История Средней Азии. Ч. 2

Раннетюркский период. Хуннская держава и эпоха

Великого переселения народов (III в. до н.э. – V в. н.э.)

Принятые сокращения

Примечания

 

Публикуется по изданию:

Рерих Ю.Н. История Средней Азии. В 3 т. Т. I. М.: Международный Центр Рерихов, 2004.

"История Средней Азии" — фундаментальный труд Юрия Николаевича Рериха по истории Центральной Азии, охватывающий период с глубокой древности до XIV столетия. Он содержит описание кочевой Азии как природного, исторического и культурного целого. Автор накапливал материал в течение четверти века, не только изучая научные источники, но и имея опыт практического исследования. Этот труд создавался Ю.Н. Рерихом во второй половине 1930-х годов на русском языке. К сожалению, он не увидел свет при жизни ученого.

 

 

Раннетюркский период.

Хуннская держава и эпоха Великого переселения народов (III в. до н.э. – V в. н.э.)

 

«Не сохами-mо сланная землюшка наша распахана...

Распахана наша землюшка лошадиными копытами...»

(Из старинной казачьей песни)

 

К началу ханьской эпохи (202 г. до н. э.) в восточной части Средней Азии создалась мощная кочевая империя хуннов (в китайской транскрипции — сюнну). О происхождении этих хуннов — сюнну¹ высказывались различные мнения. Некоторые считали их за народ монголо-тунгусского корня, другие видели в них финнов. Вероятнее всего, они были тюрками, которые в ханьскую эпоху занимали все обширное пространство от Алтая на западе до Большого Хингана на востоке². Сами китайцы склонны были считать хуннов за племя, родственное тюркам-гаочэ, отмечая сходство хуннского языка с языком тюрков-гаочэ⁵. Нашими главными источниками по ранней истории хуннских племен являются гл. 110 «Шицзи» — исторических анналов Сыма Цяня, и гл. 94 «Цянь Ханьшу», или «Истории Старшей династии Хань», составленной Бань Гу в I в. н. э.

Ко времени возвышения Хуннской державы в восточной части Средней Азии существовало несколько крупных объединений, или орд кочевых племен. На востоке современной Монголии, в северной части ее юго-восточного степного пояса, сидели мощные дунху, или «восточные» ху, которых до самого последнего времени считали за народ монголо-тунгусского корня, предками народа сяньби. С недавней находкой сяньби-китайского словаря⁴ выяснилось, что сяньби были тюрками, и, следовательно, дунху, вероятно, также были народом тюркского корня, родственным хуннам. Этим дунху приписывается энеолитическая культура, открытая японским археологом Р. Тории в долине р. Шара-Мурэн и в предгорьях Хингана (каменные ножи и топоры, расписная керамика с геометрическим орнаментом, бронзовые наконечники стрел)⁵.

На юго-западе Монголии, в пределах теперешней провинции Ганьсу и горных пастбищ северных предгорий Наньшаня сидело многочисленное и мощное племя кочевников-скотоводов, которому суждено было сыграть выдающуюся роль в истории Средней Азии и которое китайские анналы называют «юэчжи». Происхождение этого народа еще не выяснено. Лично мы считаем их за тохаров и в дальнейшем изложении попытаемся обосновать это мнение. Из того факта, что хуннский шаньюй, или хан, Тумань отправил своего старшего сына Маодуня (Мэйдэя) заложником к юэчжам, можно заключить, что хунны находились в некоторой зависимости от этого народа.

Южнее народа юэчжи, в горах Наньшаня и Восточного Куньлуня, кочевали племена цянов (жэцянов), или тибетцев. Согласно «Цянь Ханьшу» (гл. 116, стр. 2а), кочевья жэцянов граничили на западе с владением Цзюймо (Черчен). Цяны занимались скотоводством и закупали земледельческие продукты в Цзюймо и Шаньшане. В горах они добывали железо, из которого изготовляли себе оружие. Оружие их состояло из пики, лука, мечей и кинжалов. Тело покрывалось панцирем.

На западе Таримского бассейна (Кашгар» — Яркенд), согласно «Цянь Ханьшу», сидели скифские (сай) племена. Скифские иранские племена, вероятно, были распространены и в южной части Таримского бассейна, где еще в VI–VIII вв. н. э. в районе Хотана говорили и писали на иранском языке.

 

 

Исконными землями хуннских племен следует признать бассейн рр. Орхон и Селенга с сопредельной горной страной Хангая и Западным Хэнтэем. В китайских исторических анналах имеется определенное указание, что между кочевьями хуннов и кочевьями дунху лежала необитаемая пустынная полоса земли, протяжением в 1000 ли, т. е. пояс пустынь и полупустынь Центральной Гоби, начинающийся к югу от Дарьганги и простирающийся далеко на юго-запад, отделяя северный травянистый степной пояс Монголии от ее юго-восточного степного пояса. Отсюда следует, что кочевья дунху лежали в пределах нынешнего Жэхэ с прилегающими степями Внутренней Монголии (Шилингон и Джерим). Проф. А. Херман в историческом атласе Китая⁶ помещает исконные кочевья хуннов между Великой Китайской стеной на юге и хр. Долон-Хара на северо-западе, т. е. в восточной части бесплодной Центральной Гоби и западной части юго-восточного степного пояса. Представляется маловероятным, чтобы многочисленные племена хуннов, обладавшие, по свидетельству китайских анналов, многочисленными стадами, занимали эту часть Монголии, покрытую в значительной степени полупустыней и ковыльной степью. Мы считаем, что главный центр хуннской кочевой империи лежал между Хангайской горной страной и Хэнтэем, откуда конные дружины хуннов производили свои набеги на северные границы Китая и появлялись в степях Юго-Восточной Монголии, причем, вероятно, часть хуннских племен временно кочевала в этих степях. Богатые оседлые земледельческие центры Китая всегда привлекали северных кочевников, которые стремились утвердиться в степном поясе Юго-Восточной Монголии. В начале ханьской эпохи и в царствование хуннского шаньюя Маодуня⁷ значительные силы хуннов сидели уже в горах Иньшаня, откуда совершали свои набеги на Китай. Впоследствии, в эпоху так называемых хуннских войн, китайским военачальникам приходилось иметь много дела с этими племенами, и главной задачей китайских походов в степь считалось отбросить хуннов на север, за пояс пустынь и полупустынь Центральной Гоби.

Первые подробные сведения о хуннских племенах относятся к концу III в. до н. э., когда около 209 г. хан Мао дунь убил своего отца Туманя и провозгласил себя шаньюем, т. е. верховным вождем хуннских племен. Этому возвышению Хуннской державы способствовало состояние анархии, начавшееся в Китае с конца циньской эпохи, в течение которой феодальные князья уделов Хань и Чу оспаривали друг у друга верховную власть. Маодунь начал свое царствование с похода против тюрков-дунху, который завершился полной победой (ок. 201 г. до н. э.). Тюрки-дунху принуждены были отступить на восток и со временем разделились на две орды: ухуань и сяньби, названные так по горным вершинам, расположенным в районах их кочевий. Покончив с дунху, победоносные хунны совершили набег на пограничные районы, оккупированные китайцами во время походов полководца Мэн Тяня (215 г. до н. э.), и напали на кочевья юэчжей на юго-западе Монголии. При Маодуне Хуннская империя прочно утвердилась в пределах монгольской степи и Китаю пришлось считаться с появлением на своих северных границах мощного противника, который перешел рубеж Желтой реки и угрожал исконным китайским землям к югу от теперешнего Ордоса. Около 200 г. до н. э. Гао-ди (206–195 до н. э.), первый император ханьской династии, повел лично войска против хуннов. Зимою, несмотря на сильные морозы, китайские войска, заманиваемые отступающими хуннами, прошли до Пинчэна в северном Шаньси, где были окружены хуннской конницей.  При изложении событий этого похода китайские анналы сообщают, что различные части хуннской конницы сидели на конях одной масти, что как будто указывает на наличие регулярной организации в войсках хуннов⁸. Императору Гао-ди удалось склонить на свою сторону одну из ханских жен⁹, которая сумела убедить шаньюя Маодуня заключить с китайцами перемирие, по которому хунны ушли на север, а китайцы отступили в свои пределы. В 198 г. до н. э. был заключен договор, основанный на «мире и родстве» (по-китайски «хоцинь»), по которому в ставку шаньюя была отправлена дочь придворного вельможи, выданная за принцессу императорского дома. В начале II в. до н. э. Китаю пришлось вступить в своего рода вассальную зависимость от Хуннской империи и откупаться от хуннов годовыми подношениями китайского шелка, парчи, вина, риса и других продуктов земледельческого хозяйства. Хунны договаривались с Китаем как с равной державой, и в письме к императору Вэнь-ди (180–175 до н. э.) хуннский шаньюй именовал себя: «Великий хуннский хан, поставленный Небом». Преемник Маодуня, Лаошань-шаньюй, в письмах к китайскому императору уже именовал себя как «Великий хуннский хан, поставленный Небом и Землею, рожденный от Солнца и Луны». Пышность титула шаньюя указывает на возрастающее значение Хуннской империи, расцвет которой в степях Монголии продолжался вплоть до царствования императора У-ди (140–87 до н. э.).

