в Урахай-балгасуне и ушли на север в 1208 г. Действия этих разведывательных отрядов ясно показывали, что монголы намеревались вторгнуться в западную часть Тангута в обход сильно укрепленных районов, лежащих по соседству со столицей царства. Тангутский царь Ли Аньцюань (1206‒1211 гг.), сознавая, что военные действия могут принять серьезный оборот, приступил к мобилизации своих войск.

В 1209 г. в ставку Чингисхана прибыли двое перебежчиков-чжурчжэней ― Ли Цао и Тянь Гуанмин, которые стали убеждать монголов напасть на империю Цзинь, указывая на благоприятную обстановку. Еще раньше, в 1206 г., некто Дабянь предложил Чингисхану организовать восстание на Ляодуне, в тылу у цзиньцев. Чингис, по-видимому, решил воспользоваться внутренними противоречиями в империи и стал готовиться к походу. Предстояло устранить опасность правому флангу монгольских армий со стороны Тангутского царства.

Весною 1209 г., закончив свое сосредоточение в районе Онгийн-Гола и хр. Гурван-Сайхан, монгольские войска двинулись на юг, на Урахай-балгасун, по прежней дороге, пройденной разведывательными отрядами в 1207 г. Ли Аньцюань, получив известие о приближении монголов к тангутским границам, двинул навстречу неприятелю свои войска, около 50 тысяч человек, под начальством своего сына Ли Ченьчжэня и генерала Гао Лянхуэя. Тангутские войска мало чем уступали монгольским и обладали хорошей конницей. Сражение произошло на подступах к Урахай-балгасуну. Тангуты были разбиты, причем Гао Лянхуэй попал в плен и, отказавшись поклониться Чингисхану, был казнен. Город Урахай был взят штурмом.

Овладев Урахай-балгасуном, монголы двинулись в наступление на столицу Тангутского царства Чжунсин (Эрихай (Erigaya) по СС⁴, Egrigaia у Марко Поло, совр. Нинся). Путь к столице был прикрыт крепостью Кэимэнь. Тангутский военачальник Вэймин Лингун решил выйти навстречу наступающим монголам и атаковал противника. Ему удалось потеснить монгольские войска, но затем он перешел к обороне и, видимо, не сумел воспользоваться первоначальным успехом. В течение двух месяцев Чингисхан не предпринимал активных действий против крепости. В конце лета монголам удалось заманить тангутов в открытое поле и нанести им поражение. Взяв крепость, монголы продолжали продвижение против столицы царства и остановились у Бай ванмяо, усыпальницы тангутских царей. Город был окружен каналами, что сильно затрудняло маневрирование монгольской конницы. Видя невозможность взять Чжунсин штурмом, Чингисхан приказал соорудить плотину на Желтой реке и затопить город. Наводнение принесло большое несчастье населению тангутской столицы и ее окрестностей. Ли Аньцюань просил цзиньцев о помощи, но безуспешно. Осада Чжунсина продолжалась до января 1210 г., когда река неожиданно прорвала плотину и затопила монгольский лагерь. Чингисхану пришлось отвести войска на некоторое расстояние от города и согласиться на предложенное перемирие, по которому тангутский царь отдал в жены монгольскому хану одну из своих дочерей⁵, а также признал себя его вассалом и преподнес большое число верблюдов⁶. Согласно другой версии, тангутам удалось разрушить плотину на Желтой реке и вынудить монголов снять осаду⁷. Монгольские войска отошли на север. После их ухода тангуты решили отомстить цзиньцам за неоказание помощи во время нападения монголов. Тангутские отряды перешли границу и атаковали г. Цзячжоу на Хуанхэ. Возможно, однако, что тангуты начали военные действия против Цзинь согласно союзному договору, заключенному с монголами.

Обеспечив свой правый фланг и тыл, Чингисхан мог думать о походе на Северный Китай ― походе, который потребовал напряжения всех сил молодой империи и явился первой внешней войной, которую вел Чингисхан.

Китай в эту эпоху был разделен на две части. Маньчжурия и Северный Китай находились под властью тунгусов-чжурчжэней (Цзинь), а Южный Китай управлялся национально-китайской династией Сун (1127‒1279).

Первыми испытали на себе натиск монголов чжурчжэни, которые постоянно вмешивались в степные дела. С чжурчжэнями у монголов были старые счеты, а со вступлением на престол императора Вэйшао вана (1208‒1213 гг.) отношения между ними обострились. Походу на Северный Китай предшествовала идейная подготовка. Широко была поставлена разведка сил и положения противника через перебежчиков и агентов Чингисхана ― мусульманских купцов, имевших своих представителей в главных городах Северного Китая.

После осады Чжунсина монгольские войска, состоявшие исключительно из конницы, быстро сосредоточивались на северокитайских границах. Сам Чингисхан выступил в поход осенью 1211 г. (год железа-овцы)⁸. В этом походе монголам пришлось впервые действовать против укрепленных городов и многочисленного противника в условиях земледельческого района. Монгольские войска сосредоточивались для действий по двум оперативным направлениям:

а) Сюаньхуафу ― Цзюйюнгуань ― Чжунду (Пекин);

б) Сицзин (Датунфу) ― Тайюань.

Подойдя к хр. Унеген-Дабан (Ехулин), монголы нанесли поражение цзиньскому генералу Динсе и взяли Дашуй и Фэнли к северу от Сюаньхуафу. Перевалив через Унеген-Дабан, монгольские войска вторглись в пределы провинций Хэбэй и Шаньси. Правофланговая армия под начальством царевичей Джучи, Угедэя и Чагатая развивала наступление на Сицзин (Датунфу), или «Западную» столицу цзиньцев. Главные силы (гоолцериг) под непосредственным начальством самого Чингисхана наступали по кратчайшему направлению на Чжунду (Пекин), вдоль военной и караванной дороги через проход Цзюйюнгуань. Авангард главных сил под начальством Джебе-нойона, двинутый на пекинском направлении, взял укрепление Уша. В 8-й луне 1212 г. монголы одержали победу у Сюаньпина (к западу от Сюаньхуафу) и взяли Дэсинфу (Баоинь). Подойдя к имевшему важное стратегическое значение Цзюйюнгуаньскому проходу, открывавшему доступ в Хэбэйскую равнину, Джебе-нойон принял решение не штурмовать сильно укрепленной позиции, а принудить чжурчжэньский гарнизон принять сражение вне крепости. При помощи хитрости ему удалось заманить противника за пределы укрепления. Тем временем главные силы монгольской армии под начальством Чингисхана подошли к Цзюйюнгуаню и вместе с авангардом Джебе-нойона нанесли чжурчжэням решительное поражение, открыв себе путь на Чжунду (Пекин). После взятия Цзюйюнгуаня главные силы монгольской армии продолжали продвижение к Чжунду⁹, а корпусу Джебе-нойона было приказано обеспечить левый фланг армии и взять Дунцзин (Ляоян) ― «Восточную» столицу цзиньцев¹⁰. После взятия Ляояна корпус Джебе-нойона соединился с главными силами под стенами Чжунду (конец 1212 ― начало 1213 г. согласно ЮШ¹¹).

Корпус царевичей, наступавший на датунском направлении, взял Юньнэй (совр. Юйюйсянь к северу от Шуопинфу в северном Шаньси), Дуншэн (к юго-западу от Юньнэй), By (Шэньчисянь к северо-западу от Нинвуфу в северном Шаньси) и Шуочжоу (южнее Шуопинфу).

Захватив всю территорию нынешнего района Сюаньхуафу, Чингисхан разделил свои силы на три корпуса, каждому из которых была дана определенная задача. Корпус, шедший на правом фланге под начальством царевичей Джучи, Чагатая и Угедэя, продолжал завоевание провинции Шаньси, где осенью 1212 г. монголы уже осаждали Сицзин (Датунфу), а затем продвинулись на Тайюань и Пинъян. Левофланговый корпус под начальством Хасара и Отчигин-нойона был двинут в прибрежную полосу провинции Чжили и взял Цзичжоу (к северо-востоку от Пекина), Юншинфу, Луаньчжоу и область Ляоси. Гоолцериг, или главные силы, под начальством Чингисхана и царевича Тулуя продолжал операции в Хэбэе и Шаньдуне, где был взят г. Цзинань. Таким образом, в руках монголов оказались все обширные земли к северу от Желтой реки.

Менее успешны были действия монгольской конницы против укрепленных городов, которые оставались в руках чжурчжэней. Монгольским войскам не доставало осадных орудий, необходимого осадного снаряжения и опытных руководителей, чтобы штурмовать укрепленные города. Читая сообщения «Юаньши» о ходе военных действий в Северном Китае к северу от Желтой реки, создается впечатление, что монголы недолго сохраняли за собою взятые ими города. Так, например, Цзюйюнгуань после взятия его Джебе-нойоном вновь отошел к цзиньцам и затем снова был захвачен монголами, которым так и не удалось овладеть некоторыми укрепленными городами, взятыми лишь впоследствии. Имеются указания, что во время операций в Хэбэйской провинции монгольские войска избегали укрепленных городов. Так, за первые годы войны им не удалось взять Чжунду (Пекин).

В этом походе уже выявились все отличительные черты стратегии Чингисхана: военные действия сочетались с организацией восстаний в тылу у противника и с умелым использованием местных племенных противоречий. Так, в 1212 г. монголам удалось поднять восстание среди тюрков-онгютов, сидевших к северу от Желтой реки. В награду за выступление против чжурчжэней Чингисхан отдал свою дочь Алагай-беги за Бояохэ, сына онгютского хана Алакуш-тегина. Монголы также сумели организовать восстание среди киданей в Южной Монголии, где против чжурчжэней выступил киданьский князь Елюй Люго в районе Ляохэ. Многочисленные перебежчики позволили Чингисхану сформировать вспомогательные отряды из чжурчжэней и в особенности из враждебных чжурчжэням китайцев.

К началу 1213 г. все монгольские силы, действовавшие в Северном Китае, были сосредоточены к Пекину. Хорошо понимая, что монгольские войска, представлявшие собой отличную маневренную конницу, еще не освоили тактику атаки укрепленных городов и не имели в своем составе достаточных осадных средств и опытных руководителей осадного дела, Чингисхан согласился принять предложенный чжурчжэнями мир, который должен был быть скреплен брачным союзом монгольского хана с императорским домом, что повышало его статус в глазах степных владетелей. Принцесса Циго, дочь Вэйшао вана, была отдана в супруги Чингисхану. Цзиньский двор принужден был уплатить тяжелую контрибуцию, в которую входили золото, парча, дорогие шелка, столь ценимые в ставках степных владетелей, 500 невольников и три тысячи коней. Министру Ванъянь фусину было повелено сопровождать монгольского хана через проход Цзюйюнгуань¹².

Этот мир, заключенный после дворцового переворота 1213 г., в котором погиб император Вэйшао ван, не был, однако, продолжительным. Военные действия возобновились уже в 1214 г. За время перемирия новый цзиньский император Удубу (Сюань-цзун, 1213‒1223 гг.) перенес столицу в Кайфын ― на юг от Желтой реки (в 5-м месяце, т. е. в июне ― июле 1214 г.)¹³. Возможно, что чжурчжэни были обеспокоены переговорами, которые Чингисхан вел с национально-китайской династией Сун. Монгольские войска снова перешли через Унеген-Дабан, а Джебе-нойон вновь завладел проходом Цзюйюнгуань. Сам Чингисхан снова двинулся на Чжунду (Пекин). Большой отряд цзиньцев потерпел поражение под Баочжоу, между Пекином и Хэцзяньфу. На этот раз монголам, под начальством Самуги и Мингана, удалось взять Пекин, который сдался летом (в 5-й луне) 1215 г., причем его губернатор Ванъянь чэнхуэй покончил с собой¹⁴. Интересно отметить, что Шиги-Кутуку, которого Чингисхан назначил принять Пекин¹⁵, решительно пресек попытки некоторых военачальников начать грабеж в городе. В 1216 г. губернатором Пекина был назначен киданин Шимо Сяньдэбу.

Завладев Пекином, монгольские войска продолжали наступление на юг за отступающими силами чжурчжэней. В декабре 1215 г. темник Мухали ходил походом на Ляодун, а в следующем, 1216-м, году он взял столицу цзиньцев в Чжэхэ ― Дадинфу. Императорский двор, удалившийся в Кайфынфу в Хэнани, просил снова о мире. Чингисхан потребовал очищения всей территории к северу от Желтой реки и отказа от императорского титула. Цзиньский император должен был отныне именоваться царем Хэнани. Цзиньский двор не мог согласиться на эти унизительные условия, и военные действия продолжались. Сам Чингисхан весною 1216 г. вернулся в свою ставку на берегу Керулена.

В бытность Чингисхана в Китае в походную ставку монгольского хана прибыл посол хорезмшаха ― Баха ад-дин Рази, которому было поручено выяснить положение в Северном Китае (Ṭamghač ~ Ṭabghač) и проверить дошедшие до Хорезма слухи о победе Чингисхана над цзиньцами. По прибытии посольства в Китай Чингисхан милостиво принял хорезмийского посла и повелел ему передать хорезмшаху, что он, Чингисхан, считает себя владыкою Востока, а хорезмшаха ― владыкою Запада и что между ними должны существовать дружба и мир (попытка раздела восточного мира на сферы влияния). В своем рассказе, переданном историку Джузджани¹⁶, Баха ад-дин Рази говорит о следах страшного разрушения, виденных им в Северном Китае, ― человеческие кости лежали горами, земля была пропитана человеческим жиром, по всей стране свирепствовали эпидемии, от которых умерли несколько спутников Баха ад-дина. Возможно, что мусульманский историк несколько сгущает краски под влиянием ошеломляющих событий монгольской эпохи ― черта, свойственная персидским историкам¹⁷.

Продолжая военные действия против цзиньцев, Чингисхан потребовал от царя тангутов Ли Цзуньсяна (1211‒1223 гг.) присылки тангутского вспомогательного отряда. Осенью 1216 г. Самуга-багатур перешел р. Хуанхэ около Дуншэна и в октябре подошел к Янъани, где соединился с тангутскими войсками. Затем соединенные силы монголов и тангутов перешли р. Вэйхэ, взяли приступом важный стратегический укрепленный город Тунгуань и, повернув на восток, подошли к Кайфынфу. Монголы не смогли взять города, и в январе 1217 г., перейдя по льду Хуанхэ, они двинулись на Пинъян, откуда снова повернули на север. Ли Цзуньсян вскоре порвал с монголами, воспользовавшись, вероятно, отозванием значительных монгольских сил с северокитайского театра в Монголию в ожидании военных действий против Хорезма. В ответ на это в 1218 г. монгольские войска вновь вторглись в пределы Тангутского царства и снова осадили его столицу Чжунсин (Нинся), на сей раз подойдя к нему с востока. Ли Цзуньсян вынужден был бежать в Силян (Лянчжоу) и оттуда начал переговоры с монголами, причем снова признал себя вассалом монгольского императора. Но Тангутскому царству суждено было прожить самостоятельной жизнью еще несколько лет, так как все внимание Чингисхана было обращено на запад, и северокитайский театр получил второстепенное значение.

Восточная Средняя (Центральная) Азия в 1-й четверти XIII в.

Весною 1217 г. темник Мухали был назначен главнокомандующим на востоке и награжден китайским титулом гован¹⁸. С назначением Мухали началась длительная война за Северный Китай (1217‒1223 гг.), где оставалась незамиренной южная часть ― Хэбэй, Шаньдун и Шаньси. В 1217 г. монголы под начальством Мухали взяли Суйчэн (ок. Баодинфу в Хэбэе), Личжоу (совр. Лисянь к юго-западу от Баодинфу), Далинфу (южная Хэбэй), Цинчжоуфу (Шаньдун), Цучуаньсянь (восточнее Цзинаньфу в Шаньдуне).

В 1218 г. Мухали сосредоточил военные действия в шаньсийском направлении и овладел снова Сицзином (Датунфу), Тайюанем, Пинъяном и Тайчжоу. Действия в Шаньси продолжались и в следующем, 1219-м, году, когда были взяты Колань (Коланьчжоу к северо-западу от Тайюаньфу), Чжучжоу (к западу от Пинъяна), Сичжоу (к северо-западу от Пинъянфу) и Цзянчжоу (к югу от Пинъянфу).

В 1221 г. Мухали перенес военные действия на запад, в область Хэси. Монгольские войска взяли Цзячжоу к востоку от Юйлинфу в северном Шэньси, Суйдэчжоу (к югу от Юйлинфу), Баоаньсянь (к западу от Яньаньфу), Фучжоу (к югу от Яньаньфу в Шэньси), Фан (Чжунбусянь, южнее Фучжоу), Тань (совр. Игуаньсянь к востоку от Фучжоу в Шэньси) и осадили Янъань, но не были в состоянии взять город.

В 1222 г. операции в Шэньси продолжились. Был осажден, но неудачно, Фэнсяньфу в западном Шэньси. В том же году монгольские войска взяли Цяньчжоу (к северо-западу от Сианьфу), Цзяньчжоу (к востоку от Пинлянфу в восточном Ганьсу), Биньчжоу (к северо-западу от Сианьфу), район Юань (совр. Чжэнь-юаньсянь, севернее Пинлянфу в восточном Ганьсу). Развитию военных действий в Северном Китае помешала смерть Мухали в апреле 1223 г. Перед смертью монгольский темник овладел важным пунктом Хэчжун (совр. Лучжоу).

После похода в Северный Китай в рядах монгольской армии появились отряды киданей, чжурчжэней и китайцев, из которых были сформированы специальные осадные войска и пехота. Одного из киданей, потомка княжеского рода Елюя Чуцая (1190‒1244), который был взят в плен при захвате Пекина в 1215 г., Чингисхан сделал своим приближенным советником, что чрезвычайно благотворно отразилось на внутренней администрации обширной Монгольской империи¹⁹. Елюй Чуцай сопровождал Чингисхана во время похода на запад против Хорезма (1219‒1225 гг.).

Во время Северокитайского похода монголы познакомились с китайским буддизмом, с последователями школы созерцания (кит. чань < санскр. дхьяна ― «созерцание», откуда япон. дзэн). В 1214 г. монах Хайюнь (род. 1202), последователь школы созерцания, который жил в г. Ланьчэн в Шаньси, был представлен монгольскому хану, вероятно, одному из царевичей, стоявших во главе монгольского корпуса, оперировавшего на шаньсийском направлении²⁰. Этот Хайюнь впоследствии (в 1247 г.) был назначен главою китайской буддийской церкви. В 1219 г. темник Мухали послал донесение Великому хану о последователях школы созерцания и получил указ считать их дархатами, т. е. лицами свободного состояния. Этот указ имел громадное значение в вопросе религиозной политики монгольских ханов и обеспечил свободу от налогов представителям различных вероисповеданий в течение правления монгольской династии.

Вернувшись в свою ставку на берегу Керулена в 1216 г., Чингисхан направил все свое внимание на запад, где сидели непокоренные им народы. Против бежавшего к каракитаям найманского хана Кучлука после его разгрома в 1208 г. был послан Джебе-нойон. (В этом походе принял участие и уйгурский идикут Баурчук.) К тому времени Кучлук успел укрепить свое положение в Каракитайском ханстве. В 1208 г. он даже женился на дочери каракитайского гурхана Елюя Чжэлугу (1178‒1211 гг.) и, перейдя под влиянием своей жены в буддизм, стал притеснять местное мусульманское население. Желая захватить престол Каракитайского ханства, Кучлук вошел в соглашение с хорезмшахом Мухаммедом, который являлся вассалом каракитайского гурхана. Граница между Хорезмом и владениями каракитаев проходила по Сырдарье (от Ферганы до Аральского моря). Войска хорезмшаха вторглись в их пределы, но каракитаи сумели успешным контрударом отбросить хорезмийцев и даже заняли в 1210 г. Самарканд. Тем временем, воспользовавшись уходом каракитаев на юг против хорезмшаха, Кучлук восстал против гурхана. Первым делом он захватил каракитайскую казну в Узгенде в Фергане, откуда двинулся на Баласагун, столицу каракитаев на р. Чу, однако гурхану удалось отбить это нападение. Но последовавший затем разгром каракитайских войск под начальством Таянку на р. Талас, где они столкнулись с войсками Мухаммеда, и измена жителей Баласагуна, которая вынудила отступавших каракитаев взять город приступом и подвергнуть его разграблению, истощили средства гурхана и вызвали волнения среди его войск. Воспользовавшись этим, Кучлук в 1211 г. сумел захватить в плен самого гурхана, которого он, однако, продолжал считать своим сюзереном.

Но Кучлуку не удалось утвердить свою власть в вассальных владениях гурхана. Отправленный им в Кашгарию в качестве представителя Арслан-хан Абу-л-Фатх Мухаммед не был принят кашгарскими эмирами и погиб в 1211 г.²¹ В ответ на убийство своего представителя Кучлук дважды прошел опустошительным набегом по Кашгарии ― в 1211‒1213 гг. и в 1214 г. Вспыхнувший голод заставил население края признать сюзеренитет Кучлука. В Кашгарии началось религиозное гонение на мусульман, которым было повелено носить каракитайскую одежду. Глава хотанских имамов пробовал было поднять свой голос в защиту своих единоверцев, но был схвачен и распят на воротах своей медресе. Кучлук велел умертвить и владетеля Алмалыка Бузара²², однако ему не удалось взять Алмалык, который геройски оборонялся вдовой Бузара ― ханшей Сельбек-Туркан. Сын Бузара ― Сугнак-тегин перешел на сторону монголов. Решив уничтожить этот очаг смут и присоединить Каракитайское ханство к своей империи, Чингисхан в 1218 г. двинул против Кучлука корпус в 20 тысяч всадников с Джебе-нойоном во главе. Монгольским войскам было приказано поддерживать образцовую дисциплину и воздерживаться от грабежей и реквизиций. Появление монгольской конницы было встречено местным мусульманским населением как помощь Аллаха²³. Джебе-нойон решил воспользоваться религиозными гонениями Кучлука и поднять восстание среди населения Восточного Туркестана. Вступив с монгольскими войсками в пределы Кашгарии, он объявил свободу вероисповедания и гарантировал неприкосновенность мирным жителям края²⁴. Расчет монгольского командующего оказался правильным. В крае вспыхнули восстания местного населения против Кучлука, который был разбит монгольскими войсками при Токмаке на р. Чу, после чего он бежал на Памир, где был настигнут монголами и убит на берегу Сарык-Куля²⁵. В этом походе были взяты Баласагун, а также Кашгар, Яркенд и Хотан. Таким образом, уже в 1218 г. владения Каракитайского ханства (Илийский край, бассейн Иссык-Куля, рр. Чу и Талас) были присоединены к Монгольской империи. Успешные действия Джебе-нойона и его войск склонили на сторону монголов значительную часть мусульманского населения. Этот поход Джебе-нойона следует рассматривать как подготовительный этап к большому походу на запад против Хорезма. Монголы, таким образом, подошли к границам Трансоксианы и южной Ферганы, входившим в состав Хорезма.

Одновременно с походом против Кучлука монголам пришлось подавлять восстание кыргызов на Енисее, куда был послан с войсками царевич Джучи, который перешел Енисей по льду.

В 1218 г. Чингисхан снарядил монгольское посольство ко двору хорезмшаха Мухаммеда (Ала՚ад-дин, 1200‒1220 гг.). В торговый караван, шедший при посольстве, входило до 450 купцов, во главе которых стояли Омар Ходжа из Отрара, Хаммал из Мераги, Фахр ад-дин Диеки из Бухары и Амин ад-дин из Герата. В состав посольства входил и Махмуд Ялавач, которому суждено было сыграть крупную роль в царствование Угедэя²⁶. Несмотря на покровительство монгольского хана, торговый караван и часть состава посольства были вероломно вырезаны наместником Отрара ― Инальчиком²⁷. В Монголии известие о гибели посольства вызвало сильное возмущение, ибо убийство посла почиталось тяжким преступлением в древнемонгольском обществе²⁸. Узнав об избиении посольского каравана в Отраре, Чингисхан отправил к хорезмшаху второе посольство во главе с Ибн Кафрадж Бугрой, которому поручил передать свой протест и требование строгого наказания виновных²⁹. Хорезмшах, однако, поддержал своего наместника и приказал умертвить посла, а его обоим спутникам-монголам обрить бороды. После этого тяжкого оскорбления, нанесенного монгольскому хану, война с Хорезмом стала неминуемой³⁰. Трудно объяснить поступок хорезмшаха. Возможно, что он считал мусульманских купцов, входивших в состав посольства, своими подданными, на что указывает разговор между ним и Махмудом Али-Ходжой, стоявшим во главе посольства³¹. Возможно также, что события 1218 г. и присоединение Каракитайского ханства к Монгольской империи повлияли на действия хорезмшаха и его наместника, для которых столкновение с монголами становилось неизбежным. Несомненен тот факт, что поход против Хорезма имел и экономические причины, явившись следствием захвата Монгольской империей торговых путей, шедших из Китая на Запад. Чингисхан, вступивший в тесные сношения с представителями купечества Трансоксианы, стремился утвердиться на этих путях и обеспечить себе владение таким важным узлом торговых путей, каким являлся Хорезм. Несомненно и то, что купечество Трансоксианы было заинтересовано в установлении единой власти на всем протяжении Великого торгового пути из Хорезма в Китай и толкало монгольского хана к распространению пределов его империи к берегам Каспийского моря.

В Монголии начались военные приготовления. Был созван совет военачальников и князей ― курултай, который наметил план похода против Хорезма. Приготовления отличались большой тщательностью³². Был полностью использован опыт недавней войны с Китаем. Вероятно, в связи с походом на запад ханская ставка была перенесена в Каракорум (от тюрк. каракурам ― «черная галька») на берега Орхона ― в древний центр тюркских империй прошлого. Большое внимание было обращено на проведение и исправление существующих дорог. В описании путешествия Чанчуня, даосского философа, посетившего ставку Чингисхана в Афгане в 1222 г., говорится, что на р. Чу был построен деревянный мост, а на р. Талас ― каменный. Монгольское «Сокровенное сказание»³³ повествует, что перед походом на запад Чингисхан наметил своим наследником царевича Угедэя.

На запад были двинуты все имевшиеся налицо силы. Монгольские войска, вероятно, не превышали 200 тысяч человек, причем громадное большинство составляли конницу. К монгольским войскам присоединились с войсками уйгурский идикут Баурчук, владетель Алмалыка ― Сугнак-тегин и Арслан, хан тюрков-карлуков³⁴. При ставке Великого хана во время похода состояли уже известные нам участники похода на Балджуна-Нур ― Хасан и Данишменд-хаджиб. В Монголии был оставлен младший брат хана, Отчигин-нойон. Тангутский царь, по совету своего советника Аша-гамбо³⁵, отказался выставить войска для участия в походе против Хорезма, но Чингисхан не счел нужным двинуть против него монгольские войска, так как монгольская оперативная линия проходила значительно севернее границ тангутского государства.

Походу на запад предшествовали усиленная разведка через мусульманских купцов и поиски монгольских отрядов, входивших в состав корпуса Джебе-нойона, стоявшего в Семиречье и прикрывавшего сосредоточение монгольских армий на Иртыше. По-видимому, монгольское командование было прекрасно осведомлено о расположении хорезмийских войск и о положении в тылу противника. По словам Мэн Хуна (Чжао Хуна), автора «Мэнда бэйлу» («История и древности»), монгольские разведывательные отряды удалялись на расстояние 100‒200 ли (ок. 60‒120 км) от главных сил.

Поход на Запад

Летом 1219 г. (год зайца; у Рашид ад-Дина¹ год дракона, т. е. 1220 г.) было закончено сосредоточение монгольских армий на верхнем Иртыше, и осенью того же года ставка Чингисхана была перенесена в Каялык (к юго-востоку от оз. Балхаш, в кочевьях тюрков-карлуков). Готовясь к наступлению, монгольские войска все время усиленно маневрировали, устраивали звериные облавы, и к Иртышу подошла хорошо организованная и втянутая в поход армия. Как и в предыдущем, Северокитайском, походе, испытанный Джебе-нойон² командовал авангардом, в состав которого были включены тумены (тьмы) Субеедей-багатура и Тогучар-нойона³. В своей директиве войскам, входившим в авангард, Чингисхан приказывал щадить местное население и не задерживаться перед городами⁴, из чего следует, что был полностью использован опыт Северокитайского похода. Другими словами, войскам предписывалось стремиться к поражению живой силы противника и не тратить силы и средства на осаду укрепленных городов.

Войска хорезмшаха значительно уступали монголам в своих боевых качествах. Они не знали твердой военной организации и отличались чрезвычайной пестротой состава, и это обстоятельство существенно понижало их боеспособность. В рядах войска служили тюрки и иранцы (таджики), некоторые гарнизоны, как, например, в Бенакете, состояли целиком из тюрков-канглы⁵ В.В. Бартольд⁶ указывает на наличие трений между различными национальностями, входившими в состав вооруженных сил хорезмшаха. Хорезмийские военачальники не умели управлять значительными массами войска и, видимо, были совершенно чужды маневру. Вместо того чтобы сосредоточить свои силы для отражения главных сил противника, хорезмшах Мухаммед распылил их, придав им кордонное расположение по городам вдоль рубежа Сырдарьи. Часть сил была оставлена гарнизонами в укрепленных городах Трансоксианы, укрепление которых так и не было закончено к началу военных действий. Мухаммед не оставил в своих руках сильной маневренной группы для отражения монгольского удара. Уже современники поняли эту роковую ошибку хорезмшаха и его военных советников, повлекшую за собой полный разгром хорезмийских войск и бегство самого Мухаммеда.

Осенью (сентябрь — октябрь) 1219 г.⁷ монгольская армия подошла к Сырдарье у Отрара и повела наступление тремя конными корпусами.

Первый корпус под начальством царевича Джучи был двинут вниз по течению Сырдарьи на Сыгнак (ок. совр. Туркестана) и на Дженд (ок. совр. Перовска), который был взят в апреле 1220 г. Сопротивление отдельных гарнизонов задержало корпус Джучи до конца года в низовьях Сырдарьи.

Второй корпус под начальством царевичей Чагатая и Угедэя должен был взять Отрар и форсировать сырдарьинскую линию. В Отраре командовал уже известный нам наместник Инальчик (Кадыр-хан), которому было послано подкрепление в 10 тысяч всадников под начальством хаджиба Караджа.

Третий корпус в 5 тысяч всадников, под начальством Алаг-нойона, Сукту-черби и Тугая, был двинут вверх по Сырдарье к Бенакету (к западу от Ташкента), у устья р. Ангрен, и далее на Ходжент, который мужественно защищал начальник города Тимур-мелик⁸. Отряд, посланный на Бенакет, вероятно, имел задачей обеспечение левого фланга монгольской армии со стороны Ходжента.

Пока царевичи Чагатай и Угедэй осаждали Отрар, сам Чингисхан с царевичем Тулуем и Субеедей-багатуром во главе ударной группы в 40 тысяч всадников совершил замечательный рейд в глубокий тыл противника. Перейдя по льду Сырдарью западнее Отрара, ударная группа подошла к укрепленному городу Зернук (на Самаркандской дороге)⁹. Данишменд-хаджиб убедил жителей не оказывать сопротивления, вследствие чего население не пострадало, были лишь срыты укрепления¹⁰. Сочетание фронтального сковывания противника (действия монгольских корпусов между Бенакетом и Янгикентом на Сырдарье) и обходного маневра (ударная группа Чингисхана и Тулуя, прошедшая через фронт противника) позволило ликвидировать важнейшие базы неприятеля ― Бухару и Самарканд. К сожалению, нам неизвестны подробности этого рейда. Вероятно, монгольские войска прошли по одной из существующих караванных дорог между Отраром и Нуром¹¹. Малопроходимые пески Кызылкума монголы пересекли с помощью проводника-туркмена, который вывел войска к крепости Нура (к северо-востоку от Бухары, на границе степи и оседлого района) по неизвестной дороге, получившей с тех пор название «Ханской»¹². (Следует отметить, что город не подвергся разрушению, т. к. его жители изъявили покорность.) Из этого обходного маневра явствует, что Чингисхан не собирался наступать на Самарканд и Бухару по кратчайшему направлению.

В феврале 1220 г. монгольская конница скрытно подошла к стенам Бухары. Бухарский гарнизон пытался пробиться через кольцо осаждавших, но был уничтожен, и городу пришлось сдаться. Одна лишь цитадель продолжала сопротивляться в течение двенадцати дней, после чего защитники ее были перебиты. Бухара значительно пострадала от пожара, и часть населения погибла во время штурма¹³.

Появление монголов в глубоком тылу, несомненно, заставило хорезмийские войска отступить от сырдарьинской линии и сдать Отрар. После взятия Бухары монгольские войска продолжали движение на Самарканд, наступая по обоим берегам Зеравшана, и подошли к городу в марте 1220 г.¹⁴ Самарканд, где были расположены значительные хорезмийские силы¹⁵ (до 60 тысяч конницы, согласно Джузджани¹⁶), состоявшие из тюркских наемников и возглавляемые Тугай-ханом (брат Туркан-хатун, матери хорезмшаха), сдался после непродолжительной осады. Согласно Джувейни, это произошло 17 марта 1220 г., но цитадель продержалась несколько дольше. (Следует отметить, что, несмотря на пожары и разрушения, Бухара и Самарканд пережили монгольское завоевание, и в царствование хана Угедэя считались одними из цветущих торговых городов Монгольской империи. Даосский монах Чанчунь, посетивший Самарканд в 1221‒1222 гг., нигде не упоминает о разрушениях города, хотя и говорит об уменьшении его населения.)

Под Самаркандом произошло соединение сил: с севера подошли войска Чагатая и Угедэя, осаждавшие Отрар¹⁷. Отдельный отряд под начальством Алаг-нойона и Ясавура из племени джалаиров был двинут в долину Вахша и на Талекан в Тохаристане, в труднопроходимый горный район, всегда бывший центром иранского ирредентизма¹⁸. Против Балха был послан карлукский владетель Арслан вместе с монгольским отрядом под начальством Толун-черби¹⁹.

Корпус царевича Джучи, оперировавший против Дженда и Янгикента, успешно справился со своей задачей и прошел к Амударье, в сердце Хорезма, где, однако, ему пришлось значительно задержаться. Столица Хорезма Ургенч был взят лишь в апреле 1221 г. (согласно Несеви), причем потребовалась присылка значительных подкреплений ― корпусов Чагатая и Угедэя, ибо эта задача оказалась Джучи не по силам. Ко всему прочему между ним и Чагатаем начались нелады, так что Чингисхану пришлось назначить Угедэя главнокомандующим амударьинской группой²⁰.

Завоевание Трансоксианы могло считаться законченным, и монголам оставалось добить хорезмшаха, который бесславно отступил за Амударью и даже пытался защищать этот важный рубеж, оставив лишь небольшой сторожевой отряд у Пенджаба (переправа Мела ок. устья Вахша на дороге в Балх), а сам бежал в Балх, откуда отступил к Нишапуру в Хорасане²¹. Три тьмы под начальством Джебе-нойона, Субеедей-багатура и Тогучар-нойона были сосредоточены на Амударье и готовились перейти реку, чтобы продолжать преследовать хорезмшаха Мухаммеда²².

Как и в предыдущих своих директивах армии, Чингисхан приказал монгольским полководцам неустанно стремиться к уничтожению живой силы противника и не задерживаться перед городами²³. Попутно монгольским военачальникам поручалась разведка противника и района боевых действий. Заметим, что эта разведка противника крупными силами представляет собой одну из замечательных черт монгольской стратегии XIII в., которую не знали ни мусульманские войска Средней Азии, ни рыцари средневековой Европы.

Бежавшему в Балх, затем в Нишапур и далее через Рей в Казвин хорезмшаху Мухаммеду не удалось организовать сопротивления преследовавшим его монголам, хотя он и имел в своем распоряжении достаточные к этому средства. Как уже было отмечено, свои силы он распылил по укрепленным городам, поручив их защиту своим вассальным владетелям²⁴. Энергично преследуя хорезмшаха²⁵, монгольская конница двигалась двумя группами. Первая, возглавляемая Субеедеем, прошла через Тус и далее по большой дороге через Дамган и Семнан на Рей; вторая группа под начальством Джебе-нойона достигла Рея через Мазандеран. Около Рея произошло соединение обоих корпусов. Тем временем хорезмшах успел бежать в сторону Хамадана, и бросившиеся за ним в погоню монголы окружили его с 20 тысячами всадников на равнине Даулетабада, к югу от Хамадана, согласно Несеви. Однако Мухаммеду удалось и на этот раз избежать плена и спастись бегством²⁶ к Каспийскому морю, где он бесславно умер на острове около Абескуна²⁷ в декабре 1220 г. По словам Несеви²⁸, у спутников хорезмшаха не нашлось денег, чтобы купить усопшему саван, и один из них пожертвовал для этого свою сорочку²⁹.

Из Хамадана монгольская конница снова прошла к Казвину и Зенджану. Джувейни сообщает, что монголы разбили один из корпусов хорезмийской армии под начальством Бег-тегина.

Походы Чингисхана 1219-1225 гг.

К началу зимы 1221 г. монголы перешли границы Азербайджана и взяли Ардебиль. С наступлением холодов монгольские отряды сосредоточились к Мугану на берегу Каспийского моря, где имелись хорошие пастбища в низовьях р. Кура. Во время зимовки в низовьях Куры монголы впервые столкнулись с грузинами. Еще осенью 1220 г. грузинский царь Георгий IV Лаша (1212‒1223 гг.) получил донесение от атабека Иоанна, что в Армении появился странный народ, говоривший на неизвестном языке. Народ этот были монголы, вторгнувшиеся в Азербайджан. Георгий IV Лаша собрал ополчение в 90 тысяч всадников ― цвет грузинского феодального рыцарства, и двинулся через Сомкхети навстречу неведомому противнику. Около Хунана в феврале 1221 г. произошла решительная битва. В жестокой сече грузинское рыцарство погибло, и дорога на Грузию была открыта. Но монгольские военачальники не воспользовались победою при Хунане для похода на Грузию, а снова повернули на юг и в марте того же года взяли приступом Мерагу. Из Азербайджана Субеедей-багатур и Джебе-нойон двинулись на Хамадан, который оказал сопротивление и был взят приступом и сожжен. Мы не знаем причины, побудившей монголов двинуться из Мугана снова на Хамадан, ― возможно, что операция эта имела в виду ликвидацию одного из очагов сопротивления хорезмийцев.

В 1222 г. монголы снова появились в Грузии (через Ардебиль) и опустошили Сомкхети и Ширван. Затем перешли Кавказские горы по Дербентскому проходу и двинулись в северокавказские степи, где столкнулись с коалицией степных племен аланов, лезгинов, черкесов и тюрков-кипчаков (половцев). Монгольским военачальникам удалось хитростью привлечь на свою сторону половцев, прельстив их дележом захваченной добычи. Аланы и их союзники лезгины и черкесы были разбиты на Тереке. Разбив алан, монголы атаковали половцев, которые бросились в южнорусские степи³⁰. Половецкие ханы обратились за помощью к русским князьям. «Сегодня они взяли нашу землю, завтра возьмут вашу», ― говорил хан Котян (Кутан), тесть Мстислава Удалого, князя Новгородского и Галицкого (1193‒1228 гг.). Мстислав Галицкий организовал коалицию русских князей для оказания вооруженной помощи половцам. На военном совете в Киеве было решено встретить монголов в половецких степях.

На Руси о монголах ходили лишь смутные и сбивчивые слухи, которые проникали в южнорусские княжества от кочевников, слыхавших о победном движении монгольской конницы по Кавказу. Летопись глухо говорит о появлении этого нового народа: «Том же лете, по грехом нашим придоша языци незнаемы, их же добре никто ж не весть: кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. А зовут я татары, а инии глаголють таурмены, а друзии печенези; инии же глаголют... яко... суть ис пустыни Етриевскые... Бог един весть, кто книгы разумееть; мы же их не вемы, кто суть; но еде вписахом о них памяти ради русских князь и беды, яже бысть от них им: слышахом бо, яко многы страны поплениша ― ясы, обозы, касочи и половеч безбожных множество избита...»³¹

В походе русских князей в помощь половцам, организованном Мстиславом Удалым, приняли участие: Мстислав Романович Киевский (1212‒1223 гг.), Мстислав Святославович Черниговский, Мстислав Немой Пересопницкий, Даниил Романович Волынский (1201‒1264 гг.) и некоторые другие князья. Юрий Всеволодович Владимиро-Суздальский отклонил приглашение принять участие в походе и послал лишь небольшой отряд, который не подоспел к бою и в дальнейших событиях не участвовал.