Несмотря на наличие договоров, основанных на «мире и родстве», набеги хуннов продолжались и около 177 г. до н. э. один из князей правого крыла хуннской орды (западные хунны) перенес свои кочевья на юг от Желтой реки, в район китайской оккупации. К 176 г. до н. э. относится известное письмо шаньюя Маодуня к китайскому императору, в котором шаньюй извещал императора о своей решительной победе над народом юэчжи¹⁰. Разгром юэчжей (тохаров) позволил хуннам распространить свое влияние в сторону Таримского бассейна, населенного полукочевым, полуоседлым иранским населением, о котором до ханьской эпохи мы почти ничего не знаем. Преследуя юэчжей, хунны прошли огнем и мечом по сопредельным владениям Таримского бассейна. Согласно вышеприведенному письму, хунны покорили владение Лоулань в районе Лобнора и 26 пограничных владений, а также совершили набег на кочевья усуней в Тянь-Шане и на область Хусе¹¹.

Этническая принадлежность племени усунь еще не выяснена¹². Согласно «Цянь Ханьшу» (гл. 96Б, стр. 1б), усуни были смешанной ордой, среди которой находились поколения скифов (саков) и юэчжей. Обычаи их были схожи с обычаями хуннов (сюнну). Их исконные кочевья, согласно «Цянь Ханьшу», лежали между Циляньшанем (хр. Наньшань) и Дуньхуаном, по соседству с кочевьями юэчжей. В «Шицзи» (гл. 110) говорится, что кочевья усуней и область Хусе лежали к северо-западу от Гуачжоу (около Аньсичжоу в западном Ганьсу). Во II в. до н. э., ко времени посещения усуньских кочевий посольством Чжан Цяня (125 г. до н. э.), усуни уже кочевали по северным склонам Тянь-Шаня, включая Юго-Восточный Казахстан (Семиречье) и долину Нарына, в верховьях которого некоторые исследователи помещают ставку усуньского хана.

 

 

Но не только на востоке и юго-западе расширялись пределы Хуннской империи. Северные области в пределах южносибирской лесостепи также подпали под владычество хуннского шаньюя. В царствование шаньюя Маодуня (ок. 209–174 до н. э.) были покорены и включены в состав хуннских владений кочевья народа хуньюй (вероятно, родственное хуннам тюркское племя, сидевшее в Северо-Западной Монголии), динлинов, народа цзяньгунь, или кыргызов¹³, которые впервые упоминаются под 201 г. до н. э. в «Цянь Ханьшу» и которые во II в. до н. э. сидели по Верхнему Енисею, а также племя синьли.

В 174 г. до н. э. умер великий шаньюй Маодунь, основоположник Хуннской империи, и на ханский престол взошел его сын Лаошань (174–161 до н. э.). При Лаошане продолжалась борьба хуннов с народом юэчжи. К 165 г. до н. э. относится решительное поражение юэчжей, после которого бблыпая часть племени была вынуждена покинуть свои кочевья в западном Ганьсу и откочевать на запад. Сыма Цянь в гл. 123 своего «Шицзи» в кратких словах так повествует об этом выдающемся событии в истории Средней Азии II в. до н. э.¹⁴: «В древности (юэчжи) были мощными и не считались с сюнну (хуннами), пока Маодунь не воцарился и не напал и разбил юэчжи. Когда хуннский шаньюй Лаошань убил хана юэчжи, взял он его череп и сделал из него чашу. Первоначально юэчжи сидели между Дуньхуаном и Циляньшанем (хр. Наньшань). После того как они были разбиты хуннами, они перекочевали по ту сторону Даюани (Ферганы) и на западе разбили и покорили Да Ся (Бактрня Тохаристап). После чего они осели к северу от р. Вэй¹⁵ и основали там свою ставку. Оставшиеся поколения, которые не могли перекочевать, отступили в кочевья цянов (тибетцев) в Наньшане и стали называться “малыми” юэчжи»¹⁶. Путь следования большой орды юэчжей на запад еще не выяснен, но, если вчитаться в сообщения китайских анналов о переселении племен усуней, которое предшествовало переселению юэчжей, а также о перекочевке юэчжей на запад, становится ясным, что путь переселения пролегал через бассейн р. Сулэхэ по направлению к восточным предгорьям Тянь-Шаня, и затем вдоль северного подножья Тянь-Шаня по исконной кочевой дороге, в пределы современного Киргизстана. Часть «больших» юэчжей осталась кочевать, согласно «Цянь Ханьшу», в кочевьях усуней и со временем основала Тохарское царство в Куче — Карашаре.

Оставшиеся, или «малые», юэчжи продолжали занимать обширное пространство в горах к югу от западного Ганьсу и в юго-восточной части Таримского бассейна. Эти «малые» юэчжи, или сяо-юэчжи, ушедшие в кочевья цянов-тибетцев в горы к югу от Ганьсу, вскоре отибетились и переняли тибетский язык¹⁷. В «Хоу Ханьшу», или в «Истории Младшей династии Хань» (гл. 117, стр. 116–12а), говорится, что «малые» юэчжи уже имели одежду, пищу и язык, сходные с одеждой, пищей и языком цянов-тибетцев, что указывает на быстрое отибечивание «малых» юэчжей¹⁸. Этот процесс отибечивания кочевых племен Наньшаня и Кукунора можно наблюдать и в наше время среди кукунорских монголов, которые переняли одежду и многие обычаи тибетцев-банагов (тантутов, согласно принятой в русской географической литературе терминологии) и в большинстве своем сделались двуязычными. В ханьскую эпоху главным центром «малых» юэчжей был город Хуанчжун, лежавший к востоку от оз. Кукунор и к югу от р. Сининхэ. В «Вэйлюэ»¹⁹ мы читаем, что в горах на юге Таримского бассейна, между кочевьями жэцянов (тибетцев) и Цунлином (Памир) кочевали остатки юэчжей. Согласно китайскому путешественнику Гао Цзюйхую, входившему в состав посольства, посланного ко двору хотанского царя в 939 г. н. э., к западу от Шачжоу (Дуньхуан) сидело племя чжун-юнь, которое считалось за ветвь «малых» юэчжей²⁰. Вышеприведенные сведения, заимствованные из китайских анналов, показывают, что «малые» юэчжи еще долго продолжали играть значительную роль на юго-востоке Таримского бассейна и в сопредельном Ганьсу.

Во время своей перекочевки на запад большая орда юэчжи, или да юэчжи, столкнулась с усунями (Ἀσιοι, Страбон, XI, 8, 2), и те принуждены были обратиться за помощью к хуннам, с которыми у них были давние вассальные отношения. Об этих вассальных отношениях усуней к хуннам изложено в главе о западных странах («Сиюй чжуань») «Цянь Ханьшу», в которой говорится, что усуни некогда признавали власть хуннов, но впоследствии не стали отвечать на вызовы в ставку шаньюя, хотя и сохраняли вассальные отношения.

Около 160 г. до н. э. усуни в союзе с хуннами вынудили тохаров-юэчжи продолжить путь на запад, причем тохары, видимо, признавали некоторую вассальную зависимость от усуней — асо-алан, о чем слышал Трог Помпей, говорящий об «асах — царях тохарских» (Reges Thocarorum Asianoi).

В литературе отмечалось также сходство вооружения сарматов-алан и кушан (тохаров). Следует заметить, что в Средней Азии среди кочевых племен всегда было много общих черт в кочевом быту, верованиях, вооружении и конной тактике. Вероятно, что, пройдя кочевья усуней-асов и признавая свою вассальную зависимость, юэчжи-тохары переняли многое из сарматского военного быта. Заметим также, что Л. Бакховер считает, что кушаны говорили на языке саков (скифов). Однако наличие иранских (восточноиранских) титулов на кушанских монетах еще не есть доказательство принадлежности кушанов к скифам-иранцам. Тохары-кушаны могли заимствовать эти титулы от скифских племен, кочевьями которых они завладели. (Из того, что в Китае имел хождение мексиканский доллар, еще нельзя сделать вывод, что Китай принадлежал англосаксам.) В свою очередь аланы-асы заимствовали многое от тохаров. Так, от юэчжи-тохаров они узнали яка²¹, хотя возможно, что яка они знали еще на своей прародине между Наньшанем и Дуньхуаном. Через сарматов-алан в русский язык попал тохарский clon в форме слон.

В районе оз. Иссык-Куль юэчжи столкнулись со скифскими племенами, которых в китайских анналах называют сайван (*Sak) и сайчжун. Согласно «Цянь Ханьшу» (гл. 96, стр. 10б), скифы вынуждены были двинуться на юг за Яксарт (Сырдарья) и далее за Окс (Амударья) в Парфию, где они покорили Цзибинь (Кашмир) (хотя в данном случае имеется в виду Кабул). По древнеиндийским письменным памятникам эти сайваны стали известны под именем śaka-muruṇḍa²².

Согласно «Цянь Ханьшу», около 160 г. до н. э. тохары-юэчжи появляются у Яксарта в Даюани (Фергана), около 141 г. до н. э. они переходят Яксарт и вторгаются в Согдиану, где правил Евкратид. Между 141 и 128 г. до н. э. вся Согдиана была занята племенами юэчжи-тохаров²¹, которые стали постепенно продвигаться к Оксу. (В предыдущей главе мы уже кратко коснулись этих событий.)

Как сообщает «Цянь Ханьшу», столицей юэчжи-тохаров в Согдиане был город Цpяньши. Согласно японскому ученому Ханеда Тору, «Цзяньши» являлся транскрипцией туземного названия Канда, т. е. Мараканда (теперешний Самарканд)²⁴.

Ко времени завоевания Бактрии тохарами-юэчжи вся область, согласно китайским анналам, была разделена на 5 сиху (ябгу). Столица области, которая обычно отождествляется с Бактрами, называлась Ланьшичэн. Так как ставка скифов-мурунда располагалась в Лагмане (древняя Lampaka), нам представляется вероятным, что столица Бактрии, о которой говорят китайские анналы, во время тохарского нашествия располагалась в ставке скифов, а именно в Лагмане (первый слог китайской транскрипции имени столицы — лань (^*lат) — вероятно, передавал первый слог имени Лампака)²⁴. Краткие упоминания завоевания Бактрии кочевыми среднеазиатскими племенами, встречающиеся у классических писателей, являются отголосками этих событий. Страбон (XI, 511), Птолемей (VII, 2) и Помпей Трог (XL и XLII) говорят о нашествии на Бактрию племен тохаров²⁵, асов (Страбон: Ἀσιοι; Помпей Трог: Asiaпоi) и скифов-саков (Страбон: εακαραυλοι; Помпей Трог: Sacaraucae). В Ἀσιοι Страбона и в Asianoi Помпея Трога многие видели племя юэчжи китайских анналов²⁷. Появление орды «больших» юэчжи, или тохаров, в пределах Западного Туркестана и в Бактрии вызвало крупные события в западной части Средней Азии и значительные перемещения среди кочевых племен. Мы считаем, что в Ἀσιοι Страбона и Asianoi Помпея Трога следует скорее видеть асов, одно из алано-сарматских племен, которые сидели у Аральского моря и во II в. до н. э. двинулись на запад в степи Причерноморья и часть которых, возможно, ушла на юг, в пределы Бактрии.

В нашу задачу не входит изложение всех мнений, высказанных по поводу происхождения юэчжей и возможности отождествления их с тохарами классических писателей. Нам представляется излишним сомневаться в том, что юэчжи²⁸ китайских анналов действительно были теми тохарами, чье имя упоминается классическими писателями и хорошо известно в древнеиндийской литературе. До нас дошло несколько разновременных, но вполне определенных свидетельств, позволяющих отождествить юэчжей с тохарами. Все эти данные указывают на наличие тохаров в районе первоначальной родины юэчжей в западном Ганьсу. К I в. н. э. относится описание торгового пути из Бактрии в столицу «серов» (в Китай), данное Птолемеем со слов географа Марина Тирского, который получил свою информацию от македонского купца Маеса Титиана (Птолемей, География, VI, 16). Согласно этому описанию, между Дуньхуаном и Ганьчжоу лежала область народа θαγοῡροι. В описании торгового пути упоминаются также город θογάρα, вероятно, лежавший недалеко от теперешнего Ганьчжоу, и горы θαγοῡρου ὄρος, расположенные к югу от города (хр. Наньшань по А. Херману)²⁹.

К IV–V вв. н. э. относятся два свидетельства двух известных переводчиков буддийских писаний, которые указывают, что в этот период Tukhāra индийских текстов отождествлялись с юэчжи китайских анналов. В своем переводе большого комментария на «Праджняпарамиту», в гл. XXV, Кумараджива (344–413) переводит название Tukhāra через сяо-юэчжи, или «малые» юэчжи. Таким образом, для Кумарадживы, уроженца Кучи в Восточном Туркестане, где в танскую эпоху говорили на одном из наречий тохарского языка, Tukhāra индийских текстов соответствовали «малым», или оставшимся юэчжам³⁰.

В 431 г. Гунаварман также переводил Tukhāra индийского оригинала через юэчлсы³¹. Название «тохары» хорошо известно в тибетской буддийской литературе, где оно встречается в формах: thod-kar ~ thod-dkar ~ Tho-kar ~ Tho-gar. Тибетской литературной традиции известны как тохары на востоке Таримского бассейна и западного Ганьсу, так и тохары западные в Бактрии-Тохаристане. В тибетских рукописях и документах, найденных в Восточном Туркестане VIII–IX вв., говорится об области /sde/Thod-kar или Phod-kar³², которая лежала на северо-востоке Тибета, т. е. в пределах Ганьсу³³. В Танджуре мы встречаем упоминание об одном тохаpe/thogar/dge-md͜zes, уроженце sPyil-lco͝gs, лежащего к северо-востоку от Тибета, а также о тохаре Дхармамитре, уроженце Tarmita ~ Термеза в Тохаристане³⁴. Часто повторяется ставшая стереотипной фраза о ста девушках страны тохарской, славившихся своей красотой (Tho-gar yul-gyi bu-mo brgya)³⁵. Тибетская литературная традиция сохранила память о тохарах как о народе Восточного Туркестана. Монголы передают тибетское tho-kar через хотон — «уроженец Восточного Туркестана»³⁶. Вышеприведенные данные указывают на то, что в тибетской литературе различали две области тохаров: одну на севере-востоке Тибета, в пределах современного Ганьсу, и другую — на далеком западе, по верхнему течению Окса (Амударья).

К 800 г. н. э. относится любопытный документ, написанный на восточноиранском, или скифском (сакском), языке и содержащий отчет посольства, в котором вместе с Ṣasu (Шачжоу — Дуньхуан) и Kaṃmicū (Ганьчжоу) упоминается город Tiaugara³⁷. Из вышеприведенных данных явствует, что существовала упорная традиция, помещавшая в западном Ганьсу область тохаров, причем имя «тохары» в IV–V вв. связывалось с именем «юэчжи». Мы не сомневаемся, что эта традиция имеет под собой историческую почву и что юэчжи китайских анналов действительно были тохарами классических писателей и древнеиндийской литературы³⁸.

После завоевания Бактрии тохарами-юэчжи между 141 и 128 г. до н. э. эта область стала известна как страна тохаров. Китайский посол Чжан Цянь, посетивший ее в 128 г. до н. э., называет ее Да-Ся — «Великие Ся» — имя, хорошо известное в китайской литературе и восходящее к имени древней династии Ся, которое во II в. до н. э. употреблялось китайцами для передачи имени тохаров³⁹.

В 310 г. н. э. название Toχristān впервые появляется в сасанидской надписи в Персеполе⁴⁰. В китайских анналах («Вэйииу» 5, 5б) транскрипция имени тохаров в форме Тухоло⁴¹ впервые упоминается под 465 г. в связи с посольством ко двору китайского императора.

К VII в. н. э. относится свидетельство знаменитого китайского паломника по святым местам буддизма в Индии и переводчика буддийских текстов Сюань Цзана (600–664), который в 630 г. на своем пути в Индию посетил область Духоло, т. е. Тохаристан, расположенный между Железными Воротами (dar-ī-āhanīn, ущелье Бузгала-хана) и Бамианом⁴². Кроме западного Духоло (Тохаристан-Бактрия), он упоминает развалины древнего Духоло на востоке Таримского бассейна около Эндере, между Нией и Черченом⁴³.

В мусульманскую эпоху область тохаров, или Тохаристан⁴⁴, была хорошо известна и включала земли, лежащие по обе стороны верхнего течения Амударьи. Тохары как нарюд не упоминаются в мусульманских письменных источниках, за исключением «мадинат Тохара» у Балазури (ум. в 892)⁴⁵. (Аль-Бируни называл язык Тохаристана тухари.)