Монгольское командование, извещенное о подходе русских сил, отправило в стан русских своих представителей, которые сделали следующее заявление, дошедшее до нас в изложении Новгородской летописи: «Се слышим, оже идете противу нас, послушавше половец; а мы вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни вас приходом, но приходом Богом пущены на холопы и на конюси свое на поганые половче; а вы возьмите с нами мир; оже выбежать к вам, а бийте их оттоле, а товары емлите к себе; занеже слышахом, яко и вам много зла сотвориша; того же деля и мы бием»³². В этом заявлении характерны два обстоятельства ― монголы претендовали на власть над степными кочевыми народами («холопы и на конюси свое на поганые половче»), но готовы были договориться с русскими князьями и даже предлагали им совместные действия против половцев («а вы возьмите с нами мир; оже выбежать к вам, а бийте их оттоле...»). В ответ на это заявление русские князья перебили монгольских парламентеров, чем сделали столкновение неизбежным.

На семнадцатый день похода, когда русская рать встала у Олешья, снова появились монгольские парламентеры с предложением остановить движение. На этот раз парламентеры были отпущены к своим, но поход продолжался. Первое столкновение русских с монголами окончилось победою русского войска. Передовой полк под начальством Мстислава Удалого и Даниила Романовича Волынского переправился через Днепр и столкнулся с монгольским передовым отрядом, который отошел после боя. Даниил Романович продолжал преследование и снова нанес поражение монгольскому передовому отряду, который, видимо, отходил на соединение с главными силами. Впереди русских сил шли половецкие отряды.

Столкновение с главными силами монголов произошло на берегу р. Калка 16 июня 1223 г., согласно Ипатьевской летописи. Еще при подходе к Калке к войску противника присоединились так называемые «бродники» ― русская вольница, сидевшая на берегах Азовского моря и по Дону³³ и, вероятно, служившая монголам проводниками по южно-русской степи. Русским силам пришлось принять бой, не закончив своего сосредоточения. Отдельные отряды вступали в битву разновременно и терпели поражение, несмотря на всю свою проявленную доблесть. Схватившийся с монголами передовой полк Мстислава Удалого и Даниила Романовича был сбит. Тесня передовой полк русских, монголы обрушились силою своих конных лав на половцев, которые, не выдержав натиска, бежали с поля боя и смели галицкую и черниговскую рать. Киевский князь Мстислав Романович, вместо того чтобы поддержать своих, остался стоять в своем укрепленном лагере на берегу Калки и принужден был биться с противником один на один. В течение трех дней он храбро защищался и, быть может, отразил бы натиск монголов, если бы последние не прибегли к военной хитрости и не начали бы переговоры, причем какую-то некрасивую роль сыграл шедший с ними Плоскыня, начальник «бродников». Мстислав согласился отвести свою дружину, но был выдан «бродниками» монголам, при этом русские дружинники были перебиты. Самому Мстиславу Удалому с небольшим отрядом удалось уйти от неприятеля и переправиться через Днепр. Продолжая преследование остатков русской рати, монголы дошли до Новгорода Святополческого на Днепре, но не имели достаточных сил, чтобы развить свой успех. За весь Ирано-грузинский поход 1220‒1223 гг. битва при Калке была наиболее кровопролитной. «Погыбе много бес числа людей и бысть вопль и плач и печаль по городом и селом... Татары же возвратишася от реки Днепра. И не сведаем, откуду суть пришли и кде ся деша опять»³⁴.

Пограбив генуэзские колонии Крыма (Солдайя ― совр. Судак), монгольская конница стала отходить на восток через Кипчакские степи на соединение со своими главными силами в Трансоксиане. На обратном пути в бою с камскими болгарами монголы понесли значительные потери. Эта частичная неудача была жестоко отомщена монголами во время похода 1237 г. В течение своего дальнейшего похода через Кипчакские степи монголы разбили тюрков-огузов на Урале и тюрков-канглы на Тургае. В южнорусских степях осталось лишь смутное впечатление о неожиданно и неизвестно откуда появившемся противнике, выразившееся в словах летописи: «Сих же злых татар таурмен не сведаем, откуда были пришли на нас и где сядели опять; только Бог весть».

Поход-разведку Джебе-нойона и Субеедей-багатура несомненно следует рассматривать как подготовку к походу за Кипчакские степи, на Русь и далее на Запад. Завоевание монголами Хорезма ставило на очередь поход в южнорусские степи, с которыми Хорезм был издревле связан тесными экономическими отношениями. Во время похода на Запад в царствование хана Угедэя Субеедей-багатур использовал свое знание местных условий и политического положения, полученное им во время рейда 1220‒1223 гг.

В то время как монгольская конница Джебе-нойона и Субеедей-багатура преследовала Мухаммеда-хорезмшаха, билась с грузинским рыцарством и производила разведку южнорусских степей вооруженной силой, главные силы монгольской армии продолжали покорение земель в бассейне р. Амударья. Перед монгольским командованием стоял насущный вопрос освоения громадного разноплеменного тыла, что вызвало некоторое замедление в темпе развития операций к югу от Амударьи. Необходимо было покончить с отдельными очагами сопротивления и подготовить поход в Хорасан, пройденный Джебе-нойоном и Субеедей-багатуром, но непокоренный.

Лето 1220 г. Чингисхан провел в Несефе (Карши). В завоеванных областях были приняты меры к восстановлению экономической жизни, пострадавшей от военных действий. В крупные городские центры были назначены правители из местных мусульман и состоявшие при них монгольские резиденты ― даругачи (daruγačin), в распоряжении которых находились небольшие монгольские гарнизоны. В сущности, это было продолжением системы управления, принятой тюркскими ханами. В организации администрации обширного края приняли участие Махмуд Ялавач и его сын Мас’уд Ялавач³⁵.

Зиму 1220‒1221 гг. главные силы монгольских войск простояли на Амударье, ожидая окончания операции против Ургенча, куда был направлен монгольский корпус под начальством Джучи и Богурчи-нойона, к которому вскоре присоединились войска царевичей Угедэя и Чагатая. Как мы уже упоминали ранее, Ургенч был взят после длительной осады в апреле 1221 г. После ликвидации сопротивления в низовьях Амударьи монгольские войска получили свободу действия. Весною 1221 г. Чингисхан во главе главных сил перешел Амударью и двинулся на Балх и Талекан. Под стенами Талекана произошло соединение монгольских корпусов, действовавших против Ургенча, с главными силами армии.

В начале 1221 г. отдельный корпус, возглавляемый царевичем Тулуем, был двинут в Хорасан с целью завершить завоевание области³⁶. Широко используя осадные орудия³⁷, монголы взяли Мерв, Тус, Нишапур и Герат. Этот поход Тулуя отличался разрушением городов, причем мы не знаем причины, вызвавшей эти разрушения³⁸. Сильному разорению подвергся Мерв (февраль 1221 г.), среди пострадавших зданий находился и знаменитый мавзолей султана Санджара. Попытка к восстановлению города была сделана лишь в 1409 г. в царствование Шахруха (1404‒1447 гг.). В Тусе был уничтожен мавзолей халифа Харуна ар-Рашида. В Герате монголы перебили хорезмийский гарнизон, но пощадили население.

После взятия Талекана Чингисхан с войсками перешел Гиндукуш и осадил Бамиан, под стенами которого пал Мутуген, сын Чагатая³⁹. По словам Рашид ад-Дина, Бамиан был разрушен и развалины были названы Ma’и qurγān. Тем временем сын хорезмшаха Мухаммеда — Джелал ад-Дин (1220‒1231 гг., с перерывом), пытаясь вернуть себе хорезмийский престол, сумел сорганизовать в Газне новые силы для борьбы с монголами. Против него был послан монгольский авангард под начальством Шиги-Кутуку. Действия этого отряда были малоуспешны, и монголы потерпели поражение в битве при Перване к северу от Кабула (1221 г.)⁴⁰ ― единственная неудача монголов за всю войну⁴¹. Неудача эта заставила Чингисхана двинуться самому против Джелал ад-Дина. Он занял без боя оставленную Джелал ад-Дином Газну, начальником которой, согласно Джувейни⁴², был назначен Маба-Ялавич. Затем в Газну был послан царевич Угедэй, который принял суровые меры против жителей города⁴³. Монголы преследовали войска Джелал ад-Дина до самого Инда, на берегу которого, согласно Несеви, 24 ноября 1221 г. произошла решительная битва⁴⁴. Теснимый волнами монгольских конных лав, Джелал ад-Дин бросился с оставшимися при нем всадниками в воды Инда и вплавь переправился через реку, откуда с 4 тысячами всадников он бежал в Лахор. Память о его геройском сопротивлении еще долго сохранялась среди монголов, ценивших доблесть своих противников. «Сокровенное сказание»⁴⁵, повествуя о походе на запад, упоминает лишь храброго Джелал ад-Дина (jalalding soltan) и ни слова не говорит о его отце Мухаммеде.

Согласно Джузджани⁴⁶, а также Рашид ад-Дину⁴⁷, одно время Чингисхан собирался вернуться в Монголию через Индию и Тибет и даже послал посольство к султану Шемс ад-дин Илтутмышу в Дели. Однако, достигнув берега Инда, он не продолжил похода на Индию. Против похода в жаркие равнины Индостана высказался и ханский советник Елюй Чуцай. Возможно, что походу на Индию помешали и более веские причины⁴⁸. Оставался непокоренным Тохаристан, и возможно, что именно восстания в тылу у монгольских войск не позволили развить успех, одержанный на берегах Инда. В ноябре 1221 г. восстал Герат, причем повстанцам удалось продержаться до лета 1222 г., когда 14 июня город был вновь взят монгольским генералом Элджигидеем.

В начале 1222 г. монгольский разведочный отряд под начальством джалаира Бала-нойона был послан в Пенджаб выяснить обстановку и местонахождение Джелал ад-Дина. Отряд прошел до г. Мултан в Пенджабе, но наступившее жаркое время года вынудило монголов к отступлению⁴⁹. Отряд Бала-нойона, видимо, имел задание, аналогичное операциям корпусов Джебе-нойона и Субеедея в Иране.

К 1222 г. относится и ряд операций против укрепленных городов на территории Афгана, которые имели местное значение и которые описаны у Джузджани⁵⁰.

Лето 1222 г. Чингисхан провел с войсками в горных пастбищах Гиндукуша. Весною того же года ставку монгольского хана посетил знаменитый даосский философ Цю Чанчунь, спутник и ученик которого ― Ли Чжичан составил в 1228 г. интересное описание путешествия старца в ставку монгольского правителя⁵¹.

Осенью 1222 г. в ставку Чингисхана прибыло посольство от цзиньского двора во главе с Вучусунь Чжундуанем⁵² и снова предлагало перемирие. Цзиньский император согласен был признать себя вассалом Великого хана, но просил о сохранении ему императорского титула⁵³. Чингисхан снова потребовал отвода цзиньских войск к югу от Желтой реки.

Тем временем, несмотря на поражение и чрезвычайно трудную обстановку, Джелал ад-Дин продолжал свои попытки вернуть себе хорезмийский престол. Прибыв с остатками своих войск в Лахор, он послал султану Илтутмышу в Дели письмо с просьбой о предоставлении ему права поселения в пределах владений султана. Но Илтутмыш отказал в просьбе, умертвив посла Джелал ад-Дина. Не получив поддержки от Илтутмыша, Джелал ад-Дин отошел к хр. Соленый, откуда еще некоторое время продолжал беспокоить пограничный район, совершая набеги на Синд и северный Гуджарат, а в 1224 г. он снова появился в Иране, где стал вновь организовывать силы для сопротивления монголам.

Разбив Джелал ад-Дина на берегу Инда, Чингисхан считал свою задачу к югу от Гиндукуша законченной. Осенью 1222 г. монгольские войска стали стягиваться к Амударье и переходить реку. Прибыв в Самарканд, Великий хан повелел читать хутбу со своим именем, причем мусульманское духовенство было освобождено от платежа налога.

К весне 1223 г. монгольские войска достигли Сырдарьи. В степи Куланбаши, к северу от хр. Кыргызтау (Александровский), был созван курултай. Лето 1223 г. Великий хан провел в бассейне рр. Чу и Талас. На границе бывших владений найманского хана он был встречен сыновьями царевича Тулуя ― Хубилаем и Хулагу⁵⁴, которым суждено было сыграть столь выдающуюся роль в судьбах Великой Монгольской империи.

Лето 1224 г. Чингисхан провел на Иртыше, а к 1225 г. прибыл в свою ставку в Монголии.

Так закончился этот победоносный поход монголов, который имел колоссальное значение в истории Азии. Западная и восточная области Средней Азии были соединены в одно обширнейшее государство. Монгольский поход положил начало эпохе небывалых сношений между Дальним Востоком и Западной Европой и изменил карту среднеазиатского мира.

Нельзя не отметить, что мусульманский мир был глубоко потрясен событиями 1219‒1223 гг. Грандиозная картина небывалого обвала, постигшего культурные земли ислама, надолго врезалась в народную память. Современник грозных событий арабский историк Ибн ал-Асир (1160‒1232) горестно пишет в своем труде о «татарском»нашествии на земли ислама: «Несколько лет я был в нерешительности, давать ли мне рассказ о татарском нашествии. Слишком все это ужасно, и не было у меня охоты описывать все это. Я брался за перо и опять оставлял. Ведь кто может с легким сердцем писать сообщения о гибели ислама и мусульман? Кому покажется пустяком рассказать про это? О, пусть бы мать моя никогда не производила меня на свет! Пусть бы я умер до этого и был предан забвению! Множество друзей моих уговаривало меня изложить письменно сведения о татарском нашествии. Я все колебался. Теперь, однако, прихожу к мысли, что в моем молчании никакой пользы нет. Но предупреждаю: я берусь описать самую ужасную катастрофу и величайшее бедствие, подобного которому не видывали ни день, ни ночь на земле, и которое разразилось над всеми народами, но в особенности над мусульманами. Если кто-нибудь скажет, что с тех пор, как всеславный и всевышний Бог создал Адама, человечество до настоящего времени никогда еще не подвергалось такому испытанию, ― он скажет только правду. В мировых летописях не занесено ничего подобного, либо похожего на это событие»⁵⁵. Так говорит современник, которого поразила быстрота продвижения монгольской конницы. Труд Ибн ал-Асира ― это живой документ той паники, что охватила культурные страны Ближнего Востока и столь способствовала успеху монгольского похода, ибо «никто не спал в стране, на которую татары еще и не нападали», и того страха, который прокатился затем по всей Европе, где датские рыбаки опасались выходить в море на промысел и где в церквах взывали: «Domine, liberanos a tartaris!» Для современника-мусульманина, потрясенного поражением своих единоверцев, монгольское нашествие было бедствием, и от его внимания ускользнули те положительные стороны событий, которые стали уже очевидны писателям второй половины XIII столетия.

Но вернемся на Дальний Восток. Монгольские победы над хорезмшахом вынудили тангутов снова искать дружбы монголов. С этой целью в 1221 г. в походную ставку Чингисхана прибыл тангутский посол. В том же 1221 г. Мухали, монгольский главнокомандующий в Северном Китае, обратился к тангутскому царю Ли Цзунь-сяну (1211‒1223 гг.) с требованием пропустить монгольские войска через территорию царства для похода на Шэньси. Разрешение было дано, и тангуты прислали вспомогательный корпус в 50 тысяч всадников под начальством Тахай-ганьбу (~ гамбо < тиб. rgang-po). Однако Мухали был вызван в Шаньси, и военные действия против Шэньси возобновились лишь в конце следующего, 1222-го, года. После взятия Тунчжоу и Пучэна отдельный монгольский корпус под начальством Мункэ-Буги был послан вверх по р. Бэйхэ для атаки Фэнсяна. (Цзиньский генерал Аодунь Чохэшэн, комендант Пинъяна, говорил, что поражение цзиньских войск в этих операциях объяснялось двумя обстоятельствами: острой нехваткой обученных кадров и недостатком конницы, что не позволило цзиньцам отразить молниеносные удары монгольской конницы.) Монголам, однако, не удалось взять Тяньпин, Янъань и Фэнсян. Смерть Мухали в апреле 1223 г. в г. Вэньси помешала развитию военных действий против Шэньси, и монгольские войска были отведены на север. Тангутский царь также отозвал свои отряды. Отношения между монголами и тангутами снова стали натянутыми, и в том же 1223 г. монголам пришлось ходить походом на Тангутское царство и осаждать Чжишичжоу.

В ноябре 1223 г. Ли Цзуньсян отказался от престола и власть перешла к сыну его, Ли Дэвану (1223‒1226 гг.), который, по-видимому, решил проводить твердую политику в отношении монголов. Так, в марте 1224 г. с помощью уйгуров Ганьчжоу и других вассальных племен он совершил рейд на монгольские пределы. Монголы ответили новым походом в том же году на Шачжоу в западном Ганьсу. Чингисхан, находившийся в то время на Черном Иртыше, дал приказ восточной монгольской армии под начальством Бору, сына Мухали, двинуться на Иньчжоу, который был взят в 8-й луне 1224 г. Тангутские войска потерпели жестокое поражение, и их командующий Тахай-ганьбу был пленен. Ли Дэван снова просил о мире, и Чингисхан вновь принял решение о перемирии. Согласно новому договору, один из сыновей тангутского царя должен был быть послан заложником в ставку монгольского хана. Монголы сняли осаду Шачжоу и отвели свои войска на север. Но царь тангутов не торопился с отправкой заложников и, понимая, что одному ему не справиться с грозившей опасностью, в том же 1224 г. начал переговоры с цзиньцами с целью заключить оборонительный союз. Осенью 1225 г. (год курицы) Чингисхан вернулся в свою ставку у «Чернолесья» (Qaratun) на берегу р. Тола⁵⁶, и в столицу Тангутского царства был отправлен посол с запросом о прибытии заложников. Ли Дэван, по совету своих советников, отказался выдать заложников согласно договору. Война стала неизбежной.

Империя Чингисхана в 1227 г.

Пытаясь воссоздать картину Тангутского похода 1226‒1227 гг., последнего в земной жизни Великого хана, начнем с того, что нашими главными источниками в этом являются монгольское «Сокровенное сказание» и официальная история династии Юань ― «Юаньши». Первый из них, наиболее близкий к событиям, был записан в 1240 г. Второй составлен исторической комиссией под председательством Сун Ляня в 1371 г., вскоре после падения Монгольской династии в Китае. Оба эти источника дают противоречивые сведения о походе и указывают различные даты для его начала.

Согласно «Сокровенному сказанию», Чингисхан провел зиму 1225‒1226 гг. в своей ставке на берегу р. Тола среди приготовлений к предстоящему походу⁵⁷. В ряды войск были призваны ратники («новое число» ― šini toa). В поход против Тангута выступили осенью в год собаки (1226 г.)⁵⁸. Согласно «Юаньши»⁵⁹, Чингисхан вернулся в свою ставку в 1-й луне (февраль—март) 1225 г. и выступил в поход в 1-й луне 1226 г.⁶⁰

Сопоставляя оба эти свидетельства, приходится признать, что монгольское «Сокровенное сказание» дает более правдоподобную версию начала похода. Монголы всегда выступали в поход в сторону Китая осенью, в конце августа ― начале сентября. К этому времени монгольские кони, стоявшие на подножном корму, успевали подкормиться и были в теле. После летних дождей колодцы и водоемы в южной части Гоби и прилегающей к ней степной травянистой полосе были пополнены дождевой водой. Выступая осенью, кочевники избегали тем самым сильной жары в пограничном участке Китая. Малоснежная зима китайского пограничья способствовала ведению военных операций. «Юаньши» же относит начало похода к 1-й луне 1226 г., т. е. к наиболее трудному времени года в монгольской степи, с лютыми морозами и бескормицей, когда степные кони обычно бывают в плохом теле и не в состоянии выдержать трудный и длительный поход.

Х.Д. Мартин, посвятивший обстоятельную статью походам монголов против Тангута (Си-Ся)⁶¹, следуя показаниям китайских источников, утверждает, что Чингисхан выступил в поход уже в конце октября ― начале ноября 1225 г. Он пишет⁶², что монгольские войска в ноябре стали лагерем в урочище Арбуха (Абурха у Мартина), которое французский ученый, вслед за Ф. Гренаром, помещает в верховье Онгийн-Гола. По Мартину⁶³, монголы простояли всю зиму 1225–1226 гг. в лагере на Онгийн-Голе, выставив в сторону тангутской границы передовые отряды. В 1-й луне 1226 г. монгольские войска возобновили движение на юг и перешли хр. Гурван-Сайхан в направлении на Эдзин-Гол. Мартин, ссылаясь на «Си-Ся шуши», отмечает, что численность монгольских войск доходила до 100 тысяч всадников⁶⁴. Вряд ли можно допустить, что такие крупные силы могли бы долго стоять лагерем в степном районе между р. Тола и хр. Гурван-Сайхан, постепенно переходящем в предпустыню. Онгийн-Гол зимой стоит без воды, и кочевники обычно роют колодцы, в которых водоносный горизонт залегает на глубине 5‒7 футов. В «Сокровенном сказании»⁶⁵ упоминается, что в урочище Арбуха встречались многочисленные куланы. Это обстоятельство заставляет искать урочище не в верховьях рр. Туйн-Гол и Онгийн-Гол, куда помещают его Ф. Гренар и X. Мартин, а далее на юг ― на северных склонах хр. Гурван-Сайхан или еще западнее, между массивом Арц-Богдо и оз. Цаган-Нур, в местности, которая и теперь изобилует куланами.

Нам представляется более вероятным, что монгольские войска, выступив с берегов Толы, постепенно сосредоточились у северного подножья хр. Гурван-Сайхан, где прекрасные пастбища (ковыльная степь по северным склонам) и достаточные запасы воды позволили сосредоточить значительные силы поблизости от границ Тангутского царства. Вряд ли крупные отряды конницы, действуя в пустынных условиях, могли долго оставаться в одном районе. Вернее всего, путь от Толы на Гурван-Сайхан был пройден в кратчайший срок. Падение Чингисхана с коня во время облавы на куланов в урочище Арбуха, о котором говорится в «Сокровенном сказании», и сосредоточение монгольских войск у массива Гурван-Сайхан, по-видимому, несколько задержали выступление на юг и нарушили первоначальное расписание похода. После падения Чингисхана с коня на утро следующего дня ханша Есуй, сопровождавшая его в походе, собрала военачальников со словами: «Царевичи и князья! Обсудите! Хан провел ночь в жару». На совете Толун-черби⁶⁶ высказался за возвращение: «Тангуты народ оседлый. Им некуда уйти. Вернемся в свои кочевья, и когда хан поправится, мы снова придем сюда». Но Чингисхан воспротивился этому и приказал продолжать поход⁶⁷.

В феврале 1227 г. (1-я луна 1226 г. по ЮШ) монгольские войска двинулись на юг. Как и в предыдущих походах, действия монголов представляли собой сочетание фронтального удара по кратчайшему направлению с глубоким обходом позиций противника главными силами. Один монгольский корпус был двинут на урахайбалгасунском направлении через пограничный хр. Эрги-Хара. Главные же силы, имея в авангарде конницу Субеедей-багатура, двинулись на юго-запад в направлении на Эдзин-Гол для овладения Ганьсуйским коридором и выхода в тыл расположения противника. В «Сокровенном сказании»⁶⁸ определенно говорится, что монгольские войска наступали на Урахай-балгасун в Алашани. Такой план операции был еще обусловлен тем обстоятельством, что тангуты сосредоточили значительные силы к западу от Желтой реки на кратчайших путях, ведущих к их столице Чжунсину (Нинся)⁶⁹. К неизбежному столкновению тангуты приготовились заранее ― еще в октябре 1225 г. они заключили тайный оборонительный договор с Цзиньской империей, который обеспечивал им тыл.

Каким же путем шли главные силы монгольской армии на Эдзин-Гол? От массива Гурван-Сайхан на Эдзин-Гол ведут две дороги, проходящие по галечной пустыне, перерезанной многочисленными сухими руслами. Вода встречается только в сухих руслах на глубине 5‒7 футов, а также в колодцах у подножья холмов. Одна из дорог идет через массив Ноин-Богдо и имеет чрезвычайно пустынный характер. Восточная дорога проходит по равнинной местности через урочище Йехегун. Вероятнее всего, монголы воспользовались второй дорогой. Все расстояние между Гурван-Сайханом и Эдзин-Голом, около 270 км, было пройдено ускоренным маршем, быть может, в пять-шесть переходов. Достигнув бассейна Эдзин-Гола (во 2-й луне 1226 г. по ЮШ⁷⁰), монголы захватили г. Ицзинай (Etzina у Марко Поло⁷¹, Хэйшуйчэн по ЮШ; Хара-Хото), под стенами которого разбили отряды уйгуров (из Ганьчжоу), тюрков-телэй и диминь⁷² ― вассалов тангутского царя⁷³. Город, защищавшийся тибетским (кит. Туфань) гарнизоном, был взят приступом.

Овладев бассейном Эдзин-Гола, монгольская конница двинулась на Сучжоу, причем отдельный отряд был послан на запад ― на Гуачжоу и Шачжоу в бассейне р. Сулэхэ. Это обеспечивало действия войск на ганьчжоуском направлении. В мае ― начале июня монгольские войска подошли к стенам Сучжоу, где задержались до конца июня и затем двинулись на Ганьчжоу. В «Юаньши»⁷⁴говорится, что Чингисхан провел лето в горах Хуньчуйшань, и в монгольском «Сокровенном сказании»⁷⁵ указывается, что летом хан находился в горах Цасуту⁷⁶. Горы Хуньчуйшань соответствуют хр. Циляншань (Наньшань), откуда Чингисхан мог удобно руководить действиями своих войск в районе Сучжоу и Ганьчжоу. После взятия Ганьчжоу во второй половине июля монголы двинулись на Силянфу (Лянчжоу), который сдался без сопротивления. Согласно «Юаньши»⁷⁷, это произошло осенью 1226 г. Если придерживаться хронологии «Сокровенного сказания», то это событие должно было иметь место летом (в конце июля) 1227 г. Силянфу-Лянчжоу (Eri-jou-i по СС⁷⁸) был одним из главных культурных и экономических центров Тангутского царства, и со сдачей этого города тангуты потеряли важную экономическую базу.

Овладев Лянчжоу, монголы двинулись на Цзю Ду («Девять Переправ») на Желтой реке, в 220 км от города (четыре перехода). Захватив переправы, они двинулись вниз по правому берегу Хуанхэ⁷⁹ в направлении на Линчжоу (Линву, Dörmegai ~ Türmegei по СС). Не вынеся грозной обстановки, тангутский царь Ли Дэван умер, и ему наследовал его младший брат Ли Сянь (1227 г.). В то время как монголы штурмовали Линчжоу, двинутые на выручку города крупные тангутские силы (около 100 тысяч человек) сосредотачивались к западу от Желтой реки. Эти войска под начальством Лингуна Вэймина, вероятно, представляли собой главные тангутские силы, сосредоточенные к западу от Хуанхэ на урахайбалгасунском направлении, откуда ожидалось наступление монголов. Тот факт, что эти крупные силы стали подходить, когда монголы штурмовали Линчжоу (Линву), показывает, что завоевание Ганьсу происходило более быстрыми темпами, чем описано в «Юаньши», ибо иначе тангуты имели бы достаточно времени встретить противника к югу от Желтой реки и не допустить захвата богатого района Силянфу (Лянчжоу). Перейдя на левый берег Хуанхэ, монгольские войска нанесли тангутам жестокое поражение. То обстоятельство, что монголы наступали на Линчжоу по правому берегу реки, свидетельствует о том, что им было известно нахождение крупных неприятельских сил в районе и что свой поход к Линчжоу они предпочли сделать под прикрытием реки. Продолжая преследование противника, монголы захватили укрепление Кэимэнь к западу от Хуанхэ, где в плен попал Вэймин, тангутский военачальник. Развивая свое наступление, монголы овладели Урахай-балгасуном⁸⁰, где взяли в плен Ли Дэжэня (брат царя Ли Дэвана), которого предали казни за отказ совершить обряд поклонения хану. Трудно сказать, был ли Урахай-балгасун взят войсками, наступавшими от Кэимэня, или же войсками, идущими с севера. Согласно «Юаньши»⁸¹, Линчжоу пал в конце 1226 г. (в 11-й луне), если же следовать «Сокровенному сказанию» ― летом 1227 г.

В июле 1227 г. Чингисхан прибыл в Лундэ, к западу от Пинляна, чтобы быть ближе к войскам, так как предстояла решающая фаза всей кампании ― взятие тангутской столицы Чжунсин⁸² (Нинся). Во время осады города Субеедей-багатур был послан в долину р. Таохэ против цзиньцев, чтобы обеспечить тыл монгольских войск, действующих против Чжунсина, от возможных выступлений со стороны чжурчжэней. В конце июля ― начале августа Ли Сянь согласился сдать столицу. Чингисхан, который находился в горах Люпаньшань, послал тангутскому царю монгольские условия ее капитуляции. Ли Сяню было разрешено остаться в городе на месяц и подготовить уплату контрибуции, причем туда был послан Толун-черби наблюдать за выполнением условий перемирия. Титул тангутского царя был изменен на Шидургу, т. е. «верный», чем подчеркивалось его вассальное состояние⁸³. Ли Сянь, видимо, прибыл в походную ставку Чингисхана, которому не суждено было закончить поход, уже после кончины Великого хана. Ему было предложено совершить поклонение перед «закрытой дверью» ханской юрты, после чего он был умертвлен Толун-черби⁸⁴.

В «Сокровенном сказании»⁸⁵говорится, что после смерти Чингисхана значительная часть тангутского народа была отдана в удел ханше Есуй, которая сопровождала его в этом походе. Обстоятельства смерти Великого хана еще недостаточно выяснены. Согласно «Юаньши», Чингисхан, прибыв к р. Сицзян в районе Циншуй, почувствовал себя плохо 18 августа 1227 г. (день жэньву 7-й луны) и через неделю, 25 августа, скончался в походной ставке в урочище Халаоту. Некоторые авторы, считая, что Великий хан вернулся в Монголию, ищут урочище Халаоту в бассейне Керулена⁸⁶. Возможно, что Великий хан скончался на пути из Циншуя в Линву⁸⁷ и что кончина его была объявлена лишь в Линву. Но вероятно, что походную ставку в урочище Халаоту следует искать на пути в Монголию, на не слишком большом удалении от Линву. В юго-восточном Ордосе, на пути из Нинся и Ганьсу в направлении на Эджен-хоро в хошуне Ван, лежит урочище Халиуту на р. Халиутин-Гол в хошуне Ушин (впадает в р. Вудинхэ⁸⁸). По Рашид ад-Дину⁸⁹, тело Чингисхана было увезено в Северную Монголию, у Санан Сэцэна и в летописи «Алтан Тобчи» говорится, что оно было увезено на родину. Мы не знаем, по какой дороге были увезены останки Великого хана на север, но весьма вероятно, что последний свой путь он совершил через восточный Ордос и что урочище Халиуту⁹⁰ и есть Халаоту «Юаньши». Тело Чингисхана было погребено в горах Бурхан-Халдун (Хэнтэй), согласно пожеланию, высказанному им еще при жизни⁹¹. Эджен-хоро в хошуне Ван и г. Мунаула⁹² ― вехи на последнем пути Великого хана.

Так закончилась первая глава в истории Великой Монгольской империи, которая в год смерти Чингисхана простиралась от берегов Тихого океана до Каспийского моря. Громадные пространства, завоеванные в течение одного царствования, включавшие области с разнообразным населением, не могли оставаться в условиях первобытного хозяйства. При первом Великом хане Чингисе Монголия далеко ушла по пути экономического подъема. Из страны кочевников-скотоводов-охотников, ведущих меновую торговлю со своими более культурными оседлыми соседями, Монголия превратилась в обширнейшую мировую империю. Созвучно с новой эпохой подъема кочевой империи монгольская столица была перенесена на берега Орхона, на места древних ханских ставок хуннов и тюрков, где проходили торговые караванные пути, связывавшие Монголию с бассейном Енисея и Притяньшаньем. Как говорит персидский историк Мирхонд (1433‒1498), «...города и большие дороги стали свободны и открыты купцам всякого рода. Он (Чингисхан) хотел обеспечить их такой безопасностью и спокойствием, чтобы каждый в пределах его господства мог нести на голове своей золото без всякой опасности (быть ограбленным), так, как люди носят простые горшки»⁹³. Мусульманские и уйгурские купцы, привлеченные Великим ханом, установили прочные торговые связи с древними торговыми центрами Трансоксианы и Ирана, а также лесного пояса Сибири и Китая. Мусульманских купцов монголы именовали тюркским словом ортак, т. е. «посредник» ― название, подчеркивавшее значение и роль купцов в монгольском мире. По словам автора «Мэнда бэйлу» («История и древности»), вся торговля Монголии с Китаем и странами мусульманского запада находилась в руках этих мусульманских купцов из Трансоксианы, наследников и потомков согдийских купцов. В самой Монголии, этой стране войлочных юрт, стали появляться оседлые торговые центры с поселениями ремесленников, вывезенных из Китая и Трансоксианы, как, например, известный «город Чинкая» ― поселение ремесленников на Монгольском Хангае. Из кратких упоминаний в монгольском «Сокровенном сказании», из сведений китайских источников и персидских авторов можно восстановить картину товарообмена Монголии времен Чингисхана и его ближайших преемников. С севера, из-за Саянских гор и из сибирской тайги, шли продукты земледелия и охоты (меха-кожи). В «Сокровенном сказании» говорится, что мусульманский купец Хасан из Туркестана гнал вдоль р. Аргунь (Ergune) тысячу кладеных баранов и одного белого верблюда «для вымена соболей и белок»⁹⁴. Из степного пояса Монголии поставлялся скот и продукты скотоводства и охоты. С юга, из Китая, вывозились продукты земледелия и предметы роскоши (шелк, парча) для монгольских княжеских ставок. Китайские кустари снабжали ставки князей предметами обихода, как это еще имеет место в современной нам Монголии. С запада, из Трансоксианы и Ирана, шли металлические изделия (оружие) и продукты городской промышленности Трансоксианы-Мавераннаха.

Выше уже было отмечено, что многие из мусульманских писателей обличают жестокость монголов. Мы часто читаем о разрушенных городах и об избиениях мирных жителей. Но жестокий век требовал жестоких мер, и массовые избиения и увод в плен представляли собой общепринятые виды вооруженного воздействия против непокорных⁹⁵. Избиения пленных были часто вызваны суровыми обстоятельствами, в которых протекали военные действия, и очень часто являлись печальной необходимостью в обстановке конного набега, ибо конница не могла отягощать себя многочисленными обозами и толпами пленных, каковых было особенно много, принимая во внимание малую сопротивляемость противников монголов. Многое в этих сведениях, сообщенных противной стороной, конечно, сильно преувеличено, ибо города, взятые монголами, быстро восстанавливались и уже при хане Угедэе представляли собой крупные культурные и экономические центры. Именно в монгольскую эпоху особенно расширилась Бухара. Так, Джувейни говорит, что «не было подобно ей города в мусульманском мире»⁹⁶, а Марко Поло называет Бухару «лучшим городом всей Персии»⁹⁷. Профессор В.Ф. Минорский считает, что сведения Ибн ал-Асира об избиении населения Рея в 1220 г. несколько преувеличены⁹⁸. Некоторые из западных и мусульманских писателей все же отдали должное мудрому управлению Великого хана. К таким источникам следует отнести «Историю завоевателя Мира» (Та´рūх̮-и джахāнгушāй) Джувейни, «Историю монголов и татар» Абу-л Гази Бахадур-хана, «Грузинскую хронику», свидетельство армянского царя Хэтума⁹⁹ и «Сирийскую хронику» Григория Абу-л-Фараджа. Вспомним слова Марко Поло: «Il mourut, ce qui fut grand dommage, car il etait prudhomme et sage»¹⁰⁰. О Чингисе же сказал Жуанвиль: «Он держал народ в мире»¹⁰¹. Но даже те писатели, которые обличали разрушения, причиненные монголами, и их жестокосердие, как, например, Джузджани, вынуждены были признать, что «таков был порядок, установленный Чингисханом, что во всей его ставке никто не мог подобрать упавшей плети, если не был владельцем ее, и что никто не мог указать на наличие лжи и грабежа во всем его войске»¹⁰².

Мы уже упоминали о влиянии уйгурской культуры на монголов. В царствование Чингисхана монголы переняли уйгурское письмо от кереитов. Общепринят был уйгурский язык, на котором писали в монгольских канцеляриях. По свидетельству автора «Мэнда бэйлу» («История и древности»), китайское письмо стало употребляться в дипломатической переписке лишь после 1219 г. Мы уже неоднократно упоминали имена уйгура Тататонга, который стал канцлером, или хранителем печати, Великого хана, хорезмийца Махмуда Ялавача (ум. 1254), мусульманина, ставшего наместником Туркестана, и киданина Елюя Чуцая (1190‒1244)¹⁰³. При дворе Чингисхана значительную роль играли христиане-несториане¹⁰⁴. Так, даосского философа Чанчуня сопровождал чиновник кереит-несторианин Чинкай (1171 ― ок. 1252)¹⁰⁵. Этот Чинкай, перешедший вместе со многими своими соплеменниками на службу к Чингисхану после разгрома Ван-хана, участвовал на курултае 1206 г., отличился в походе против найманов и был пожалован верховым конем из собственного табуна Великого хана. Во время похода против каракитаев ему был пожалован значок-штандарт, украшенный жемчугом, и он получил право носить знак золотого тигра. Им был основан по указу хана город ремесленников и кустарей в горах Абухань (вероятно, в южном Хангае к юго-западу от совр. Улясутая), ставший известным под именем «город Чинкая». Он принял участие также в походе на Китай в 1212 г. и отличился при взятии г. Фучжоу¹⁰⁶. Впоследствии он занял высокое положение при ханах Угедэе и Гуюке. Среди приближенных Чингисхана следует упомянуть и Лю Вэня, или Лю Чжунлу, состоявшего при ставке хана в качестве правоведа и известного своим умением делать «поющие» стрелы. В царствование хана Угедэя в 1235 г. он возглавлял водяные работы на Керулене¹⁰⁷. Другим иностранцем на службе Великого хана был Али Сянь¹⁰⁸, родом из Тангута, который состоял на монгольской дипломатической службе и начиная с 1214 г. неоднократно посылался к цзиньскому двору в Китай.

С помощью своих советников и используя опыт прошлых кочевых империй, память о которых сохранялась среди кочевников, Чингисхану удалось создать величественное здание небывалой мировой империи. Единству империи много способствовало учреждение станций на уртонных почтовых и военных дорогах ― ямах (монг. jam, тюрк. jam)¹⁰⁹, которые связывали отдаленнейшие части империи. Эта прекрасно организованная служба связи позволила монголам одновременно продолжать завоевание Китая и вести войну на западе против хорезмшаха. Об устройстве этих ямов Джувейни говорит, что «когда удлинилось и расширилось протяжение их царства и стали случаться важные события, невозможно стало без сообщений о положении врагов. Приходилось также перевозить ценности с Запада на Восток и с Востока на Запад. Посему учреждены ямы чрез всю ширь и длину страны и определены припасы и расходы по каждому яму, положено (число) людей и животных и (количество) яств, питей и прочего снабжения, и произведена раскладка на тьмы». И далее: «Ежегодно ямы должны осматриваться: коль будет какой недостаток или убыль, надо брать замену с крестьян»¹¹⁰. Служба на почтовых дорогах ложилась тяжелым бременем на население, но этот недостаток не умалял громадной пользы, приносимой ими государству. Эти ямские дороги обслуживали не только государственных гонцов ― элчи (elс̄i), но и торговые караваны и иностранные посольства, которые пользовались ими с особого разрешения¹¹¹. По ним же двигались войска. Во время похода на запад особое значение получила дорога из Каракорума, которая проходила на запад через «город Чинкая» (Хангай) ― Бешбалык ― Луньтай ― Джамбалык-Пулад (ок. оз. Сайрамнур) ― Алмалык ― Баласагун ― Талас ― Ходжент ― Отрар ― Самарканд (откуда можно было идти на Бухару или на Кеш) ― проход Бузгала ― Балх. Дорога эта, по которой в 1221‒1224 гг. проехал даосский монах Чанчунь и которую описал в своем «Си-ю-лу» Елюй Чуцай, продолжала сохранять свое значение и при преемниках Чингисхана. Существовала еще северная дорога на Бешбалык, проходившая через Алтай на Эмиль. По ней проехали посольства папских легатов ― францисканских монахов Плано Карпини (1245‒1247 гг.) и Рубрука (1253‒1255 гг.). В целом следует заметить, что в монгольскую эпоху большое значение получили пути, проходившие к северу от Тянь-Шаня, по которым шло имперское сообщение. Старые торговые пути к югу от Тянь-Шаня продолжали сохранять свое торговое значение. То же явление замечалось и в древности, в эпохи преобладания кочевых народов, как, например, в хуннскую эпоху и в тюркский период VI в.