После XIII в. название «Тохаристан» выходит из употребления. Китайские источники не сообщают ничего о языке народа юэчжи. Благодаря археологическим исследованиям в Восточном Туркестане мы в состоянии подойти к этому вопросу. Археологические раскопки обнаружили довольно значительное количество фрагментов рукописей, написанных на нескольких, еще неизвестных науке языках. Одним из этих неизвестных языков оказался древний согдийский — язык Согдианы и многочисленных согдийских торговых колоний, расположенных вдоль торговых путей Средней Азии. Два других языка не поддавались определению и были названы Э. Лейманом язык I и язык II⁴⁶, причем язык I был представлен двумя наречиями, условно названными наречие А и наречие Б. Выше мы уже упоминали, что язык II, на котором говорили в районе Хотана, был вскоре признан за еще неизвестный иранский язык, который Э. Лейман назвал арийским, П. Пеллио — восточноиранским, а Г. Людерс — сакским, или скифским. В 1907 г. известный берлинский ученый Ф.В.К. Мюллер, много потрудившийся над дешифровкой среднеазиатских рукописей, напечатал в «Известиях Берлинской Академии наук» краткую заметку об уйгурском колофоне буддийского текста «Maitreyasamiti» (Maitrisamit), в котором указывалось, что текст этот был переложен с индийского языка на язык toχ rϊ и с языка toχ rϊ (tuχrϊ) переведен на тюркский (türk, т. е. уйгурский) учителем Арьячандрой⁴⁷. Издавая этот колофон, Мюллер выразил уверенность в том, что тохарский язык, о котором говорится в колофоне, соответствует языку I классификации Леймана. Против этого отождествления тохарского языка с языком I среднеазиатских рукописей выступил А.А. Сталь-Гольштейн, который выдвинул мнение, что тохарским языком следует называть язык II, открытый в районе Хотана⁴⁸. С этим мнением согласился Стен Конов⁴⁹, но против него высказался Г. Людерс⁵⁰. В 1908 г. Э. Зиг и В. Зиглинг, работавшие над изучением рукописей, написанных на языке I берлинского собрания, напечатали работу о новооткрытом тохарском языке, в которой указали, что новооткрытый язык принадлежал к западноевропейской группе centum⁵¹. В 1913 г. французский ученый С. Леви⁵² предложил назвать наречие языка I, на котором говорили и писали в районе Кучи, — кучинским (koutchéen), вместо условного обозначения «наречие Б» в классификации Леймана. Для наречия А, распространенного в районе Карашара и Турфана, Леви предложил название — «карашарское». В 1916 г. Мюллер и Зиг напечатали исключительной важности работу, в которой на основании сличения уйгурского текста «Maitreya-samiti» с дошедшей до нас версией на языке I (наречие А) им удалось показать, что язык toχrϊ уйгурского колофона действительно соответствовал наречию А языка I⁵⁴³. Таким образом, было установлено, что уйгуры в районе Турфана называли «тохарским» языком наречие А языка I⁵⁴. Согласно Зигу, наречие А, или «тохарский», представлял собой язык Тохаристана, занесенный в район Турфана и Карашара вместе с распространением буддизма. При этом исследователь отмечал, что рукописи, написанные на наречии А, или «тохарском», были найдены лишь в районе Турфана и Карашара и что «тохарский» язык являлся языком литературным, встречавшимся исключительно в рукописях, тогда как наречие Б, или кучинское (по Леви), являлось разговорным языком района Кучи в танскую эпоху⁵⁵. В 1933 г. С. Леви высказался против отождествления наречия А языка I с тохарским языком⁵⁶. Против этого мнения выступил П. Пеллио, который в обширном исследовании всего «тохарского» вопроса пришел к выводу, что наречие А языка I правильно называть тохарским и что язык toχrϊ уйгурских колофонов обозначал язык Тохаристана⁵⁷.

Недавно Х.У. Бейли⁵⁸ предложил назвать наречие А языка I — агнийским (от «Агни»), по санскритизированному названию владения Яньци (теперешний Карашар; население Яньци в санскритских текстах называлось agnaya, т. е. агнийцами), но против этого предложения высказался Пеллио⁵⁹.

Делались и другие попытки отождествления языка toχrϊ (tuγry) уйгурского колофона «Maitreya-samiti». Так, С. Линдквист⁶⁰ высказал мнение, что язык toχrϊ уйгурского колофона был языком Согдианы, согдийским.

Хотя вопрос, к которому из среднеазиатских языков следует отнести название toχrϊ уйгурского колофона  «Maitreya-samiti», не может еще считаться окончательно решенным, мы все же склонны отождествлять язык toχrϊ уйгурского колофона с языком I (наречие А). Дошедшие до нас уйгурские колофоны буддийских текстов упоминают несколько местных языков (наречий), с которых делались переводы буддийских текстов. Так, упоминается язык küsän (kωys’n), который Пеллио совершенно правильно считает за язык Кучи, т. е. за наречие Б языка I⁶¹. Затем упоминается язык barčug (древнее название современного Маралбаши к северо-востоку от Кашгара), вероятно, одно из наречий уйгурского языка⁶². Мы согласны с Бейли⁶³, что наречия А и Б языка I были туземными среднеазиатскими языками, и сомневаемся, чтобы наречие А языка I было занесенным литературным языком. Оба наречия слишком близко стоят друг к Другу, чтобы считать их за отдельные языки. Тот факт, что до сих пор наречие А встречалось исключительно в рукописях, еще не может служить доказательством тому, что этот язык не был разговорным в районе Турфана и Карашара. Мы считаем, что язык toχrϊ уйгурского колофона был также местным языком владений Таримского бассейна. Известно, что именно из наречия А языка I уйгуры заимствовали довольно много буддийских терминов, и нам представляется весьма вероятным, что именно наречие А языка I, язык многочисленных буддийских текстов, добытых в районе Турфана — Карашара, был языком toχrϊ, с которого делались переводы на уйгурский.

Следов «тохарского» языка в пределах современного Афганистана и Таджикистана пока не найдено. Области эти с древнейших времен представляли в лингвистическом отношении довольно пеструю картину. В основном это были иранские наречия, среди которых значительное место принадлежало скифскому и согдийскому. Лингвистическое обследование Афганистана еще только начинается. Только дальнейшая исследовательская работа в пределах Таджикистана и сопредельного с ним Афганистана может поставить «тохарскую» проблему на твердую почву и разрешить вопрос, был ли «тохарский» язык, или наречие А, литературным языком ушедших на запад тохаров-юэчжи, занесенным обратно в Восточный Туркестан вместе с буддизмом.

Указывалось⁶⁴, что если считать тохаров за юэчжи китайских анналов, то нет определенных указаний на то, чтобы юэчжи сидели в районе Турфана — Карашара — Кучи, где в танскую эпоху говорили и писали на тохарском языке. Нами уже приводилось свидетельство «Цянь Ханьшу» (гл. 96Б, стр. 1б), согласно которому среди усуней Притяньшанья кочевали поколения юэчжей и скифов (саков)⁶⁵. Это значит, что оставшиеся на востоке тохары-юэчжи сидели не только в пределах западного Ганьсу, но и в Притяньшанье, где со временем они перешли к оседлому земледельческому хозяйству и приобщились к индийской буддийской культуре.

Во второй главе настоящего труда мы упомянули о некоторых лингвистических аналогиях, существовавших между тохарским языком (язык I) и языками хеттским и фракийским⁶⁶. Для нас тохары-юэчжи, вместе с древними хеттами и фракийцами и, вероятно, киммерийцами, являются представителями древней обширной группы индоевропейских народов, некогда широко разбросанной по северному степному поясу⁶⁷.

Появление тохаров-юэчжи в степях Туркестанского Двуречья вызвало крупные события в западной части Средней Азии и сопредельных с ней степях Арало-Каспийской области и Причерноморья, где кочевали сарматские и родственные им иранские племена. Сарматские племена занимали обширное пространство между Алтаем и арало-каспийскими степями. Следует отметить влияние сарматской культуры на культуру соседних племен скифов и тохаров-юэчжи.

В предыдущей главе мы уже отмечали, что во II в. до н. э. наблюдается значительное усиление сарматской экспансии на запад в степях Причерноморья. Полибий говорит о сарматских племенах между Доном и Днепром в 179 г. до н. э. В течение всего II и I вв. до н. э. происходило передвижение сарматских племен. Среди сарматских племен, вместе с племенами тисаматов и язаматов, одними из первых шли языги, которых между 20–50 г. н. э. мы застаем в теперешней Венгрии. Затем двигались роксоланы, или «русые» аланы (со слов Артемидора Эфесского, писавшего в конце II в. н. э.), которые вначале появились между Доном и Днепром, а затем продвинулись в теперешнюю Венгрию. Эти роксоланы, или рокс-аланы представляют для нас значительный интерес⁶⁸. Первая часть их имени сопоставлялась с авестийским raōxšna, осетинским рохс — свет и рохсаг — светлый⁶⁹. Аланы, также как и славяне, были известны в древности своим русым цветом волос (crinibus mediocriter flavis, согласно Аммиану Марцеллину, XXXI, 2, 21)⁷⁰. Невольно встает вопрос, не являлись ли эти «рохс-аланы», или «русые» аланы, тем народом русов на Юге России, о котором говорят греческие и арабские источники до появления варягов-скандинавов в Причерноморье⁷¹? Этот вопрос требует дальнейшей детальной разработки, но уже теперь можно сказать, что исследование его может пролить неожиданный свет на вопрос о происхождении имени «Русь»⁷², которым греки называли область Киева, а также варягов-скандинавов, купцов и дружинников, причем не делалось различия между варягами и славянами, появлявшимися в Византии с севера, из степей Причерноморья. Роксоланы исчезают с арены истории в III в. н. э., ко времени основания Готского царства в степях Юга России. За роксоланами Феофан Митиленский, цитируемый Страбоном в его XI книге, упоминает народ аорсов, которые заняли левый берег Дона и побережье Азовского моря. В Азиатской Скифии, т. е. в закаспийских степях, Птолемей (III, 5, 19) помещает народ алан-орсов, происшедший от союза племен аланов и аорсов, которые впоследствии стали известны под именем алан. Эти аланы впервые упоминаются в 35 г. н. э. Иосифом Флавием (De bello Jud., 7, 7). Аланы входили в состав третьей большой волны сарматских племен. Название алан восходит к древнему ārya и, вероятно, было передано в форме «алан» через посредство кавказских языков. Аланы хорошо известны греческим и латинским писателям. Страбон (XI, 4) подробно описывает область алан, население которой отличалось красотою и большим ростом, а также воинственным нравом. Иосиф Флавий (De bello Jud., 7, 7) причислял алан к скифским племенам и помещал их у Танаиса (Дон) и Меотийского озера (Азовское море). История алан, написанная Аррианом, до нас не дошла. Она должна была содержать интересный материал, так как Арриан лично принимал участие в войне императора Адриана (117–138) против алан. До нас дошла лишь его «Ἔκταξις και  Ἀλανῶν». Птолемей уже знает и национальное имя алан — Ас в форме Ἄσατοι, которое встречается у Страбона в форме Ἄσατοι и у Помпея Трога в форме Asianoi, откуда идут асы раннего средневековья и ясы русских летописей⁷⁵. Аланские племена, осевшие на Кубани, пытались проникнуть в Закавказье, но были отброшены назад и двинулись в донские степи. Как и предыдущая волна сарматских племен, аланы устремляются на запад, достигают равнин теперешней Венгрии, откуда проникают до Рейна и в небывалом еще по размаху переселении доносят свои бунчуки до Испании и Северной Африки. Значительная часть алан осталась на Северном Кавказе и на Дону, где с XII по XIV в. их знают русские летописи под именем ясов. В XIII в. несколько аланских родов ушли в Молдавию и Венгрию вместе с половцами (команы) и осели в комитате Szolnok под именем Jász⁷⁴.