Вся громадная империя была разделена на податные участки, которые соответствовали войсковой организации, принятой у монголов, ― участки десятников, сотников и тысячников. Подати взимались натурой и деньгами, в расчет принималась и трудовая повинность населения. Податное устройство Монгольской империи сохранялось в вассальных владениях империи и после ее распада. Так, в Южной Руси после монгольского нашествия было установлено деление на податные округа, называемые «тьмами»¹¹².

Великая Яса Чингисхана, согласно профессору Г.В. Вернадскому, была не простой кодификацией норм обычного права монгольских племен, а сводом новых норм права в соответствии с нуждами Великой империи¹¹³. Многое в Ясе, конечно, восходит к древним нормам обычного права степных племен. Кодексы правовых норм существовали и у предшественников Чингисхана в монгольской степи ― у тюрков, жуань-жуаней и хуннов. Однако скудость наших источников не позволяет установить, насколько Великая Яса Чингисхана заимствовала свои правовые нормы от древних степных кодексов.

С созданием мировой империи стал постепенно изменяться и родовой строй монгольских племен. Хозяином империи становится император-хан, а также члены ханского «золотого рода» ― алтан уруг (altan urug). Кочевые угодья, или нутуг, бывшие во владении определенных родов и племен, переходят во владение к членам ханского рода, царевичам (köbegün) и сподвижникам императора-хана, выходцам из среды дружинников-нукеров, которые за службу награждались уделами¹¹⁴. В своих уделах эти феодальные сеньоры, или едзен (ejen), являлись полными хозяевами пастбищных угодий (belčiger ~ elrēp). Как говорит Рубрук, «всякий начальник знает, смотря по тому, имеет ли он под своею властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимою, летом, весною и осенью»¹¹⁵. Плано Карпини¹¹⁶ подтверждает это, сообщая, что кочевник мог кочевать со своими стадами лишь по определению своего господина. Особые заповедники-хориги (xorig) для охоты или пастьбы ханского скота устраивались по распоряжению феодального сеньора¹¹⁷. Феодальные сеньоры имели право пользоваться и «продовольственной повинностью» (šigu͆sün)¹¹⁸. После завоевания оседлых областей члены ханского рода (ханские родичи) стали получать во владение обширные поместья в оседлых культурных районах, откуда им ежегодно доставлялись продукты земледельческого хозяйства¹¹⁹. Создание империи породило закрепление кочевого населения за определенными феодальными единицами и территориями. За переход к другому господину монгол-воин карался смертью¹²⁰. «Никто да не уходит из своей тысячи, сотни или десятка, где он был сосчитан. Иначе да будет казнен он сам и начальник той части, который его принял»¹²¹. Включение в состав империи оседлых областей с культурным населением породило значительное увеличение числа дархатов (~ дархан, тюрк. тархан) ― вольноотпущенников, вассалов, освобожденных от повинностей и податей (т. н. тарханные привилегии), занимавших особое, промежуточное положение в монгольском феодальном обществе. Этими привилегиями жаловались видные представители городов, завоеванных областей, а также представители духовенства, как, например, уже упоминавшиеся буддийские монахи, последователи школы созерцания (чань), сделанные дархатами по особому докладу Мухали, ханского наместника на Востоке.

В Компиляции Пети де ла Круа встречается следующая формулировка обязанностей индивида по отношению к обществу и государству: «Чтобы изгнать праздность из своих владений, он (Чингисхан) повелел всем своим подданным работать на общество так или иначе. Те, кто не шел на войну, должны были в известное время года работать определенное количество дней на общественных постройках или делать иную работу для государства, а один день каждую неделю работать на хана»¹²². Таким образом, в монгольском государстве неуклонно проводилась идея служения каждого своему хану и государству. Тыл организовывался для обслуживания войск в военное время, причем к работе в тылу привлекались и женщины.

Следует особо отметить принцип веротерпимости, проводимый неуклонно монгольскими ханами согласно повелению основоположника империи. Так, Джувейни говорит, что Чингисхан «ученых и отшельников всех толков уважал, любил и чтил, считая их заступниками перед Господом Богом»¹²³. А. Макризи отмечал:«Он (Чингисхан) установил уважать все исповедания, не отдавая предпочтения ни одному»¹²⁴. Согласно Вардану, Чингисхан повелел«так называемые дома Божии и Его служителей, кто бы ни был, ― щадить, оставлять свободными от налогов и почитать ux»¹²⁵. Эта политика по отношению к духовным вопросам проводилась монгольскими военачальниками во время похода на каракитаев и во время Туркестанского похода.

Хорошо известны беседы Чингисхана со знаменитым даосским подвижником Чанчунем, которого монгольский император пригласил из далекого Китая в свою походную ставку во время похода на запад против Хорезма. (Путешествие даосского монаха Чанчуня под заглавием «Си-ю-цзи» («Описание путешествия на Запад») описано в 1228 г. его учеником Ли Чжичаном¹²⁶.) Чанчунь (Цю Чуцзи, 1148‒1227) пользовался большой известностью в Северном Китае и благоволением цзиньского двора. Еще в 1207 г. цзиньская принцесса Юаньфэй пожаловала в храм Тайсюгуань, в котором жил Чанчунь, полный даосский канон. В 1219 г., прослышав о славе даосского философа, жившего тогда в Лайчжоу в Шаньдуне, монгольский хан послал к нему своего посла Лю Вэня. Чингисхану рассказывали, что даосские монахи занимались отысканием «философского камня», и он хотел, по-видимому, получить «средство для вечной жизни». В ответ на приглашение Великого хана Чанчунь отправился в его ставку. Из Шаньдуна он прибыл в Пекин, а 3 марта 1221 г. выехал со своими спутниками из Сюаньдэчжоу (совр. Сюаньхуафу) и затем перевалил через Ехулин (Унеген-Дабан). Из Фучжоу (ок. совр. Калгана) старец и его спутники направились на север, вероятно, по одной из долоннурских дорог в низовье Керулена, в ставку князя Темуге-отчигина, младшего брата Чингиса, куда прибыли 4 апреля. Оттуда они продолжили свой путь вверх по долине Керулена и далее к «городу Чинкая», который достигли 14 апреля. Дальнейший путь лежал через Бешбалык, Алмалык и Талас. 3 декабря 1221 г. старец и его спутники прибыли в Самарканд, население которого к тому времени значительно сократилось, и вместо 100 тысяч семей в городе оставалось не более четверти¹²⁷. Но нигде Ли Чжичан, спутник Чанчуня, не упоминает о разрушениях, что указывает на тот факт, что Самарканд довольно хорошо сохранился. В городе Чанчунь видел индийских слонов и павлинов, в свое время привезенных для хорезмшаха из Индии. Из Самарканда Чанчунь проехал в походную ставку Чингисхана к югу от Гиндукуша, через Кеш и проход Бузгала, причем почетным конвоем командовал один из лучших монгольских военачальников, Богурчи.

В половине мая 1222 г. Чанчунь прибыл в ставку Великого хана, который при встрече с ним выразил свое удовольствие видеть знаменитого отшельника такими словами: «Другие владетели приглашали тебя, но ты отказался посетить их, а теперь прибыл сюда из-за 10000 ли; мне это весьма приятно»¹²⁸. Однако продолжавшиеся военные действия помешали Чингисхану беседовать со старцем. Чанчунь был отпущен обратно в Самарканд, а осенью он вновь посетил ставку Великого хана, и 1 октября состоялась их первая беседа, за которой последовали другие. Слова старца переводились на монгольский язык киданином Ахаем, причем Чингисхан повелел, чтобы они были записаны по-китайски. Эти встречи с даосским подвижником оставили глубокое впечатление на Великого хана, который среди обстановки бранной жизни сумел найти время побеседовать о духовных исканиях последователей таинственного Дао. «Шэнь-сянь три раза объяснял мне средства к питанию основы жизни; я глубоко вложил его слова в сердце; я полагаюсь на вас, ибо не следует разглашать их»¹²⁹, сказал он присутствовавшим при этом подданным.

Во время вторичного посещения ханской ставки Чанчунь проехал через Балх, где незадолго до этого произошло восстание, после чего население было уведено из города, но сам город еще не был разрушен: «мы еще слышали лай собак на улицах», ― говорит Ли Чжичан¹³⁰. Чанчунь еще некоторое время сопровождал Чингисхана на пути в Монголию, причем Великий хан неоднократно призывал к себе старца. Царевичам и своим приближенным, которым он изложил поучения старца, Чингисхан сказал: «Небо послало этого Святого Бессмертного передать мне все это. Вы, каждый, запишите то в своем сердце»¹³¹. Стесненный долгим пребыванием в многолюдной и шумной ставке, Чанчунь просил позволения вернуться в Китай и, получив разрешение, выехал в обратный путь. На этот раз старец проехал южной дорогой через Гоби, проходящей от «города Чинкая» вдоль северной границы Тангутского царства, и 21 июля прибыл к заставе Юйян, расположенной к северу от современного Хух-Хото, откуда продолжил путь на Датунфу¹³².

Походы Чингисхана имеют выдающееся значение для военной истории. Не будет преувеличением сказать, что они создали эпоху в истории военного искусства. Многое в тактике монголов XIII в. настолько современно, что заслуживает самого глубокого изучения. Впервые в истории Среднего и Дальнего Востока военные операции велись хорошо организованными и обученными войсками. Этой регулярной организацией монгольских войск объясняется легкость их побед над противником, который часто был более многочисленным.

В войсках монгольского хана поддерживалась железная дисциплина, как в походе, так и в бою. Смертная казнь полагалась всем дезертирам и отказавшимся идти в бой¹³³. Войска состояли из конницы, которой были приданы отряды осадных войск, вооруженные вьючными и тяжелыми осадными орудиями (баллисты и др.). Эти осадные войска состояли из уроженцев покоренных оседлых народов, привыкших к условиям пешего боя и крепостной войны. На вооружении всадников¹³⁴ имелись: кожаные и железные панцири (küge, quyaγ); панцири из кожи, покрытой лаком; кольчуги из металлических пластин, находящих друг на друга и скрепленных сыромятными ремнями; железные или медные шлемы (duγulγa) с кожаными затыльниками для защиты от сабельных ударов; щиты¹³⁵, которыми, однако, редко пользовались в конном бою; кривые сабли (ildü); пики (jida), снабженные крюком для стаскивания противника с седла; палицы (bilаγи); луки (numu) с саадаками (saγadayγ), в которые были вложены три типа наконечников для стрельбы на разные дистанции (легкий наконечник дальнего действия, широкий ― для стрельбы на близкие дистанции), а также известное число (до 30) тяжелых панциробойных стрел. Кроме этого каждый всадник имел при себе: мешочек с шилом и иглою для починки амуниции, напильник для заострения стрел, малый топор, серп для фуража, две кожаные фляги, котелок для пищи и кожаный мешок со сменой белья, который также служил для переправы через реки. Зимой полагались меховая шапка и овчинный тулуп. На несколько всадников давалась палатка (асар). На коней надевался панцирь¹³⁶. Некоторые части вооружения монгольских войск приходилось ввозить в Монголию из соседних промышленных центров. Так, шелковые тетивы для луков поставлялись из Китая, а холодное оружие шло из Трансоксианы.

Впервые в истории военного дела была введена правильная организация служб снабжения и тыла. Большое внимание уделялось устройству магазинов для хранения припасов. Так, в «Си-ю-цзи», или описании путешествия Чанчуня, говорится о больших зернохранилищах в «городе Чинкая» в Хангае¹³⁷. Проводились военные дороги¹³⁸. Армейское командование выпускало денежные знаки установленного курса для производства платежей в районе расположения войск. При походном движении обращалось особое внимание на обеспечение войск и на разведку противника. Впереди главных сил двигались передовые отряды-авангарды (praecursores у Плано Карпини)¹³⁹. Боевая работа таких отрядов облегчалась сетью тайной агентуры, содержавшейся монгольским командованием. Отряды эти двигались налегке, без обозов, удаляясь на значительное расстояние от главных сил. Через реки переправлялись с помощью кожаных мешков-плотов (sal), на которые складывалось оружие, амуниция и конское снаряжение. Кони переправлялись вплавь. Монгольская конница умела проходить большие расстояния, так, например, авангард Субеедей-багатура в Венгрии за три дня прошел 290 км. Обычные переходы делались в 50 км.

Для монгольской конной тактики характерно сочетание огня и удара. Огневое нападение всегда предшествовало конному удару¹⁴⁰. Бой начинался лучниками, которые огнем своих стрел поражали линии противника. Часто применялся маневр ложного отступления, чтобы заманить противника в засаду. Порою лучники спешивались и вели пеший огневой бой (сравн. комбинированный бой современной конницы). Для атаки противника монгольская конница принимала эшелонное построение (5 эшелонов). Разомкнутые шеренги всадников (монгольская лава) следовали одна за другой и поражали противника огнем стрел и холодным оружием, причем стремились к глубоким обхватам флангов противника. Конный бой завершался атакой ударной группы, состоявшей из панцирной, или таранной, конницы, вооруженной саблей и пикой, которая направлялась в слабое место боевого построения противника, обнаруженное во время первой фазы боя. В монгольской коннице широко применялся способ немого учения. Во время боя приказы передавались знаками: в каждом эскадроне (сомоне) значковые повторяли сигнал (белые и черные значки). Всякое действие должно было быть доведено до конца. Противник преследовался до полного уничтожения, и это особенно хорошо понимали монгольские командиры.

Таковы в общих чертах основы монгольской тактики. Многое в этой тактике было заимствовано монголами от своих предшественников ― хуннов, жуань-жуаней, тюрков, но многое, несомненно, принадлежит национальному творчеству монголов и было впервые введено их гениальным вождем Чингисханом¹⁴¹.

Из феодальной армии, основанной на родовом быте, Чингисхан сумел создать регулярную армию. Начала регулярности, положенные в основу организации монгольского войска, и дали победу монгольским ханам над плохо дисциплинированными полчищами их противников, о которых столь метко говорит Джувейни¹⁴². Персидский историк отмечает суровую дисциплину в рядах монгольского войска и выносливость монгольских воинов, выросших и воспитанных в условиях кочевого быта в степи¹⁴³. Выше мы уже указывали, что среди дошедших до нас фрагментов Ясы имеются положения монгольского воинского устава, согласно которому устраивались периодические смотры боеспособности войсковых частей и войскового имущества. Уходящих на войну мужчин в тылу заменяли женщины. В рядах строго соблюдался принцип равенства в долге, при котором, по словам Джувейни, «каждый человек трудится, как другой, разницы не делают, и на богатство и поддержку не смотрят». Тот же Джувейни отмечает быстрый переход от мирного положения к военному.

Чингисхан требовал от своих военачальников постоянной заботы о людском и конском составе. «Еще сказал: нет героя, подобного Сунтаю, нет в "тысячах"(полках) подобного ему человека. Однако, так как он не знает усталости от похода, не чувствует ни жажды, ни голода, то и других людей из нукеров и воинов, находящихся при нем, всех считает подобными себе в перенесении тягостей, а они не имеют силы и твердости к перенесению. По этой причине не подобает ему начальствовать войском. Подобает начальствовать войском тому, кто сам чувствует жажду и голод и соразмеряет с этим положение других, идет в дороге с расчетом и не допускает войско терпеть голод и жажду, а четвероногих ― отощать. На этот смысл указывает: идите шагом слабейшего из вас»¹⁴⁴.

Чингисхан высоко ставил простоту в быту и в отношении к подчиненным. На даосской стеле, исполненной по указанию монаха Ли Чжичана, спутника Чанчуня, и датируемой 1229 г., приводятся слова монгольского хана: «Небо устало от чрезмерной роскоши Китая. Я (Чингисхан) обитаю в дикой стране севера, я возвращаюсь к простоте и блюду умеренность. Что касается одежды, которую я ношу, и пищи, которую принимаю, я пользуюсь тем же отрепьем и той же пищей, что и пастухи скота и табунщики. Я отношусь к моим воинам, как к братьям. Участвуя во ста сражениях, я всегда был впереди. В течение семи лет я совершил великое дело, и в шести странах света все подчинено одному закону»¹⁴⁵.

С военным делом тесно связаны были облавы на зверя (aba), которые служили, как было уже сказано, своего рода тактическими учениями в монгольских войсках, а также для добывания необходимого провианта. «Когда нет войны с врагами, пусть предаются делу лова ― учат сыновей, как гнать диких зверей, чтобы они навыкли к бою и обрели силу и выносливость, и затем бросались на врага, как на диких животных, не щадя (себя)»¹⁴⁶. О том же говорит и Джувейни:«Ловитву Чингисхан строго содержал, говорил, что-де лов зверей подобает военачальникам: тем, кто носит оружие и в боях бьется, надлежит ему обучаться и упражняться (дабы знать), когда охотники доспеют дичь, как вести охоту, как строиться и как окружать дичь, по числу людей глядя. Когда соберутся на охоту, пусть высылают людей на дозор и осведомляются о роде и числе дичи. Когда не заняты военным делом, пусть непременно ревнуют об охоте и войско к тому приучают. Цель не только сама охота, а больше то, чтобы воины приобыкали и закалялись и осваивались со стрелометанием и упражнением»¹⁴⁷.

Джузджани оставил нам портрет Чингисхана ― такого, каким он был, со слов современников, во время похода на запад: «Человек высокого роста, крепкого телосложения, большой физической силы, с редкими седыми волосами на лице, с кошачьими глазами, обладавший громадной энергией, распознаванием, гениальностью и пониманием, внушающий благоговение, жестокосердный, справедливый, твердый, побеждающий врагов, неустрашимый, кровавый и лютый»¹⁴⁸.

Великий хан Угедэй (1229–1241 гг.)

После смерти Чингисхана и, вероятно, еще при его жизни вся обширная территория Монгольской империи была разделена между четырьмя его сыновьями. Установить точные границы их владений, или улусов, едва ли возможно.

Старший сын Джучи (кит. Шучэ) еще при жизни своего великого отца остался на западе после Туркестанского похода 1219‒1225 гг., где и умер незадолго до кончины Чингисхана, в феврале 1227 г. Ставка его, или орда, помещалась на Иртыше, где после его смерти продолжал кочевать его сын Орду. В состав улуса Джучи входили Кипчакские степи (юго-восточная часть южнорусских степей и арало-каспийские степи), Хорезм и Тургай. Включение Хорезма в состав земель улуса Джучи лишний раз подчеркивает тесную экономическую связь, существовавшую издавна между юго-востоком Причерноморья и низовьем Туркестанского Двуречья. Еще при жизни Чингиса Джучи проявлял сепаратистские стремления, встав во главе движения, направленного на отделение Кипчакской степи от остальной империи. Смерть Джучи остановила междоусобную войну¹. С кончиной Джучи во владении этой обширной областью был утвержден его второй сын ― Бату (кит. Баду, рус. Батый), имевший свою ставку в Сарае на нижней Волге².

Между рр. Или и Сырдарья кочевал со своей ордой младший сын Джучи ― Шибан (Шейбан мусульманских источников), потомки которого в начале XVI столетия основали Узбекское ханство.

Образование улусов Монюльской империи.

Второй сын Чингисхана ― Чагатай получил во владение территорию бывшего Каракитайского ханства: Илийский край, Кашгарию и Трансоксиану (Самарканд). Ставка Чагатая находилась в урочище Куяс в окрестностях Алмалыка (Кульджа).

Третьему сыну Чингиса, Угедэю, отошла территория бывшего Найманского ханства ― Тарбагатай, Алтай и часть Западной Монголии к западу от Хангайской горной страны. Ставка его помещалась на берегу р. Эмиль.

Младший сын Тулуй, согласно древнему монгольскому обычаю, остался хранителем отцовского очага (отчигин-едзен) и владел исконными монгольскими землями в районе верховий рр. Онон и Керулен.

Так образовались четыре улуса (тюрк. юрт), или удела, на которые делилась Монгольская империя после кончины ее основателя. Возглавлять эти четыре улуса, направлять их военные действия должен был, по мысли Чингисхана, один из четырех ханов в качестве кагана, или Великого хана (императора). Еще при жизни своей он указал на Угедэя, который «был известен и славен большим умом, совершенством и проницательностью»³, как на будущего Великого хана. После смерти великого основателя империи в течение двух лет ее делами правил хан Тулуй (yeke-поуеп) в качестве регента. В 1229 г. им был созван выборный курултай в урочище Худуге-Арал⁴ (Ходо-Арал) на берегу Керулена. В нем приняли участие князья правого крыла во главе с Чагатаем и Бату, князья левого крыла, возглавляемые Отчигин-нойоном, князья основного юрта (γol-kö’ad) во главе с Тулуем, а также другие члены «золотого рода», ханские зятья и представители служилой знати (нойоны, темники и тысячники). Великим ханом, каганом, Монгольской империи был провозглашен, согласно воле Чингисхана, хан Угедэй (13 сентября 1229 г.)⁵. Избрание состоялось в соответствии с новым церемониалом возведения на престол, установленным Елюем Чуцаем, причем избрание провозгласил Чагатай, старший брат Угедэя⁶.

В царствование Угедэя (Ögödei; кит. титул Тай-цзун) Монгольская империя получила твердую административную организацию ― плод работы Елюя Чуцая и его сотрудников, уйгурских и кереитских чиновников, привлеченных Великим ханом к управлению обширным государством, которое начинало жить на новых основаниях. «Держава, ― говорил Елюй Чуцай хану Угедэю, ― была создана на коне, но нельзя править с коня». Кроме Елюя Чуцая и чиновников-уйгуров, в деле администрации империи приняли участие кереит-несторианин Чинкай⁷, который был сделан канцлером империи, а также Чжэн Цзинсян, друг Елюя Чуцая, личный врач Угедэя, сопровождавший царевича в походе на запад (1219‒1225 гг.). Чинкай многократно отличался в царствование Угедэя. Так, в 1232 г. он участвовал в осаде Кайфына и был удостоен значка «Девяти драконов» и права пользоваться носилками. За участие в осаде Цайчжоу в провинции Хэнань ему была пожалована тысяча семейств в г. Эньчжоу в Шаньдуне, причем подати, поступавшие от этих семей, шли ему и его потомкам⁸.

Наместником Трансоксианы, которая хотя номинально и входила в состав земель улуса Чагатая, но управлялась повелениями Великого хана из Каракорума, Угедэй назначил Махмуда Ялавача, крупного представителя торгового класса Трансоксианы, который сделал своей резиденцией Ходжент и правил с помощью монгольских оккупационных отрядов. Острый экономический кризис, последовавший за монгольским завоеванием Туркестана, вызвал обеднение земледельческого населения и значительное сокращение товарообмена. В 1238/39 г. вспыхнуло серьезное восстание крестьян против монгольского владычества в Бухаре, во главе которого встал Махмуд Тараби, ремесленник⁹. Движение это было подавлено наместником. Вскоре после этого события между ним и ханом Чагатаем начались нелады, в результате чего Махмуд Ялавач был отозван из Трансоксианы и назначен губернатором Пекина, где и умер в 1254 г. Его сын Ма’суд-бек продолжал служить Великому хану Угедэю и был назначен наместником Кара-Хочо и Бешбалыка ― обширной области, в которую входила и часть Трансоксианы. Источники упоминают и монгольского резидента в Бухаре и Самарканде, вероятно, каракитая по происхождению, носившего китайский титул и имя Чонсан тайфу, который встречается еще под 1268 г.¹⁰

Кроме администраторов приглашались ко двору и ученые. Так, в царствование хана Угедэя в Монголию прибыл из Ирана известный знаток монгольского языка Ифтихар ад-дин Бекри, которому было поручено воспитание царевича Мункэ. Этот Бекри перевел на монгольский язык персидскую версию индийского «Пятикнижия» (Pañcatantra) ― «Калила и Димна»¹¹.

Имперская канцелярия была организована в составе четырех отделов, или департаментов: уйгурского, китайского, тангутского и иранского. Провинции, входившие в состав Северного Китая и оккупированные монгольскими войсками, были разделены на уезды. Была даже сделана попытка заселить пустынные местности (cöl-γajar), куда были посланы для разведки кочевых угодий и колодцев Чанай и Уйгурдай¹². По всей империи было организовано почтовое сообщение, которое связывало императорскую ставку с отдаленными уделами империи¹³. Вдоль военных дорог были учреждены хлебные магазины. Был установлен годовой государственный бюджет и определены размеры подати ― китайцы должны были платить налог зерном, серебром и шелком, а кочевые монголы обязывались представлять казне известное число (10 %) голов скота, коней и овец. В Пекине и Пинъяне были открыты школы, в которых сыновья монгольских князей обучались китайскому языку и литературе. Эти школы должны были создать и воспитать кадры образованных монгольских чиновников, которым вместе с представителями китайских образованных кругов поручалась администрация десяти новообразованных округов Северного Китая (1230 г.). Так строилась и укреплялась Монгольская империя, превращаясь постепенно из кочевой империи в обширное культурное государство, где кочевой элемент сумел спаять воедино оседлые страны и создать единый хозяйственный организм, звенья которого продолжали жить и в эпоху Маньчжурской империи (1616‒1636), и в России-СССР.

При хане Угедэе продолжались завоевания, причем полностью был использован опыт предыдущего царствования. На востоке оставалось незаконченным покорение Северного Китая. На западе намечался поход на Кипчакские степи, на Русь и далее на Европу, сведения о которых были доставлены Субеедей-багатуром и Джебе-нойоном.

События в Северном Китае снова требовали вмешательства монгольской вооруженной силы. Какова была военно-политическая обстановка к началу военных действий в 1231 г.? Цзиньцы, воспользовавшись относительным спокойствием, наступившим после смерти наместника Мухали, стремились укрепить свое положение. Они сумели вновь занять некоторые районы, имеющие стратегическое значение. Так, им удалось снова овладеть стратегически важным бассейном р. Вэйхэ. С севера позиции цзиньцев прикрывались Желтой рекой (Хуанхэ), поворачивающей от г. Хэчжун (совр. Пучжоу в Шаньси) на восток. Проход между Желтой рекой и горами Хуашань (отроги Циньлиншаня), по которому проходило главное оперативное направление на Хэнань, был защищен значительно усиленной крепостью Тунгуань (Tung-guan bojūmta). С юго-запада расположение цзиньцев прикрывалось малопроходимым хребтом Циньлиншань и течением р. Ханьцзян. Главные силы цзиньцев были, по-видимому, сосредоточены на севере у Тунгуаня. Согласно «Юаньши»¹⁴, план Северокитайского похода 1231‒1232 гг. был начертан самим Чингисханом перед его кончиной. В целом это было повторение Туркестанского похода 1219‒1225 гг.: сковывание противника на рубеже Желтой реки и глубокий обход в тыл позиций противника. По мысли Чингисхана, глубокий обход в тыл Даляна (Бяньлян, или Кайфынфу) принудил бы цзиньцев перебросить на юг Хэнани войска из-под Тунгуаня. Действительно, монголам предстояло либо форсировать проход Тунгуань, либо совершить глубокий обход расположения противника к югу от Циньлиншаня, по долине р. Ханьцзян. Первая альтернатива предполагала осаду и штурм укреплений Тунгуаня, что значительно замедлило бы темп скоротечной маневренной войны, к которой всегда стремились монгольские военачальники, избегавшие укрепленных районов, могущих стеснить действия конных масс. Вторая альтернатива сулила решительный успех и могла привести к полному разгрому цзиньских вооруженных сил, сосредоточенных между Хуанхэ и Ханьцзяном. Согласно плану операции, монгольское командование пыталось добиться от Сунского двора разрешения на пропуск монгольских войск через владения Сунской империи. Переговоры эти не увенчались успехом, и монгольский посол Чобуган был убит по приказанию правителя Чжан Сюаня (1231 г.).

Отказ Сунского двора не остановил монголов. Военные действия начались осенью 1231 г. (год зайца)¹⁵. В начале кампании монгольские войска двинулись в бассейн р. Вэйхэ, открывавшей им путь на Тунгуань с запада, и завладели городами Пинлян и Фэнсян, откуда шел путь через горы в долину Ханьцзяна. Главные монгольские силы (сковывающая группа) под начальством самого хана Угедэя стали сосредоточиваться против г. Хэчжун (Пучжоу) на Желтой реке. Район Фэнсяна явился исходным пунктом для намеченного глубокого обхода противника. В конце 1231 г. хан Тулуй во главе конной армии в 30 тысяч всадников двинулся через западный Циньлиншань на Синъюань (Ханьчжун) в долине р. Ханьцзян. В то время как главные силы обходной группы продолжали движение по правому берегу Ханьцзяна, отдельный корпус был направлен вниз по р. Цзялинцзян и занял г. Баонин (Сычуань), после чего присоединился к главным силам в долине р. Ханьцзян. Задачей этой западной конной группы, по-видимому, было обеспечение продвижения главных сил обходной группы в долине Ханьцзяна. Главные силы корпуса Тулуя двинулись на Жаофэнгуань¹⁶ и после взятия этого укрепленного пункта (к западу от г. Шицюаньсянь) продолжали продвижение вниз по долине р. Ханьцзян.

31 января 1232 г. монгольская конница перешла Ханьцзян в направлении на Тансянь и Дэнчжоу и двинулась на Наньян. Тем временем главные силы монгольской армии с осадным имуществом, под верховным командованием хана Угедэя, осадили Тунгуань, взяли штурмом Хэчжун и в феврале 1232 г., форсировав Хуанхэ, вторглись в пределы Хэнани. Весьма вероятно, что оба маневра были синхронизированы монгольским военным командованием, и форсирование Хуанхэ было выполнено после получения сведений о подходе монгольской конницы к Ханьцзяну. Хан Тулуй и его генералы Шиги-Кутуку и Тукулку-черби (брат Богурчи) нанесли решительное поражение цзиньцам у стен Цзюньчжоу (совр. Юйчжоу на р. Цинхэ), где монгольская конница обходной группы соединилась с главными монгольскими силами, наступавшими с севера. Характерно, что взятие Тунгуаня несколько задержалось и крепость пала лишь в марте 1232 г. Несомненно, что военные события на Хэнаньской равнине к востоку от Тунгуаня повлияли на защитников крепости. Положение цзиньцев стало катастрофическим. Война была решена у стен Цзюньчжоу, и дальнейшие военные действия носили характер отдельных операций против укрепленных городов, в которых засели цзиньские гарнизоны, проявившие много упорства и мужества.

В 1232 г., 9 октября, монгольская армия понесла тяжелую утрату ― скончался хан Тулуй, один из самых выдающихся монгольских военачальников и, вероятно, наиболее талантливый военачальник из царевичей-Чингисидов. Столицу империи Бяньлян (Кайфынфу) было поручено взять Субеедей-багатуру, и после долгой осады в мае 1233 г. Кайфын пал. Император Ниньцзясы (Ай-цзун, 1223–1234 гг.) принужден был покинуть столицу и бежал в Гуйдэ, а затем в Цайчжоу (совр. Жунин в Хэнани). В феврале—марте 1234 г. город был взят монголами, причем последний цзиньский император покончил с собой. (Следует отметить, что в осаде Цайчжоу участвовал пехотный отряд, присланный правителями Сун, которые все же решили принять участие в войне против своего северного соседа.) Все Цзиньское царство вошло в состав Монгольской империи, кроме нескольких уездов провинции Хэнань, оставленных во владении Сунов за помощь, оказанную китайскими войсками. На территории бывшего Цзиньского царства были поставлены монгольские воеводы (танмачи), а в городах ― монгольские резиденты (даругачи)¹⁷.

После завоевания Цзиньского царства граница между Монгольской империей и Сунским государством была проведена по рр. Хуайхэ и Ханьцзян. Император Ли-цзун (1225‒1264 гг.) не удовлетворился, однако, приобретением южной части Хэнани и потребовал передачи всей области. Китайские войска напали на монгольские гарнизоны в летнее время, когда большая часть монгольской армии была отведена на север в летние лагеря. Китайцы сумели даже захватить Бяньлян (Кайфынфу) и Лоян (июль—август 1234 г.). Успех этот был чисто временным, и монголам быстро удалось выбить китайцев.

В 1235 г. хан Угедэй созвал в Каракоруме курултай, на котором было решено идти походом против Сунов. Военные действия начались осенью 1236 г. Монгольская армия двинулась тремя колоннами: корпус царевича Годана, сына Угедэя, вторгся в Сычуань и захватил Чэнду (октябрь 1236 г.); второй корпус под начальством царевича Кучу и темника Темутэя вторгся в Хэбэй и завладел Сянъяном (март 1236 г.); третий корпус, возглавляемый онгютским князем Кунбухой и темником Цаганом (Чаган), подошел к Хуаньчжоу на Голубой реке (Янцзы). Монгольским войскам не удалось перейти реку. В 1236 г. они завладели всей Сычуанью. Так началась длительная сорокалетняя война (1236‒1279 гг.), в течение которой монголам пришлось действовать в жарком бассейне Янцзы и областях Южного Китая и которая закончилась лишь в царствование Хубилай-хана.

Одновременно с развертыванием театра военных действий в Северном Китае монголы направили свое внимание на Корею, которая продолжала сохранять самостоятельность, хотя и признавала себя вассалом монгольского императора. Вероятно, эти отношения не были достаточно ясно определены. В 1231 г. монголы под начальством Джалаиртая, в помощь которому был затем послан Йесудер¹⁸, вторглись в Корею и завладели ее столицей Кайсьеном, расположенной к северо-западу от нынешнего Сеула. Корейский царь бежал на остров Ганхуа, недалеко от Сеула (июль 1232 г.). Вся Корея была присоединена к Монгольской империи, но уже в том же году все 72 монгольских резидента были предательски убиты по приказу корейского царя. В 1236 г. в Корею были двинуты монгольские подкрепления, которые оккупировали всю страну, хотя корейский двор и продолжал пребывать на острове Ганхуа.

Наряду с операциями против Северного Китая продолжалось и завоевание Ирана, где события требовали вмешательства монголов. Окрепшая Монгольская империя уже была в состоянии вести войну на два фронта. Мы уже упоминали, что в 1223 г. в пределах Ирана появился вновь последний хорезмшах ― Джелал ад-Дин. Ему удалось быстро, еще в 1224 г., утвердиться в Западном Иране ― в Кермане, Фарсе и Ирак-Аджеми и, таким образом, приступить к собиранию рассыпавшихся владений Хорезма. Уже в следующем 1225-м году Джелал ад-Дин выступил против Азербайджана, причем атабек Азербайджана Озбек (1210‒1225 гг.) не смог оказать серьезного сопротивления. Из Азербайджана Джелал ад-Дин двинулся на Грузию и нанес грузинам поражение при Гарни в августе 1225 г., а в марте 1226 г. взял Тифлис, причем подверг разрушению все христианские храмы города. Несмотря на проявленную доблесть, Джелал ад-Дину не удалось закрепить свое положение в Западном Иране. Вскоре после своего нового воцарения он ввязался в военную авантюру на западе, которая и отвлекла его силы и внимание от восточных границ Ирана, где намечалось новое наступление монгольских сил. В 1227 г. монгольские отряды появились около Дамгана, а в 1228 г. войска Джелал ад-Дина потерпели поражение около Исфахана, но монгольский отряд по своей малочисленности не смог развить успеха. Несмотря на опасность с востока, Джелал ад-Дин продолжал военные действия на западе. В 1230 г. им была взята приступом крепость Килат, защищаемая айюбидским султаном ал-Ашрафом, которому удалось привлечь на свою сторону сельджукского султана ‘Ала ад-Дина Кей-Ковада I. В августе 1230 г. союзники нанесли Джелал ад-Дину тяжкое поражение около Эрзинджана. Поражение это окончательно сломило силы Джелал ад-Дина и не позволило ему обратить все свое внимание на восток, откуда поднималась грозная опасность нового монгольского нашествия. Сознавая опасность укрепления хорезмшаха в Иране, хан Угедэй двинул в Иран 30-тысячную армию под начальством Чормагана-хорчи. К войскам Чормагана были приданы отряды Оготура и Мунгету. Монгольская конница быстро прошла из Хорасана на Рей и достигла Азербайджана. Джелал ад-Дин не смог оказать сопротивления монгольским войскам и предпочел бежать в Муганскую степь и затем в Диярбекыр, где нашел свою смерть от руки убийцы-курда 12 августа 1231 г.

Как и прежде, главная ставка монголов была учреждена в Муганской степи. Отсюда монгольские войска предприняли ряд операций против соседних областей в целях присоединения их к империи. В Армении они взяли Битлис и Арджиш, в Азербайджане под их натиском пала Мерага. Затем военные действия были перенесены на Кавказ, где монголы захватили Ганджу и снова вторглись в Грузию. Грузины пытались оказать сопротивление, но их укрепленные города Ани, Карс и Тифлис были вынуждены сдаться победителям (1236 г.), а царице Русудан (1223‒1245 гг.) пришлось бежать в Кутаис. К 1239 г. вся Грузия была присоединена к Монгольской империи. В этом новом походе на Кавказ монгольские войска Чормагана полностью использовали опыт рейда конных корпусов Субеедей-багатура и Джебе-нойона 1221‒1223 гг.

Завоевав Иран, монголы не только подвергли край разрушению, о котором столь красочно говорит Ибн ал-Асир¹⁹. Имеющиеся сведения позволяют установить и наличие ряда мер, направленных к восстановлению экономической жизни оккупированных областей. Так, уже в царствование Угедэя возродились многие города, как, например, Герат, где было возобновлено производство драгоценных тканей, и Тус, который сделался местопребыванием монгольского наместника (1236 г.). С 1233 г. в Иране стала вводиться регулярная администрация. В Хорасан и Мазандеран был назначен наместником Чин-Тимур (1233‒1235 гг.), при котором в качестве советника (сахеб-диван)состоял отец известного историка Джувейни ― Беха ад-Дин Мухаммед. После смерти Чин-Тимура наместником Хорасана сделался уйгур Коргуз (Георгий, 1235‒1242 гг.). Это он произвел перепись населения и упорядочил систему налогов. С присоединением к Монгольской империи областей со значительным христианским населением в ставку Чормагана, который сам не чужд был христианству, ханом Угедэем был послан сирийский монах Симеон, или Раббан-ата (кит. Лебянь ада²⁰), который много сделал для христианского населения Армении.

Преемником Чормагана на посту главнокомандующего монгольскими войсками в Иране был Байджу-нойон (1242‒1256 гг.).

Упадок мусульманской культуры и государственности часто ставят в связь с монгольским нашествием. Эта точка зрения, однако, не соответствует действительности. Мусульманские страны, вошедшие в состав Монгольской империи, продолжали оставаться средоточием культурной и экономической жизни, как, например, Иран в конце XIII ― начале XIV в., занимавший первенствующее положение в культурном мире того времени.

При хане Угедэе монголы появились в Восточной Европе и внесли страх и смятение при дворах христианнейших королей средневековой Европы. В 1235 г. ханская ставка в Каракоруме²¹ на Орхоне становится столицей Монгольской империи (Ordubaliq). В том же году на Великом курултае был решен поход на запад за Кипчакские степи, в пределы Руси и Восточной Европы. Под начальством опытного военачальника Субеедей-багатура и под верховным командованием хана Бату в Уральских степях была сосредоточена конная армия в 150 тысяч всадников. По некоторым сведениям сосредоточение монгольских сил уже началось в 1234 г., т. е. за год до объявления похода на запад. В походе приняли участие многие представители ханского дома: братья хана Бату ― Орду, Берке и Шибан (Шейбан), сыновья хана Угедэя ― царевичи Гуюк и Кадаан, внук хана Угедэя ― Хайду, сын хана Тулуя ― Мункэ, сын и внук хана Чагатая ― Байдар и Бури.

Военные действия начались осенью 1236 г. с похода против кипчакского хана Бачмана, который окончился его пленением. Силы кипчаков, однако, не были разбиты этим первым натиском монголов, и последним понадобилось еще некоторое время на освоение Кипчакской степи. Из Уральских степей монголы двинулись против волжских болгар, которые, как уже упоминалось нами, в 1223 г. нанесли чувствительные потери разведывательному корпусу Субеедей-багатура и Джебе-нойона. На этот раз болгарам не удалось сдержать могущественного противника. Столица царства ― город Болгар был разрушен монголами.

В течение 1236‒1237 гг. монгольские войска сосредоточились на Волге, подготовляясь к следующему этапу похода ― вторжению в пределы Руси. Вторжение началось с нападения на Рязанское княжество. Хан Бату потребовал сдачи, но рязанцы мужественно отказались, и Рязань была взята штурмом 21 декабря 1237 г. Суздальский князь Юрий Всеволодович пытался остановить продвижение монголов, но потерпел поражение при Коломне на Оке. В феврале 1238 г. монголы громят Суздаль и Владимир (14 февраля) и берут Москву. Юрий Всеволодович погиб в сражении на р. Сить (4 марта 1238 г.), после чего монголы взяли Волоколамск, Тверь, Торжок и двинулись было на Новгород, но разлив рек и снега заставили их снова отступить на юг.

Весь 1238 год монголы простояли в южнорусских степях между Доном и Волгою. Царевич Берке окончательно разбил кипчаков, причем хан Котян (Кутан) с 40 тысячами кибиток принужден был бежать в Венгрию, где принял христианство.

В 1239 г. монголы возобновили военные действия в Южной Руси, взяли Чернигов и Переяславль и подошли к Днепру. В конце того же года отдельный корпус под командованием Мункэ успешно действовал против аланов на Северном Кавказе. 6 декабря 1240 г. пал Киев. Монгольская конница устремилась далее на запад, в пределы Галицко-Волынской Руси, и Даниилу Галицкому пришлось бежать в Венгрию.

Так завершилось присоединение Руси к Монгольской империи. Русские удельные князья сделались вассалами монгольского императора, но не утратили своей самостоятельности. Интересно отметить, что арабские писатели не включают в территорию Золотой Орды (Улус Джучи) русские княжества, которые признавались самостоятельными владениями, платящими лишь дань монгольскому императору. Особое положение русских князей выразилось и в церемониале приема в ханских ставках²².

Во время похода вспыхнули крупные нелады между монгольскими военачальниками Бури и Гуюком, которые имели значительные последствия в судьбах Монгольской империи и еще более обозначили обособленность ханов и князей западных улусов. Хан Бату, донося Великому хану Угедэю о завоевании Руси, упомянул о распрях между ним и некоторыми из царевичей²³.

Монгольская конница не остановилась у Галича. Неудержимым потоком она устремилась дальше на запад, в пределы Польши и Венгрии. Монгольское командование было хорошо осведомлено о состоянии европейских государств через своих агентов ― венецианских купцов, которые во время похода на Русь и Восточную Европу сыграли ту же роль, что и мусульманские купцы Средней Азии во время монгольского похода на Хорезм в 1219‒1225 гг.

В январе 1241 г. монгольская армия под начальством Субеедей-багатура сосредоточилась в районе Львова—Перемышля в Галиции. Отсюда монгольская армия, насчитывавшая около 120 тысяч всадников, двинулась в Венгрию четырьмя колоннами.

Правофланговый корпус под начальством царевичей Хайду и Байдара обеспечивал правый фланг главных сил. За один месяц март этот правофланговый корпус прошел с боем около 700 км. Взяв Люблин, монголы перешли Вислу у Сандомира (13 февраля 1241 г.) и разбили польские войска при Шидловце (18 марта). В дальнейшем своем продвижении этот корпус взял и сжег Краков, причем польский царь Болеслав IV бежал в Моравию. Монголы перешли Одер у Ратибора и, вторгнувшись в Силезию, взяли с боя Бреславль. Генрих Силезский в союзе с соседними немецкими феодалами и тевтонскими рыцарями пытался остановить монголов, но был также разбит и погиб в бою при Вальштабте у Легницы (9 апреля 1241 г.). Отсюда, через землю лужицких славян, Моравию (пожар Брюнна-Брно) и Словакию, корпус Хайду и Байдара пошел на соединение с главными силами монголов в Венгрии, к которым и присоединился в долине р. Тисса.

Нашествие монголов на Русь и страны Восточной и Центральной Европы.

Тем временем главные силы монголов под общим командованием Субеедей-багатура развивали наступление в пределы Венгрии. Корпус центра перешел Карпаты через перевал Ужок 12 марта и, спустившись в долину Тиссы, достиг 17 марта берегов Дуная между Пештом и Граном.

Корпус царевича Шибана (Шейбан), обеспеченный с севера Вислой и корпусом Хайду и Байдара, перешел Карпаты по перевалу Яблунка. 17 марта он соединился с корпусом центра у Грана, спустившись в Венгерскую равнину по долинам рр. Вага и Морава.

Левофланговый корпус царевича Кадаана был двинут в Трансильванию и, взяв Арад, присоединился к остальным корпусам 3 апреля. Таким образом, к началу апреля 1241 г. все три корпуса, входившие в главные силы, были сосредоточены у Грана—Пешта для генерального сражения с венграми. Чтобы вынудить венгерского царя Белу IV (1235‒1270 гг.) принять сражение в открытом поле, Субеедей-багатур отступил 7 апреля к Тиссе. Преследуемые венграми монгольские войска остановились у Мишкольца на р. Сайо²⁴, где на рассвете 10 апреля наголову разбили венгров. В этом сражении монголы блестяще использовали сочетание фронтального удара с глубоким обходом флангов противника. Во главе ударной группы стоял сам Субеедей-багатур (монгольский военачальник всегда лично вел ударную группу ― см. конный рейд на Бухару во время Туркестанского похода 1219‒1225 гг., когда сам Чингисхан возглавлял группу). Царь Бела бежал на юг, к берегам Адриатики. В битве при Сайо погиб Коломан, брат царя Белы, и множество представителей немецкого рыцарства. До последнего погибли рыцари-тамплиеры. Войска богемского короля не решились выступить против монголов. Продолжая развивать свой успех, монголы сожгли Пешт, вторглись в пределы Австрии, дошли до Нейштадта (июль 1241 г.), достигли Удино в Венецианском королевстве и Сплита и Дубровника на берегах Адриатики (март 1242 г.)²⁵.

Государства Западной Европы были объяты небывалой еще паникой. В Риме, Германии и Франции шли совещания о походе против «татар». Людовик IX Святой, король французский, подготовлял крестовый поход. Датские рыбаки опасались выходить на промысел в море, боясь появления монголов. Европу спасла смерть хана Угедэя, наступившая 11 декабря 1241 г. Известие о смерти Великого хана Бату-хан получил весной 1242 г. в Клостернейбурге около Вены. Монгольские князья, стоявшие во главе войск, оперировавших в Европе, поспешили на Восток, в степи Монголии, решать вопрос престолонаследия Великой империи. Монгольские войска начали очищать Венгрию и отходить на восток через Болгарию в южнорусские степи (зима 1241‒1242 гг.). Болгария и Молдавская земля почти на целое столетие вошли в состав Монгольской империи.

Великий хан Гуюк (1246‒1248 гг.)

После смерти хана Угедэя во главе правления обширной империи встала его вдова, энергичная ханша Туракина (Doragona ~ Toragana, 1242‒1246 гг.¹). Эта выдающаяся правительница происходила из племени найманов и в первом замужестве была супругой Куду, сына Тохтоа-беки, меркитского князя. Ей удалось сохранить единство империи, хотя уже намечался раскол и растущая обособленность князей улуса Джучи, возглавляемых ханом Бату.

Еще при жизни хана Угедэя наследником ханского престола был намечен царевич Кучу, который, однако, погиб в 1236 г. в Китае, после чего была выдвинута кандидатура старшего сына Кучи ― Ширемуна, любимого внука Угедэя. Ханша Туракина хотела сохранить престол своему сыну Гуюку (Guyuk ~ Güyük ~ Küуük, род. 1206). В начале своего правления она получила поддержку от хана Чагатая, который способствовал ее утверждению в качестве регентши, но в том же, 1242-м, году умер. Вскоре после этого младший брат Чингисхана, Темуге-отчигин, пытался низложить регентшу и даже двинулся с войсками против императорской ставки. Положение было спасено возвращением царевича Гуюка из похода в Европу.

Правление Туракины охарактеризовалось большими переменами в личном составе администрации империи. Смещен был канцлер Чинкай, а также глава финансового ведомства Елюй Чуцай (ум. в Каракоруме в 1244 г.), вместо которого был поставлен ‘Абд ар-Рахман, предложивший увеличить налоги, а также другие меры к повышению государственных доходов. Казнен был хорасанский наместник Коргуз (1242 г.) и на его место назначен Аргун-ага (1243‒1255 гг.). В немилость впал и известный нам Махмуд Ялавач, наместник Трансоксианы. Все эти лица, вероятно, принадлежали к сторонникам Ширемуна и были удалены от управления империей для обеспечения свободы действий в избрании Гуюка Великим ханом.

За время правления ханши Туракины монголам удалось завершить свои завоевания в Армении и Малой Азии. В 1243 г., 26 июня, в сражении при Акшахре (на поле Козадаге) в окрестностях Эрзинджана монгольский главнокомандующий в Иране Байджу-нойон разбил войска сельджукского султана Гият ад-Дина Кей-Хосрова II (1237–1245 гг.). После этой победы монголы продолжали успешно продвигаться вперед и завладели Сивасом, Кесарией и достигли Коньи, где бежавшему султану пришлось признать себя вассалом Монгольской империи. Восприняв это как предостережение, царь Армении Хэтум I (1226‒1270) поспешил поладить с завоевателями.

Несмотря на всю выказанную враждебность князей улуса Джучи, ханше Туракине удалось заручиться поддержкой большинства монгольских князей и провести кандидатуру своего сына Гуюка. На выборном курултае, который собрался лишь 24 августа 1246 г. на берегу Кукунора в верховьях Орхона вблизи Каракорума, окончательно обозначился раскол между князьями Джучиева улуса и приверженцами хана Гуюка. Глава оппозиции хан Бату даже отказался прибыть в ханскую ставку и присягнуть новому хану-императору². Из князей дома Джучи на курултай приехал Берке³.

Великий курултай 1246 г. особенно интересен тем, что на нем довелось присутствовать Иоанну (Джованни) дель Плано Карпини (ок. 1180‒1252), брату ордена миноритов и легату папы Иннокентия IV (1243‒1254 гг.), привезшему в Монголию папское послание «царю и народу татар», в котором хану предлагалось принять христианство. О своем путешествии в ханскую ставку Плано Карпини повествует в «Истории Монгалов», где он не только описывает их быт и обычаи, но и предлагает ряд мер на случай нового татарского нашествия, а также советует перенять от татар-монголов их вооружение, военную организацию и тактику⁴.

Ханской ставки Шара-Орду Плано Карпини достиг 22 июля 1246 г., выехав из Лиона 16 апреля 1245 г. Путь его пролегал через Германию, Польшу, Русь и ставку хана Бату ― Сарай, куда он прибыл 4 апреля 1246 г. Из Сарая Плано Карпини продолжил свое путешествие по большой военной дороге через Отрар, Или и Эмиль. Присутствуя на выборном курултае, францисканский монах заметил среди съехавшихся вассальных государей, князей и послов соседних государств великого князя Ярослава Суздальского, Давида VII ― царя грузинского, сельджукского султана Рукн ад-Дина Кылыч-Арслана IV, Конетабля Смбата, брата армянского царя Хэтума I, послов багдадского халифа и послов атабеков Ирана. Плано Карпини отмечает особые почести, которые оказывались великому князю Ярославу Суздальскому и папским посланникам: «нам же и князю Ярославу они всегда давали высшее место»⁵.

В своей «Истории Монгалов» Плано Карпини оставил нам достаточно подробное описание совещания монгольских князей и военачальников, а также церемонии возведения хана Гуюка (кит. титул Дин-цзун) на престол.

«Когда же мы приехали к Куйюку (Гуюк), то он велел дать нам шатер и продовольствие, какое обычно дают татары; все же у нас было оно получше, чем они делали это для других послов. К нему самому, однако, нас не позвали, так как он еще не был избран и не допускал к себе по делам правления. Все же вышеназванный Батый (Бату) вручил ему перевод грамоты господина папы и содержание других речей, произнесенных нами. И когда мы простояли там пять или шесть дней, он отослал нас к своей матери, где собиралось торжественное заседание. И когда мы прибыли туда, уже был воздвигнут большой шатер, приготовленный из белого пурпура; по нашему мнению, он был так велик, что в нем могло поместиться более двух тысяч человек, а кругом была сделана деревянная ограда, которая была разрисована разными изображениями.

На второй или на третий день мы поехали туда с татарами, назначенными нам для охраны, и там собрались все вожди. Каждый из них разъезжал со своими людьми кругом по холмам и по равнине. В первый день все одеты были в белый пурпур, на второй ― в красный, и тогда к упомянутому шатру прибыл Куйюк (Гуюк); на третий день все были в голубом пурпуре, а на четвертый ― в самых лучших балдакинах. А у упомянутой ограды возле шатра было двое больших ворот: через одни должен был входить один только император, и при них не было никакой охраны, хотя они были открыты, так как чрез них никто не смел входить или выходить; через другие вступали все, кто мог быть допущен, и при этих воротах стояли сторожа с мечами, луками и стрелами. И если кто-нибудь подходил к шатру за назначенные границы, то его подвергали бичеванию, если хватали; если же он бежал, то в него пускали стрелу без железного наконечника.

Лошади, как мы думаем, находились на расстоянии двух полетов стрелы. Вожди шли отовсюду вооруженные с очень многими из своих людей, но никто, кроме вождей, не мог подойти к лошадям; мало того, те, кто пытался гулять между (ними), подвергались тяжким побоям. И было много таких, которые на уздечках, нагрудниках, седлах и подседельниках имели золота приблизительно, по нашему расчету, на двадцать марок. И таким образом вожди говорили внутри шатра и, как мы полагаем, рассуждали об избрании. Весь же другой народ был далеко вне вышеупомянутой ограды. И таким образом они пребывали почти до полудня, а затем начали пить кобылье молоко и до вечера выпили столько, что было удивительно смотреть»⁶.

Вышеприведенный отрывок хорошо передает обстановку ханской ставки, красочность нарядов и богатство конских уборов. Монгольская империя к тому времени далеко ушла по пути накопления богатств, и убранство ханской ставки мало чем напоминало спартанские условия ранних походов Чингисхана.

Когда через несколько недель после прибытия в Каракорум Плано Карпини, в числе других иностранных послов и вассальных государей, был приглашен на церемонию возведения хана Гуюка на престол, то он наблюдал следующее.

«Там, на одной прекрасной равнине, возле некоего ручья между горами, был приготовлен другой шатер, называемый у них Золотой Ордой. Там Куйюк (Гуюк) должен был воссесть на престол в день Успения Нашей Владычицы, но из-за выпавшего града, о котором было сказано выше, это было отложено. Шатер же этот был поставлен на столбах, покрытых золотыми листами и прибитых к дереву золотыми гвоздями, и сверху и внутри стен он был крыт балдакином, а снаружи были другие ткани. Там пробыли мы до праздника блаженного Варфоломея, в который собралась большая толпа и стояла с лицами, обращенными к югу. Были некоторые, которые находились от других на расстоянии полета камня, и подвигались все дальше и дальше, творя молитвы и преклоняя колена к югу. Мы же не желали делать коленопреклонения, не зная, творят ли они заклинания или преклоняют колена пред Богом или кем другим. Это они делали долго, после чего вернулись к шатру и посадили Куйюка (Гуюка) на императорском престоле, и вожди преклонили пред ним колена. После этого то же сделал весь народ, за исключением нас, которые не были им подчинены.

Затем они стали пить и, как это у них в обычае, пили непрерывно вплоть до вечера. После этого прибыло на повозках вареное мясо без соли, и они давали один кусок на четверых или на пятерых. В шатре же подавали мясо и похлебку с солью вместо соуса, и так было всякий день, когда они устраивали пиршества.

Тут позвали нас пред лицо императора; и, когда первый секретарь, Хингай (Чинкай), записал имена наши и тех, от кого мы были посланы, а также вождя Солангов (Солонгос ― Корея) и иных, он прокричал громким голосом, читая их пред императором и всеми вождями. После этого каждый из нас четыре раза преклонил левое колено, и они внушили нам не касаться внизу порога. Когда они тщательно обыскали нас касательно ножей и ничего не нашли, мы вошли в дверь с восточной стороны, так как с запада не смеет входить никто, кроме одного только императора.

Так же поступает и каждый вождь в своем шатре; менее же важные лица не очень заботятся об этом. И это было в первый раз, что, после того как он стал императором, мы в его присутствии вошли в его ставку; он принимал там послов, но в шатер его входили весьма немногие. Там также после принесли столь великие дары в шелках, бархатах, пурпурах, балдакинах, шелковых поясах, шитых золотом, благородных мехах и других приношениях, что было удивительно взглянуть. Был ему также поднесен там некий щиток от солнца или шатерчик, который носят над головою императора; он был весь убран жемчугами. Там также некий начальник одной области привел ему много верблюдов с попонами из балдакина, и на них положены были седла с какими-то снарядами, внутри которых могли сидеть люди и, как мы думаем, верблюдов было сорок или пятьдесят, а также много коней и мулов, прикрытых бляхами или вооруженных, причем у некоторых бляхи были из кожи, а у некоторых из железа. И нас также спросили, желаем ли мы дать дары; но мы уже почти все потратили, почему у нас ничего не было, что ему дать. Там же, на горе, вдали от ставок, было расставлено более чем 500 повозок, которые все были полны золотом, серебром и шелковыми платьями. Все они были разделены между императором и вождями; и отдельные вожди распределили свои части между своими людьми, однако так, как им было угодно.

Удалившись оттуда, мы прибыли к другому месту, где был раскинут изумительный шатер, весь из пламенно-красного пурпура, который подарили китаи. Туда нас ввели также внутрь. И всегда, когда мы входили, нам давали пить пиво или вино, предлагали также вареного мяса, если мы желали получить его. Был также воздвигнут высокий помост из досок, где был поставлен трон императора. Трон же был из слоновой кости, изумительно вырезанный; было там также золото, дорогие камни, если мы хорошо помним, и перлы; и на трон, который сзади был круглым, взбирались по ступеням. Кругом этого седалища были также поставлены лавки, где госпожи сидели на скамейках с левой стороны, справа же никто выше не сидел, а вожди сидели на лавках ниже, и притом в середине, прочие же сидели сзади их. И каждый день госпожи собирались в огромном количестве. Эти три палатки, о которых мы сказали выше, были очень велики; другими же палатками из белого войлока, достаточно большими и красивыми, обладали его жены»⁷.

Ханский ответ на папское послание Плано Карпини доставил в Рим, проехав на обратном пути снова через Сарай, куда он прибыл 9 мая 1247 г. Текст ответа хана Гуюка был открыт в 1920 г. в Ватиканской библиотеке⁸. Несмотря на то, что Великий хан Гуюк питал известную склонность к христианству и в составе его ближайших советников находились несториане Раббан-ата, Чинкай, вновь поставленный во главе административного аппарата империи, и сотрудник его Кадак, папе было отвечено, что народам следовало бы покориться и явиться на поклон в ханскую ставку в Монголию.

Миссия Плано Карпини была не единственной попыткой Ватикана завязать сношения с монголами. В 1247 г. папа Иннокентий IV посылает грамоту с доминиканцем Асцелином (Ascelin) к монгольскому главнокомандующему в Иране ― Байджу-нойону. Монах чуть не погиб в пути и был отправлен обратно в Италию в сопровождении двух христиан ― Айбека и Сергиса⁹.

Карта маршрута путешествия Плано Карпини.

Пытаясь остановить центробежные силы, подтачивавшие единство великой империи и особенно остро проявившиеся после смерти хана Угедэя, Гуюк принял меры к ограничению автономии ханств (улусов), входивших в ее состав. Центральная императорская власть сохранила за собой право назначения наместников в оседлые области, управляемые из Каракорума, и этим, видимо, ограничивала власть ханов, стоявших во главе улусов. Так, Чагатайский улус после кончины Чагатая возглавил внук его Хара-Хулагу, но Гуюк низложил его и посадил на это место своего ставленника Йису-Мангу, сына Чагатая (1247 г.). Наместником Трансоксианы и Кашгарии был поставлен Мас’уд-бек. В Иран был направлен Элджигидей (1247–1251 гг.), которому было поручено наблюдать за деятельностью Байджу-нойона, командовавшего монгольскими войсками в этой части империи. Испытанный Махмуд Ялавач был назначен в Китай на место неудачливого главы финансового ведомства ’Абд ар-Рахмана.

В области иностранной политики хан Гуюк стремился укрепить за империей новоприобретенные области в Малой Азии и на Кавказе. В Турции в 1256 г. был низложен султан Кей-Хосров II и на сельджукский престол возведен Кылыч-Арслан IV. В 1247 г. Грузия была разделена на Восточное и Западное царства между оспаривавшими престол двоюродными братьями Давидом VII Улу (монг. «старший») и Давидом VI Нарин (монг. «младший»). Последний вернулся в Грузию, пробыв пять лет в ханской ставке в Каракоруме в качестве заложника¹⁰.

Стремление отдельных улусов обособиться от верховной ханской власти, сосредоточенной в Каракоруме, особенно остро проявилось на западе, в Джучиевом улусе. Улус Джучи, или Синяя Орда, называемая в русских летописях Золотой Ордой, после смерти хана Угедэя стал быстро отдаляться от остальной Монгольской империи. Этому процессу, несомненно, способствовала малочисленность монгольского элемента, легко растворившегося в окружающей массе тюркского населения Дешт-и Кипчака. Орда получила свое оформление при хане Бату (1227–1255 гг.), втором сыне Джучи, о правлении которого до нас дошли лишь весьма отрывочные сведения. В состав Золотой Орды входили земли волжских болгар, Крым с торговыми городами побережья, Кавказ до Дербента и северный Хорезм с г. Ургенчем. На западе границы улуса доходили до Днестра, а на востоке ― до Тургая и низовьев Сырдарьи. Во многих отношениях Золотая Орда явилась преемницей Хазарского царства и наследницей его экономического уклада, еще раз подчеркнувшей экономическое единство Поволжья с Хорезмом. Монголы, завоевав Кипчакские степи с прилегавшими к ним полосами культурных оседлых земель, не нарушили существовавший до них уклад. Они быстро подпали под влияние окружающего населения, состоящего из различных этнических групп, населявших причерноморские степи. Так, в городах имелись значительные торговые колонии русских, аланов, хазаров и других народностей. В степных кочевьях преобладал тюркский элемент ― кипчаки и огузы. При хане Бату стал вновь налаживаться товарообмен, нарушенный недавним завоеванием. Мусульманские авторы неоднократно отмечают стремление золотоордынских ханов повысить благосостояние своих земель. Ал-Джузджани, писавший в XIII в., говорит в своих «Табак̣āт-и Нāс̣ири̅» о Бату-хане: «Он был человек весьма справедливый и друг мусульман; под покровительством его мусульмане проводили жизнь привольно. В лагере и у племени его были устроены мечети с причтом из настоятеля, имама и муэдзина. В продолжение его царствования и в течение (всей) его жизни странам Ислама не приключалось никакой беды, ни по его воле, ни от подчиненных его, ни от войска его. Мусульмане туркестанские под сенью его защиты пользовались большим спокойствием и чрезвычайной безопасностью. В каждой области иранской, подпавшей власти монголов, ему (Бату) была отведена особая часть ее, и над тем районом, который составлял удел его, были поставлены управители его»¹¹. В правление Бату-хана торговые связи со Средней Азией и Дальним Востоком получили значительное развитие, чему способствовало установление единой власти на всем громадном пространстве от южнорусских степей до Китая. Основанный Бату при своей ставке город Сарай (т. н. Старый Сарай, помещавшийся на месте г. Селитренный недалеко от Астрахани) быстро превратился в значительный торговый центр Монгольской империи, откуда шла большая торговая и военная дорога на Каракорум. Бату-хан был, несомненно, одним из выдающихся ханов Монгольской империи.

После Великого курултая 1246 г. отношения между Бату-ханом и Великим ханом Гуюком настолько обострились, что дело почти дошло до вооруженного столкновения. Гуюк стал готовиться к походу на запад и даже перенес свою ставку в Эмиль. (Об этом подготовлявшемся походе в Дешт-и Кипчак слышал и Плано Карпини¹².) Со своей стороны, Бату сосредоточил значительные силы в Семиречье, близ Алакамака (в семи днях пути от Каялыка, недалеко от совр. г. Копала¹³). Началу военных действий помешала смерть хана Гуюка, который скончался в апреле 1248 г. около Гучэна в возрасте 43 лет¹⁴.

Великий хан Мункэ (1251–1259 гг.)

Вдова Великого хана Гуюка, ханша Огул-Гаймиш, ставшая регентшей (1248‒1251 гг.) обширной империи, скрывала кончину хана в течение некоторого времени, воспользовавшись которым, она пыталась закрепить ханский престол за своим еще малолетним сыном Куча-огулом или же за своим племянником, внуком хана Угедэя ― царевичем Ширемуном, чью кандидатуру уже выдвигали после смерти Угедэя¹. Ханше Огул-Гаймиш, однако, не удалось сохранить престол империи потомкам Угедэя. Сильная партия западномонгольских князей, возглавляемая ханом Бату, главой старшей ветви Чингисидов, избрала в качестве претендента на престол царевича Мункэ, старшего сына хана Тулуя и кереитской княгини Соргахтани-беги (ум. 1252). В основе этой политики золотоордынского хана лежали разногласия, вспыхнувшие между ним и царевичами дома Угедэя во время похода на Кипчак и Русь.

В 1250 г.² хан Бату созвал курултай в урочище Алакамак (~ Алакмак, ок. оз. Иссык-Куль), где за два года до этого были сосредоточены значительные воинские силы князей улуса Джучи в ожидании похода Великого хана Гуюка на Кипчак. На этом курултае приняли участие исключительно князья Джучиева улуса и потомки хана Тулуя. Несмотря на попытки Бала, представителя ханши Огул-Гаймиш, отменить избрание царевича Мункэ, последний был выдвинут претендентом на ханский престол. Это избрание, однако, не было окончательным из-за оппозиции князей дома Угедэя и Чагатая, и потребовался созыв второго курултая в монгольской степи, в урочище Ходо-Арал на берегу Керулена. Он состоялся в 6-м месяце (21 июня ― 20 июля) 1251 г. под председательством брата Бату ― Берке, и царевич Мункэ был окончательно избран, несмотря на энергичное противодействие потомков Угедэя и Чагатая, которые даже сделали попытку сорвать это избрание вооруженной силой. (Францисканский монах Рубрук во время своего пребывания в Каракоруме в 1254 г. слышал об этом заговоре сторонников Ширемуна³.)

Воцарение Мункэ явилось началом жестокой расправы со сторонниками царевича Ширемуна и ханши Огул-Гаймиш, причем не пощадили и членов ханского дома. По всей империи пронесся вихрь небывалых казней, в значительной степени инспирированных ханом Бату. В связи с заговором пострадал ряд виднейших имперских сановников, в том числе известные Чинкай и Кадак, погибшие в 1251/52 г. Среди казненных упоминается и Хархасун, сын Элджигидея, монгольского наместника в Иране⁴. Сам Элджигидей лишь ненадолго избежал той же участи, ибо уже в 1251/52 г. в Иран был послан хорчи (лучник) Кадан с ханским предписанием умертвить его. Согласно персидским источникам, Элджигидей был схвачен и передан хану Бату, который приказал предать его казни⁵. Летом 1252 г. была приговорена к смерти сама ханша Огул-Гаймиш, а также мать царевича Ширемуна, обвиненные в колдовстве. Ширемун был сослан в Китай к Хубилаю, младшему брату Мункэ, но потом был казнен по приказу Великого хана. Отправились в ссылку и царевичи Йесу и Бури, причем Бури был затем выдан хану Бату и казнен в Золотой Орде. Погиб также глава улуса Чагатая ― Йису-Мангу, поставленный на это место в 1247 г. ханом Гуюком и поддержавший князей дома Угедэя на курултае 1251 г. Вместо него был утвержден Хара-Хулагу. Из потомков хана Угедэя лишь один Хайду, выдающийся полководец, герой Легницы, сохранил свой улус в Алмалыке (Кульджа) в Илийском крае. В нем хан Мункэ имел жестокого врага.

Краткое правление ханши Огул-Гаймиш, столь трагически окончившееся, интересно тем обстоятельством, что во время него имела место вторая попытка западноевропейских государей завязать сношения с монгольским императором. В 1249 г. ставку ханши Огул-Гаймиш на берегах Эмиль-Гола посетили монах-доминиканец Андре де Лонжюмо (Andre de Longjumeau), его брат Вильгельм и Иоанн из Каркассоны (Jean de Carcassonne), посланные королем Франции Людовиком IX Святым (1214–1270). Они были приняты как посланцы вассального владетеля, причем им было предложено подтвердить вассальное состояние французского короля⁶.

Великий хан Мункэ (~ Монгка, тюрк. Мэнгу, кит. Мэнго, Mangu западноевропейских писателей; кит. титул Сянь-цзун) был во многих отношениях замечательным правителем. Он продолжил дело хана Угедэя, укрепляя административное устройство империи, несмотря на трудное внутреннее положение. Великая империя фактически была поделена между Великим ханом в Каракоруме и Бату-ханом, главой дома Джучи, причем граница проходила по хр. Алатау к северу от Иссык-Куля⁷. Смерть Бату в 1255 г. положила конец этому разделу империи.

При хане Мункэ начался процесс все возрастающего влияния китайской культуры и переноса жизненного центра империи на восток, что впоследствии явилось одной из причин падения Монгольской империи. Из Каракорума на Орхоне столица была перенесена в 1257 г. в Шанду (Кайпинфу), основанный за год до этого царевичем Хубилаем в Восточной Монголии, на рубеже оседлого Китая. Таким образом обозначился отрыв от древнего исторического центра кочевых империй, к которому стремились Чингисхан и Угедэй и который еще сохранял свое значение в царствование хана Гуюка.

Оставаясь до самой своей смерти шаманистом, последователем древнего монгольского культа Неба и сил природы, хан Мункэ, рожденный от ханши-несторианки, выказывал склонность к христианству и привлекал к себе советников из среды несториан, что, однако, не мешало ему оказывать покровительство буддизму и даосизму. В 1251/52 г. при ставке Великого хана были учреждены должности двух гоши, или «государственных (имперских) наставников», один из которых был уже известный нам даос Ли Чжичан, а другой ― буддист, монах «из Западных Стран» по имени Намо. Государственным канцлером, главным советником хана в делах управления империи, был сделан несторианин ― кереит Болгай, который заменил погибшего во время междоусобия советника Чинкая, сторонника потомков хана Угедэя⁸. В 1255 г. в ставке Великого хана состоялся религиозный диспут между буддистом Намо и даосскими монахами, после которого был издан императорский указ, предписывавший очистить даосские трактаты, искажавшие буддийское учение⁹.

Хан Мункэ проявлял в высокой степени присущую монголам веротерпимость. Считая, что «все религии подобны пяти пальцам одной руки», он принимал энергичные меры для прекращения религиозных преследований на территории империи. Так, по его повелению был казнен уйгурский идикут, которого обвинили в намерении произвести избиение мусульман в мечети в Бешбалыке¹⁰.

По восшествии Мункэ на ханский престол Людовик IX Святой снова сделал попытку завязать сношения с монголами. С поручением французского короля 7 мая 1253 г. из Константинополя выехал монах-францисканец, или минорит, Вильгельм де Рубрук (Rubruquis, ок. 1220 ― ок. 1270) с тремя братьями ордена. Путь их лежал через Солдайю (Судак), куда они прибыли 21 мая, Сарай, ставку хана Бату, Баласагун, Токмак, Каялык, Или и Эмиль. Покинув Солдайю около 1 июня, посланцы короля после трех дней пути встретили первых монголов, о которых Рубрук замечает в своем отчете Людовику: «Когда я вступил в их среду, мне совершенно представилось, будто я попал в какой-то другой мир»¹¹. При дворе Бату-хана Рубрук встретил папского легата Иоанна де Поликарпо¹², или уже известного нам Плано Карпини. Направленный из Сарая в Каракорум, Рубрук был удостоен аудиенции у хана Мункэ в его ставке 4 января 1254 г., а в апреле того же года посетил монгольскую столицу, описание которой он дает в отчете о своем путешествии в Монголию. «О городе Каракоруме да будет Вашему Величеству известно, что, за исключением дворца, он уступает даже пригороду святого Дионисия, а монастырь святого Дионисия стоит вдесятеро больше, чем этот дворец. Там имеются два квартала: один ― сарацинов, в котором бывает базар, и многие купцы стекаются туда из-за двора, который постоянно находится вблизи него, и из-за обилия послов; другой квартал катаев, которые все ремесленники. Вне этих кварталов находятся большие дворцы, принадлежащие придворным секретарям. Там находятся двенадцать кумирен различных народов, две мечети, в которых провозглашают закон Магомета, и одна христианская церковь на краю города. Город окружен глиняной стеной и имеет четверо ворот. У восточных продается пшено и другое зерно, которое, однако, редко ввозится; у западных продают баранов и коз; у южных продают быков и повозки; у северных продают коней»¹³.

В этом кратком описании монгольской столицы хорошо передана типичная картина монгольской княжеской ставки с поселениями мусульманских купцов и китайских ремесленников. Размерами своими Каракорум, конечно, уступал городам средневековой Европы. Население города, отличавшееся большой текучестью, во время пребывания в нем ханской ставки сильно увеличивалось. Попадались среди него и уроженцы Европы и Руси. Так, Рубрук встретился там с соотечественниками ― с Пакеттой из Меца, уроженкой Лотарингии, бывшей замужем за русским зодчим, и золотых дел мастером Вильгельмом Буше. Среди встреченных им иностранцев упоминается и один англичанин по имени Базиль, родившийся в Венгрии.

Карта маршрута путешествия Рубрука.

В своем отчете Рубрук указывает на значительный товарообмен между Монголией и вассальными государствами, при котором из Китая и Ирана шли шелка, парча и хлопчатобумажные ткани¹⁴. Из Руси, Приволжья и кыргызских кочевий поставлялись меха. Оружие ввозилось из Ирана и Кавказа¹⁵.

В апреле 1254 г., на Пасху, Рубрук совершил богослужение в несторианском храме в присутствии царевича Арик-Богэ, а 30 мая того же года принял участие в религиозно-философском диспуте в присутствии самого Мункэ. Среди участников диспута были несториане, буддисты и мусульмане, причем Великим ханом было повелено, «чтобы никто под угрозой смертной казни не смел говорить едких или оскорбительных для другого слов и чтобы никто не устраивал смуты, могущей помешать этому делу».

Пробыв лето 1254 г. в ханской ставке, Рубрук выехал 18 августа из Каракорума и через ставку Бату, Кавказ, Армению и Каппадокию достиг 15 августа 1255 г. своего монастыря в Акре (Saint-Jean d’Acre). Перед отъездом Великий хан призвал монаха и спросил, не желал бы он передать его слова или его грамоту¹⁶. В грамоте, которую привез Рубрук во Францию, Мункэ, «Хан волею Вечного Неба», требовал от Людовика Святого подчинения и признания себя вассалом Великого монгольского хана¹⁷.

Одним из наиболее значительных событий царствования хана Мункэ был поход против Багдадского халифата Аббасидов и окончательное завоевание Ирана. Как и предыдущие походы монголов, новый поход против халифата был тщательно подготовлен. В 1254 г., 13 сентября, в ханской ставке в Каракоруме был принят армянский царь Хэтум I, который проехал в монгольскую столицу через Дербент, Сарай и Бешбалык (Гучэн), а обратный путь в Армению совершил через Бешбалык, Алмалык, Туркестан, Иран и Киликию (июль 1255 г.)¹⁸. Вручив Хэтуму ярлык на царствование и охранную грамоту, хан Мункэ в своей беседе с ним намекнул, что монгольские войска вскоре должны были двинуться против халифата и что он намеревался передать Святую землю христианам¹⁹. Так подготовлялась почва к новому походу и создавались дружественные монголам группировки в тылу у противника. Был принят ряд чрезвычайных мер к обеспечению операции. Чтобы сохранить нетронутыми пастбища вдоль пути следования войск, было отдано распоряжение кочевому населению очистить район, прилегавший к военной дороге Алмалык ― Самарканд. Были посланы распоряжения об исправлении дорог и мостов через все крупные реки и заготовлены значительные запасы провианта и фуража. Из Китая были двинуты отряды осадных войск. На курултае, собранном на Ононе в 1253 г., получил одобрение план походов на Иран и в Китай против Сунской империи.

Иран уже давно находился под оккупацией монгольских войск, ставка которых помещалась в Муганской степи в низовьях Куры. Однако во многих частях Ирана сохранились еще очаги сопротивления, и лишь в Хорасане монгольская администрация получила твердо установленный характер благодаря деятельности ряда выдающихся наместников. При наместнике Аргуне-ага (ум. 1278) в крае была введена принятая в Трансоксиане система пропорционального обложения населения. В Южном Иране продолжали править в качестве вассалов Великого хана местные династии ― атабеки Кермана и Фарса. Атабеком Кермана в царствование Мункэ-хана был утвержден Кутб ад-Дин (1252‒1257 гг.), участник похода в Китай. В некоторых областях Ирана монголы сами способствовали восстановлению старых местных владетельных родов. Так, в важном стратегическом и экономическом центре Герате в 1251 г. был посажен гурид Шемс ад-Дин Мухаммед Курт, который владел крепостью Хайсар (между Гератом и Гуром) и стал основателем династии Куртов²⁰. В Северо-Западном Иране, в Мазандеране, сохраняли еще самостоятельность общины исмаилитов-ассасинов, религиозно-политической секты, с центром в замке Аламут²¹ в 64 км к северо-западу от Казвина.

Согласно программе, принятой на курултае 1251 г., во главе Ирана должен был стать младший брат Великого хана ― Хулагу (род. 1217). Иран, таким образом, должен был превратиться в улус Монгольской империи. Главной целью нового похода являлась ликвидация исмаилитских общин, покорение Багдадского халифата и продвижение в Сирию, к берегам Средиземного моря. Из дальнейшего изложения мы увидим, что первые два задания были выполнены и что только в Сирии монгольские войска потерпели ряд поражений.

Хулагу выступил 2 мая 1253 г. из Каракорума. 2 января 1256 г. он перешел с войсками Амударью и двинулся в Мазандеран против главных оплотов исмаилитских общин. Исмаилитский замок Меймундзин был взят 19 ноября 1256 г.²², причем в руки монголов попал глава ордена ― Рукн ад-Дин Куршах, который был отправлен в ставку Великого хана в Монголию, но погиб в пути. Через месяц, 20 декабря, монголы берут исмаилитскую твердыню ― замок Аламут, и, таким образом, завершают первую фазу операции. Интересно отметить, что известному персидскому историку Джувейни (1226‒1283), сопровождавшему в походе хана Хулагу, удалось отстоять богатейшее собрание рукописей, хранившееся в замке. По распоряжению Хулагу библиотека Аламута была передана Джувейни, который отобрал все ценные сочинения и велел сжечь книги, содержащие еретическое учение исмаилитов²³.