Между II в. до н. э. и III в. н. э. сарматы и аланы были главной силой в степях Причерноморья и в соседнем Закаспии. Римской империи пришлось много потрудиться в борьбе с новым надвигающимся врагом. Вместе с сарматскими племенами появилась новая конная тактика, на смену старой скифской. Уже Помпоний Мела (I в. н. э.) отмечал, что сарматы по внешнему виду и вооружению ближе всего походили на парфян. Сарматская конница — это не легкие отряды скифских лучников, заманивавшие врага и поражавшие его «огнем» своих стрел, а панцирная конница, сбивавшая противника конным шоком. Вооружение сарматского воина состояло из длинной тяжелой пики и длинного прямого меча. Конь и всадник защищались панцирем (бахтерец и кольчуга). Всадники имели остроконечные железные шлемы (сравн. русские «богатырки»)/ В погребениях сарматских воинов впервые появляются стремена⁷⁵. Массовые конные атаки сарматской конницы вынудили римлян изменить свою конную тактику, и со времени императора Адриана римская кавалерия перенимает конную тактику сарматских дружин и в рядах римской армии появляются сарматские конные отряды.

Мы мало осведомлены о религии сарматских племен. Классические писатели называют сарматов огнепоклонниками и упоминают о жертвоприношениях коней. В предыдущей главе мы уже отмечали преобладание иранского влияния в погребениях сарматской эпохи. Среди кубанских находок этой эпохи следует особо отметить бронзовые фибулы, прототипы так называемых готских фибул. В 1895 г. Н.И. Веселовский раскопал в долине Кубани несколько курганов, которые следует отнести к сарматской эпохе. Эти погребения представляют собой курганы с низкой овальной насыпью. Погребальная яма имела углубление в сторону, в которую клался покойник. Найденные при раскопках греческие изделия позволяют датировать погребения I в. до н. э. — I в. н. э. Следует отметить отсутствие скифского акинака и горита в сарматских погребениях. Место акинака скифской эпохи занял длинный сарматский меч, а кольчуга заменила панцирь. Кубанские находки сарматской эпохи тесно связаны с находками Новочеркасского клада и находками в Западной Сибири, которые отличаются прекрасной полихромией и датируются I в. н. э. В сарматскую эпоху в западной части Средней Азии существовал общий иранский кочевой стиль, находящийся под сильным влиянием соседнего Ирана, распространенный не только среди алано-сарматских племен Закаспия, но среди скифских (сакских) племен и тохаров-юэчжи, которые в I в. н. э. основали в Северо-Западной Индии мощную империю Кушан.

 

Но вернемся к хуннам, которых мы оставили на вершине их могущества⁷⁶. Созданная ими империя обнимала бо́льшую часть восточных областей Средней Азии, и после ухода на запад большой орды юэчжи (да юэчжи) хунны надолго сделались вершителями судеб в восточной части Средней Азии. Строй хуннской державы являлся типичным военно-кочевым строем, основанным на родовых началах. Китайские летописи содержат описания быта хуннов, передающие хорошо знакомые картины кочевого уклада и организации, известные нам из последующих эпох, что еще раз доказывает исключительную силу традиций и преемственности в кочевнической среде. Хуннский владыка носил титул шаньюя — слово, принадлежность и смысл которого еще не выяснены⁷⁷. Титул этот принимался и не хуннскими владетелями, входившими в состав Хуннской империи. Так, в I в. н. э., согласно «Хоу Ханьшу», яркендский владетель Сянь после подчинения Западного края принял титул шаньюя. Во главе отдельных хуннских поколений стояли князья-военачальники. Китайские анналы говорят о двадцати четырех таких князьях-военачальниках, темниках (ваньци) и тысячниках. Поколения хуннов, входивших в состав Хуннской империи, сохраняли военную организацию, и мы постоянно читаем о князьях разных степеней правого и левого крыла (западных и восточных хуннов). При Маодуне, согласно «Шицзи» Сыма Цяня (гл. 110, «Сюнну чжуань»), Хуннская империя получила следующую организацию: «Ом (Маодунь) установил сянь-ван'ов левого и правого крыла: гу-ли ван'ов левого и правого крыла: левого и правого да-ду-вэй; левого и правого да-дан-ху; левого и правого гу-ду-хоу: наследник ханского престола был назначен ту-чи ван'ом левого крыла: ту-чи означает на языке хуннов — сянь или «мудрый». Все князья и военачальники левого крыла были назначены в восточные области и им были отданы северные области, лежащие к северо-востоку от Шан-гу⁷⁸ в Китае и граничащие с территориями Вэй-хэ и Чжао-сяня. Все князья и военачальники правого крыла были поселены на западе и управляли областями, лежащими к северо-западу от Шан-цзюня⁷⁹. граничащие с кочевьями юэчжи, ди и цянов. Шаньюй сам управлял областями, лежащими на север от Дай-цзюня⁶⁰ и Юнь-чжуна»⁶¹.Во главе важного в стратегическом отношении левого крыла империи, соприкасающегося с границами Китая, был поставлен наследник престола. Китайские анналы указывают на существование у хуннов периодических съездов князей, на которых решались важнейшие дела и обсуждались планы походов-набегов. Хуннские князья съезжались в святилище при ставке хуннского шаньюя в первой луне нового года. Упоминается еще годовой съезд князей в пятом месяце, происходивший в урочище Лунчэн, которое, вероятно, лежало в районе Тамир-Орхона, в исконном центре великих кочевых империй монгольской степи, где впоследствии стояли ставки аваров, тюрков, уйгуров и наконец Каракорум, столица Великой Монгольской империи. В урочище Лунчэн во время съезда приносились жертвоприношения. Осенью (в августе-сентябре) происходили большие облавы на дикого зверя, которые, как и впоследствии в монгольскую эпоху, служили маневрами для хуннских конных дружин. Осенью же происходил учет людей и скота, и именно осень, после того как кони возвращались с летних пастбищ, была обычным временем начала походов-набегов на соседний Китай. Вооружение хуннских воинов состояло из лука, пики и короткого меча. Тело всадника предохранялось панцирем. Одевались хунны в меха, кожи и грубую шерстяную ткань. Ханы (шаньюи), князья и тысячники носили уже китайские шелка и парчу и окружали себя в своих ставках предметами роскоши, вывезенными из Китая⁸². Со временем это преклонение перед оседлой культурой Китая приведет к падению боевых качеств и повлечет за собою ослабление Хуннской империи.

Мы мало осведомлены о религиозных верованиях хуннских племен, однако не может подлежать сомнению, что хуннская религия представляла собой поклонение силам природы, которым характеризуется общий для кочевых народов Средней Азии шаманизм. Мы уже упоминали о культе меча у хуннов. «Шицзи» сообщает еще о поклонении небесным светилам. Хоронили хунны в деревянных саркофагах, имеющих наружный и внутренний гробы. Тело умершего облачали в парчу и меха. За покойником отправлялись в загробный мир его жены, приближенные и боевые кони, словом, существовал хорошо известный и широко распространенный кочевнический обряд погребения.