В ноябре 1257 г. монгольские армии были готовы двинуться против Багдада. Хулагу потребовал от халифа Муста’сима (1242‒1258 гг.) сдачи, но последний отказался, и монгольские войска приступили к операции²⁴. Монголы провели свою излюбленную форму маневра: сочетание сильного фронтального удара с глубоким обходом одного из флангов противника. Главные силы под начальством самого Хулагу сосредоточились у Хамадана и двинулись на Багдад через Керманшах. Вторая колонна под начальством наймана Кит-Бухи была двинута по Луристанской дороге через Буруджирд. Ударная группа под начальством монгольского главнокомандующего в Иране Байджу-нойона наступала от Мосула по левому берегу Тигра в тыл багдадской позиции. 17 января 1258 г. монгольские войска легко сбили высланные против них отряды и на следующий день подошли к стенам Багдада. К 22 января монголы заняли исходное положение для атаки города. Незадолго до штурма халиф Муста’сим сделал попытку договориться с монгольским командованием и послал в ставку Хулагу несторианского патриарха Макиха и своего везира Му’айида ад-Дин Мухаммеда. Переговоры не привели к каким-либо результатам, и уже 5‒6 февраля монголы бешено штурмовали городские укрепления, причем среди защитников столицы халифата начались разногласия и часть их даже пыталась бежать, но была перехвачена и перебита осаждавшими. 10 февраля Муста’сим, последний аббасидский халиф, лично направился в ставку Хулагу, где и был умерщвлен впоследствии. Всему населению Багдада было приказано покинуть город и сдать оружие. Значительная часть города подверглась разрушению, погибли главная мечеть и усыпальницы аббасидских халифов. Однако, следует заметить, знаменитая Багдадская библиотека по приказу Хулагу была вывезена в Мерагу.

По взятии Багдада Хулагу вернулся в Азербайджан. Зимою ханская ставка переносилась в Муганскую степь, а летом ханские шатры ставились на берегах оз. Урмия. Пораженные падением Багдада, мусульманские владетели поспешили в ставку Хулагу с выражением своей покорности. Среди прибывших к Хулагу источники перечисляют атабеков Мосула и Фарса, сельджукских султанов Кей-Кавуса II и Кылыч-Арслана IV. Айюбидский султан Сирии ан-Насир Юсуф (1236‒1260 гг.) также не замедлил признать себя вассалом монгольского хана и в том же 1258 году послал в ставку Хулагу своего сына ал-‘Азиза.

После падения Багдада и разгрома халифата Аббасидов монголам оставалось утвердиться на берегах Средиземного моря. Хулагу не удовольствовался тем, что айюбидский султан признал себя вассалом, и решил оккупировать Сирию, которая в то время была разделена между франкскими владетелями и Айюбидским султанатом. Береговая полоса Сирии принадлежала франкам, а районы вокруг Алеппо и Дамаска входили в состав владений султана ан-Насира. Вскоре представился удобный случай начать операцию. Айюбидский правитель Майярфарикина (Диарбекыр) ал-Камил Мухаммед казнил одного сирийского христианина, прибывшего в город с монгольской охранной грамотой. Потребовав наказания виновных, монголы двинули свой отряд против Майярфарикина, который был взят штурмом, а ал-Камил казнен. Поход на Сирию был решен, причем Хулагу стремился заручиться содействием христианского населения Сирии и франкских владетелей. Перед походом Хулагу имел совещание с армянским царем Хэтумом I, который принял ближайшее участие в разработке его плана и подготовке политической обстановки. Согласно плану армянские и грузинские отряды должны были соединиться с монгольской армией у Эдессы. Армянский патриарх прибыл лично в ставку Хулагу и благословил хана «на рать». Таким образом, весь поход приобретал значение крестового похода за освобождение Святой земли от неверных, причем в рядах армии находились представители христианских народностей Ближнего Востока. В союз с монголами вступил также Богемонт VI, князь Антиохийский и граф Триполиский²⁵.

Монгольская армия, выступившая из Азербайджана в сентябре 1259 г., двигалась по направлению к Сирии по кратчайшей дороге, через Нисибин ― Харран ― Алеппо. Авангардом командовал несторианин Кит-Буха. Центр вел лично Хулагу. Во главе правого крыла армии стояли Байджу-нойон и Сонхор, левым крылом командовал Сунджак. Вместе с ханом в поход отправилась и его супруга-христианка Докуз-хатун, которая много сделала для облегчения положения христианского населения завоеванных областей.

Перейдя Тигр, монголы овладели Нисибином. Эдесса и Харран сдались на милость победителя. Айюбидский султан ан-Насир остался в Дамаске, а на защиту Алеппо встал айюбидский владетель Тураншах. Интересно отметить, что еще до взятия города яковитский митрополит Бар-Эбрей (уже упомянутый нами известный писатель Абу-л-Фарадж) прибыл в ставку Хулагу. 18 января 1260 г. монгольские войска вместе с союзными отрядами Хэтума и Богемонта подошли к городским стенам. 24 января Алеппо был взят штурмом и на следующий день пала городская цитадель. Мусульманское население подверглось избиению, которое продолжалось шесть дней. Были разрушены мечети, причем это происходило при участии христиан, находившихся в рядах союзного войска. Часть айюбидских владений отошла Хэтуму I, а земли Антиохийского княжества были возвращены Богемонту VI²⁶. Получив известие о взятии Алеппо, султан ан-Насир бежал в Египет. Монгольские войска между тем продолжали без боя продвигаться вперед и 1 марта взяли Хаму и Дамаск. Цитадель Дамаска продолжала оказывать сопротивление до 6 апреля²⁷. В городе были поставлены монгольские гарнизоны и управители. Монголы заняли также Самарию и Газу, а бежавший айюбидский султан ан-Насир был настигнут и доставлен в ставку Хулагу. Победа монгольского оружия явилась сигналом к восстанию сирийских христиан. Христианское население всюду вновь обрело свои храмы, превращенные мусульманами в мечети²⁸.

Дальнейшее продвижение монгольских войск к границам Египта было остановлено полученным известием о кончине Великого хана Мункэ, последовавшей 11 августа 1259 г. Под давлением ряда обстоятельств Хулагу вернулся в свою базу ― Азербайджан, оставив в Сирии малочисленный оккупационный корпус под начальством Кит-Бухи. В то время как в монгольской степи вспыхнула междоусобная война между царевичами Хубилаем и Арик-Богэ, на севере, на кавказской границе, собирались тучи, которые надолго должны были отвлечь внимание монгольских ильханов Ирана от планов завоевания Сирии. Золотоордынский хан Берке, обеспокоенный успехами Хулагу против халифата и мусульманских владений Сирии и, вероятно, подстрекаемый Египтом, спешил выступить на защиту попранного ислама.

Уход монгольских войск из Сирии и наступившее охлаждение в отношениях между монгольским командованием и франкскими владетелями береговой полосы побудили мамлюкского султана Египта Музаффара Котуза к выступлению против монголов. Действительно, сложившаяся обстановка и малочисленность монгольских оккупационных войск сулили легкую победу, которая могла надежно прикрыть восточные границы Египта.

26 июля 1260 г. египетские войска под командованием эмира Бейбарса выступили в поход. Небольшой монгольский сторожевой отряд под начальством Байдара был разбит под стенами Газы. Операция египетских войск была облегчена решением франкских баронов Акры пропустить мамлюкские войска через свои владения и даже снабдить их провиантом²⁹. Столкновение с монголами произошло при ‘Айн-Джалуте около Зарина 3 сентября 1260 г. В жестокой сече монгольская конница Кит-Бухи была разбита более многочисленным противником, причем сам Кит-Буха был взят в плен и погиб от руки палача. Вся Сирия до Ефрата была присоединена к египетским владениям мамлюков. Сирийские христиане, приветствовавшие монголов и облегчавшие монголам завоевание Сирии, подверглись жестоким гонениям. В ноябре того же года монголы снова пытались восстановить свое положение в Сирии и заняли было Алеппо, но потерпели поражение при Хомсе (10 декабря) и принуждены были отступить за Евфрат.

Так закончилась попытка монголов утвердиться на берегах Средиземного моря. Борьба с мамлюками еще продолжалась, но значительные монгольские силы были отвлечены междоусобной войной с Золотой Ордой.

Вернувшись в Иран, Хулагу, не выставивший своей кандидатуры на монгольский престол, но поддерживавший царевича Хубилая в его борьбе с Арик-Богэ, принялся за организацию своего улуса со столицей в Тебризе ― городе, который не пострадал во время монгольского завоевания края, так как населению его удалось откупиться. Монголы в Иране продолжали признавать себя частью Великой Монгольской империи, и еще в 1259 г. ханом-императором Мункэ был послан в ставку Хулагу чрезвычайный посол Чандэ, описание путешествия которого через Талас, Самарканд, Мерв и далее до Ирана сохранилось в «Сиши-чжи» Лю Юйя.

В Китае Великий хан Мункэ продолжил дело Чингисхана и Угедэя, при которых завоевание сунских владений не было закончено. В правление хана Угедэя монгольские войска не продвинулись южнее рубежа Голубой реки. На некоторых участках обширного театра войны китайские войска стали проявлять инициативу и даже нанесли монголам ряд поражений. Так, в 1239 г. сунский военачальник Мэнгун (ум. 1246) взял стратегически важный город Сянъян в долине р. Ханьцзян и успешно отражал попытки монголов утвердиться в Сычуани. Вступив на престол, Мункэ решил снова перейти к активной политике против Сунской империи. В 1251 г. наместником в Китае был назначен царевич Хубилай. В состав его улуса была включена вся провинция Хэнань и район Гунчана в долине р. Вэйхэ. Будучи наместником, Хубилай много сделал для восстановления экономического благосостояния края, в особенности земледелия. В управлении обширным краем ему помогал китайский ученый советник Яо Чжоу.

Активные военные действия против империи Сун начались уже осенью 1252 г. В глубокий обход сунской территории был направлен монгольский корпус под начальством самого Хубилая и Урянгхатая, сына Субеедей-багатура, великого монгольского полководца и сподвижника Чингисхана и Угедэя. Монголы совершили глубокий рейд в тыл противника, пройдя из Ганьсу через Сычуань в пределы Юннани³⁰, где взяли Далифу, столицу царства Дали, и Шаньшань (1253 г.). При Дуань Синчжи, царе Дали, были поставлены монгольские советники, а сам царь принес вассальную клятву верности монгольскому хану. Из Юннани Урянгхатай двинулся в 1257 г. на юг против Аннама и в декабре того же года взял Ханой, причем аннамский царь также признал себя вассалом монгольского императора (март 1258 г.).

В сентябре 1258 г. Великий хан Мункэ собрал курултай, на котором решен был план похода против Сунской империи. Две монгольские армии должны были атаковать сунские позиции: одна с запада, со стороны Сычуани, вторая ― на среднем Янцзыцзяне. Первая армия под начальством самого Мункэ, двинувшись осенью 1258 г. из Шэньси на Сычуань и наступая вниз по долине Цзялинцзяна, овладела Баонином, но потерпела неудачу под стенами Хэчжоу (совр. Хэцюань). Вторая монгольская армия царевича Хубилая подошла к Учжоу (совр. Учан) и осадила город. Тем временем в глубоком тылу Урянгхатай вторгся из Юннани в Гуанси, взял Гуйлин, откуда подошел к стенам Чанши, столицы Хунани.

Смерть хана Мункэ, последовавшая 11 августа 1259 г. во время осады Хэчжоу, помешала продолжению кампании. Хубилай заключил перемирие, по которому разграничительной линией между монгольскими владениями на севере Китая и Сунской империей был признан Янцзыцзян. Так закончился широко задуманный поход против Сунов, который поставил силы империи в чрезвычайно трудное положение.

Походы 1253 и 1257 гг.

На курултае 1253 г., собравшемся в верховьях Онон-Гола, Великий хан Мункэ принял ряд важнейших решений, относящихся к продолжению военных действий против Сунской империи и завершению завоевания Ирана. Хулагу, младший брат Великого хана, был назначен главнокомандующим монгольскими армиями на западе, которым предстояло закончить покорение Ирана и Багдадского халифата, а сам Мункэ с царевичем Хубилаем должен был возобновить военные действия против империи Сун. Граница между оккупированной монголами китайской территорией и владениями Сунской династии проходила по р. Янцзыцзян, но после смерти хана Угедэя китайцы сумели во многих местах перейти реку, и, как уже упоминалось в предыдущем разделе, в 1239 г. они снова заняли важный стратегический узел ― г. Сянъян на р. Ханьцзян.

В войне 1253 г. монголы вновь применили свой излюбленный маневр ― сочетание фронтального сковывания противника с глубоким обходом одного из флангов. Решено было покорить царство Дали в современной нам Юннани и превратить его территорию в базу для дальнейших действий по тылам противника. Для похода на Юннань был избран трудный путь вдоль тибетского пограничья, проходящий по гористой малодоступной местности, в обход сунской территории.

В 9-м месяце 1252 г. царевич Хубилай прибыл к войскам, сосредоточенным на Хуанхэ около Нинся. Перейдя реку, монгольские войска двинулись к перевалу Сяо, к югу от Гуюани в Ганьсу. Лето 1253 г. монголы простояли на горных пастбищах хр. Люпаньшань и в 8-м месяце выступили в направлении на Миньчжоу, а оттуда ― на Сунпань. Из Сунпаня корпус Хубилая продолжал движение в трех колоннах. Средняя колонна, под личным командованием царевича, двигалась вниз по долине р. Миньхэ. Перейдя р. Дадухэ, монголы через Юэси подошли к р. Луцзян, притоку Ялунцзяна, затем, переправившись через Цзиньшацзян у Лицзянфу, они в 12-м месяце подошли к Далифу. Взяв столицу царства Дали, Хубилай покинул армию и вернулся на север, а покорение царства было поручено генералу Урянгхатаю, сыну знаменитого Субеедей-багатура. В следующем, 1254-м, году Урянгхатай взял г. Ячэ (совр. Юннаньфу). Царь Дали, Дуань Синчжи, был восстановлен в своих правах и сделался верным вассалом Великого хана. Правители Сун не могли не заметить создавшегося положения и стали спешно укреплять г. Ичжоу в Гуанси.

После 1254 г. монголы, по-видимому, не предпринимали активных действий против сунских владений и были, скорее всего, заняты подготовлением следующего этапа операций. Оставленный в Юннани Урянгхатай ходил походом против пограничных тибетских племен. В конце 1257 г. он произвел рейд-разведку в соседний Аннам и, как мы уже видели, в декабре того же года взял г. Ханой, причем аннамский царь вынужден был признать себя вассалом монгольского императора (март 1258 г.). Этот рейд был, возможно, предпринят в целях обеспечения тыла со стороны Аннама на случай дальнейших действий по тылам китайских армий.

После смерти Великого хана Мункэ внутренние распри между отдельными улусами, или ханствами, великой империи, проявившиеся уже на курултаях 1246 и 1251 гг., вспыхнули с новой силой и одно время грозили положить конец единству обширной державы. Против Хубилая выступил его младший брат Арик-Богэ, правивший в Монголии согласно древнемонгольскому обычаю, по которому младший из братьев избирался хранителем коренного улуса. В этой борьбе между братьями ярко выявились два направления, обозначившиеся среди монгольских князей и служилой аристократии после завоевания Северного Китая и приобщения многих монголов к китайской культуре: старая степная исконная монгольская традиция, стремившаяся к сохранению заветов прошлого, положенных в основание Джасака Чингисхана; и новые веяния, находившиеся под сильным влиянием блестящей культуры Китая. В то время как Хубилай, ханский наместник в Китае, окруженный многочисленными китайскими советниками, воспринял китайскую культуру, брат его Арик-Богэ оставался хранителем заветов монгольской старины. Распря между ними, видимо, намечалась еще при жизни Мункэ, и Хубилай имел основания предполагать, что младший брат будет оспаривать ханский престол.

Получив известие о кончине Великого хана Мункэ, Хубилай двинулся со своими войсками из Учана в Центральном Китае на север, к пределам монгольской степи. Он пренебрег старым степным обычаем избрания Великого хана на курултае всеми членами дома Чингиса и был возведен на ханский престол своей армией в восточной ставке империи ― Шанду (Кайпинфу) на берегу Шанду-Гола в восточном Чахаре 4 июня 1260 г. Среди приверженцев Хубилая, собравшихся на курултай в Шанду, были сын Угедэя царевич Кадаан, Тогучар ― сын Темуге-отчигина и онгютский князь Георгий (Коргуз).

Почти одновременно в Каракоруме был провозглашен Великим ханом Арик-Богэ, среди сторонников которого находились влиятельные члены дома Чингиса и ряд видных деятелей предыдущих царствований. В их числе были хан Хайду, глава дома Угедэя, также являвшийся приверженцем старого монгольского национализма, бывший имперский канцлер, кереит-несторианин Болгай, Мас’уд Ялавач и хан Алгу, сын Байдара и внук Чагатая, поставленный Арик-Богэ во главе Чагатайского улуса вместо низложенной княгини Органы (Эргэнэ), правившей улусом с 1252 по 1261 г. (этим Арик-Богэ обеспечил себе подвоз провианта и земледельческих продуктов из Трансоксианы, поставка которых из Китая прекратилась в связи с событиями 1260 г.)¹.

Еще осенью 1260 г. началась вооруженная борьба между сторонниками Хубилая и Арик-Богэ, причем последние потерпели поражение около Ганьчжоу в Ганьсу, где онгютский князь Георгий разбил Кара-Бугу, одного из военачальников Арик-Богэ². К концу года войска Хубилая достигли берегов Онгийн-Гола. Арик-Богэ принужден был оставить Каракорум и отойти на северо-запад, в верховья Енисея. Хубилай, недооценив силы своего соперника, ушел со своим войском обратно в Китай, оставив в Каракоруме сравнительно небольшой отряд. В конце 1261 г. Арик-Богэ снова подошел к Каракоруму. Оставленный Хубилаем гарнизон вынужден был очистить город, и войска Арик-Богэ двинулись на восток против Хубилая. Столкновение произошло на южной окраине Центральномонгольской Гоби (при урочище Алча-хонгор³), причем Арик-Богэ потерпел поражение, но в дальнейшем военные действия носили вялый характер.

Трудно сказать, как долго продолжалась бы эта междоусобная борьба, если бы не измена хана Алгу, который в конце 1262 г. порвал с Арик-Богэ и пытался сблизиться с Хубилаем. Готовясь к походу против Хубилая, Арик-Богэ отправил в улус Чагатая своих посланцев для сбора провианта, оружия и скота (мы уже упоминали, что монгольская армия получала оружие из Трансоксианы). Хан Алгу воспротивился этому и даже умертвил посланцев Арик-Богэ. Последнему пришлось прервать действия на востоке против Хубилая и двинуться против своего бывшего ставленника и союзника, выступление которого угрожало его тылу.

В начале военных действий события приняли неблагоприятный для Арик-Богэ оборот. Его передовые отряды были разбиты под Пуладом, между Сайрамнуром и Эбинуром, но затем подошедшие подкрепления нанесли войскам Алгу поражение и заняли Илийский край и Алмалык, а самому Алгу пришлось бежать в Кашгарию.

Зимою 1262/63 г. сам Арик-Богэ прибыл в Алмалык и принялся за преследование сторонников Алгу, что вызвало возмущение среди его собственных войск. Беспорядки в войсках и осознание грозной опасности, нависшей на востоке, заставили Арик-Богэ попытаться заключить мир с Алгу, в ставку которого в качестве парламентеров были посланы княгиня Органа (Эргэнэ) и Мас’уд Ялавач. Парламентеры предпочли перейти на сторону хана Алгу, причем Органа сделалась его женой, а Мас’уд Ялавач был назначен наместником в Самарканд и Бухару. С его помощью Алгу смог снова собрать значительные силы для продолжения борьбы и даже захватить Отрар, входивший в состав владений золотоордынского хана Берке.

Воспользовавшись отсутствием Арик-Богэ в Алмалыке, Хубилай снова продвинулся в Монголию и занял Каракорум. Принужденный вести войну на два фронта, Арик-Богэ предпочел сдаться своему брату в 1264 г. Некоторые из сторонников Арик-Богэ, и в том числе знаменитый Болгай, были казнены, но сам Арик-Богэ избежал казни и умер в плену в 1266 г. В том же году скончался, вероятно, и Алгу⁴.

Покончив с оппозицией в среде монгольской знати, Хубилай-хан получил возможность бросить все свои силы против национально-китайской династии Сун и, таким образом, завершить покорение Китая. Как и прежде, поход против Сунской империи был основательно подготовлен. Во главе монгольских войск был поставлен опытный полководец Баян-нойон (1237‒1295), при котором состояли Арчу, сын полководца Урянгхатая и внук знаменитого Субеедея, и военный советник, знаток осадного дела уйгур Ариккая (кит. Алихайя). Закончив свое сосредоточение, монгольские войска начали наступление на Учанском направлении, по долине р. Ханьцзян. В 1268 г. Арчу осадил Сянъян и затем Фаньчэн в долине Ханьцзяна. Осада продолжалась целых пять лет. Монгольские войска не были в силах взять укрепленные города, и из далекой Месопотамии были вызваны в 1272 г. специалисты осадного дела ― Ала ад-Дин из Моссула и Исма’ил, родом из Хиллы. С ними прибыли осадные орудия и отряды. Эта переброска громоздкого осадного имущества из Месопотамии в Центральный Китай указывает на прекрасную организацию военных путей сообщения в тылу монгольских войск. После взятия Сянъяна и Фаньчэна в 1273 г. монгольские войска подошли к Ханьяну при впадении Ханьцзяна в Янцзыцзян.

В 1274‒1275 гг. монгольские войска успешно развивали свои действия в долине Янцзы. Были заняты города: Ханьян, важный центр Учан и Хуанчжоу в Хэбэе, Аньцин, Цичжоу, Тайпин и Нинго в Аньхое, Наньцзин и Чжэнцзян в Цзянсу. В конце 1275 г. монгольские войска под начальством Баян-нойона взяли Чанчжоу в Чжэцзяне и подошли к стенам сунской столицы Ланъань (совр. Ханьчжоу), где правила императрица-регентша, которая предпочла капитулировать (январь—февраль 1276 г.) и послала в монгольскую ставку малолетнего императора Гунцзуна. Баян-нойон отправил пленника в ставку Хубилай-хана, который милостиво обошелся с ним. Взятие сунской столицы не прекратило военных действий. Уйгур Ариккая взял Чаншу в Хунане и Гуйлинь в Гуанси. В 1277 г. монгольские войска под начальством Сугету захватили Фучжоу и Цюаньчжоу в Фуцзяне и Гуандун. Последний претендент на сунский престол, малолетний Дибин, был провозглашен императором на борту китайской эскадры у острова Ганчжоу, но 3 апреля 1279 г. китайская эскадра была уничтожена кораблями монгольского императора.

Так завершилось завоевание Китая, начавшееся еще при Чингисхане и продолжавшееся в течение трех последующих царствований. Впервые в истории Китая вся страна оказалась под властью иноземной династии.

Еще в 1264 г. Хубилай-хан перенес столицу Монгольской империи из Шанду (Кайпинфу) в Пекин, переименованный в Ханбалык, или «Город Хана». Таким образом, монгольский император превратился в императора Китая. В 1267 г. Хубилай-хан построил к северо-востоку от старого города новый город, получивший в 1271 г. название Дайду ― «Великая Столица». Дайду, или Ханбалык, сделался зимней резиденцией монгольского императора, тогда как Шанду продолжал оставаться летней ставкой.

В 1271 г. монгольский ханский род принял китайское династическое название Юань, под каковым именем монгольская династия и просуществовала до 1368 г., превратившись в 1280 г. в китайскую династию и утратив исконные связи с кочевым миром Средней Азии.

Мы не будем долго останавливаться на монгольских завоеваниях вне собственно Китая. Эти завоевания были малоуспешными попытками упрочить свое влияние среди государств, находившихся в орбите влияния Сунской империи.

Монгольским войскам пришлось действовать в чуждых для них условиях тропических стран Юго-Восточной Азии. Несмотря на это, военные действия велись со значительным упорством, особенно в Бирме. При Хубилай-хане упрочилась власть монголов в Корее. В 1274 г. и затем в 1281 г. монгольские войска, подкрепленные китайскими контингентами, дважды пытались высадиться на берегах Японии, но оба раза десантные операции окончились неудачей, а 15 августа 1281 г. мощный тайфун разбросал по морю монгольскую эскадру. Также неудачно окончился поход 1282‒1287 гг. в Индокитай. Хотя военные действия, в течение которых монгольские войска жестоко страдали от жары, и не завершились обычной для монголов победой, царь Ассама все же счел нужным признать себя снова вассалом Хубилай-хана. Одновременно шло завоевание Бирмы (кит. Мянь). В 1277 г. монгольские войска захватили горный проход Бхамо и открыли себе путь в долину Иравади. Через десять лет, в 1287 г., они взяли Паган, столицу Бирманского царства, а еще через десять лет, в 1297 г., при хане Темур-Улджейту бирманский царь признал себя вассалом монгольского императора. В 1292‒1293 гг. Хубилай-хан снарядил военную экспедицию на остров Ява. Экспедиция отплыла из Кантона под начальством Ши Ви, или Талахуня, отличившегося во время осады Сянъяна. Несмотря на первоначальный успех, монгольскому десанту пришлось оставить остров. С помощью одного из яванских владетелей, Радема Виджаи, монголам удалось разбить войско царя владения Кедири в битве при Маджахапите и даже взять его столицу ― Кедири, или Даха. Но затем Радем Виджаи, их союзник, выступил против них и вынудил монгольский десант к очищению острова. Так закончилась вторая попытка монголов завоевать земли, лежавшие к востоку от Китая, и получить в свои руки морской торговый путь из Китая в Индию и на Ближний Восток⁵.

В то время как Монгольская империя распространяла свои владения в Южном Китае, Индокитае, Сиаме и Бирме, исконные монгольские земли в Средней Азии вновь испытали на себе многолетнюю междоусобную войну, которая чрезвычайно обострила внутреннее положение империи и потребовала посылки в Западную Монголию лучших монгольских полководцев. Удаление Хубилай-хана от центра монгольской государственности, перенос столицы в Пекин и рост китайского влияния в управлении империей не могли не вызвать сопротивления со стороны монгольских ханов-ревнителей родной старины.

Государство Хайду.

Во главе этого нового движения монгольских националистов-степняков встал талантливый и энергичный хан Хайду. Он был сыном Хачи, младшего брата хана Гуюка, в свое время правившим домом Угедэя, члены которого еще мечтали вернуть себе главенство в империи. Хайду умело повел подготовку к борьбе с Хубилаем. Для обеспечения успеха своих действий Хайду и его сторонникам необходимо было укрепить свой тыл со стороны Чагатайского улуса (Трансоксиана—Кашгария), где назревали события, ибо монгольское завоевание не нарушило местной жизни, и во многих городах и оазисах Туркестана продолжали править местные владетели, чеканившие свою монету. Не забыт был и недавний опыт хана Алгу, после смерти которого улус возглавил Мубарек-шах, сын Хара-Хулагу. Хубилай-хан, учитывавший значение Чагатайского улуса в тылу у Хайду, выдвинул своего ставленника Бурака⁶, правнука Чагатая, сумевшего расположить к себе монгольскую партию в Туркестане. Осенью 1266 г., нанеся поражение войскам Мубарек-шаха под Ходжентом, Бурак провозгласил себя правителем улуса. Хайду не мог допустить укрепления Бурака и в 1267‒1269 гг. вторгся в пределы Чагатайского улуса и занял Кашгарию⁷, причем правителем областей с оседлым населением был сделан Мас’уд-бек. В 1269 г. Хайду созвал курултай на берегу р. Талас, на котором он был избран ханом западной части империи. Бурак принужден был отступить в Трансоксиану.

Укрепив таким образом свой тыл, хан Хайду мог думать о походе против Хубилай-хана в Монголию, тем более что в Трансоксиане продолжались смуты (1270‒1272 гг.), и область подверглась нашествию ильхана Абаги, причем сильно пострадала Бухара, которая была разрушена почти до основания. Согласно Рашид ад-Дину⁸, после отступления Бурака против него вспыхнуло восстание, и ему пришлось просить хана Хайду о помощи. Хайду подошел к ставке Бурака, но не застал его в живых (1271 г.). Положение несколько укрепилось, когда во главе улуса Чагатая встал Дува (ок. 1274–1306 гг.), сын Бурака, который признал себя вассалом хана Хайду. При нем началась постройка новой Бухары.

В 1275 г. начались военные действия в Западной Монголии⁹. Уйгурское ханство, согласно Рашид ад-Дину¹⁰, сохраняло нейтралитет. Против Хайду была послана многочисленная армия под начальством царевича Номо-хана, четвертого сына Хубилая. Монгольские войска достигли Алмалыка (в долине Или), но заговор князей Ширеги и Тог-Темура против Номо-хана помешал успешному ведению войны. Царевич Номо-хан был выдан кипчакскому хану Менгу-Тимуру, союзнику Хайду. Покончив с Номо-ханом, Хайду в 1277 г. двинулся на Каракорум. Сознавая серьезность положения, Хубилай-хан направил в Монголию новую армию под начальством опытного Баян-нойона, который отразил наступление Хайду и разбил Ширеги на Орхоне. После этого поражения, в 1278 г., Номо-хан был освобожден, а князья Ширеги и Сарбан снова передались на сторону Хубилая, причем Сарбан был помилован, а Ширеги заточен в темницу. Войска под начальством Баяна были оставлены в Каракоруме наблюдать за действиями Хайду, который замышлял новый поход.

Военные действия возобновились в 1287 г., причем приняли крайне опасный для империи оборот. На этот раз Хайду действовал в союзе с влиятельными князьями Восточной Монголии и Маньчжурии ― Наяном (потомок Темуге-отчигина, брата Чингисхана), Кадааном и Сигтуром. Группировка восточномонгольских князей угрожала летней ставке в Шанду и самому Ханбалыку. Объединение этой группировки с Хайду могло окончательно нарушить равновесие в монгольской степи и сделать положение войск Хубилая критическим. Великий хан ясно отдавал себе отчет в грозном положении и потому лично выступил против восставших в Западной Маньчжурии. Ближайшим его помощником и советником в этом походе состоял Йиссу-Темур, сын знаменитого Богурчи. Войска императора двинулись вверх по р. Ляохэ, которая служила путем подвоза для монгольской армии. В произошедшей битве, в течение которой успех не раз клонился в сторону Наяна и его союзников, Хубилай-хану удалось разбить противника, причем сам Наян был взят в плен и умерщвлен в 1288 г.

После этой победы Хубилай-хан вернулся в столицу, а царевич Темур-Улджейту, будущий Великий хан, продолжил умиротворение восточных областей и разбил Кадаана. Тем временем Хайду продолжал теснить монгольские войска в Хангае. Один из монгольских военачальников, царевич Камала (сын Чинкима, внук Чингисхана), потерпел серьезное поражение в бассейне р. Селенга. Положение было настолько тревожным, что Великий хан снова лично повел войска в 1289 г. против Хайду, но последний предпочел уйти на запад, к Алтаю. Борьба, однако, продолжалась, и в 1293 г. монгольскому командующему Баян-нойону вновь пришлось иметь дело с Хайду. Хан Хайду потерпел поражение и снова отступил на запад.

Хубилай-хану не суждено было завершить разгром хана Хайду при жизни. Смерть Хубилая в 1294 г. на некоторое время отсрочила окончательное поражение Хайду и его союзников. Многолетняя борьба была победоносно завершена лишь в 1301 г., в царствование преемника Хубилай-хана ― Темура-Улджэйту (1294‒1307 гг.).

По отношению к ханам, стоявшим во главе улусов, из которых состояла Великая Монгольская империя, Хубилай-хан продолжал проводить политику единства империи. Ее западные ханства, монгольское ханство в Иране и Золотая Орда в Кипчакских степях были вполне самостоятельными государственными образованиями, которые постоянно враждовали между собой, хотя и признавали своим сюзереном монгольского императора.

В 1263 г. хан Хулагу получил от Хубилая титул ильхана, т. е. государя самостоятельного улуса. Владения ильхана включали в себя Азербайджан со столицей ханства Тебризом, Ирак Персидский, Ирак Арабский и Хорасан, где правил наместник хана. Ильханам подчинялись также конийские сельджуки в Малой Азии. На севере владения ильханов граничили с владениями Золотой Орды и Чагатайским улусом, отсюда и постоянная вражда между этими ханствами из-за пограничных областей и торговых путей.

Хулагу и его преемники быстро восприняли мусульманскую культуру Ирана. Ильханы, поначалу равнодушные к мусульманской учености и богословию, проявили немало заботы о восстановлении городской жизни, промышленности и торговли. За период 1226‒1307 гг. много выдающихся ученых, мастеров искусства и ремесленников ушло в Малую Азию и в особенности в Каир, который сделался оплотом мусульманской традиции в эпоху монгольского завоевания¹¹. Нетронутыми монгольским завоеванием остались культурные очаги Фарса и Кермана, которые приобрели исключительное значение в эту эпоху и много способствовали возрождению мусульманской культуры Ирана.

Государство Ильханов.

Установление монгольского владычества в Иране положило начало новой эпохе культурного и экономического расцвета. Вхождение Ирана в состав обширнейшей империи усилило культурный обмен между ее отдельными составными частями. Особенно значительным было влияние Китая на мусульманские страны. Так, знакомство с китайской живописью оставило заметный след в иранском искусстве Монгольской эпохи. Ко двору ильханов из Китая шел шелк и фарфор, из Ирана в Китай поставлялись ковры, оружие, бронза, эмали и кожаные изделия.

Владычество монголов в культурных странах Востока отразилось менее тяжело на экономической жизни этих стран, чем, например, владычество германцев в Европе. Городское хозяйство, получившее столь большое развитие в мусульманскую эпоху, не было нарушено, и завоеванные монголами области не вернулись к примитивному натуральному хозяйству. В этом отношении Монгольскую эпоху следует рассматривать как дальнейшую фазу развития государства, которое, включая в себя отдельные самобытные экономические единицы, способствовало культурному и экономическому обмену между отдельными частями государственного организма. При ильханах золотая монета была заменена серебряной, а чеканка медных дирхемов постепенно прекратилась. Разрушенные во время завоевания города быстро восстанавливались. Известно, что поднялся из руин Уджан, а Тебриз, главный город Азербайджана, сделался столицей ханства¹² и был значительно расширен и отстроен. Монгольские ханы покровительствовали науке, в особенности медицине, математике и астрономии. Так, хан Хулагу выстроил для знаменитого астронома Насира ад-Дина Туси (1201‒1274) обсерваторию в Мераге, снабженную лучшими для того времени приборами.

Внешняя политика ханства Ильханов в значительной степени определялась существовавшим в то время соотношением сил на Ближнем Востоке. Спорные земли вдоль северной границы ханства вызывали, как уже было отмечено, постоянные столкновения с Золотой Ордой и улусом Чагатая. В Сирии ильханы столкнулись с Египтом, который, как мы видели, имел союзный договор с Золотой Ордой. На почве общей вражды к мамлюкским султанам Египта ильханы сблизились с европейскими государями и даже поддерживали интерес к Палестине и святым местам христианства при европейских дворах. Вхождение Ирана в состав Великой Монгольской империи и переписка ильханов с европейскими государями оживили экономические отношения. Европейские купцы и проповедники пользовались морским путем из Ирана в Индию и Китай.

Хану Хулагу, скончавшемуся 8 февраля 1265 г. около Мераги в Азербайджане, наследовал его сын Абага (1265‒1282 гг.), получивший ярлык на ханство от Хубилая. Родившийся в Монголии в 1234 г., он прибыл в Иран вместе с Хулагу в 1256 г. Мать Абага-хана, Токуз-хатун, была несторианкой, и детство его прошло среди несториан, чем, вероятно, и объясняется его склонность к христианству. В 1265 г. он женился на Марии, дочери византийского императора Михаила VIII Палеолога (1259‒1282 гг.). Абага был другом знаменитого несторианского патриарха мар Ябалахи III (ум. 1317), вел интенсивные сношения с христианскими государями Европы. Так, он состоял в переписке с папой Климентом IV (известное письмо 1267 г. из Витербо), с папой Григорием X (1274 г.) и папой Николаем III, который в 1278 г. послал пять францисканских монахов ко двору ильхана в Тебриз и далее к Великому хану Хубилаю в Ханбалык.

Правление Абаги ознаменовалось постоянными войнами на северных и западных границах ханства. На кавказской границе продолжалась начатая при Хулагу война с Золотой Ордой. В 1266 г. темник Ногай перешел Куру, но был разбит на берегах Аракса и отброшен к Ширвану. В том же году золотоордынский хан Берке лично повел войска против Абаги и снова перешел Куру. Смерть его помешала развитию военных действий. Было заключено перемирие, причем Абага воздвиг на западном берегу Куры укрепленную линию. Покорение кавказских племен продолжалось до 1278 г. под начальством везира Шемс ад-Дина Джувейни.

На северо-восточной границе Ирана также было неспокойно. В 1269/70 г. Бурак, хан Чагатайского улуса, вторгся в пределы Хорасана и захватил Мерв и Нишапур, но уже 22 июля 1270 г. потерпел поражение под стенами Герата¹³. В 1272 г. войска Абаги вторглись в Трансоксиану, захватили Ургенч и Хиву, а 3 января 1273 г. взяли Бухару, причем город был сожжен. Одновременно с нападением Бурака ханство Абаги подверглось нашествию другого владетеля из дома Чагатая ― Текудера, который еще при Хулагу получил во владение земли в Грузии. В 1279 г. отряды Текудера опустошили Фарс и грабили Хорасан.

Но главная опасность ханству грозила с запада, со стороны мамлюков. Между 1266‒1275 гг. войска султана Бейбарса I вторглись в пределы армянского царства в Киликии, союзника монголов, и заняли города Сис, Адану и Тарс. В 1277 г. мамлюки перешли границы сельджукских владений в Малой Азии и 18 апреля 1277 г. разбили при Албистане на верхнем Джейхуне монгольские войска. 23 апреля египетский султан торжественно вступил в Кесарию в Каппадокии, но затем отошел обратно в Сирию. Получив известие о нападении мамлюков на свои владения, Абага в том же 1277 г. поспешил в Анатолию с целью восстановить положение.

Чтобы покончить с египетскими мамлюками, Абага пытался заключить союз с христианскими государями Европы, для чего был послан ряд посольств к европейским дворам. Так, в 1273 г. ильхан обратился с письмом к английскому королю Эдуарду I (1239‒1307), а в 1277 г. к английскому двору вновь было отправлено посольство. Выше мы уже упоминали о переписке ильхана Абаги с римскими папами и об ответных посольствах ко двору ильхана в Тебризе. Однако все эти попытки организовать общий фронт против мамлюков Египта не увенчались успехом, и Абаге пришлось выступить одному.

20 октября 1280 г. монгольский отряд занял Алеппо, а в следующем, 1281-м, году сильная монгольская армия под начальством брата Абаги ― Менгу-Темура вторглась в пределы Сирии. В состав ее входили армянские дружины царя Льва III, сына Хэтума I, а также отряды грузин и франков. 30 октября 1281 г. под стенами Хомса произошла кровопролитная битва с мамлюками, которых вел султан Кала’ун. Сражение окончилось неудачей для Менгу-Темура ― он был ранен, и монгольской армии пришлось отойти за Евфрат.

Внутреннее положение в Иране оставалось напряженным из-за возобновления пропаганды исмаилитов, которые под водительством Рукн ад-Дина Хуршада завладели в 1273/76 г. замком Аламут. Абаге удалось справиться с исмаилитами, которые были разбиты монгольскими войсками.

Из мероприятий Абаги по управлению ханством следует отметить снижение налогов с целью облегчения положения обедневшего сельского и городского населения¹⁴.

После смерти Абага-хана, наступившей 1 апреля 1282 г., власть перешла в руки его брата Текудера (1282‒1284 гг.). Вступив на престол, Текудер решил круто изменить политику ханства по отношению к Египту и мусульманству. Приняв ислам, имя Ахмед и титул султана, он начал преследовать христиан, на которых опирались прежние ханы, причем много несторианских церквей было разрушено. В августе 1282 г. он направил в Египет предложение заключить мир и скрепить его союзом, подчеркивая свое желание покровительствовать исламу в подвластных ему владениях. Этот резкий отход от традиционной политики монголов вызвал возмущение среди монгольских военачальников и союзников монголов ― армян и других христиан. Несомненно, что неудачная попытка предыдущего царствования заключить союз с государями христианского Запада против Египта повлияла на нового хана и вызвала намерение изменить ориентацию и сблизиться с прежними врагами. Сведения о переменах во внешней политике западного ханства достигли Дайду (Ханбалык), и оттуда были посланы увещевания и даже угрозы вмешаться. Но Ахмед не сдался и пытался покончить с оппозицией. Так, обвинив в доносе ко двору Великого хана несторианского патриарха мар Ябалаху III, он заточил его в темницу, и лишь по настоянию вдовствующей ханши Кутуй-хатун, несторианки по вере, патриарх был освобожден.

Недовольство среди монгольских военачальников перешло в открытое восстание в 1283/84 г. Восставшие сгруппировались вокруг царевича Аргуна (род. ок. 1250), сына Абаги, бывшего наместником Хорасана. Вспыхнула междоусобная война. Вначале военные действия приняли неблагоприятный для восставших оборот. Аргун вторгся в пределы Ирака персидского, но потерпел поражение при Ак-Ходже близ Казвина (4 мая 1284 г.) и принужден был сдаться Текудеру-Ахмеду. Восставшие войска Текудера под начальством эмира Букая освободили Аргуна, а сам ильхан погиб от руки убийцы 10 августа 1284 г. Ко двору Великого хана был послан посол Урдукай с извещением о вступлении Аргуна на ильханский престол. Хубилай признал совершившийся переворот и в 1286 г. послал ярлык на ханство.

Аргун, встав у власти, продолжал традиционную политику дружбы с христианскими кругами Ближнего Востока и европейского Запада. Одна из ханш Аргуна была несторианка-кереитка Урук-хатун. В 1289 г. был крещен и наречен Николаем (в честь папы Николая IV) ее сын, будущий ильхан Улджэйту. Были восстановлены многие несторианские храмы и вновь приближены ко двору хана советники-несториане. Продолжение традиционной христианофильской политики в Сирии означало продолжение борьбы с мамлюками Египта. Вскоре после своего вступления на престол Аргун сделал несколько попыток заключить союз с западноевропейскими государями против мамлюков. До нас дошел латинский перевод его письма папе Гонорию IV от 1285 г., в котором он обращался к европейским государям с предложением высадить отряды крестоносцев в Акре для содействия монгольским войскам, наступавшим с Евфрата. Ильхан Аргун предлагал раздел Сирии, причем Алеппо и Дамаск должны были быть заняты монголами, а Иерусалим ― крестоносцами.

В 1287 г. Аргун посылает в Европу несторианского монаха раббан Сауму (ум. 1294). Раббан Саума отправился в путь через Константинополь, где ему был оказан хороший прием императором Андроником II (1282‒1328 гг.). Из Константинополя посол ильхана направился морем в Италию и высадился в Неаполе, откуда благополучно прибыл в Рим. Папы Гонория IV уже не было в живых (ум. 3 апреля 1287 г.), и раббан Сауме пришлось вести переговоры с кардиналами, которым он и изложил всю насущную необходимость быстрых совместных действий с монгольскими христианскими ханами. Из Италии раббан Саума проехал во Францию и в сентябре 1287 г. прибыл в Париж, где был милостиво принят королем Филиппом IV Красивым (1268‒1314). Из Парижа посол ильхана проехал в Бордо, где имел свидание с королем Англии Эдуардом I. Несмотря на хороший прием, раббану Сауме не удалось заручиться согласием европейских государей на совместные действия в Сирии. По возвращении в Рим раббан Саума был принят новоизбранным папой Николаем IV (28 февраля 1288 г.). При папском дворе послу ильхана были оказаны всевозможные почести, однако и тут ему не удалось заручиться содействием римского папы. В 1288 г. раббан Саума вернулся в Иран с письмами на имя ильхана Аргуна от папы Николая IV, французского и английского королей. Аргун щедро наградил своего посла и назначил его состоять при своей ставке, причем по соседству с ханской юртой была поставлена юрта, в которой помещалась походная церковь.

В апреле 1289 г. Аргун снова отправил к папе Николаю IV, к Филиппу IV Красивому и Эдуарду I посольство, возглавляемое генуэзцем Бускарелем де Джисольфи, который осенью того же года прибыл в Рим. Посол снова пытался склонить папу и французского короля к походу в Палестину. До нас дошел монгольский текст письма Аргуна к Филиппу IV Красивому¹⁵, в котором ильхан снова предлагает французскому королю высадиться с войсками в Сирии для совместного похода на Иерусалим, но уже делает конкретные предложения о совместных действиях и даже указывает дату для высадки десанта (1291 г.)¹⁶. Это посольство было также неуспешно, но эти неудачи не останавливают монгольского хана. Он продолжает добиваться своего и в следующем году вновь посылает посольство, возглавляемое неким Чаганом, при котором в качестве советника состоял Бускарель. Назначение монгола в качестве посла знаменательно. До сих пор послами были иностранцы на службе ильхана. По-видимому, Аргуну было важно на этот раз добиться положительных результатов и убедить европейских государей в основательности своих предложений. Но и это посольство не увенчалось успехом.

Неудачи посольств отложили предполагавшиеся военные действия против мамлюков. На восточных и северных границах создалось напряженное положение. В Хорасане, куда был назначен наместником Газан, старший сын Аргуна, пришлось подавлять восстание эмира Науруза, сына известного монгольского наместника этого края ― Аргун-ага (ум. в Тусе в 1278 г.). Назначенный соправителем Газана, Науруз восстал в 1289 г., но был разбит войсками ильхана и бежал в Тарбагатай к хану Хайду в 1290 г.¹⁷На кавказской границе также возобновились военные действия. Войскам золотоордынского хана Тохты было нанесено поражение на берегах Караусу (11 мая 1290 г.).

При ильхане Аргуне началась постройка новой столицы ханства ― Султании, расположенной между Абхаром и Зенджаном. Аргун много сделал для упрочения гражданского управления своих владений. Начало его правления ознаменовалось опалой и казнями ряда видных государственных деятелей прошлого царствования, среди которых были сахеб-диван Шемс ад-Дин Мухаммед, казненный вместе с его четырьмя сыновьями, эмир Букая, везир Джелал ад-Дин Самнани, а также ряд лиц, принадлежавших известной семье Джувейни. На посты гражданского ведомства Аргуном назначались несториане и евреи, как более знакомые с городским хозяйством мусульманских стран. Главным советником по делам финансов был сделан известный врач-еврей Са’д ад-Дауля, возглавлявший финансовое ведомство с 1288 по 1291 г. Несмотря на благоволение самого хана, советник был чрезвычайно непопулярен среди мусульман и монгольских военачальников, обвинявших его во враждебных замыслах против ислама и видных мусульман, против которых он якобы настроил хана, особенно в связи с казнями начала царствования. Враги обвинили советника в раздаче важных государственных должностей в ханстве своим родственникам и единоверцам, что привело к гибели этого незаурядного человека¹⁸.

Аргун был большим строителем. Кроме новой столицы Султании, постройка которой началась в его царствование, ему принадлежал, по свидетельству историков, ряд зданий. Так, в селении Аргун к западу от Тебриза он воздвиг храм (вероятно, буддийский), на стенах которого можно было видеть изображение его самого¹⁹. Храм этот был впоследствии разрушен при ильхане Газане²⁰.

После смерти ильхана Аргуна, последовавшей 7 марта 1291 г., курултай монгольских военачальников избрал ханом брата Аргуна ― Гайхату, бывшего до того времени наместником Анатолии. Новый ильхан вступил на престол 22 июля 1291 г. и был наречен Эринчином Дорджэ.

К царствованию Гайхату относится неудачная попытка введения бумажных денежных знаков ― чао (< перс. чау), по примеру денежных знаков, которые были приняты в Китае в царствование Хубилая. Кризис, вызванный бескормицей и падежом скота, а также чрезмерные расходы ханской ставки и административного аппарата, которые не могли быть покрыты казначейством, создали острый финансовый кризис. Помочь положению и была призвана финансовая реформа. Возможно, что попытка была сделана не без указания из Дайду, полученного через чэнсяна Болода, представителя Великого хана при дворе ильханов. Во главе новой реформы стоял сахеб-диван Ахмед ал-Халиди. Первый выпуск имел место 12 сентября 1294 г. в Тебризе. Выпуск бумажных денег сопровождался беспорядками в Тебризе, Ширазе и других городских центрах Ирана, и ильхану пришлось отменить новые денежные знаки по требованию монгольских военачальников²¹.

Новый ильхан, буддист по вере, продолжал покровительствовать несторианам, но главный министр, или сахеб-диван, Ахмед ал-Халиди стал систематически выдвигать мусульман, стремясь ограничить влияние монгольских военачальников, стоявших за традиционную внутреннюю и внешнюю политику. Это привело к дворцовому перевороту. 23 апреля 1295 г. ильхан Гайхату был удавлен в своей ставке в Муганской степи и царевич Байду, один из внуков Хулагу, был возведен на престол в Хамадане.

Царствование Байду было крайне непродолжительно. Согласно свидетельству Бар-Эбрея²², новый ильхан был ревностным сторонником христиан, и против него выступил Газан, наместник Хорасана, Мазандерана, Рея и Кумиса, кандидатуру которого поддерживал влиятельный эмир Науруз, снова присоединившийся к Газану. Это он склонил Газана к принятию ислама (19 июля 1295 г.) и опоре на мусульманское население Ирана. Положение Байду быстро ухудшилось. Теснимый сторонниками Газана, он принужден был бежать в Грузию, где был взят в плен в Нахичевани и умерщвлен 5 октября 1295 г.²³

Золотая Орда (1236–1380 гг.)

Улус Джучи, или Синяя Орда, которая в русских летописях называлась Золотой Ордой, включал в себя волжский Болгар, Крым с торговыми городами побережья, Кавказ до Дербента, северный Хорезм с г. Ургенчем. На западе его владения простирались до Днестра, на востоке ― до Тургая и низовий Сырдарьи. Большинство населения Золотой Орды составляли тюрки-кипчаки и огузы. В городах имелись значительные колонии русских, алан, хазаров и других народностей. Завоевав Кипчакские степи и прилегающие к ним полосы культурных земель, монголы не нарушили существовавшего до них уклада.

О царствовании младшего сына Джучи ― Бату-хана (1227‒1255 гг.), заложившего основы Золотой Орды как автономного ханства, до нас дошли лишь весьма скудные известия. Мы уже упоминали, что хан Бату построил г. Сарай, который развился в значительный торговый центр Монгольской империи, откуда шла большая военная и торговая дорога в столицу империи Каракорум.

После смерти Бату ханский престол был утвержден за сыном его Сартаком, но последний скончался по дороге домой из ставки Бату (1257 г.). Сменивший его Улагчи умер в том же году, и власть в Золотой Орде перешла к брату Бату ― Берке-хану (1257‒1266 гг.). Арабский писатель ал-Муфаддаль, посетивший Сарай в составе посольства египетского султана Бейбарса I в 1262 г., оставил нам описание внешнего облика золотоордынского хана, которому в ту пору было 56 лет от роду. При хане Берке был построен Новый Сарай, или Сарай-Берке, на верхней Ахтубе (ок. совр. Царева), быстро сделавшийся большим торговым центром, к которому перешло экономическое значение столицы волжских болгар. В 1260/61 г. золотоордынская столица была одним из этапов пути венецианских путешественников братьев Никколо и Маттео Поло ко двору Великого хана в Китай. К этому же времени относится основание генуэзской торговой колонии в Каффе (совр. Феодосия) ― обстоятельство, сблизившее Золотую Орду с западноевропейскими рынками.

Союз с мамлюкским Египтом вовлек Золотую Орду в войну с Византией. Михаил VIII Палеолог (1259‒1282 гг.) с опасением относился к этому союзу, представлявшему угрозу интересам империи. Византийские власти препятствовали проезду египетских послов в Сарай. Возникшие противоречия скоро вылились в военные действия, которые начались на Балканах в 1264/65 г. Войска Берке под командованием темника Ногая, которому суждено было сыграть столь видную роль в судьбах Золотой Орды, разбили греков. Византия была вынуждена заключить мир с Золотой Ордой и даже отказаться от сношений с иранскими ильханами.

Несмотря на междоусобные войны между ханами Золотой Орды и ильханами Ирана из-за спорных земель Азербайджана, золотоордынские ханы продолжали признавать себя вассалами монгольского императора. Так, хан Берке еще посылал отряды русских ратников в Китай на пополнение монгольских войск Хубилай-хана.

По отношению к Руси хан Берке, занятый войною с ильханами в Закавказье и на Балканах, не был в состоянии вести активную политику. Делались лишь попытки оформить вассальные отношения русских князей к Орде и, главным образом, урегулировать уплату дани (перепись населения 1257 г. для выяснения размера обложения). Однако сопротивление князя Даниила Галицкого (1201–1264), изгнавшего около 1256 г. монгольские отряды из части галицко-волынских земель, потребовало от Берке более энергичных мер. Ханский баскак (военачальник) Куремса, действия которого против Даниила Галицкого не были успешны, был заменен в 1260 г. Бурундаем, получившим в свое распоряжение уже более значительные вооруженные силы.

Благодаря выдающейся деятельности Александра Невского, великого князя Владимирского (1220‒1263), положение Руси в этот период значительно окрепло, и было даже заметно увеличение русского влияния в золотоордынской столице. Так, в 1261 г. князь Александр Невский настоял на открытии новой русской православной епархии в Сарае, причем хан Берке предоставил православному епископу право обращать в свою веру подданных Золотой Орды.

После смерти хана Берке, наступившей во время похода на Кавказ против ильханов, на золотоордынский престол взошел Менгу-Темур (1266‒1280 гг.), который начал чеканить монету со своим именем. При нем большое влияние в управлении государством приобрел темник Ногай, джучидский князь, выдвинувшийся еще при Берке. Он был назначен наместником в западные владения Золотой Орды между Доном и Днепром. К царствованию Менгу-Темура относится большой поход на Кавказ 1277‒1278 гг. против ильхана Абаги (1265‒1282 гг.), в котором приняли участие русские князья Борис Ростовский, Глеб Белозерский, Федор Ярославский и Андрей Городецкий.

После кончины Менгу-Темура ханский престол занял его брат Туда-Менгу (1281‒1287 гг.), фигура столь же бесцветная, как и следующий золотоордынский хан Тула-Буга (1287‒1290 гг.), племянник Туда-Менгу. В их царствование власть принадлежала временщику Ногаю. Ногай пытался расширить влияние Золотой Орды на западе, в сторону Венгрии и Польши. Около 1286 г. был организован большой поход против «угров и греков». В состав золотоордынских войск, во главе которых стояли Ногай и Тула-Буга, входили отряды русских ратников галицких князей. Поход этот окончился неудачно, и войска понесли тяжкие потери от голода. Через два года темник Ногай и хан Тула-Буга снова выступили в поход против Польши. На этот раз наступление золотоордынских войск развивалось успешно, и польский король Лешко был вынужден бежать из Кракова. Вспыхнувшие раздоры между Тула-Бугой и могущественным временщиком приостановили победоносное продвижение золотоордынских войск. На обратном пути монголы подвергли страшному разгрому Галич.

При поддержке Ногая хан Тула-Буга был убит своим двоюродным братом Тохтой, сыном Менгу-Темура. Этот Тохта (1290–1312 гг.), утвердившийся на престоле с помощью Ногая, был одним из выдающихся ханов Золотой Орды. Ногаю же, сделавшемуся соправителем государства, не удалось удержать свое влияние в Золотой Орде. Возникшая между ним и Тохта-ханом распря окончилась поражением войска Ногая в 1299/1300 г.¹ Всесильный временщик был убит, и, таким образом, был восстановлен ханский авторитет в Орде.

При хане Тохте произошло оформление государства. Власть в военно-феодальной империи, каковой являлась Орда, принадлежала хану, стоявшему во главе улуса-орды, которая, хотя и признавала власть Великого хана, но вела самостоятельную политику. Многочисленную кочевую аристократию составляли огланы (царевичи), улусные беки, нойоны и тарханы (~ дарханы), или рядовые дворяне. Часть территории государства была распределена между ханскими родичами и вассальными кипчакскими владетелями. Ханы выдавали ярлыки на правление своим вассалам и так называемые пайцзы (рус. байса) ― знаки почета и пропуска, дававшие право пользоваться лошадьми, помещениями, продовольствием и т. д. во время проезда по дорогам на территории империи. Пайцзы были золотые, серебряные, чугунные, бронзовые и деревянные. В Государственном Эрмитаже хранятся три серебряные пайцзы и одна чугунная, выданные по указу золотоордынского хана Абдуллы (~ Абдаллах).

При Тохта-хане произошло улучшение торговых отношений с ильханами Ирана. Была вновь открыта для караванов большая торговая дорога через Кавказ, закрытие которой существенно отразилось на экономическом благосостоянии Поволжья и Северного Ирана. Оба Сарая сделались крупными торговыми центрами, которые соперничали с генуэзскими колониями в Крыму, что привело к взаимным враждебным отношениям.

К царствованию хана Тохты, при котором ряд северорусских городов (Владимир, Суздаль, Москва) подверглись нашествию монгольских войск, относится возвышение Московского княжества.

С кончиной Тохты на ханский престол взошел его племянник Узбек (1313‒1341 гг.). С воцарением в улусе Джучи талантливого хана Узбека Золотая Орда пережила золотой век своей истории, достигнув апогея своего могущества и экономического расцвета. В этот период международное положение Орды блестяще. Благодаря традиционным связям с Египтом и оживленным сношениям с Византией и генуэзскими колониями в Крыму торговля Золотой Орды получила необычайное развитие. Переход хана Узбека в мусульманство и женитьба его на дочери византийского императора Андроника III (1328‒1341 гг.) значительно укрепили положение и влияние Орды на Ближнем Востоке. Принятие золотоордынским ханом ислама не отразилось на традиционной веротерпимости, хан продолжал благосклонно относиться к христианству, и до нас дошли монеты Узбека с изображением Богоматери. По отношению к Руси Узбек сумел восстановить влияние Орды на русские дела, и русские князья стали снова ездить к золотоордынскому хану. Свою сестру Кончаку хан Узбек выдал за московского князя Юрия Даниловича (1303‒1325 гг.). Влияние золотоордынского хана, однако, не помешало росту могущества Московского княжества, которое при Иване I Калите (1325‒1340 гг.) достигло значительного благополучия в своем внутреннем устройстве.

Царствование Тинибека (1341‒1342 гг.), старшего сына Узбека, было крайне непродолжительным. Убив Тинибека, ханский престол занял его младший брат Джанибек (1342‒1357 гг.) ― последний сильный хан Золотой Орды. В царствование Джанибека, который придерживался той же политики, что и отец, большую роль продолжала играть вдова Узбека ханша Тайдула, которая покровительствовала русскому духовенству и издавала от своего имени ярлыки. На правление Джанибека пришлась страшная эпидемия чумы (1346‒1347 гг.), проникшая в Хорезм вместе с торговыми караванами из Китая и Индии. В 1356 г. Джанибек пошел войною против пришедшего в упадок ханства Ильханов и захватил Азербайджан и столицу его Тебриз, куда назначил наместником своего сына Бердибека. С затеянным Бердибеком дворцовым переворотом 1357 г., в котором погиб Джанибек, в Орде началась затяжная смута («замятня великая», по словам летописи), которая сильно подорвала ее международное положение и ослабила былое могущество, достигнутое в царствование хана Узбека. Так, Орда не была в состоянии оказать содействие Московскому княжеству в его борьбе с литовским князем Ольгердом, войска которого в 1356 г. подошли к Брянску и грозили пределам Золотой Орды. Постепенно политико-экономическое значение Золотой Орды стало переходить к русским княжествам.

В 1359 г. хан Бердибек был убит своим братом Кульна-ханом. Процарствовав всего несколько месяцев, Кульна (~ Кульпа), вместе со своими сыновьями-христианами Михаилом и Иваном, был убит своим братом Науруз-беком, еще одним сыном Джанибека, претендовавшим на ханский престол. Этот Науруз-бек, в свою очередь, пал от руки шейбанида Хизра², которому также не удалось удержаться на золотоордынском престоле. Через год он был умерщвлен своим сыном Тимур-Ходжой, процарствовавшим всего пять недель. Против него поднял восстание влиятельный крымский эмир Мамай (1359‒1380 гг.), который выдвинулся еще при Бердибеке (1357‒1359 гг.) и был женат на его дочери. При содействии Мамая ханский престол занял один из потомков Узбека, Абдулла (~ Абдаллах, 1360‒1369 гг., с перерывами), правивший в Крыму. Одновременно появилось несколько претендентов на золотоордынский престол, что еще больше ослабило положение Орды. При Абдулле и последующих золотоордынских ханах, власть которых была чисто номинальной, темник Мамай играл ту же роль, что и некогда всесильный Ногай.

Золотая Орда в ХІІІ-ХІV вв.

В начале 1360-х гг. происходит отделение от Орды северного Хорезма с г. Ургенчем под властью местной династии Суфи из племени кунгратов (~ кангурат), которая чеканила свою монету и вела независимую политику.

Хорезм и особенно столица его Ургенч имели большое влияние на развитие культурной жизни Золотой Орды, лицо которой поначалу определялось хорезмийскими мастерами и ремесленниками, как это показал в ряде работ А.Ю. Якубовский³. Не менее значительным было влияние Кавказа и даже мамлюкского Египта.

В Золотой Орде писали на тюркском языке, но одновременно продолжала существовать старая уйгурская письменность, распространенная на востоке Монгольской империи. В 1930 г. при земляных работах близ села Подгорное на левом берегу Волги была найдена рукопись, написанная на бересте на монгольском и тюркском языках.

Раскопки одного из первых русских археологов А.В. Терещенко в развалинах Сарая-Берке на Царевом городище в 40-х гг. XIX в. дали богатейший материал, позволяющий восстановить черты городской жизни в Золотой Орде. При хане Узбеке, который сделал Сарай-Берке своей столицей, в ней насчитывалось до 100 тысяч жителей. Широкое развитие получила ремесленная промышленность. В особенности было развито гончарное, литейное, кожевенное, ткацкое и ювелирное производство. Ремесленники были организованы в своего рода цеха, которые имели своих руководителей (шейхи). Ряд городов превратились в крупные торговые центры, как, например, Каффа (Феодосия), Судак, Керчь в Крыму, Азак (Азов), Ургенч в Хорезме, Болгар в Поволжье. Из Болгар вниз по Волге шли меха и хлеб, из Хорезма поставлялись кожи. По Волге, Каме, Яику и Амударье был развит рыбный промысел. В Индию и Иран вывозились кони, которыми славились Кипчакские степи, причем караван мог доходить до 6 тысяч единиц. Сохранились сведения о существовании крупных торговых домов, восходивших во многих случаях к торговым организациям Согда и Хорезма. Как мы уже отмечали, Золотая Орда, явившаяся во многих отношениях преемницей Хазарского ханства, унаследовала его экономический уклад, чем еще раз подчеркнула экономическое единство Поволжья с Хорезмом.

События в Иране и многолетняя смута в Золотой Орде, в которой за 20 лет (1360‒1380) сменилось 14 ханов, подорвали торговые сношения по среднеазиатским караванным путям. После падения Монгольской империи в 1368 г. наступает период упадка Золотой Орды и быстрый рост Московского княжества, ярко выявившийся в славном дне Куликова поля (8 сентября 1380 г.).

Тибет в Монгольскую эпоху

На основании имеющихся в нашем распоряжении письменных источников почти невозможно выяснить ход политических событий в Тибете в Монгольскую эпоху. Эпоха эта ознаменовалась многолетней борьбой между различными буддийскими школами, которые неоднократно прибегали к оружию в своем стремлении захватить первенствующее положение в стране. В этот период особенно выдвинулись монастырь Сакья (Sa-skya-dgon-с̆hen) в провинции Цанг, основанный в 1073 г. (год воды-быка), и школа кармапа(Karma-ра),ответвление школы каджупа(bka’-brgyud-pa), главный монастырь которой ― Шуц’ур Лхалунг (gžu-mtshur Lha-lung),расположенный в местности Цурпу (Tshur-phu) в области Толунг (sTod-lung)в двух днях пути от Лхасы, был основан в 1133 г. (год дерева-кабана) основателем школы Карма Дюсум К’ьенпа (Karma Dus-gsum mkhyen-pa,1110‒1193), учеником Дагпо Лхарджэ (Dwags ро Lha-rje).Кроме этих двух весьма влиятельных школ тибетские источники называют еще два больших монастыря, игравших значительную роль в Монгольскую эпоху: Дикунг (‘Bri-gung),построенный в 1179 г. (год земли-быка), и Таклунггон (sTag-lung-dgon), основанный в 1180 г. (год железа-мыши) ламой Таклунг Т’ангпа (sTag-lung than-pa).

Для истории Средней Азии особый интерес представляют отношения монгольских императоров к иерархам монастыря Сакья и школы кармапа. Тибетские источники говорят о письменных сношениях с иерархами монастыря Сакья в царствования Чингисхана и Угедэя, которые в период правления их преемников получили еще более оживленный характер, причем об этих сношениях говорится как в тибетских хрониках, так и в китайских анналах.

В 1244 г. царевич Годан, сын Угедэя и младший брат хана Гуюка, кочевавший со своим улусом в пределах Ганьсу, откуда он поддерживал постоянные связи с Тибетом, пригласил в свою ставку сакьяского иерарха Кюнга Гьялцэна (Kun-dga 'rgyal-mtshan, 1182 (год воды-тигра) ― 1251 (год железа-кабана)), известного под титулом Джамгон Сакьяпанчэна (‘jam-mgon Sa-skya pang-с̆hen) и называемого также Сакья пандитой. Приглашение монгольского хана было принято тибетским иерархом, и в 1246 г. (год огня-коня) он прибыл в Ланьчжоу в Ганьсу, но не застал в ставке Годана, который находился в Каракоруме в Монголии на коронации Великого хана Гуюка. В начале 1247 г. Годан вернулся в свою ставку и встретился с Сакья пандитой. Согласно «Истории буддизма в Монголии» (Hor-с̆hos-‘byung)¹, этот Сакья пандита, закончивший свои дни в Ланьчжоу, создал для монголов письмо на основе уйгурского, которое, однако, не получило распространения среди монголов.

В царствование хана Мункэ ханскую ставку посетил тибетский вероучитель Карма Бакша (Kar-ma Pag-ši, c̆hos-‘dzin, 1204 (год дерева-мыши) ― 1283 (год воды-овцы)), где встретился с наследником престола Хубилаем.

Хубилай, узнав о славе и учености Сакья пандиты еще при жизни хана Мункэ, обратился к Годану с письмом, прося его устроить ему свидание с тибетским наставником. Годан ответил, что пандита «вошел в нирвану», но что ему наследовал его племянник П’агпа, которому исполнилось пятнадцать лет (1253/54)². Этот П’агпа лама Лото Гьялцэн (‘Gro-mgon ‘Phags-pa bla-та blo-gros rgyal-mtshan) родился, согласно тибетским источникам, в 1235 г. (год дерева-овцы), согласно же китайским ― в 1239 г. В ставку Хубилая он прибыл в 1253 г. (год воды-быка), а в 1265 г. (год дерева-быка) вернулся в Тибет. В 1267 г. (год огня-зайца) П’агпа лама снова отправился в монгольскую столицу по приглашению Великого хана. Во время своего второго пребывания в Китае при дворе монгольского императора он создал для монголов национальную письменность, так называемое «квадратное» письмо, которое было введено указом 1269 г. Хубилай-хан стремился использовать сакьяского иерарха для установления своего протектората над Тибетом. Сакьяский иерарх был сделан «имперским наставником», или гоши (тиб. mс̆hod-gnas—«духовник»), а около 1275 г. он был признан правителем тринадцати областей Тибета (Khri-skor bс̆u-gsum) с титулом ончэн (dbon-с̆hen — «великий племянник»), которым подчеркивалась его зависимость от монгольского императора. В 1276 г. (год огня-мыши) П’агпа лама вернулся в Тибет, где и скончался в 1280 г. (год железа-дракона).

В 1290 г. (год железа-тигра) сакьясцы воспользовались своим положением и покровительством монгольского императора и напали на монастырь Дикунг, который был подвергнут разграблению.

Преемники Хубилай-хана на ханском престоле продолжали поддерживать связь с сакьяскими иерархами. Так, при дворе хана Темура-Улджэйту (1294‒1307 гг.) и хана Хайсан-Кулука (1307‒1311 гг.) трудился Кюнкьен Чойкьи Осер, или Чойку Осер (Kun-mkhyen с̆hos-kyi’od-zer ~ с̆hos-sku’od-zer), который добавил несколько новых знаков к письму, созданному Сакья пандитой на основе уйгурского³. Буянту-хан (Аюрпарибхадра на престоле, 1311‒1320 гг.) назначил «имперским наставником»сакьяского иерарха Тонйон Гьялцэна (Don-yonrgyal-mtshan). При сыне его Геген-хане (Шодипала, Шуддхибала, 1320‒1323 гг.) «имперским наставником» был сделан сакьяский иерарх Сонам Гьялцэн (bSod-namsrgyal-mtshan). При дворе Йесун-Темура (1323‒1328 гг.) работали сакьяский лама Гава сонам (dGa-babsod-nams) и монгольский переводчик Шераб Сенгге ('ses-rab Seng-ge). В 1332 г. (год воды-обезьяны), при Тоб-Темуре (Джаягату-хан, 1329‒1332 гг.) ко двору были приглашены сакьяский иерарх Йеше ринчэн (Ye-'ses Rin-с̆hen) и кармапинский наставник Рангчунг Дорджэ (Rang-byung-rDo-rje, 1284 (год дерева-обезьяны) ― 1339 (год земли-зайца)). С этого времени при императорском дворе начинают играть первенствующую роль кармапинские наставники. Так, в 1358 г. (год земли-собаки), при, последнем монгольском императоре династии Юань ― Тогон-Темуре (1333‒1368 гг.), при дворе появился кармапинский лама Рольпей Дорджэ (Rolpa’irDo-rje, 1340 (год железа-дракона) ― 1383 (год воды-кабана)), который снова посетил ханский двор в 1360 г. (год железа-мыши). Появление кармапинских наставников при дворе Великого хана следует, вероятно, поставить в связь с падением влияния монастыря Сакья в Тибете, которое наметилось в начале XIV в. Первенство иерархов Сакья-гончэна продолжалось до 1349 г. (год земли-быка), когда власть в Центральном Тибете перешла к некоему Ситу, или П’акмоту.

Этот Ситу (полное имя: Тей Ситу Чангч’уп Гьялцэн ― Ta’iSi-tuByang-c̆hubrgyalmtshan) родился в 1302 г. (год воды-тигра) в семье Ринчэнцьяба (Rin-c̆hen-skyabs), начальника г. П’акмоту (Phag-mo-gry, ок. Цэтанга в долине р. Цангпо-Брахмапутры)⁴.

После получения обычного в Тибете богословского образования, во время которого Ситу пробыл некоторое время в монастыре Сакья, он рано выступил на арене политической деятельности. Будучи еще молодым человеком, он сумел получить от монгольского императора ярлык на командование десятью тысячами всадников, т. е. был сделан темником, и успешно воевал с Сакьей и Дикунгом. Видя его быстрые успехи и распространение его влияния в провинции У, феодальные владетели и духовные князья Центрального Тибета отправили ко двору в Ханбалык (Пекин) жалобу на него. Узнав об этом, Ситу также снарядил посольство ко двору монгольского императора. Посольство успешно выполнило данное ему поручение, и монгольский хан утвердил Ситу во владении Центральным Тибетом в 1349 г. (год земли-быка).

Во многих отношениях правление Ситу явилось одним из просвещеннейших периодов истории Тибета. При нем был введен новый свод законов и упразднена смертная казнь. Продолжалось при нем и строительство буддийских монастырей, так, в 1351 г. (год железа-зайца) им был основан большой монастырь Цэтанг ч’оде (rtses-thang с̆hos-sde).

В 1354 г. (год дерева-коня) Ситу присоединил к своим владениям весь Цанг. Царь Ситу основал династию, давшую Тибету двенадцать правителей, которые поддерживали отношения с китайскими императорами.

Несмотря на междоусобные войны, в стране продолжалась усиленная работа по переводу и собиранию буддийских писаний. В 1200 г. древняя Магадха, родина буддизма, подверглась мусульманскому нашествию, во время которого были разрушены знаменитые центры буддийской учености ― монастыри-университеты Викрамашила и Наланда. В пламени погибли ценнейшие собрания рукописей, а ученые-буддисты вынуждены были искать спасения в Тибете, Непале, в Южной Индии и даже в отдаленной Бирме и Камбодже. Среди бежавших был и последний ректор Викрамашилы, знаменитый кашмирский ученый-буддист Шакьяшрибхадра ('Sākyaśribhadra, 1127‒1225), который сперва направился в Джагатталу в Восточном Бенгале, откуда принужден был бежать в Непал и затем был приглашен иерархом монастыря Сакья посетить Тибет. В 1206 г. (год огня-тигра) он прибыл в Тибет в сопровождении девяти ученых-буддистов, среди которых были известные переводчики буддийских писаний Вибхутичандра (Vibhūticandra), Данашила, непалец Сангхашри (Sanghaśri) и Сугаташри. Шакьяшрибхадра посвятил в монашество Сакья пандиту и пробыл в Тибете до 1213 г. Данашила и Вибхутичандра, остававшиеся долгое время в Стране Снегов, перевели на тибетский язык свои сочинения⁵.

К этой же эпохе принадлежит и знаменитый тибетский ученый Бутон Ринпочэ (Bu-ston Rin-po-с̆he, полное имя: Бутон Ринчэнтуп ― Bu-ston Rin-с̆hen-grub, 1290‒1364), о котором нам уже пришлось говорить во 2-м томе настоящего труда. Он был автором многочисленных сочинений, занимающих пятнадцать томов в новом лхасском издании, а также одним из редакторов обоих больших собраний буддийских писаний и философских трактатов на тибетском языке ― Канджура (bKa’-'gyur) и Танджура (bsTan-'gyur), составление которых было закончено в начале XIV в.⁶

В течение XIII‒XIV вв. при дворе монгольского императора в Китае заметно влияние тибетского и индо-непальского искусства. В главе 203 «Юаньши» содержится краткая биография непальского литейщика Аниго (1245–1306), изготовлявшего изображения буддийских божеств в индо-непальском стиле. В 1261 г. Аниго был приглашен в Тибет вместе с группой непальских художников и литейщиков. Слава о его мастерстве распространилась за пределы Тибета, и вскоре он был приглашен ко двору Хубилай-хана, где ему поручили ряд реставрационных работ. Значительный ряд изображений в буддийских и даосских храмах Китая принадлежит, согласно преданию, этому выдающемуся мастеру. Ему удалось создать в Китае целую школу литейщиков-скульпторов, среди которых особенно выдвинулся его ученик, талантливый скульптор Лю Юань (1264–1297)⁷.

В конце Монгольской эпохи, в 1357 г. (год огня-птицы), в нижнем Амдо, в монастыре Цонгка, где теперь стоит знаменитый буддийский монастырь Кумбум (sku-‘bum, построен в 1583 г.), родился Цонгкапа (Tson-kha-pa), великий буддийский реформатор Тибета, основатель нового ордена буддийских монахов (гелукпа), которому суждено было занять первенствующее положение в Стране Снегов и распространить тибетский буддизм далеко за пределы Тибета ― в Монголию, Сибирь и Туркестан.

[Закат Великой империи]

В царствование Хубилай-хана значительно оживились сношения со странами Запада. Вновь оживились торговые караванные пути, ведущие через Таримский бассейн. Венецианские и генуэзские купцы пользовались северным путем, идущим через столицу Золотой Орды Сарай и затем Сарайчик (при устье Урала), Ургенч (ок. совр. Куня-Ургенча), Отрар (ныне развалины ок. места впадения Арыса в Сырдарью), Алмалык (к северо-западу от Кульджи в Илийском крае), Бешбалык (Гучэн), Турфан, Хами, Дуньхуан (Шачжоу), Сучжоу, Ганьчжоу, Нинся, Ханбалык (Пекин). Торговые караваны с Ближнего Востока ходили через Багдад, Тебриз, Хорасан, Балх, Бадахшан, Памир (Вахан), Яркенд, Хотан, Лобнор, Дуньхуан и далее по большой торговой дороге через Ганьсу. После присоединения Ирана и областей Южного Китая к Монгольской империи большое значение получил морской путь, шедший из Ормуза к гаваням Южной Индии и оттуда в Китай и на остров Ява.

В царствование Хубилая увеличилось и число иностранцев на службе Великого хана. К его эпохе относится посещение монгольской столицы семьей Поло ― венецианских купцов, торговавших с Кипчакскими степями. Братья Никколо и Маттео Поло выехали из Венеции около 1254 г. Путь их лежал через Константинополь, гавань Солдайю (Судак) и золотоордынскую столицу Сарай, куда они прибыли в 1260/61 г. Прожив в Сарае в течение года, они проехали в Бухару, где им пришлось задержаться на три года. В Бухаре они присоединились к посольству, посланному из Ирана ханом Хулагу ко двору Великого хана в Китай. Достигнув монгольской столицы Ханбалык (Пекин), они были милостиво приняты монгольским императором. Вернувшись на родину в 1269 г., Никколо и Маттео Поло привезли с собою письмо к римскому папе, в котором Великий хан просил прислать в монгольскую столицу около ста ученых людей, сведущих в семи искусствах и науках.

Карта маршрутов путешествий Никколо, Маттео и Марко Поло.

В 1271 г. братья Поло снова выехали на Восток, в столицу Монгольской империи, на сей раз их путешествие продолжалось три с половиной года. Папа Григорий X (1271‒1276 гг.) отправил с ними двух ученых монахов ― Никколо из Виченцы и Вильгельма из Триполи. Вместе с братьями Поло поехал и сын Никколо, Марко (1254‒1324), которому суждено было занять высокое положение при дворе Великого хана Хубилая. Оба монаха, получив известие о походе египетского султана Бейбарса на Малую Азию, решили вернуться обратно, а братья Поло и молодой Марко продолжили свой путь через Лаяццо (Аяс) в Малой Азии, Мосул, Багдад, Басру, откуда они морем добрались до Ормуза, а затем сухопутным путем через Нишапур и Шиберган (Шапурган, Sapurgan Поло), Балх, Памир (Вахан), Ташкурган, Кашгар, Яркенд, Хотан, Черчен, Лобнор, Дуньхуан, Сучжоу, Нинся, кочевья онгютов на Желтой реке, Шанду (Кайпинфу) достигли Ханбалыка. Ко времени проезда семьи Поло все вышеперечисленные среднеазиатские города были населены мусульманами, но везде еще имелись довольно многочисленные колонии несториан и христианские церкви.

Братья Поло и сын Никколо, Марко, в течение семнадцати лет состояли на службе у монгольского императора. Марко выучился татарскому языку и удачно выполнил несколько поручений Хубилая. Став приближенным Великого хана, он объездил весь Китай до Сычуани и Юннани и даже Бирмы. Марко посетил Сианьфу в провинции Шэньси, около года прожил в Ганьчжоуфу и в течение трех лет занимал пост губернатора Янчжоуфу (к северу от нынешнего Нанкина). В 1292 г. все трое решили вернуться в Италию, куда они отправились в составе посольства, сопровождавшего принцессу императорского дома, посланную в жены ильхану Аргуну в Иран. Обратный путь Поло совершили сначала по морю, мимо берегов Индокитая и Индии, и, высадившись в гавани Ормуз у входа в Персидский залив, добрались до Италии по суше через Иран, Армению и Трапезунд.

Вернувшись на родину в 1295 г., Марко принял участие в войне против генуэзцев и был взят в плен. Находясь в заточении в Генуе, он в 1298 г. продиктовал по-французски описание своего путешествия и пребывания на службе Великого хана пизанцу Рустичиано, сидевшему с ним в заключении. Кроме этой версии существует еще одна, основанная на рукописи, переданной в 1307 г. самим Марко Поло одному французскому рыцарю. Оставленное нам описание путешествия Марко Поло и посещенных им стран является совершенно исключительным по своему значению источником для изучения Монгольской эпохи.