С хуннскими погребениями мы теперь достаточно хорошо знакомы после замечательных открытий П.К. Козлова в Ноинулинских горах, недалеко от Улан-Батора, столицы Монголии. Раскопки курганов в трех ущельях Ноинулинских гор (Цзун-Модэ): Гуджиртэ, Цурумтэ и Судзуктэ производились в течение нескольких месяцев, с марта 1924 г. по февраль следующего года. Из имеющихся в районе 212 курганов разной величины было раскопано несколько, которые и дали замечательные находки, принадлежавшие к богатым, вероятно, ханским погребениям. К сожалению, погребения были найдены в разграбленном виде, причем похищено большинство золотых предметов. Раскопанный экспедицией П.К. Козлова курган (№ 12) в ущелье Судзуктэ представлял собой курган с квадратной насыпью, ориентированный по странам света. Основание курганной насыпи было обложено каменными глыбами. Погребальная камера была обнаружена на глубине 7 м и состояла из двух помещений: внешнего и внутреннего. Во внутреннем помещении находился гроб, изготовленный из лиственницы. Стенки внутренней камеры были сделаны из хорошо пригнанных плах, потолок из поперечно наложенных плах поддерживался продольной матицей на двух колонах. Пол погребальной камеры был покрыт коврами, стены — шелковой материей. Крышку саркофага украшали розетки из листового золота. Разнообразие предметов погребального инвентаря указывает на тесные культурные сношения, существовавшие между Хуннской державой и другими областями среднеазиатского степного пояса, Югом России, Ираном и Китаем в I в. до н. э., к которому относят погребения. Тут и типичные китайские изделия ханьской эпохи, тут и вещи в так называемом скифо-сибирском зверином стиле и даже отзвуки далекой Эллады и Ирана. Исследователям удалось добыть почти полностью сохранившийся шелковый халат, отороченный мехом, и шелковую шапочку. В одном из раскопанных курганов было найдено 17 отрезанных (вероятно, в знак траура) кос, заключенных в шелковые футляры, которые еще встречаются среди монгольских племен Средней Азии. Особенно следует отметить находку многочисленных, хорошо сохранившихся фрагментов вышитых ковров — первых образцов текстильного искусства, найденных в погребениях кочевников Средней Азии. Эти фрагменты ковров поражают своей красочностью и богатой орнаментикой. Тут и китайские мотивы дракона, и типичные сцены боя зверей, как, например, бегущий олень, терзаемый фантастическим крылатым грифом, и як⁸³, дерущийся с барсом, и многие отдельные черты иранских мотивов, известных по фрагментам тканей, найденных А. Стейном в развалинах Лоуланя. На одном из фрагментов ноинулинского ковра изображены всадники. Детали конского снаряжения и одежды всадников (скифский кафтан) указывают на иранское среднеазиатское происхождение этого ковра⁸⁴. Стиль этого фрагмента несколько напоминает стиль изображений конных и пеших воинов на фресках Кизила около Кучи в Восточном Туркестане (VII–VIII вв. н. э.)⁸⁵. Следует отметить и серебряные бляхи, изображающие яка на фоне холмистого пейзажа с хвойным лесом⁸⁶.

Сохранившаяся дата на одной китайской чашке и стиль предметов искусства позволяют отнести ноинулинские находки к I в. н. э. Как мы уже отмечали, перед нами, вероятно, ханские погребения хуннов, что доказывается богатством и разнообразием погребального инвентаря. Многие из найденных в курганах предметов, по-видимому, представляют собой военную добычу хуннов, завоеванную во время походов на владения Таримского бассейна и набегов на Китай. Быть может, не случайно одна из чашек, найденных в Ноинулинских погребениях, имеет на себе китайские иероглифы: шанлинь. Известно, что в 166 г. до н. э. хунны совершили глубокий рейд в глубь китайской территории и дошли до императорского парка Шанлинь, расположенного к западу от Чанъаня, дворцы которого славились богатством убранства. (См. «Шицзи» Сыма Цяня в пер. Шаванна, II, 174; III, 587.)⁸⁷ Культура Ноинулинских погребений имеет много общих черт с кочевыми культурами Минусинска, Алтая (Пазырык) и Забайкалья⁸⁸. Ноинулинская керамика аналогична керамике, добытой Ю.Д. Талько-Грынцевичем в погребениях Суджинского могильника в Забайкалье.

Среди находок Талько-Грынцевича имеется бронзовая бляха, изображающая тигра, напавшего на горного козла, и орла, схватившего тигра за шею. Аналогичные бляхи есть в собрании стокгольмского музея, а также в собрании С.Т. Лоо в Париже⁸⁹.

В долине р. Джида, притока Селенги, Талько-Грынцевичем было исследовано обширное поле древних погребений в гробах и срубах. Большинство могил оказалось разрушенными. Открытые исследователем костяки принадлежали к короткоголовому темноволосому типу, с преобладанием черт, свойственных тюрко-монголам. Погребения отличались бедным инвентарем. Самыми интересными находками, позволяющими датировать захоронения, являются две медные литые пластинки с изображениями зверей, китайские монеты выпуска 118 г. до н. э. и бусы из цветного стекла. Дата 118 г. до н. э. относится к хуннской эпохе, но нет определенных указаний, которые позволили бы считать могилы в долине р. Джида за хуннские.

К хуннской эпохе (V–III в. до н. э. — I в. н. э.)⁹⁰ относятся многочисленные бронзы, которые в науке принято называть ордосскими или суюаньскими и которые в большом количестве находят в Юго-Восточной Монголии, в Шилингольском сомоне, в Чахаре, Улан-Цабе и Ордосе. К сожалению, во всем этом обширном и важном в археологическом отношении районе еще не производилось археологических изысканий, и встречающиеся в музейных и частных собраниях ордосские бронзы приобретались собирателями от китайцев и монголов-кладоискателей. Среди этих бронз встречаются многочисленные пластинки с изображениями боя зверей (характерны для ордосских бронз изображения дерущихся жеребцов, ярко передающие типичную для монгольской степи сцену), навершия погребальных шатров в виде фигур животных (олени, горные козлы, куланы), многочисленные орнаментированные в «зверином стиле» бляхи, орнаментированные пряжки поясов и хорошо известные по Сибири ножи с орнаментированными рукоятками. Ордосские бронзы имеют много общих черт с культурами Южной Сибири и принадлежат к одной обширной кочевой культуре, распространенной от Алтая на северо-западе до Великой Китайской стены на юго-востоке⁹¹. (Забайкалье — Хадин-Сумэ (Хош-Адонин, Чахар) — Ноин-Ула — Ордос.)

Хуннская эпоха синхронична с концом третьего и четвертым этапами минусинской курганной культуры (по схеме С.А. Теплоухова). Курганы четвертого этапа еще недостаточно изучены. Погребения, принадлежащие к этому этапу, отличаются громадными курганными насыпями, окруженными оградами из каменных плит; деревянные погребальные камеры покрываются толстым слоем коры и бересты. Погребальный инвентарь имеет много общего с инвентарем предыдущего этапа. Керамика аналогична керамике третьего этапа, но среди предметов инвентаря появляются железные изделия сакрального значения и маски из гипса, покрывавшие лица погребенных. Развитие минусинской курганной культуры заканчивается к началу нашей эры. С появлением в бассейне Енисея новых народностей изменяется характер погребений. Этот новый тип погребений С.А. Теплоухов предложил назвать таштыкским (по названию р. Таштык) переходным этапом⁹². Медные ножи, навершия и бляшки, находимые среди погребального инвентаря III–IV этапов минусинской курганной культуры, имеют много аналогий с южномонгольскими находками, и мы считаем, что их следует отнести к этой эпохе.

Культурные отношения между Китаем и хуннскими племенами повлияли на искусство Китая ханьской эпохи. Геометрический «звериный» орнамент эпохи Чжоу сменяется в эпоху Хань обновленным «звериным стилем» под влиянием «звериной» орнаментики кочевого мира Средней Азии. (Влияние «звериного стиля» степи замечается и в эпоху Шести Династий (IV–VI вв. н. э.).) После вступления на престол шаньюя Лаошаня (174–161 до н. э.) ханьский император Сяо Вэнь-ди (180–157 до н. э.), согласно заключенным договорам, послал принцессу императорского дома в жены хуннскому владыке. Вместе с ней был отправлен евнух Чжун-синюэ, уроженец области Янь, которому предание приписывает введение среди хуннов начал государственности и обложения податью. К 166 г. до н. э. относится большой набег хуннов. Конная армия хуннов, насчитывавшая в своих рядах до 140 тысяч всадников («Шицзи», гл. 110, стр. 16б), прошла через Пинлян в долину р. Вэйхэ и достигла района теперешнего Фэнсяна. Хунны сожгли императорский дворец и угрожали Чанъаню. Китайцам пришлось принять энергичные меры к обороне столицы. Извещенный о сосредоточении значительных китайских сил, хуннский шаньюй поспешил вывести свои войска из долины Вэйхэ.