По словам Марко Поло, в Ханбалыке для приезжающих европейцев имелись три гостиницы по трем национальностям: итальянцев, немцев и французов. Среди сотрудников Марко Поло в монгольской столице были многочисленные уйгуры и уроженцы Туркестана, мусульмане, которые, как и при предыдущих ханах, составляли большинство чиновного сословия империи. Так же многочисленны при дворе Великого хана были аланы. Аланская гвардия, насчитывавшая при Хубилае до 30 тысяч всадников, в составе двух корпусов продолжала существовать до конца Монгольской династии. Аланские отряды участвовали в походе Хубилая на Китай (1268‒1279 гг.) и многократно отличались в рядах войск Великого хана. В 1275 г. при взятии г. Чжэньчао, к северу от Янцзыцзяна, несколько аланских военачальников погибло, пав жертвою коварства китайского генерала Хунфу, сдавшего город, а затем ночью устроившего избиение. После этого гарнизон крепости был уничтожен, город был лишен прав, а получаемые с него доходы были переданы повелением Великого хана семьям погибших аланских воинов. Китайская летопись сохранила нам имена павших алан. Среди них был выдающийся сподвижник монголов Еле-бадуэр (Илья-багатур), поступивший на монгольскую службу в правление хана Угедэя. Он был известен тем, что поймал за язык напавшего на него тигра и убил его кинжалом. Во время царствования хана Мункэ он принял деятельное участие в походе на Китай. Оба его сына продолжали служить в монгольских войсках. Старший, Есутайэр, погиб при взятии Янчжоу, младший, Юваши, был назначен командиром аланского корпуса во время похода против Китая в 1275 г. и позже участвовал в походах Наяна и Хайду. Под 1311 г. мы читаем в анналах Монгольской династии, что в одном из гвардейских полков асу (алан) служил аланский князь Кэличжисы (Георгий) и его сын Димидиэр (Дмитрий). Большинство этих алан были христианами. В начале XIV в. среди них много потрудился Иоанн да Монтекорвино, первый христианский архиепископ Ханбалыка, о котором нам еще придется говорить.

В Китае Хубилай-хан сумел стать китайским императором, достойным водителем многомиллионного народа с вековой культурой. Согласно административной реформе Хубилая территория Китая была разделена на двенадцать провинций (шэн). Внутренними делами империи ведало управление статс-секретаря (чжуншу-шэн). Тайная канцелярия (шуми-юань) отвечала за сношения с иностранными государствами и вооруженными силами империи. Ведомство государственного контролера (юй-шитай)заведовало личным составом государственных учреждений. Административная система, введенная при Хубилае, остается непревзойденной в истории Китая.

Монгольские императоры, начиная с Чингисхана, уделяли большое внимание устройству почтовой службы, связывавшей отдаленные части обширной империи. При Хубилай-хане были исправлены почтовые дороги. До 200 тысяч лошадей обслуживало уртонные станции вдоль императорских дорог.

В царствование Хубилая было много сделано для улучшения экономического благосостояния империи и в особенности Китая. Из наиболее важных мероприятий в этом направлении следует упомянуть достройку великого императорского канала, соединяющего Цзянсу с Чжили, по которому продукты земледелия из богатого земледельческого района бассейна Янцзыцзяна достигали Северного Китая¹. Администрация монгольского императора проявила много заботы о состоянии урожая в стране. Правительственные инспекторы совершали ежегодные поездки по провинциям и собирали сведения о состоянии урожая. Излишек зерна от урожайных годов покупался государством и хранился в особых зернохранилищах. В неурожайные годы зерно раздавалось даром населению затронутых голодом районов. Великий хан постоянно заботился о благополучии своих подданных и проявил много гуманности по отношению к покоренному китайскому населению. Эдикт 1260 г. предписывал губернаторам провинции выдавать пенсии престарелым ученым, заботиться о сиротах, больных и увечных. Императорским указом 1271 г. по всей империи были учреждены странноприимные дома.

Большое значение имела денежная реформа, проведенная в царствование Хубилай-хана и заимствованная от сунской администрации. Были выпущены бумажные знаки ― чао (~ цяньчао), которые Марко Поло не без юмора называет «истинным философским камнем». Выпуск бумажных ассигнаций строго регулировался финансовым ведомством, во главе которого стоял опытный Сайид-и Эджелл (Шемс уд-Дин ‘Омар, 1210‒1279), впоследствии наместник Юннани. При его преемниках в финансовом ведомстве ― Ахмеде Фенакети (кит. Ахама), уроженце Трансоксианы, и уйгуре Санга (кит. Санго), правительству империи пришлось прибегнуть к инфляции, и бумажные знаки значительно упали в цене. Несмотря на попытки удержать курс бумажных знаков при помощи различных государственных монополий, курс продолжал падать. В 1282 г. Ахмед был убит и уже посмертно лишен званий по указу Великого хана. Уйгур Санга также не избежал кары и был казнен. После кончины Хубилай-хана пришлось выпустить новые денежные знаки в 1303 г., которые, однако, также быстро упали в цене.

Несмотря на блестящий расцвет империи в царствование Хубилая, единство громадной державы приходилось поддерживать военными мерами и содержать многочисленные монгольские гарнизоны в главных центрах государства. Об этих военных мерах монгольского императора красноречиво говорит Марко Поло: «Во всех областях Китая и Манги и в остальных его владениях есть довольно предателей и неверных, готовых возмутиться, а потому необходимо во всякой области, где есть большие города и много народа, содержать войска; их располагают вне города, в четырех или пяти милях; а городам не позволено иметь стены и ворота, дабы не могли препятствовать вступлению войск. И войска и их начальников Великий Хан меняет через каждые два года. Так взнузданные народы остаются спокойны и не возмущаются. Войска содержатся не только на жалованье, которое Великий Хан определяет им из доходов области, но и живут также своими многочисленными стадами, молоком, которое продают в город, и на эти средства покупают, что им нужно. Войска расположены в разных местах, в 30, 40 и 60 днях. Если бы Хубилай собрал половину их, было бы их такое диковинное множество, что и не поверить»².

Хубилай-хан был энергичным покровителем науки и народного просвещения. Как мы уже упоминали, по его указу глава тибетской буддийской школы сакья Пагпа Лото Гьялцэн (1235/39‒1280) создал на основе тибетского алфавита письмо для монголов. Оно должно было заменить уйгурское письмо, принятое в монгольских правительственных учреждениях со времен Чингисхана, когда, после завоевания Найманского ханства в 1204 г. и присоединения к империи Уйгурского ханства, многочисленные уйгурские чиновники поступили на службу монгольского императора. При введении нового национального письма в 1269 г. повелевалось, чтобы оно употреблялось во всех государственных документах и актах. В том же 1269 г. в каждой провинции были учреждены школы для изучения нового письма. В 1272, 1273 и затем в 1275 гг. издавались указы, предписывающие, чтобы вся официальная переписка на китайском языке снабжалась переводом на монгольский язык, написанным новым письмом. Одновременно было повелено, чтобы одно из отделений императорской Академии (Ханьлинь-юань) специально посвятило бы себя изучению монгольского языка и литературы. Это новое письмо, называемое «квадратным», продержалось до конца династии Юань, но не вытеснило уйгурское письмо, которым продолжали пользоваться для повседневной переписки.

Хубилай-хан продолжал религиозную политику своих предшественников. При его дворе работали многочисленные христиане (несториане и католики), мусульмане и буддисты, хотя сам Хубилай интересовался более буддизмом³. В 1282 г. он повелел сжечь религиозные книги даосов. О роли тибетского «имперского наставника» Пагпа ламы мы уже говорили в разделе о Тибете в монгольскую эпоху. При Хубилай-хане при дворе был введен китайский культ обожествления личности императора.

Хубилай-хан, или китайский император Ши-цзу, скончался в 1294 г. в возрасте 80 лет. В могилу сошел один из величайших императоров Монгольской династии, в царствование которого восточная часть империи пережила период своего наибольшего расцвета.

Монгольская династия после смерти Хубилай-хана не выдвинула выдающихся правителей государства. Правление хана Темура-Улджэйту (1294‒1307 гг.), внука Хубилая,⁴ не было столь продолжительным. В его царствование на западе продолжалась вооруженная борьба с ханом Хайду (1269‒1302 гг.), главой дома Угедэя. Прервавшиеся со смертью Хубилай-хана военные действия в Западной Монголии возобновились в 1297 г. и велись до 1301 г., когда войска монгольского императора разбили войска Хайду и его единомышленников.

После кончины хана Хайду улус наследовал его сын Чапар. В 1303 г. хан Чапар и хан Чагатайского улуса Дува заключили мир с Темуром-Улджэйту. Однако, желая окончательно покончить с оппозицией, обезвредив наследника хана Хайду, Темур-Улджэйту убедил Дуву напасть общими силами на Чапара. Чапару пришлось сдаться Дуве в 1306 г., но уже в 1309 г. он пытался восстановить свое положение, однако был разбит Кебеком, сыном Дувы. Этот хан Дува (ок. 1274‒1306 гг.), который ходил походом в Восточный Иран и Северную Индию, значительно расширил свои владения. В 1297/98 г. ему удалось распространить свое владычество на Восточный Афганистан (Балх, Кундуз, Талекан, Бамиан, Кабул и Газна), где был посажен его младший брат Кутлуг-Ходжа. Но Афганистан принадлежал чагатаидам недолго ― в 1313 г. он был завоеван хулагидом Улджэйту, который нанес поражение Давуду, сыну Кутлуга.

К царствованию Великого хана Темура-Улджэйту относится посещение императорского двора в Ханбалыке (Пекин) папским легатом, францисканским монахом Иоанном да Монтекорвино (1246‒1328), посланным в 1289 г. папой Николаем IV (1288‒1292 гг.) с папскими грамотами к ильхану Аргуну и Хубилай-хану. Достигнув Тебриза в 1290 г., он провел некоторое время при дворе ильхана Аргуна, а в 1291 г. отправился в Индию и прожил более года в Мелиапуре у купца Пьетро ди Лукалонго. Из Индии монах продолжил свой путь в Китай морем и был милостиво принят Великим ханом в Ханбалыке в 1294 г. В течение тридцати четырех лет Монтекорвино с успехом распространял в Китае католичество, особенно среди аланов-гвардейцев хана. Несмотря на то, что проповедь католичества натолкнулась на противодействие несториан, имевших многочисленных представителей в монгольской столице, ему удалось обратить в свою веру князя онгютов несторианина Георгия (Коргуз). В течение нескольких лет Монтекорвино увеличил свою паству до пяти тысяч человек и даже перевел на монгольский язык Новый Завет и Псалтырь. Стараниями Монтекорвино в Ханбалыке появилась первая в Китае католическая церковь, а позднее он построил еще одну. Ватикан решил использовать успех миссионерской деятельности своего легата и усилить проповедь католичества в пределах Монгольской империи. В 1307 г. папа Климент V (1305‒1314 гг.) назначил Монтекорвино архиепископом Китая. В следующем году к императорскому двору прибыли проповедники Андрей из Перузы, Жерар и Перегрино. В 1312 г. к монголам были отправлены братья Фома, Иероним и Петр из Флоренции. Иероним был назначен епископом Кипчака, а Жерар сделался епископом Цюаньчжоу в Фуцзяне. В 1325 г. Великий хан пожаловал Андрею из Перузы, ставшему епископом Цюаньчжоу, пенсию в сто золотых флоринов, на которую он основал около Цюаньчжоу католический монастырь.

Преемником Темура-Улджэйту на ханском престоле был недолго царствовавший племянник его Хайсан-Кулук (1307‒1311 гг.). Ему наследовал его младший брат Аюрбалипатра (~ Аюрпарибхадра), правивший под титулом Буянту-хана (1311‒1320 гг.). Около 1315 г. Буянту-хану пришлось вмешаться в войну, вспыхнувшую на западе империи между ханом Чагатайского улуса Едзен-Бугой и ильханом Улджэйту (1304‒1316 гг.). После завоевания Афганистана ильханом Улджэйту (1313 г.) Едзен-Буга выступил на стороне потерпевшего поражение Давуда, своего двоюродного брата, и, разбив ильхана на Мургабе, занял Хорасан в 1315 г. Ильхан Улджэйту обратился за помощью к Великому хану, который отправил против Едзен-Буги экспедиционный корпус под начальством чэнсяна Тогачи. Разбив чагатайского хана между Кучой и оз. Иссык-Куль, войска Буянту преследовали отступившего Едзен-Бугу до ставки его на Таласе. После этого поражения чагатайским ханам пришлось отказаться от Хорасана.

Буянту-хану наследовал его сын Шодипала (~ Шуддхибала, 1320‒1323 гг.), который правил под титулом Геген-хана и вскоре пал жертвой дворцовой интриги. При нем был опубликован «Свод законов династии Юань».

После Геген-хана ханский престол перешел к Йесун-Темуру, который бесславно процарствовал до 1328 г. В том же 1328 году скончался Монтекорвино, первый архиепископ Ханбалыка. В последние годы его жизни при нем состоял известный католический проповедник, францисканский монах Одорик де Порденоне (1286‒1331), который оставил нам описание своего путешествия к монголам. В 1318 г. он выехал из Падуи и через Константинополь, Трапезунд, Тебриз, Султанию, Кашан, Йезд и Ормуз добрался до Индии, откуда морским путем достиг Кантона и Ханбалыка. На обратном пути Одорик проехал через Сычуань и вернулся в Европу в 1330 г.

В 1329 г. на престол Монгольской империи вступил Тог-Темур, сын Хайсан-Кулука. Воцарению Тог-Темура предшествовала междоусобная война между поддерживавшим его ханом Джан-Темуром и сторонниками малолетнего Раджабека, сына Йесун-Темура. При Тог-Темуре Советом ученых Пекина была составлена общая карта Монгольской империи.

После кончины Тог-Темура в 1332 г. Великим ханом был провозглашен его племянник, малолетний Ринчэнпал, который скончался через несколько месяцев, и на престол был возведен Тогон-Темур, старший брат Ринчэнпала.

Тогон-Темур (1333‒1368 гг.) продолжал поддерживать отношения с Ватиканом. В 1336 г. Великий хан отправил посольство к папе Бенедикту XII (ум. 1342), во главе которого стоял францисканский монах Андре, родом франк, и несколько аланов, в том числе алан Тогай. Посольство было принято папою в Авиньоне в 1338 г. Кроме ханской грамоты посольство передало послание аланских военачальников на службе Великого хана. Этот любопытный документ, датированный 3-м днем 6-го месяца года крысы (июль 1336 г.) и дошедший до нас в нескольких списках, подписан рядом аланских князей. Имена их Fodimlovens, «царь алан», ChembogaVensii, IoannesYochay, ChyansamTongiи RubensPinzamus. Долгое время они считались вымышленными, но за последние годы ученым удалось найти некоторые из них в «Юаньши», китайских анналах Монгольской династии, хотя в некоторых случаях трудно восстановить подлинные аланские имена по китайским транскрипциям. Было выяснено, что в 1336 г. действительно глава всех алан на монгольской службе назывался в китайской транскрипции Фудин, что соответствует Fodim’у, и что среди аланских князей были двое, носившие имена Сяншаня (Chyansam) и Чжояньбухуа (Chemboga). В «Юаньши» сохранились биографии этих аланских военачальников на службе монгольского хана. Чжояньбухуа, сын Цзяохуа (внук аланского князя Николая, поступившего на службу к Великому хану Мункэ), был, согласно китайским анналам, выдающимся офицером и в 1329 г. возглавлял отряд в 400 аланских всадников. В 1336 г. он уже занимал высокий пост начальника Военного ведомства (Цюйми-юань) и командовал левофланговым корпусом аланской гвардии. Фудин, наследовавший своему отцу Волосы (Василий), состоял даргой, или начальником штаба правофлангового корпуса аланской гвардии. В 1311 г. он служил в Военном ведомстве, а несколько позже был послан во главе отряда в 1000 всадников охранять Цяньминьчжэнь (ок. Дункоу в Даниyлу в Маньчжурии). Около 1335 г. он был назначен главою Военного ведомства.

Вышеприведенные сведения об аланских военачальниках на службе Великого хана не исчерпывают всех данных об аланах, приводимых в китайских анналах Монгольской династии и в других письменных источниках того периода. Эти воители, пришедшие с далекого Кавказа, оставили глубокий след в жизни Китая Монгольской эпохи. Их потомки, по-видимому, продолжали играть известную роль и при следующей, национально-китайской династии Мин. Но затем все упоминания об аланской гвардии исчезают так же, как бесследно исчезла военно-земледельческая колония русских воинов около Пекина, упоминаемая в «Юаньши» под 1330 г.

В ответ на ханское посольство папа Бенедикт XII в том же 1338 г. отправил ко двору Великого хана францисканца Иоанна (Джованни) Мариньолли, который проехал через Кипчакские степи и Алмалык и достиг Пекина в 1342 г. 19 августа 1342 г. он был удостоен аудиенции у Тогон-Темура, которому преподнес «франкского» коня. Монах вернулся в Рим с письмом Великого хана папе в 1353 г. В 1370 г., через два года после падения Монгольской династии, папа Урбан V назначил архиепископом Пекина Вильгельма да Прато, а в следующем году отправил своим легатом Франциска да Подио. Национально-китайская династия Мин не оказала покровительства распространению католичества в пределах Китая, и католические миссии были уничтожены.

Царствование Тогон-Темура было наполнено восстаниями китайского населения против власти монгольских ханов. Носителями национально-китайской идеи явились предводители партизанских отрядов. В 1351 г. вспыхнуло крупное восстание в Кантоне и по нижнему Янцзы, известное под названием восстания «Красных повязок». Монгольские власти не сумели справиться с нарастающими национальными настроениями в широких массах населения. Среди предводителей партизанских отрядов особенно выдвинулся некто Чжу Юаньчжан, сын бедняка-крестьянина из провинции Аньхой, бывший буддийский монах, который к 1356 г. захватил часть Аньхоя и Цзянсу с г. Нанкином, где он образовал национально-китайское правительство. Покончив со своими соперниками в Южном Китае, в 1368 г. он взял Шаньдун и Хэнань, вторгся в Чжили и овладел Ханбалыком (Пекин), столицей империи. Последний монгольский император бесславно бежал в Монголию. После падения Монгольской династии Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором Китая под титулом Хунву, став основателем династии Мин (1368‒1644). Военные действия против монголов продолжались и после бегства Тогон-Темура, умершего в 1370 г. В 1368 г. китайские войска очистили Шаньси, а в следующем году заняли Сианьфу. В 1372 г. китайские войска вступили в Каракорум, но, потерпев поражение в битве на р. Тола, вынуждены были отступить. В 1388 г. китайцы снова берут Каракорум и одерживают решительную победу над монголами в сражении при оз. Буйр-Нур в Восточной Монголии (Барга).

Мы уже говорили, что процесс разложения Монгольской империи начался еще при хане Мункэ, когда наметился отрыв от исконно монгольских национальных традиций. Быстрая смена Великих ханов, стихийные бедствия, дворцовые смуты и административная разруха последних царствований завершили в какие-нибудь 74 года распад одной из величайших империй мира. Монголы снова ушли в свои степи, чтобы вновь появиться на арене мировой истории в XVI‒XVII вв., когда западномонгольские ойратские ханы пытались воскресить былую славу и создать последнюю кочевую империю.

Западная Средняя (Центральная) Азия в XIV в.

При последних императорах Монгольской династии в западных улусах империи происходит усиление роста автономных тенденций, чему способствовало ослабление центральной власти и быстрая смена кратковременных царствований. Процесс распада великой империи особенно заметен в Чагатайском улусе, где постепенный рост тюркского элемента и распространение ислама в ханском доме привели к вытеснению монгольского элемента. Начало XIV в. было временем большого экономического упадка в Трансоксиане и соседних областях ― результат многолетней гражданской войны. Спокойствие в стране несколько восстановилось после курултая 1309 г., созванного сыном Дувы Кебеком, на котором ханом улуса был избран его брат Едзен-Буга (1309‒1318 гг.). Мы уже видели, что имевшая место в 1313‒1315 гг. война Едзен-Буги с ильханом Улджэйту закончилась поражением Едзен-Буги, разбитого войсками Великого хана, которые разграбили его зимнюю ставку около Иссык-Куля и летнюю в окрестностях Таласа. После смерти Едзен-Буги Чагатайский улус разделился на две орды: одна продолжала править в Моголистане, включавшем Илийский край и Кашгарию, другая владычествовала в Трансоксиане-Мавераннахре.

Едзен-Буге наследовал брат его Кебек (~ Кёпек, 1318‒1326 гг.), перенесший столицу улуса из Алмалыка в Нахшеб, который стал называться Карши (монг. харши ― «дворец, ставка»). Перенесение столицы в Трансоксиану ускорило процесс исламизации монгольских ханов улуса. В царствование Кебека начали чеканить монету с именем хана (серебряные динары и дирхемы).

После Кебека на престол монгольских ханов Трансоксианы-Мавераннахра вступил Тарма-ширин (1326‒1334 гг.), еще один сын Дувы, в царствование которого ислам окончательно сделался религией монгольских правителей Западного Туркестана. Уже в следующем, 1327-м, году, Тарма-ширин победоносно ходил походом в Индию и достиг Дели. На обратном пути он опустошил Гуджарат и Синд.

В 1334/35 г. в Чагатайском улусе вспыхнула снова смута, и престол захватил Бузун, сын Дува-Темура, и Тарма-ширину пришлось бежать в Газну, откуда он был возвращен в Самарканд. Тем временем против Бузуна восстал Халиль, сын Ясавура (ум. 1321). Халилю удалось свергнуть Бузуна. В северной части Чагатайского улуса утвердился Дженкши, который процарствовал до 1338 г. и был убит своим братом Йесун-Темуром, но уже в 1339/40 г. на престоле утвердился Али-султан, один из потомков хана Угедэя, известный своими религиозными гонениями, во время которых погиб глава католической миссии в Алмалыке епископ Ричард Бургундский. Йесун-Темур оставался у власти до 1342 г., после чего ханский престол кратковременно занял Мухаммед Пулад, которого в 1343 г. сменил сын Ясавура ― Казан. Этот последний правитель Трансоксианы из дома Чагатая погиб в 1346 г. в битве с эмиром Казаганом, пытаясь укрепить свою власть. После этого события ханы Чагатайского улуса превратились в орудия борьбы местных эмиров в Трансоксиане и соседнего Восточного Туркестана⁵.

В 1347/48 г. эмир Кашгарии провозгласил ханом Туглуг-Тимура (1347/48 ― 1362/63 гг.), который во время смуты в Трансоксиане появился с войсками под стенами Ходжента. Среди признавших его власть местных эмиров был и Тимур-бек, или Тимур-гурган (1336‒1405), будущий вершитель судеб Средней Азии, женившийся в 1355 г. на внучке эмира Казагана. В 1361 г. ему удалось утвердиться владетелем Кеша (Шахрисабз) и стать ближайшим соратником Ильяс-ходжи, сына Туглуг-Тимура, назначенного наместником Трансоксианы. Вскоре ему, однако, пришлось бежать в амударьинские степи, где он долгое время скитался со своим сподвижником, эмиром Хусейном.

Эмир Кашгара Пуладчи, как и Туглуг-Тимур, при котором Восточный Туркестан окончательно сделался мусульманской областью, скончался в 1362/63 г. Их преемники, эмир Худайдад и Ильяс-ходжа, не смогли подавить смуту. После гибели Ильяс-ходжи власть перешла к Камар уд-Дину, брату Пуладчи, который повел беспощадную войну против потомков хана Дувы.

В 1370 г. в Трансоксиане-Мавераннахре снова появился Тимур-бек, захвативший власть в пределах бывшего Чагатайского улуса и впоследствии воздвигший величественное здание новой империи ― последней великой империи Средней Азии.

Принятые сокращения

ВС ― Восточный сборник.

ДАН-В ― Доклады Академии наук СССР. Серия В.

ЗИВАН ― Записки Института востоковедения АН СССР. Л.

ЗВОРАО ― Записки Восточного отделения (Имп.) Русского археологического общества. СПб.

ИАН ― Известия Императорской Академии наук. СПб.

ИГАИМК ― Известия Государственной Академии истории материальной культуры. Μ.—Л.

ИРГО ― Известия Русского географического общества СПб.

ЗИРГО ― Записки Имп(ераторского) Русского географического общества. СПб.

СС ― Сокровенное сказание.

ТВОРАО ― Труды Восточного отделения Имп(ераторского) Русского археологического общества. СПб.

ТИВАН ― Труды Института востоковедения АН СССР.

ТЧРДМ ― Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. СПб.

ЮШ ― Юанmiи.

AM ― Asia Major. Leipzig.

GMS ― E.J.W.Gibb Memorial Series.

GMS NS ― E.J.W.Gibb Memorial Series. New Series.

JA ― Journal Asiatique. Paris.

JASB ― Journal of the Asiatic Society of Bengal. Calcutta.

JRAS ― The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. London.

JSFOu ― Journal de la Société finno-ougrienne. Helsinki.

TP ― T’uong Pao. Leiden.

sq ― отдельный оттиск.

Примечания

Начало Монгольской эпохи (XII‒XIII вв.)

1. Основная литература, использованная при написании этого тома:

Китайские источники:

1) «Юаньчао биши» (Yüan Ch’ао PiShi), китайское изложение «Сокровенного сказания Монголов», составлено около 1370 г. Китайские печатные издания 1847 и 1903 гг., переведенные на русский язык архим. Палладием (Старинное монгольское сказание о Чингисхане // ТЧРДМ. Т. 4. СПб., 1866).

2) (Хуан Юань). Шэнву циньчжэнлу («Описание походов императора Шэнву», т. е. Чингисхана). Китайский перевод неизвестной монгольской хроники, сделанный около 1263 г. Содержит лишь краткое описание похода на Запад и почти ничего о походе на Тангут. В 1926 г. появилось новое издание Ван Говэя. Переведено на русский язык архим. Палладием (Старинное китайское сказание о Чингисхане // ВС. T. I. СПб., 1877). Рассказ «Шэнву циньчжэнлу» близок биографии Чингисхана, данной у Рашид ад-Дина. См.: Pelliot P. L’Edition collective des œuvres de Kouo-wei // TP. XXVI. 1928‒1929. P. 169–172.

3) «Юаньши» (История династии Юань), редактированные комиссией под председательством Сун Ляня в 1371 г. На основании «Юаньши» были составлены позднейшие компиляции ― «Тунцзянь ганму» и «Юаньши цзиши бэньму», написанная Чэнь Баншанем при династии Мин. Первые три главы «Юаньши» переведены на русский язык H.Я. Бичуриным (История первых четырех ханов из Дома Чингисова. СПб., 1829). Первая глава переведена на французский язык Ж. Майя (Mailla J. Histoire générale de la Chine aux annales de cet empire, traduites du Toung-Klien-Kang-Mok, père Joseph-Anne-Marie de Moriac de Mailla. VIII. Paris, 1771‒1785). Частичный немецкий перевод сделан Краузе (Krause F.E.A. Cingis-Han, die Geschichte seines Lebens nach den chinesischen Reichsannalen. Heidelberg, 1922).

4) «Мэнда бэйлу» (наиболее ранний китайский источник), переведено академиком Васильевым в «История и древности восточной части Средней Азии. Полное описание Монголо-татар». (ТВОРАО. IV. СПб., 1857. С. 216‒235). Как установил китайский ученый Ван Говэй, автором сочинения был, по всей вероятности, Чжао Хун, ездивший в 1221 г. в Пекин к Мухали, монгольскому главнокомандующему в Северном Китае. См.: Pelliot P. L’Edition collective des œuvres. 1928–1929. P. 163–165; 1930. P. 13, suiv.; Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Л., 1934. С. 9, прим. 2.

Монгольские источники:

1) Monghol-un niuс̆a tobc̆iyan («Сокровенное сказание Монголов»), составленное в 1240 г. (Р. Груссе в «L’Histoire Cengiskhanide» (Bull. of the Committee of Historical Sciences. XII, 1. Hun. 46 (1941). P. 22) считает, что годом составления «Сокровенного сказания» был «год мыши», т. е. 1252 г.) сохранилось в китайской транскрипции, записанной в начале династии Мин. В 1908 г. появилось новое издание транскрибированного текста Е. Дэхой. Восстановленный монгольский текст на основании китайской транскрипции частично был издан (литографическим способом) профессором Позднеевым в 1882 г. В течение многих лет новое издание восстановленного монгольского текста подготовлял П. Пеллио. Отрывки этого текста появились в Journal Asiatique (1920. I. P. 176, 180). Полное издание монгольского текста дал Э. Хениш (Haenisch Е. Manghol un Niuc̆a Tobc̆a’an. Leipzig, 1937). Он же составил словарь к своему изданию текста (Wörterbuch zu Monghol-un niuc̆a tobc̆a’an. Leipzig, 1939). К сожалению, транскрипция, принятая автором, чрезвычайно неудачна. Вскоре после этого вышло в свет новое издание монгольского текста «Сокровенного сказания», выполненное академиком С.А. Козиным (Μ‒Л., 1941).

2) Altan tobс̆i («Золотое сказание»), составленная около 1604 г. и известная в нескольких версиях, одна из которых содержит многочисленные отрывки из монгольского «Сокровенного сказания». Русский перевод одной из версий был напечатан Галсан Гомбоевым («Алтан Тобчи», монгольская летопись // ТВОРАО. VI. СПб., 1858. С. XIV, 234). Монгольский текст глав, посвященных истории предков Чингисхана и его царствования, напечатан в «Монгольской хрестоматии» А.М. Позднеева (СПб., 1900. С. 105–126). По сведениям, в Монголии вышло в свет издание одной старой версии летописи. Новое издание летописи появилось также в Пекине. См.: Владимирцов Б. Этнолого-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах // Северная Монголия. 2. Л., 1927. С. 14.

3) «Erdeni-yin tobс̆i» Санан Сэцэна. Составлена около 1662 г. Монгольский текст с немецким переводом издан академиком И.Я. Шмидтом (SchmidtI.J. Geschichte der Ost-Mongolen und ihres Fürstenhauses verfasst von Ssanang Ssetsen. St. Peterburg, 1829). Имеет значение для феодального периода монгольской истории. Маньчжурский перевод летописи издан Э. Хенишем в 1933 г. (Mongo-han sai da sekiyen).

Мусульманские источники:

1) Джувейни. Т’ари̅х̮ -и джахангушāй (История завоевателя Мира) (The Tarikh-i Jahangusha. Ed. by Mirza Muhammad ibn Abdal Wahhab Qazwini. GMS. XVI. Leyden ― London. Vol. I. History of Chingiz-khan and his successes. 1912; Vol. II. History of the Khwarezm-Shahs dynasty. 1916; Vol. III. History of Mangu-ga’an and the Isma’ilis. 1937). Доведена до 1257 г. Использована d’Ohsson’ом (Histoire des Mongols, depuis Tchinguiz-khan jusqu’à Timour bey ou Tamerlan. La Haye et Amsterdam, 1834), F. Erdmann’oM (Temudschin der Unerschütterliche. Leipzig, 1862) и академиком В.В. Бартольдом (Turkestan down to the Mongol’s invasion. GMS NS. V. 1928).

2) Рашид ад-Дин. Джāми’ ат-Тавāри̅х̮ («Сборник летописей»), составленная для хана Газана в 1303 г. Издана и частично переведена на русский язык И.Н. Березиным в ТВОРАО (1861‒1886). М. Катрмер издал персидский текст и французский перевод глав Рашид ад-Дина, излагающих историю царствования монгольских ханов Персии (Quatremère М., ed et trad. Histoire des Mongols de Perse. 1. Paris, 1836). B 1911 г. E. Blochet издал в Gibb Memorial Series персидский текст истории царствований преемников Чингисхана от Угедэя до Хубилая.

3) Вассаф ал-Хазрат (Абдаллах ибн Фазлаллах). Т’ари̅х̮ -и Вас̣с̣āф, относящаяся к 1257‒1327 г. Частично переведена на немецкий язык Хаммер-Пургшталем (Geschichte Wassaf’s. Persisch hrsg. und Deutsch übers. von Hammer-Purgstall. Wien, 1856).

4) Джузджани. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅ (A General History of the Muhammadan Dynasties of Asia, including Hindūstān, from A.H. 194 [810 A.D.], to A.H. 658 [1260 A.D.] and the Irruption of the Infidel Mughals into Islam. Transl. by H.G. Raverty. Vol. I‒II. London, 1881; Index. Bibl. Indica. Calcutta, 1897).

5) Несеви. Си̅рат Джелāль ад-ди̅н («Жизнеописание султана Джелал ад-Дина Мангубарти») (An-Nasawi М. Histoire du Sultan Djelal ed-Din Mankobirti, prince du Kharezm. Publ. et trad. par O. Houdas // Bibliothèque de l’Ecole des Langues Orientales Vivantes. Paris, 1891–1895).

6) АбулГази. Шаджире-и Турк (Родословная тюрок), написанная между 1663 и 1665 г. ханом Хивинским (Histoire des Mongols et des Tatares par Aboul-Ghāzi Bèhādour Khan. Publ., trad. et annot. par le Baron Desmaisons. T. I. Texte. St.-Pbg., 1871; T. II. Traduction. St.-Pbg., 1874).

Владимирцо Б.Я. Чингисхан. Изд-во З.И. Гржебина. Берлин ― Петербург ― Москва, 1922. Прекрасно написанная монография о великом основоположнике Монгольской империи, давшая толчок ко многим новейшим исследованиям в области монгольской истории на Западе. Имеется английский перевод (Prince D.S. Mirsky, transl. The Life of Chingis-Khan. Boston and New York, 1923), а также французский перевод (Gengis Khan. Trad. et ed. du russe par Michel Carson. Paris, 1947).

2. См.: Pelliot P. L’Edition collective des œuvres. P. 126, suiv.

3. Джаджираты ушли вместе с Елюем Даши на запад, в Трансоксиану.

4. См.: Pelliot P. A propos des Comans // JA. 1920. I. P. 146.

5. Интересно отметить, что в топонимике области верховий Енисея наблюдаются смешанные тюрко-монгольские названия, как, например, название верховий Енисея ― Секиз-мурен, или «Восмиречье» (тюрк. «восемь» + монг. «река»). См.: Barthold W. 12 Vorlesungen über die Geschichte der Türken Mittelasiens. Berlin, 1935. VIII. S. 151.

В VIII в. у кыргызов упоминается владетель с титулом хакана, но в XIII в. кыргызы разделились на два племени, во главе которых стояли владетели, не носившие титул хана, или хакана.

6. См.: Pelliot P. La Haute Asie. Paris. P. 28.

7. Ibid. P. 25.

8. ТВОРАО. XIII. C. 172 персидского текста.

9. См.: Владимирцов Б.Я. Монгольские литературные языки // ЗИВАН. 1932. I. С. 1–19.

10. См.: Bar Hebraeus. Chronicon Ecclesiasticum. III. С. 280–282.

11. Pelliot P. Chrétiens d’Asie Centrale et d’Extrême-Orient // TP. 1914. P. 627.

12. Изд. Хениша. § 150. С. 36.

13. Гурхан представляет собой титул. Гурханом именует его и «Сокровенное сказание» (изд. Хениша. § 150. С. 36). В «Юаньши» ― Цзюйэр. Генеалогия кереитских ханов дана у Рашид ад-Дина (ТВОРАО. XIII. С. 174 персидского текста).

14. Изд. Катрмера. T. I. С. 49.

15. См.: Pelliot P. A propos des Comans. P. 143.

16. Радлов В.В. и Мелиоранский П.М. Древнетюркские памятники в Кошо-Цайдаме // Труды Орхонской экспедиции. Вып. IV. СПб., 1897. С. 17.

17. Ramstedt G.J. Zwei uīgurische Runeninschriften in der Nord-Mongolei // JSFOu. XXX, 3. Helsinki, 1931. P. 17, 19.

18. См.: JA. 1913. I. P. 286‒289; П. Пеллио (A propos des Comans. P. 145) высказывается против сближения названия татар с Да-тань ~ Тань-тань.

19. Hudūd al-’Ālam. Transl. by V. Minorsky. London, 1937. P. 94.

20. Изд. Хениша. § 153. С. 37.

21. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 21 персидского текста.

22. ТВОРАО. V. С. 4.

23. Племена барулас и джалаир владели в половине XIV в. уделами в Мавераннахре. См.: Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927. С. 91.

24. См.: Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. С. 33.

25. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 24. С. 3.

26. Владимирцов Б.Я. Указ. соч. С. 35.

27. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 6. С. 1.

28. Владимирцов Б.Я. Указ. соч. С. 35.

29. Там же. С. 41.

30. Места кочевок строго распределялись между родами. См.: Рубрук. Путешествие в восточные страны. Пер. А.И. Малеина. СПб., 1911. С. 69.

31. Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XIII. С. 21 персидского текста): «Когда в степи много юрт ставят кругом, то называют это курень. В ту эпоху тысячу юрт, поставленных этим способом, называли одним куренем».

32. Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. С. 37.

33. Там же. С. 46.

34. См.: Waley A. The Travels of an Alchemist. London, 1931. P. 67, next.

35. См.: Владимирцов Б.Я. Чингисхан. С. 46, след.

36. О значении слова улус см.: Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. С. 97.

37. См.: Владимирцов Б.Я. Монгольское nökür // ДАН-В. 1929. С. 287–288; Он же. Чингисхан. С. 87.

38. Титул беки часто давался старшим сыновьям ханских родов. Академик Владимирцов (Общественный строй монголов. С. 49, след.) считает, что он обозначал лиц духовного звания ― шаманов.

39. Употребление китайской терминологии отмечено Рашид ад-Дином (ТВОРАО. XIII. С. 85 персидского текста).

40. См.: Патканов К.П. История монголов по армянским источникам. Вып. II. Извлечение из истории Киракоса. СПб., 1874. С. 45.

41. См.: Владимирцов Б.Я. Чингисхан. С. 55; Плано Карпини. История Монгалов. Пер. А.И. Малеина. СПб., 1911. С. 16.

42. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 242. С. 80.

43. См.: Владимирцов Б.Я. Чингисхан. С. 78.

44. Изд. Хениша. § 43. С. 5.

45. Пер. Краузе. С. 9.

46. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 21 персидского текста.

47. Там же.

48. Пер. Краузе. С. 9.

49. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 47. С. 6.

50. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 59, след. персидского текста.

51. Там же. С. 53, след. персидского текста.

52. Согласно китайским анналам, в тот период во главе монгольских родов стоял вождь Аолэ Боцзиле, т. е. *Oro-bogila. См.: Pelliot P. Notes sur le «Turkestan» de W.W. Barthold // TP. XXVII. 1930.

53. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 54 персидского текста.

54. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 52. С. 6.

55. Там же. § 53. С. 6.

56. Там же. § 57. С. 8.

57. Пер. Краузе. С. 11.

58. Изд. Хениша. § 152. С. 37.

59. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 177. С. 47.

60. Пер. Краузе. С. 15.

61. В «Сокровенном сказании» (изд. Хениша. § 150. С. 36) говорится, что Гурхан был прогнан в область Хашин (кит. Хэси, область западнее р. Хуанхэ); также у Рашид ад-Дина (ТВОРАО. XIII. С. 177 персидского текста).

62. Изд. Хениша. § 54‒56. С. 7.

63. В урочище Делиун-Болдок (Deli’unboldog) на Ононе.

64. См. сообщение, сделанное Пеллио в Парижском Азиатском Обществе 9 декабря 1938 г.

65. ТВОРАО. XIII. С. 139, след. персидского текста.

66. Там же. С. 145, след. персидского текста.

67. Там же. С. 7 персидского текста.

68. Меркиты не простили Темучину, что мать его была похищена Йесугеем у одного меркита. Когда они напали на стойбище Темучина, для Бортэ не хватило лошади, чтобы спастись бегством. Вскоре после освобождения и возвращения Бортэ у нее родился сын Джучи, которого Чингисхан считал своим сыном, несмотря на молву, что отцом старшего царевича был меркит Чилгер-боко.

69. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 103. С. 18, след.; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 110.

70. Меркиты Тохтоа кочевали в урочище Бучура-Хэгэр (Буура-хеер), Даир-усунь стоял в Талхун-арале между Орхоном и Селенгою, Хагатай-Дармала ― в урочище Хараджи-хегир. Союзники решили атаковать Тохтоа в урочище Буура-хеер.

71. Владимирцов Б.Я. Чингисхан. С. 41. О социальном характере движения Джамухи см.: Бартольд В.В. Образование империи Чингисхана // ЗВОРАО. X. 1897; Он же. Связь общественного быта с хозяйственным укладом у турок и монголов // Изв. общ. археологии, истории и этнографии при Казанском университете. T. XXXIV. Вып. 3–4. 1929. С. 3; Владимирове Б.Я. Чингисхан. С. 83, след.

72. Изд. Хениша. § 123. С. 25.