С кончиной шаньюя Лаошаня власть перешла к его сыну Гюньченю (161–126 до н. э.) («Шицзи», гл. 110, стр. 18). Со вступлением на престол нового шаньюя Китай вновь послал в хуннскую ставку подарки с подтверждением договора о «мире и родстве», однако под 158 г. до н. э. китайские анналы снова упоминают о большом набеге хуннов, который вынудил императорский двор принять срочные меры к охране северных границ Китая. Вторгнувшиеся хунны опустошили пограничные области и, несмотря на то, что пограничные линии сигнальными огнями оповестили Чанъань о надвигающейся опасности, китайские войска смогли подойти к границе только через несколько месяцев, когда хунны уже успели отойти в пределы своих кочевий. Эта медлительность китайских войск не раз спасала хуннов от разгрома и позволяла им безнаказанно уходить обратно в степи.

В 157 г. до н. э. скончался император Сяо Вэнь-ди и на престол вступил Сяо Цзинь-ди (157–141 до н. э.). К началу его царствования относится восстание пограничных владений Чжао, У и Чу, которые сумели договориться с хуннами. В 154 г. до н. э. китайским войскам удалось разбить удел Чжао, что, по-видимому, удержало хуннов от очередного набега на пограничные области. В 152 г. до н. э. императорский двор снова послал принцессу императорского дома в жены хуннскому шаньюю в подтверждение договора о «мире и родстве». Все царствование Сяо Цзинь-ди прошло сравнительно спокойно, и мы читаем в «Шицзи» о восстановлении приграничной торговли с кочевниками степи.

В царствование Цзинь-ди наставник и советник императора Чао Цо рекомендовал произвести реформу в тактике, вооружении и комплектовании китайских войск. Количественно перевес всегда был на стороне Китая, но боевыми качествами северяне-кочевники значительно превосходили китайцев, поэтому Чао Цо рекомендовал создание конных отрядов из дружественных Китаю кочевых племен. Эти отряды должны были быть поставлены под начальство китайских офицеров, опытных в пограничных войнах, и пограничных комиссаров (ЦХШ, гл. 49, стр. 10). Указывалось, что Срединное Государство в борьбе с кочевниками должно было использовать самих же кочевников. Предлагалось освоение пограничного района путем учреждения военно-земледельческих поселений, причем советовалось отказаться от принятой системы поселения преступного ссыльного элемента в пограничной полосе, так как этот неспокойный элемент не являлся надежной защитой империи. Военно-земледельческие колонии следовало населить благонадежным элементом из добровольцев. В основном в предложенной реформе речь шла о мерах, уже принятых в IV в. до н. э. в войсках пограничных владений Чжао и Цинь.

В 140 г. до н. э. на императорский престол вступил У-ди (140–87 до н. э.), величайший из императоров ханьской династии. Вступление У-ди на престол ознаменовало начало новой эпохи в истории китайских сношений с народами Средней Азии, эпохи активных наступательных действий против Хуннской империи и борьбы за караванные пути, ведущие в западные страны. Борьбе этой суждено было продолжиться в течение нескольких столетий.

Около 133 г. до н. э. китайцы пытались заманить хуннов внутрь укрепленной линии и затем уничтожить, но те, заблаговременно узнав о намерениях китайцев, ушли обратно в степи. После этого мир был нарушен и хунны возобновили свои набеги на пограничные области. Торговые отношения, однако, продолжались, и Сыма Цянь говорит о посещениях хуннами пограничных торговых факторий.

Зимой 129 г. до н. э. хунны атаковали Шангу (район, прилегающий к воротам Цзюйюнгуань на северо-западе от Пекина). Нападение это послужило поводом к крупной военной операции китайских войск. Китайский император повелел войскам предпринять глубокий рейд против хуннов в глубь монгольской степи. Это был один из первых крупных походов в степь с целью перенести военные действия в хуннские кочевья. В степной поход 129 г. китайские войска двинулись четырьмя отрядами: первый отряд под начальством главнокомандующего пограничными войсками Вэй Цина выступил из Шангу и прошел глубоко в степь, дойдя до урочища Лунчэн в районе Тамир-Орхона; второй отряд выступил из Юньчжуна (к западу от теперешнего Гуй-хуачэна), но не имел успеха; третий отряд, возглавляемый Гун Суньао, выступил из Дайгуаня (Сюаньхуа), но потерпел поражение и потерял до 7 тысяч бойцов; четвертый отряд под предводительством Ли Гуана выступил из Яймэня, но также потерпел неудачу, причем сам Ли Гуан попал в плен к хуннам, но сумел бежать обратно в Китай, где был предан суду и лишен чина. Так закончилась эта первая широко задуманная операция против хуннов, имевшая целью поразить хуннов в их исконных кочевьях к северу от пустынного пояса Центральной Гоби. В этом походе ясно выявилась китайская тактика степной войны: действия на широком фронте отдельными отрядами, которым указывалась общая цель.

В течение зимы 129 г. до н. э. хунны неоднократно производили набеги на пограничные области Китая, в особенности на Юйян, к востоку от Шангу. Императорский двор принужден был принять меры особой охраны в этом районе, где были сосредоточены значительные силы под начальством полководца Хань Аньго. Осенью следующего года хунны снова вторглись в пределы Китая в районе Ляоси и Яймэня. Китайские войска снова принуждены были предпринять поход в степь. Полководец Вэй Цин с 30-тысячной конницей выступил из Яймэня, а Ли Си — из Дайгуаня. По-видимому, операции китайских войск были успешны, ибо в реляциях похода упоминаются пленные хунны.

К 127 г. до н. э. относится успешный поход полководца Вэй Цина против хуннов, осевших на территории теперешнего Ордоса. Поход этот окончился поражением хуннов в Ордосе. Исходным пунктом похода был Юньчжун. Китайские войска, двинувшись в юго-западном направлении, прошли до Лунси в верховьях р. Вэйхэ в восточном Ганьсу, взяли в плен несколько тысяч кочевников и увели множество скота. Поход этот утвердил владычество Китая к югу от Желтой реки и лишил хуннов удобной базы для совершения набегов на Китай. После похода был построен опорный пункт Шофан на левом берегу Желтой реки и возобновлена пограничная укрепленная линия, построенная полководцем Мэн Тянем в эпоху Цинь. На востоке же хунны продолжали теснить китайцев, и тем пришлось уступить область Цзаоян.

После смерти шаньюя Гюньченя в 126 г. до н. э. среди хуннов, видимо, произошло междоусобие. Младший брат умершего шаньюя, князь правого крыла (западные хунны) Ичисе объявил себя шаньюем и нанес поражение князю Юйби, наследнику престола, который принужден был бежать в Китай, где был хорошо принят и получил княжеское достоинство, но вскоре умер.

Вскоре после вступления на престол шаньюя Ичисе (126–114 до н. э.) большой отряд хуннов вторгся в пределы Китая у Дайгуаня. С этого времени набеги хуннов следуют один за другим. Опустошаются Яймэнь, Дайгуань, Динсян и Шаньгюнь. Хунны правого крыла совершают набег на Шофан и подвергают его разграблению. Усиление хуннских набегов вынудило китайские власти принять военные меры. Полководцу Вэй Цину снова было предписано произвести операцию против хуннов правого крыла (ЦХШ, гл. 94А, «Сюнну чжуань»). С конной армией в 100 тысяч всадников Вэй Цин выступил из Шофана и через Гаоцзю вторгся в пределы хуннских кочевий, дойдя до р. Хэйхэ (Эдзин-Гол) около Ганьчжоу в Ганьсу. Поход этот завершился крупным успехом. Хунны были захвачены врасплох, и китайским войскам досталась богатая добыча и множество пленных, в том числе несколько хуннских князей. Успешность китайских походов в степь объясняется усвоением конной тактики противника и наличием среди военных поселенцев укрепленных пограничных линий тех людей, которые свыклись с местными условиями и степными походами. Во главе китайских отрядов стояли командиры, выросшие в обстановке пограничных войн.

К 121 г. до н. э. относится успешный поход выдающегося китайского полководца и героя нескольких кампаний Хо Цюйбина, начальника легкой конницы (по-китайски «пяо-ци цзян-цзюнь» — «генерал быстрых коней»), племянника Вэй Цина. Поход 121 г. был одной из фаз задуманного большого плана сокрушения Хуннской империи и открытия пути в западные страны. Об этом походе мы подробно осведомлены из биографии Хо Цюйбина, данной в «Шицзи» (гл. 3) и в «Цянь Ханьшу» (гл. 35). С конным корпусом в 10 тысяч всадников Хо Цюйбин выступил из Лунси и, следуя по большой торговой дороге, достиг хр. Яньчжишань, к юго-востоку от г. Шаньтянь. Одновременно военачальнику Ли Гуану было предписано выступить из северо-восточного Чжили против левого крыла хуннов (восточные хунны) и тем самым помешать им оказать содействие хуннам правого крыла. У Гаоланя Хо Цюйбин нанес решительное поражение противнику. Весною того же года он покорил кочевников в Циляньшане (хр. Наньшань), причем интересно отметить, что в императорской грамоте, дарованной по случаю побед Хо Цюйбина, горные кочевья Циляньшаня названы областью «малых» юэчжей. Китайцам досталась богатая добыча, в том числе золотое изображение хуннского божества, и до 30 тысяч пленных, среди которых было 70 князей. Хунны правого крыла просили о принятии их в подданство. Поход 121 г. до н. э. отдал в руки китайцев торговый путь в Среднюю Азию и важный район Хэси (Заречье), лежащий к западу от Желтой реки, который справедливо рассматривался как ворота в Среднюю Азию. Принятие в подданство западных хуннов внесло значительное умиротворение в пограничные области. Хунны стали постепенно очищать степной пояс, прилегавший к китайской пограничной линии, и уходить на север за пояс пустынь и полупустынь Центральной Гоби.