73. Рашид ад-Дин (изд. Катрмера. T. I. С. 8) говорит, что слово Чингис происходит от монгольского слова c̆ing ― «сила, крепость». По свидетельству Э. Хара-Давана (Чингисхан как полководец и его наследие. Белград, 1929. С. 32, след.), слово Чингис (činggis) употребляется у западных монголов в значении «сильный, крепкий». В Kalmukisches Wörterbuch (Helsinki, 1935) G.J. Ramstedt’a слово это не включено.

74.См.: Pelliot P. Les Mongols et la Papauté // Revue de l’Orient Chrétien. 1922‒1923. Vol. III. 1‒2. P. 25. Сравн. также монголо-тибетский титул духовного правителя Тибета ― Далай-лама, полученный Сонам Гьямц’о (bsod-rnams-rgya-mtsho) в 1577 г. от Алтан-хана туметского.

75. Владимирове Б.Я. Чингисхан. С. 45.

76. Изд. Хениша. § 123. С. 25.

77. См.: Владимирове Б.Я. Чингисхан. С. 80; Бартвльд В.В. Образование империи Чингисхана. С. 110.

78. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 132. С. 28.

79. Пер. Краузе. С. 14.

80. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 134. С. 29; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 103; Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 157.

81. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 111.

82. Изд. Хениша. § 158. С. 39.

83. Pelliot P. A propos des Comans. P. 172.

84. Мэнгуюмуцзи. Записки о монгольских кочевьях. Пер. с кит. П.С. Попова. СПб., 1895. С. 483.

85. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 158. С. 40: «Buyiruq-γan-ni tende muqudqaba».

86. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 112.

87. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 159. С. 40; «Bayidaraq belc̆ir-ē». Belc̆ir означает развилину (дорог или рек), а не ущелье, как сказано у Р. Груссе в его «L’Asie Orientale» (Paris, 1941. P. 284).

88. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 159. С. 40; «Tende Ọng-γan bayidal-dur-iyān γal-no’ud tule'üljü».

89. Сокровенное сказание, изд. Хениша, § 161. С. 40; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 115; Юаньши, пер. Краузе. С. 16, след.

90.Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 162. С. 40: «Kökse'ü sabraq Ong-үап-и qoyina-ā̆ca nekejü».

91. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 163. С. 40: «C̆inggis-γa’antende Bo’orču MuqaliBoroqul C̆ila’un-ba’atur ede dörben külü'üd-igēn čerig jasajuile’ ēbe».

92. Там же: «Ede dörben külü’üd gürc̆ü abura’ād irgen örököeme kö’ünbügüde-yi aburaju ögbe». См. также: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 116; Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 160‒162; Архим. Палладий (Кафаров). Старинное монгольское сказание о Чингисхане. С. 39.

93. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 163. С. 40.

94. ТВОРАО. XIII. С. 118. См. также: Юаньши, пер. Краузе. С. 17.

95. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 120; Юаньши, пер. Краузе. С. 17.

96. См.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. II. P. 195.

97. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 153. С. 37, след.; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 123; Юаньши, пер. Краузе. С. 19. Урочище Далан-Нэмургес лежало у впадения Нэмурге-Гола в Халхин-Гол, а не при впадении Халхин-Гола в оз. Буйр-Нур, как думал И.Н. Березин.

98. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 153. С. 38.

99. См.: Там же; см. также: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 123.

100. Сокровенное сказание, изд. Хениша, § 170. С. 44. В «Юаньши» (пер. Краузе. С. 21) гора, у которой произошла битва, названа Алань.

101. Изд. Хениша. § 171. С. 45.

102. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 177‒180. С. 47; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 136‒141; Юаньши, пер. Краузе. С. 22, след.; Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 170–173.

103. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 182. С. 51; Юаньши, пер. Краузе. С. 23; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 133‒135; Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 175.

104. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 183‒185. С. 51, след.; Рашид ад-Дин. Там же. С. 142–145.

105. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 187. С. 53; PelliotP. A propos des Comans. P. 176, 180 (монгольский текст «Сокровенного сказания» дан в примечаниях); Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XIII. С. 145, след.

106. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 185. С. 52; Pelliot P. A propos des Comans. P. 183–184.

107. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 186. С. 52.

108. Там же. § 190. С. 55.

109. Там же. § 224. С. 73.

110. Теме’ен ке’ер в «Сокровенном сказании» (§ 190. С. 55); см. также: Архим. Палладий (Кафаров). Старинное монгольское сказание. С. 49.

111. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 193. С. 56.

112. Там же. § 195‒196. С. 59.

113. Там же. § 195.

114. Там же. §§ 200‒201. С. 62‒63.

115. См.: Barthold W. Turkestan. P. 387; Pelliot P. Notes sur le «Turkestan». P. 33.

116. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 198: «Erdis-un Buqdarma».

117. Изд. Хениша. §§ 198, 236.

118. Рашид ад-Дин, изд. Блоше. T. II. С. 31, 115; Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 190.

119. Изд. Хениша. § 199. С. 61.

120. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 202. С. 64: «...bars-jil (год огня-тигра, 1206 г.) Опап-ū terig'ün-ē kürcü, yisün köl-tei с̆azān tuγ bajigūlagād ċingis-qa-γān'ā qan nere tende ögbe». См. также: Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 7, след.). На с. 8 слово ċing объясняется как «сильный, могучий».

Следует заметить, что в Московской Руси к полотнищу знамени прикреплялись несколько (два или три) клина, называвшиеся лопастями или клинцами.

121. См.: Barthold W. Turkestan. P. 384. Sir E. Denison Ross (The Heart of Asia. London, 1899. P. 154) также относит наречение Чингисом к курултаю 1206 г.

122. Изд. Хениша. § 123. С. 25: «Temujin-i ċingis-qaγānke’ennereyidċuqan (γan)bolγaba».

123. Пер. Краузе. С. 28.

124. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 222. С. 73.

125. Там же. § 223. С. 73.

126. См.: Pelliot P. Notes sur le «Turkestan». P. 35.

127. Джувейни, изд. Казвини. I. С. 17‒18.

128. См.: Попов Н.И. Яса Чингис-хана и уложение монгольской династии Юан-чао-дян-чжан // ЗВОРАО. XVII. СПб., 1907. С. 0152; Ratchnevsky P. Un Code des Yüan // Bibl. de l’Inst. des Haletes Etudes Chinoises. Paris, 1937.

129. См. Вернадский Г.В. О составе Великой Ясы Чингисхана / Studies in Russian and Oriental History. Ed. by G. Vernadsky. Bruxelles, 1939. P. 6, 36.

130. Пер. проф. В.Ф. Минорского, см.: Вернадский Г.В. Указ. соч. Приложение I.

131. См.: Ab-ul-Faraj С. Chronographia. Ed. and transl. by E.A.W.Budge. London, 1932. Профессор Г.В. Вернадский (Указ. соч. С. 8‒10) считает, что источником сведений Абу-л-Фараджа о Ясе были несториане. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. Приложение II. Из «Сирийской Хроники» Григория Абу-л-Фараджа. С. 53.

132. Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 12, след.

133. Kotwicz W. Les Mongols, promoteurs de l’idée de la Paix Universelle au début du XIII siècle. Warszawa, 1933.

134. Абу-л-Фарадж, I. Цит. по: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 53.

135. Поход на Тангутское царство Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 10, след. персидского текста) относит к 1205 г. (год дерева-быка) и к 1207 г. (год зайца).

136. Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 9) относит присоединение кыргызских кочевий, куда были посланы монгольские послы Алтан и Буру, к 1207 г.

Согласно Рашид ад-Дину (Там же. С. 9, след.), зимой 1208 г. Чингисхан ходил походом против меркитов.

137. См.: Waley A. The Travels of Alchemist. P. 291‒292, 339.

138. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 240. С. 79.

139. Там же. § 199. С. 61.

140. Там же.

141. Пер. Краузе. С. 29.

142. См.: ТВОРАО. XV. С. 50 персидского текста.

143. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 238; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 12.

144. Сокровенное сказание, изд. Хениша. §§ 244‒246. С. 80‒83.

145. У Рашид ад-Дина (изд. Блоше. T. II. С. 7–9) тангуты Си-Ся названы Хашин (от кит. Хэси ― «на запад от Реки», т. е. Хуанхэ). См. также: Сокровенное сказание. § 249.

Тангутские походы

1. См.: Иакинф (Бичурин Н.Я.). История первых четырех ханов из Дома Чингисова. С. 35.

2. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 267.

3. Иакинф (Бичурин Н.Я.). Указ. соч. С. 40.

4. Изд. Хениша. § 265. С. 93.

5. Изд. Хениша. § 249. С. 85: «C̆aga nereteioki(n) C̆inggis-γa'an-ā γarυaju ögbe» ― «отдал Чингисхану дочь по имени Чаха». См. также: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 12.

В приведенном в «Сокровенном сказании» (С. 85) заявлении тангутского царя заключается объяснение цели похода монголов на Тангут («Qašin irgen-ü̅ Burqan elsen bara'un γar c̆inee bolju gü(n) jü ëgsü keyen...» ― «Сказал Бурхан народа Хашин (Хэси): «Ставши союзниками, стану твоим правым крылом и отдам (за тебя) царевну...») ― тангутский царь обещает Чингису стать его правым крылом (bara'ипγar) на время предстоящей войны против чжурчжэней. Весьма вероятно, что об этом говорилось во время обсуждения условий перемирия. В тексте «Сокровенного сказания» тангутский царь назван Бурханом, что является монгольским переводом титула тангутского царя ― «божественный» (lha и Iha-c̆ig), который давался древнетибетским царям.

6. Верблюды появились у монголов в большом количестве после этого похода на Тангут. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. §§ 249‒250. С. 85; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 7.

7. См.: Иакинф (Бичурин Н.Я.). Указ. соч. С. 41, след.

8. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 247. С. 83; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 13, 14, след. Рашид ад-Дин (С. 15) говорит, что Чингисхан выступил в поход осенью 1211 г.

9. Согласно Рашид ад-Дину (ТВОРАО. XV. С. 22), монгольские войска подошли к Чжунду осенью 1212 г.

10. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 17.

11. Пер. Краузе. С. 31.

12. У Рашид ад-Дина (С. 23) проход назван Хабчал < монг. хабчил (qabċil).

13. 10 июня ― 8 июля, см.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 23.

14. См.: Шэнву циньчжэнлу, пер. архим. Палладия. С. 186.

15. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 27, след.

16. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. Fasc. IX‒X. С. 963‒966.

17. См.: Barthold W. Turkestan. P. 393, next.

18. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 33; Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 219. С. 73: «Muqali-da γио-wang nere ögċü, jegün γar-ип, Tümen nede’ülbë».

19. Елюй Чуцай был автором «Си-ю-лу» («Дорожник Западных стран»), напечатанного в 1229 г. и известного до 1927 г. лишь в отрывках. В настоящее время издан профессором Канда Киичиро. См.: Bretschneider Е. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources. Vol. I. London, 1910. P. 9‒24; биография Елюя Чуцая содержится в гл. CXLVI «Юаньши».

20. См.: Kunishita Н. Relations of the Early Mongol Empire with the Buddhist priests of the Dhyāna Sect // Тоyō Gakubō. XI, 4; XII, 1 (на япон. яз.); Waley A. The Travels of an Alchemist. P. 6.

21. Cm.: Barthold W. Turkestan. P. 363, 366.

22. Ibid. P. 368, 401.

23. Ibid. P. 402.

24. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 40.

25. См.: Barthold W. Op. cit. P. 402; Рашид ад-Дин. Там же.

26. См.: Barthold W. Op. cit. P. 396, note 3.

27. Сокровенное сказание (изд. Хениша. § 254. С. 87) называет монгольского посла Ухуна и говорит об убийстве его вместе со ста спутниками. См. также: Джузджани. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. Fasc. IX‒X. С. 966, след.

28. См.: Владимирцов Б.Я. Чингисхан. С. 58.

29. См.: Barthold W. Turkestan. P. 397, next.

30. Тот же Джузджани (Указ. соч. Fasc. XI‒XII. С. 1041), приводит слова Баха ад-дина Рази, которому Чингисхан часто говорил, что хорезмшах Мухаммед ― грабитель: «Хорезмшах не государь, но грабитель. Если он был бы государем, то не убил бы моих послов и торговых людей, которые прибыли в Отрар, ибо государи не должны убивать послов».

31. См.: Barthold W. Turkestan. P. 397.

32. См.: Pelliot P. Note sur Karakorum // JA. 1925. I. P. 372.

33. Изд. Хениша. § 255. С. 88.

34. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 43.

35. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 256. С. 89.

Поход на Запад

1. См.: ТВОРАО. XV. С. 42, след.

2. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 257. С. 90: «jebe-ji manglai ilegēbe».

3. См.: Там же.

4. См.: Там же.

5. См.: Bretschneider Е. Mediaeval Researches. Vol. I. P. 278.

6. Barthold W. 12 Vorlesungen. IX. S. 160.

7. Джузджани. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. Fasc. XI‒XII. С. 969.

8. См.: BartholdW. Turkestan. P. 407; Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 43, 47.

9. Некоторые из современных авторов, писавших о монгольском походе на Хорезм, считают, что монгольская ударная группа прошла на Зернук через Шаш и Бенакет. См.: Walker С.С. The Mongol Invasion of Khwarazm // The Indian defence Quarterly. April, 1932; Martin H.D. The Mongol Army // JRAS. 1943. Pt. 2. P. 62‒63. Ho вероятнее всего монголы перешли Сырдарью около Отрара и подошли к Зернуку с запада, а не по главной Самаркандской дороге, ведшей на Отрар.

10. См.: Barthold W. Turkestan. P. 407, next; Рашидад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 52.

11. См.: Barthold W. Op. cit. P. 408, note 4.

12. См.: Рашидад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 52 перевода, с. 80 персидского текста. По этому пути проехал в 1251 г. иранский писатель Джувейни. См.: BartholdW. Op. cit. P. 408.

13. Ибн ал-Асир относит взятие Бухары к 10 февраля, а Джузджани (Указ. соч. С. 978) ― к 15 февраля 1220 г. См. также: BartholdW. Turkestan. P. 410. По Джувейни город был взят в марте. См.: BartholdW. Op. cit. P. 409. Согласно «Юаньши» (пер. Краузе. С. 36), Бухара была взята в 3-й луне, т. е. в апреле. По Рашид ад-Дину (ТВОРАО. XV. С. 53) гарнизон Бухары состоял из 20 тысяч человек.

14. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 980.

15. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 56.

16. Джузджани. Указ. соч. С. 979, след.

17. См.: Рашид ад-Дин·. ТВОРАО. XV. С. 56, след.

18. См.: Там же. С. 57.

19. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 1004.

20. См.: Barthold W. Turkestan. P. 433, 437.

21. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 987.

22. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 60.

23. Характерно, что Джузджани (Указ. соч. С. 990, след.) отмечает, что «согласно приказу Чингисхана, они (т. е. Субеедей и Джебе) не причинили никакого разрушения ни в одном из городов Хорасана и миновали их». См. также: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 64.

24. Джузджани. Указ. соч. С. 1002, след.

25. См. рассказ Ибн-ал-Асира о походе Джебе и Субеедея (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. 1. СПб., 1884. С. 25–28).

26. См.: BartholdW. Turkestan. P. 425.

27. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 278, след.; Barthold W. Op. cit. P. 420‒426.

28. Несеви. Си̅рат Джелāль ад-ди̅н, пер. Уда.

29. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 67.

30. Армянский историк Киракос оставил нам описание нашествия «Сабада-бахадура». См.: Dulaurier Е. Les Mongols d’après les historiens armèniens // JA. Ser. 5, 11. (1858). P. 197‒200; см. также: Brosset M.F. Histoire de la Géorgie. I. St. Peterburg, 1849. P. 492; Патканов К.П. История Монголов по армянским источникам. Вып. II. Извлечение из истории Киракоса. СПб., 1874.

31. Первая новгородская летопись по синодальному харатейному списку. СПб., 1888. С. 214, след.; Лаврентьевская летопись. СПб., 1897. С. 423, след.

32. Первая новгородская летопись. С. 217.

33. См.: Греков Б.Д. и Якубовский А.Ю. Золотая Орда. Л., 1937. С. 153.

34. Первая новгородская летопись. С. 219, след.

35. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 263. С. 92: «Yalaυaċi» и «Masqud».

36. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 76. «Юаньши» (пер. Краузе, С. 37) относит поход царевича Тулуя к весне 1222 г.

37. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 1037.

38. Под стенами Нишапура в ноябре 1220 г. пал монгольский военачальник Токучар. Возможно, что разрушение города 10 апреля 1221 г. было местью за смерть монгольского военачальника. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 1029, след.

39. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 76‒77; Barthold W. Turkestan. P. 443, next.

40. См.: Джузджани. Указ. соч. С. 288, 1021.

41. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 81.

42. См.: Barthold W. Turkestan. P. 444.

43. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 83.

44. См.: Barthold W. Op. cit. P. 445.

45. Изд. Хениша. § 257. С. 90, след.

46. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. С. 1043‒1047, 1081.

47. См.: ТВОРАО. XV. С. 87, 131.

48. Джузджани (Указ. соч. С. 1047, 1085) говорит, что Чингисхан получил сведения о событиях в Северном Китае (Tamghaj) и в Тангуте. О том же говорит Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 87 перевода, с. 132 персидского текста).

49. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 85, след.

50. Табак̣āт-и Нāсēири̅, пер. Раверти. С. 1043, след.

51. См.: Си-ю-цзи. Описание путешествия даоса Чан-Чуня на Запад. Пер. архим. Палладия // ТЧРДМ. Т. 4. СПб., 1866. С. 125‒200; Bretschneider Е. Mediaeval Researches. Vol. I. P. 35–108.

52. См.: Krause F.E.A. Cingis Han. S. 38.

53. Cm.: Bretschneider E. Op. cit. P. 33.

54. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 93.

55. Chronicon, изд. Торнберга. Лейден, 1873. С. 233, след. Цит. по: Крымский А. История Персии, ее литературы и дервишской теософии. Т. III. М., 1914‒1917. С. 1, след.

56. Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 264. С. 92: «...doludu'ar hon takiy jil namur Tula-yin Qara-tun āOrdus tur ba’uba».

57. Там же. § 265. С. 92: «Теге ebül ebübjijü».

58. См.: Там же: «...Noqai jil namur C̆inggis γa’anTangγud irgen-dur morilaba». О выступлении осенью говорит и Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 94 перевода, с. 144 персидского текста), но относит поход к 1225 г. (622 г. хиджры).

59. Пер. Краузе. С. 39.

60. Иакинф (Бичурин Н.Я.). История первых четырех ханов из Дома Чингисова. С. 132, след.

61. Martin H.D. The Mongol wars with Hsia-Hsia in 1205‒1227 // JRAS. Pt. 3–4 (1942) P. 214.

62. Ibid. P. 213.

63. Ibid. P. 124.

64. Ibid. P. 212.

65. Изд. Хениша. § 265. С. 93: «Arbuqauin olan qulad-I abala’asu...»

66. Толун-черби часто упоминается в «Сокровенном сказании» (§§ 191, 202, 212, 213, 265, 267); также у Рашид ад-Дина (ТВОРАО. XV. С. 230).

67. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 265. С. 93.

68. Там же: «C̆inggis γa'an Alas̆ai joriju gürcċü».

69. О тангутской военной организации см.: Иакинф (Бичурин Н.Я.). История Тибета и Хухунора. II. СПб., 1833. С. 118, след.

70. Пер. Краузе. С. 39.

71. См.: Минаев Н.П. Путешествие Марко Поло // ЗИРГО. T. XXVI. СПб., 1902. С. 80, след.

72. См.: Иванов А.И. Документы из города Хара-хото // ИАН. 1913. № 14. С. 813.

73. См.: Иакинф (Бичурин Н.Я.). История Тибета и Хухунора. II. С. 133.

74. Пер. Краузе. С. 39.

75. Изд. Хениша. § 266. С. 93: «Časutude'ērejusaju».

76. Эти горы также назывались Сюэшань, т. е. «Снеговые горы». См.: Невский Н.А. О наименовании Тангутского государства // ЗИВАН. II, 3. Л., 1933. С. 144.

77. Пер. Краузе. С. 39; см. также: Иакинф (Бичурин Н.Я.). Указ. соч. С. 133.

78. Изд. Хениша. § 265. С. 93.

79. Согласно Х.Д. Мартину (The Mongol wars with Hsia-Hsia. P. 219), монголы прошли вверх по Сихэ и, перевалив через горы, спустились в долину Шаньшуйхэ.

80. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 267. С. 94.

81. Пер. Краузе. С. 39.

82. Согласно «Юаньши» (пер. Краузе. С. 40), осада Чжунсина началась весною 1227 г.

83. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 268. С. 94: «Ilaqu Burqan-i šidurγu bolγaju». Ilaqu Burqan является переводом тибетского царского титула lha-rgyal (сравн. тиб. титулы lha-gcig и lha chen). Китайские источники (Бичурин Н.Я. История Тибета и Хухунора. I. С. 130) говорят, что тибетского царя называли Фо («божество», «божественный») ― слово, переводившее тибетское lha («божество»). Монгольское burqan также употребляется в значении тибетского lha, так, в Тибетско-монгольском словаре Дандар-лхарамбы (brDa'-yig ming-don gsal-bar-byed-ра'izla-ba'i ’od-snang, л. 131) тибетское выражение lha-čhos-pa («священнослужитель») переведено как burqan-ū nom-tu. В Нor c̆hos-‘byung, составленном Rig-pa’i rdo-rje (изд. Huth. I. С. 18; II. С. 27), девятый царь миньяков (Bod Mi-ñag), или Sa-skyong dgu-pa, назван rDo-rje dpal. Там же дан его монгольский титул в тибетской транскрипции: ži-turqwo thul-gen ha-kan, т. е. šidurγu tü l(i)gen qajan («верный и тихий хан»), В Табак̣āт-и Нāс̣ири̅ (fasс. XI‒XII. С. 1685) упоминается титул тангутского царя ― Tengrl khän, перевод тибетского lhargyal. У Рашид ад-Дина (ТВОРАО. XV. С. 95 перевода, с. 144 персидского текста) говорится: «Шидурку, называемый Ли-ван (Li Wang)на тангутском языке».

84. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. §§ 267, 268. С. 94.

85. Изд. Хениша. § 268. С. 94: «γaqai jil C̆inggis-qaγantengri-durγarba. γaruγsan-ū qoyina Jesüi qatun-ā Tangγud irgen-ēċe maši ögbe».

86. См.: Pelliot P.: TP. T. XXXI. P. 164, suiv.

87. Ibid. P. 165.

88. См.: Потанин Г.Н. Тангутско-тибетская окраина Китая. T. 1. СПб., 1983. С. 62, 78‒79; Mostaert A. Textes oraux Ordos. Peiping, 1937. P. 679.

89. См.: ТВОРАО. XV. С. 99, след.

90. Урочище Халюту на дороге Нинся ― Юйлин. См. Мэнгуюмуцзи, пер. П.С. Попова. С. 318, 321.

91. О культе Чингисхана в Ордосе см.: Потанин Г.Н. Указ. соч. С. 73, 121, след.; Он же: Поминки по Чингис-хане // ИРГО. T. XXI. Ч. 1. С. 303‒316; Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Ч. 1. С. 64; Oost J., van. Au Pays des Ortos. Paris, 1932. P. 82‒90; Lattimore O. Mongol Journeys. London, 1941. P. 39‒60.

92. О г. Мунахан см.: СананСэцэн, изд. Шмидта. С. 98, 106, 108. Мунаула Пржевальского, Вулашань китайцев ― горный массив к западу от г. Баотоу на север от Желтой реки, продолжение хр. Дациньшань. По «Сокровенному сказанию», поход, начавшийся осенью (сентябрь‒октябрь) 1226 г., закончился летом 1227 г. Китайский источник (Юаньши, пер. Краузе. С. 40) говорит, что поход начался в 1-й луне 1226 г. и закончился в 6-й луне 1227 г. Таким образом, согласно «Сокровенному сказанию», поход против Тангута начался семью месяцами позднее. Заметим, что для конницы расстояния между городами в Ганьсу не велики, и притом некоторые города, как, например, Силянфу, сдались без боя (Сучжоу ― Ганьчжоу ― 220 км; Ганьчжоу ― Силянфу ― 200 км).

93. См.: Langles. Notice de l’Histoire de Djenguiz-khan. Paris, 1799. P. 192‒229; Вернадский Г.В. О составе Великой Ясы Чингисхана. С. 22.

94. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 182. С. 51.

95. Но Рашид ад-Дин (ТВОРАО. XV. С. 64) говорит: «Везде, где выходили с покорностью, тех оставляли, а всякого, кто восставал, они уничтожали».

96. Изд. Казвини. С. 84.

97. См.: The travels of Marco Polo. Transl. by Aldo Rucci. London, 1931. P. 4.

98. Cm.: «Raiy» в Encyclopaedia of Islam. P. 1184.

99. См.: Hayton. Documents armèniens des Croisades. Vol. II. P. 148‒150.

100. См.: Pauthier M.G. Le livre de Marco Polo. Paris, 1865. P. 193: «Его смерть была большой потерей, ибо был он человеком честным и мудрым».

101. Joinville J., de. Histoire de Saint-Louis. Publ. par N. de Wailly. Paris, 1868. P. 263.

102. Джузджани. Указ. соч. С. 107 а.

103. См.: Rèmusat A. Vie de Jelui Thoutsai // Nouveau mélanges asiatiques. II. P. 64; Bretschneider E. Mediaevel Researches. Vol. 1. P. 9.

104. См.: Pelliot P. Chrètien d’Asie Centrale et d’Extrême Orient // TP. 1914. P. 628.

105. Мусульманские источники называют Чинкая уйгуром, также и китайские, в которых он называется хуйхуй, т. е. мусульманином. О происхождении Чинкая см.: Waley A. The Travels of an Alchemist. P. 36, next.

106. Cm.: Waley A. Op. cit. P. 33, next.

107. Ibid. P. 38, next.

108. Уэли (Указ. соч. С. 39) отождествляет его с Алацянь в «Юаньчао биши», Пеллио (TP. XXVIII. Р. 419) не склонен принять это отождествление.

109. См.: PelliotP. Sur yam ou jam, «relais postale» // TP. XXVII. 1930. P. 192, suiv.

110. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 49, след.

111. Плано Карпини (пер. Малеина. С. 23) жалуется на малое содержание, отпускаемое иностранным послам.

112. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 24, след.

113. Там же. С. 33.

114. Противоречия между императорской ханской властью и властью феодальных сеньоров-ханов отдельных улусов выявились еще при жизни основателя империи ― эти противоречия порождались самой природой феодального строя. См.: Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. С. 124; Poppe N. Zum khalkha-mongolischen Heldenepos // AM. Vol. V. 1928. P. 24.

115. Пер. Малеина. С. 69.

116. Пер. Малеина. С. 23.

117. См.: Владимирцов Б.Я. Указ. соч. С. 112.

118. См.: Плано Карпини, пер. Малеина. С. 23‒24.

119. См.: Рубрук, пер. Малеина. С. 75.

120. Так, Чингисхан велит казнить стремянного Сенгуна-Кокчу, который бросил своего господина и перешел на сторону монголов. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 187. С. 53, след.

121. Абу-л-Фарадж, VII. Цит. по: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 54.

122. Цит. по: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 17.

123. Пер. В.Ф. Минорского. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. Приложение I. С. 43.

124. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 19.

125. Там же.

126. См.: Pelliot P. L’Edition collective des œuvres. P. 173. В настоящей работе пользуюсь новым переводом Уэли, появившимся в серии «The Broadway Travellers», выходящей под общей редакцией сэра Э. Денисона Росса (Waley A. The Travels of an Alchemist. The Journey of the Taoist Ch’ang-ch’un from China to the Hindukush at the Summons of Chingiz Khan. Recorded by His Disciple Li Chi-ch’ang. London, 1931. Рец. Pelliot P.: TP. XXVIII. P. 413‒428).

127. См.: Waley А. Op. cit. С. 93.

128. Ibid. P. 100.

129. Ibid. P. 113.

130. Ibid. Р. 111.

131. Ibid. P. 116.

132. См.: Си-ю-цзи, пер. архим. Палладия. С. 125–200; Bretschneider Е. Mediaeval Researches. С. 35–108.

133. См.: Плано Карпини, пер. Малеина. С. 27.

134. Там же. С. 27, след.

135. По-монгольски халха, бамбай ― большой щит, сделанный из кожи и плетенный из ивовых прутьев, малый щит полагался всадникам передних шеренг.

136. См.: Плано Карпини, пер. Малеина. С. 28.

137. Waley A. The Travels of an Alchemist. P. C. 72.

138. См.: Ibid. P. 85. Чанчунь и его спутники видели дороги, которые строились Чагатаем.

139. Пер. Малеина. С. 30. Монг. manglai ― «первый», «авангардный», «передовой».

140. См.: Там же. С. 31.

141. См.: Там же. С. 27, след.

142. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. Приложение I. С. 48.

143. См.: Там же. С. 46.

144. См.: Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 486.

145. См.: Chavannes Е. Inscriptions et pièces de chancellerie chinoises de l’èpoque mongole. 1908. P. 300.

146. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. Приложение II. С. 54.

147. См.: Там же. С. 44.

148. Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. С. 1077.

Великий хан Угедэй (1229–1241 гг.)

1. См.: Barthold W. Turkestan. P. 458.

2. См.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. III. P. 163; Vol. I. P. 681, next.

3. Рашид ад-Дин: ТВОРАО. XV. С. 72.

4. Ködegë-aral. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 282. С. 102; Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. 1931. P. 220, observ. 2 sq.

5. Согласно «Сокровенному сказанию» (§ 269. С. 94), 1228 г. ― год мыши.

6. Сокровенное сказание, изд. Хениша. С. 94: «С̆а’а dai aqa ögödei qaγan-nide’ ü-yügen qan ergübe».

7. См.: Waley A. The Travels of an Alchemist. P. 33‒38.

8. См.: Pelliot P. Chrétiens d’Asie Centrale. P. 628.

9. Якубовский А.Ю. Восстание Тараби в 1238 г. // ТИВАН. XVII. С. 101‒135.

10. См.: ЗВОРАО. XII. С. 3, след. Лучшая биография Махмуда Ялавача составлена Туцзи (Мэнву эр-ши-цзи, 46, 2‒3). См.: Pelliot P.: TP. XXXIV. 1‒2 (1938). Р. 150, observ. 1.

11. См.: Владимирцов Б.Я. Монгольский сборник рассказов из Pañcatantra // Сб. Музея Антропологии и Этнографии имени Петра Великого. V, вып. 2. Л., 1925. С. 401, след.

12. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 278. С. 101.

13. См.: Там же. § 280.

14. Пер. Краузе. С. 40, след.

15. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 272. С. 96.

16. См.: Иакинф (Бичурин Н.Я.). История первых четырех ханов из Дома Чингисова. С. 161, 164.

17. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 273. С. 96.

18. См.: Там же. § 274. С. 97.

19. См.: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. 1. С. 18, 42.

20. См.: Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. 1924. P. 236, suiv.

21. О Каракоруме см.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. II. P. 740; Pelliot P. Note sur Karakorum. // JA. 1925. I. P. 372.

22. См.: Плано Карпини, пер. Малеина. С. 52.

23. См.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. §§ 275‒276. С. 97.

24. Р. Шалва.

25. Корпус царевича Кадаана перешел Дунай по льду 25 декабря 1241 г.

Великий хан Гуюк (1246–1248 гг.)

1. См.: Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. 1931‒1932. P. 193, suiv.

2. См.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 700.

3. См.: Ibid. P. 707.

4. См.: Плано Карпини, пер. Малеина. С. 37.

5. Там же. С. 52.

6. Там же. С. 52, след.

7. Там же.

8. См.: Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. 1922‒1923. P. 18.

9. См.: Ibid. 1924. P. 307–314.

10. Allen W. A History of the Georgian People. London, 1932. P. 114.

11. Пер. В. Тизенгаузена. Цит. по: Якубовский А. Золотая Орда. С. 46; см. также: Табак̣āт-и Нāс̣ири̅, пер. Раверти. С. 1171, след.

12. Пер. Малеина. С. 38, след.

13. См.: BartholdW.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 682.

14. См.: Pelliot Р. Op. cit. P. 196, 199.

Великий хан Мункэ (1251–1259 гг.)

1. См.: Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. P. 198.

2. Pelliot P. Op. cit. P. 199 sq.

3. Рубрук, пер. Малеина. С. 114; см. также: Bar Hebraern. Historia Compendosia Dynastiarum. Oxford, 1663. P. 438.

4. О Хархасуне см.: Сокровенное сказание, изд. Хениша. § 275. С. 97.

5. См.: D'Ohsson М. Histoire des Mongols, depuis Tchinguiz-khan jusqu’a Timour bey ou Tamerlan. Vol. II. P. 259; Pelliot P. Les Mongols et la Papauté. P. 203, observ. 1 sq.

6. Cm.: Pelliot P. Op. cit. P. 204.

7. См.: Рубрук, пер. Малеина. С. 104.

8. См.: Pelliot P. Chrétiens d’Asie Centrale et d’Extrême-Orient. P. 629.

9. Cm.: Chavannes E. Inscriptions et pièces de chancellerie chinoises de l’epoque mongole. 1904. P. 374–383.

10. См.: Джувейни, изд. Казвини. С. 34, след. О дальнейших событиях в Уйгурском ханстве нам ничего не известно.

11. См.: Рубрук, пер. Малеина. С. 69.

12. Там же. С. 98.

13. Там же. С. 146.

14. Там же. С. 76.

15. Там же. С. 169.

16. Там же. С. 161.

17. См. текст грамоты у Рубрука (пер. Малеина. С. 162).

18. См.: Bretschneider Е. Mediaeval Researches. Vol. I. P. 168.

19. См.: Hayton. Documents arméniens des Croisades. II. P. 164‒166; Chronique de Kirakos // JA. 1833. P. 279; 1858. I. P. 463–473.

20. С этого времени начинается процветание Герата. Город сделался главным торговым центром на торговом пути в Китай и Индию. См.: Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903. С. 38.

21. См.: Хамдаллах Казвини, изд. Брауна. С. 183.

22. См.: D’Ohsson М. Histoire des Mongols. Vol. III. P. 197.

23. Ibid. P. 198.

24. См.: Рашид ад-Дин, пер. Катрмера. С. 231.

25. См.: Grousset R. Histoire des Croisades et du royaume Franc de Iérusalem. Vol. III. Paris, 1936. P. 581.

26. Ibid. P. 583.

27. Ibid. P. 586.

28. Ibid. P. 589.

29. Ibid. P. 601–603.

30. Урянгхатай соединился с монгольскими войсками к северу от Янцзыцзяна. О событиях похода на Юннань см.: Chavannes E. Inscriptions et pièces de chancellerie chinoises de l’époque mongole. 1903. P. 1‒6.

Походы 1253 и 1257 гг.

1. Прекращение Хубилаем подвоза хлеба немедленно вызвало голод в монгольской степи (применение экономических санкций). См.: Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. С. 127.

2. См.: Moule А.С. Christians in China before the Year 1550. London ― New York ― Toronto, 1930. P. 236.

3. См.: D’Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol. II. P. 351.

4. См.: Ibid. P. 352‒354; Pelliot P. Chrétiens d’Asie Centrale et d’Extrême-Orient. P. 629; Barthold W. 12 Vorlesungen. X. S. 185.

5. Krom. Hindoe-javaansche Geschiedenis. S. 352‒359.

6. Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 794, next.

7. Выступление хана Хайду было поддержано золотоордынским ханом Менгу-Темуром, который отправил в Трансоксиану корпус в 50 тысяч человек под начальством Баркаджара, брата Бату.

8. См.: Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 795.

9. В 1926 г. экспедиция П.К. Козлова открыла в 48 км от монастыря Сайнноян-хана развалины военного города и среди развалин китайскую надпись, датированную 1275 г., о построении города тысячником Чанвэнем. См.: Козлов П.К. Краткий отчет о Монголо-тибетской экспедиции // Северная Монголия. III. Л., 1928. С. 27, след.

10. Изд. Блоше. С. 502.

11. Макризи, изд. Вьета. I. С. 364‒365.

12. Столица ханства была перенесена из Мераги в Тебриз при хане Абаге.

13. Причиной военных действий 1270 г. между среднеазиатскими суннитами и иранскими монголами явился спор из-за прекрасных пастбищ Бадгиса.

14. См.: D’Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol. III. P. 413‒549; Howorth H.H. History of the Mongols, from the 9^th to the 19^th Century. Vol. III. London, 1888. P. 218‒284; Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 4; Grousset R. Histoire des Croisades. Vol. III. P. 699.

15. Издан Абель-Ремюза, переведен И.Я. Шмидтом.

16. См.: Moule А.С. Christians in China. P. 117; Grousset R. Op. cit. P. 724.

17. См.: D’Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol. IV. P. 42, suiv.

18. См.: Browne E. A Literary History of Persia. Vol. III. Persian Literature under Tartar Dominion. Cambridge, 1920. P. 31, next; D’Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol. IV. P. 31‒38; 49–57.

19. См.: D’Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol IV. P. 282.

20. Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана. С. 146; Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. I. P. 430.

21. См.: Т’ари̅х̮ -и Вас̣с̣āф, изд. Хаммера. С. 272, след.; Browne Е. Persian Literature under Tartar Dominion. P. 37, next.

22. Bar Hebraeus. Chronicon Syriacum, ed. by Budge. P. 609.

23. См.: D'Ohsson M. Histoire des Mongols. Vol. IV. P. 82, suiv.; Howorth H.H. History of the Mongols. Vol. III. P. 357, next; Barthold W.: Encyclopaedia of Islam. Vol. II. P. 128.

Золотая Орда (1236–1380 гг.)

1. См.: Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время. Пг., 1922.

2. Ханы, потомки царевича Шейбана, сына Джучи, кочевали к востоку от Яика.

3. См.: Якубовский А.Ю. К вопросу о происхождении ремесленной промышленности Сарая Берке // ИГАИМК. T. VIII. Вып. 2‒3. Л., 1931; Он же. Развалины Сыгнака (Сугнака) // ИГАИМК. T. II. Л., 1929.

Тибет в Монгольскую эпоху

1. Изд. Huth’a. С. 133, след.; с. 83, след. тибетского текста.

Над приспособлением уйгурского письма к фонетическим особенностям монгольского языка Сакья пандита работал между 1247‒1251 гг.

2. См.: Pelliot P. Les systèmes d’Ecritures en usage chez les anciens Mongols // AM. II, 2 (1925). P. 286.

3. Чойкьи Ocep написал также грамматический очерк монгольского письменного языка. В XVIII в. монах Молон-бакша составил комментарий к очерку Чойкьи Осера.

4. См.: Rgyal-rabs (Собр. соч.) Пятого Далай-Ламы Т. 19. С. 80 а, б.

5. См.: History of Buddhism by Buston. Transl. by E. Obermiller. Vol II. Heidelberg, 1932. P. 222, next.

6. Над собиранием буддийских текстов в XIV в. много потрудился Чомдэн Ригрэ (bcom-ldanRigs-ral), работавший в Нартанге в области Цанг.

7. См.: Lévi S. Le Népal Etude historique d’un royaume hindou. Vol. III. Paris, 1908. P. 185‒189; Pelliot P. Les statues en laque sèche dans l’ancien art chinois // JA. 1923. I. P. 193; Roerich G. Tibetan Paintings. Paris, 1925. P. 14.

[Закат Великой империи]

1. Постройка канала была начата при императоре Ян-ди династии Суй в начале VII в.

2. Минаев И.П. Путешествие Марко Поло. Перевод старофранцузского текста // ЗИРГО по отд. этногр. T. XXVI. СПб., 1902. С. 109.

3. При Хубилай-хане были произведены значительные работы по реставрации буддийских храмов в Китае. Так, в 1265 г. был реставрирован знаменитый монастырь Цинлянсы, основанный еще в конце V в. и являющийся монастырем Утайшань в провинции Шаньси.

4. Сын Хубилая Чингим умер еще при жизни отца в 1285 г.

5. Несмотря на то что Туркестан входил в состав улусов Монгольской империи, в нем сохранились местные династы, носившие титулы малика, султана и хана; судя по их именам эти династы были тюрками. См.: BartholdW. 12 Vorlesungen. S. 188, folg.