В то время как Хо Цюйбин одерживал победы над хуннами правого крыла, корпус Ли Гуана столкнулся с восточными хуннами и был окружен. Положение было спасено отрядом, посланным Хо Цюйбином на выручку гибнувшему корпусу Ли Гуана.

В 119 г. до н. э. император У-ди снова решил предпринять большой степной поход против хуннов, чтобы вынудить последних окончательно очистить южный пояс степей, прилегавший к китайским пограничным линиям. Было решено отправить хорошо снаряженную конную армию на север, за пояс пустынь Центральной Гоби. Конница вышла в поход «о-двуконь», с многочисленными обозами. Войска были разделены на два отдельно действующих корпуса: первый корпус под предводительством заслуженного полководца и главноначальствующего пограничными войсками Вэй Цина выступил из Динсяна; второй корпус под начальством Хо Цюйбина двинулся из Дайгуаня. Оба корпуса должны были напасть на хуннов, перейдя пояс Центральной Гоби. Пройдя Центральную Гоби, Вэй Цин встретил хуннское войско под начальством самого шаньюя. Хунны приняли бой, который продолжался целый день. К вечеру китайская конница окружила хуннов, однако шаньюю с небольшим отрядом личной гвардии удалось прорваться и бежать на северо-запад. Китайцам досталась большая добыча, но из-за наступившей темноты они не смогли преследовать бежавшего шаньюя. Дойдя до гор Дяньяньшань, Вэй Цин повернул обратно. Тем временем Хо Цюйбин со вторым корпусом прошел от Дайгуаня на север на 2000 ли и столкнулся с войсками князя левого крыла хуннов. Сражение окончилось победой Хо Цюйбина. Хуннам пришлось отступить. После этого похода они окончательно очистили степной пояс Юго-Восточной Монголии. Часть оставшихся хуннских поколений принуждена была сделаться китайскими подданными. В этом походе обе стороны понесли крупные потери людьми и лошадьми. Хунны ушли далеко на северо-запад, а китайские войска по недостатку в лошадях не предпринимали походов в степь.

Сравнительное спокойствие, наступившее на границах, позволило китайским властям принять ряд мер к мирному освоению обширного пограничного края. Началось систематическое заселение района к западу от Желтой реки (Хэси) до Линцзюя (в районе теперешнего Пинфаня, к западу от Ланьчжоу). В «Цянь Ханьшу» (гл. 96А, стр. 9) говорится об ирригационных работах в районе между Шофаном и Линцзюем, причем на запад от последнего был построен укрепленный вал. На отведенных под земледельческие колонии землях было поселено до 60 тысяч военных колонистов. Район колонизации стал называться Синьцинь, или «Новый Цинь», т. е. Китай. После похода 121 г. до н. э. в западном Ганьсу были учреждены четыре укрепленных района, или цзюнь: Увэй (теперешний Ланьчжоу), Чжанъе (Ганьчжоу), Цзюцюань (Сучжоу) и Дуньхуан (Шачжоу)⁹³. В «Цянь Ханьшу» (гл. 28) говорится, что целью учреждения вышеназванных укрепленных районов, или округов, было отделение хуннских племен от наньцянов, или южных тибетцев. К этому времени относится построение укрепленной линии в районе Дуньхуана, на развалины которой между Дуньхуаном и Чарклыком впервые указал французский путешественник С.Е. Бонин в 1899 г. В 1907 и в 1914 гг. британский археолог А. Стейн проследил систему укрепленных линий между Тограк-Булаком (к западу от оз. Хара-Нур) и Эдзин-Голом. Находки, сделанные им в развалинах сторожевых башен и фортов, позволили установить, что укрепленная линия была построена в эпоху Хань, вскоре после успешного похода 121 г. до н. э. Стратегическое значение бассейна Сулэхэ (р. Булунгир-Гол или Аньси-Гол), как для продвижения на запад в сторону Тарим-Лобнорского бассейна, так и для противника, наступающего с севера со стороны Баркёля — Хами, хорошо осознавалось китайским командованием эпохи Хань. Действительно, овладение оазисом Дуньхуан давало возможность дальнейшего проникновения по большой караванной дороге на Цзюцюань — Чжанъе и далее в богатый земледельческий район восточного Ганьсу и сопредельного с ним Шэньси. Отсюда и стремление кочевников помешать Китаю утвердиться в бассейне Сулэхэ, и настойчивые старания китайцев прочно завладеть районом Дуньхуана.

Китайское командование, проводившее укрепленную линию, прекрасно использовало топографию местности в целях обороны. Укрепленная линия начиналась на западе к юго-востоку от Бештограка и следовала по южному берегу р. Сулэхэ вплоть до небольшого оазиса Сяовань, где она была перенесена на северный берег реки и шла в северо-восточном направлении до Эдзин-Гола, в который и упиралась недалеко от места слияния рр. Бэйдахэ и Ганьчжоухэ, образующих Эдзин-Гол (Хэйхэ). Укрепленная линия ханьской эпохи состояла из стены, в которой пласты хорошо утрамбованной глины чередовались с пластами тростниковых и тамарисковых фашин. С наружной стороны стена защищалась слоем из тростниковых фашин. Ширина стены равнялась в среднем шести футам. Укрепленная линия охранялась сторожевыми башнями и фортами, построенными на «островных горох», или «свидетелях», которыми изобилует район и которые, возвышаясь над окружающей местностью, дают хороший обзор, а также на выступах щебнистого плато, выделяющего с юга бассейн р. Сулэхэ. Болотистые пространства и озерки наземной дельты Сулэхэ, которая в глубокой древности достигала оз. Лобнор, были включены в систему укрепленной линии. Эта линия при правильной постановке караульной службы и оповещения сигналами представляла надежную оборонительную систему от набегов кочевников. Фланги укрепленной линии были хорошо обеспечены природными препятствиями: западный упирался в малопроходимую наземную дельту р. Сулэхэ, а восточный — в р. Эдзин-Гол. В районе Дуньхуана помещались и двое главных ворот, через которые проходили караванные пути в западные страны. Местоположение Янмэнгуаня А. Стейн⁹⁴ определяет в западной части оазиса Наньху (Наньху — это старый Шоучансянь танских анналов)⁹’. После похода 121 г. до н. э. Юймэнгуаньские ворота еще находились к востоку от Дуньхуана, но вскоре, вероятно, в связи с китайским продвижением в бассейн Тарима и необходимостью охраны караванного пути между Дуньхуаном и Лобнором в 102–101 гг. до н. э.⁹⁶, Юймэнские ворота были перенесены на запад от Дуньхуана. Стейн считает, что развалины форта, обозначенные им как «Т XIV»⁹⁷, представляют собой местоположение старого Юймэня. Между 101 и 96 г. до н. э. укрепленная линия была доведена до Тограк-Булака. Эта западная часть линии была оставлена в течение смутного периода, наступившего со сменою династий в начале I в. н. э. Между Юймэнем, на запад от Хара-Нура, и Янгуанем, в западной части оазиса Наньху, была возведена поперечная стена, построение которой Стейн относит к концу правления Ван Мана (9–23 н. э.)⁹⁸. Вдоль укрепленной линии поддерживалась сложная система оповещения сигналами — кострами ночью и в тумане, дымом в течение дня. Костры зажигались на вершинах сторожевых башен, причем условный сигнал об опасности (появление кочевников) передавался с башни на башню. Время появления сигнала записывалось караульным начальником. Эта система сигнализации существовала задолго до эпохи Хань, но в эту эпоху она получила особое развитие и организацию в связи с продвижением Китая на запад. Интересно отметить существование подобной же системы сигнализации у древних римлян (Вегеций, III, 5: Si divisae sinl copiae, per noctem fiammis, per diem fumo, significant sociis, quod aliter non potest nuntiari).

Кроме сигнальных башен, сигналы которых не были видны в плохую погоду, туман, дождь и снег, в районе укрепленной линии были организованы конные посты для передачи донесений. Такие посты стояли через каждые 10 ли. На обязанности этих постов лежала и передача почты в пограничном районе. В китайских анналах мы читаем, что между 38 и 43 г. н. э. генерал Ма Чэн много потрудился над упорядочением караульной службы на укрепленной линии. Через каждые 10 ли была построена сторожевая башня (фэнхо). На запад от Юймэня сигнальные башни стояли на расстоянии 100 ли друг от друга. При исправном состоянии сигнальной службы и охраны удавалось предотвращать набеги кочевников, но в анналах отмечаются и случаи недобросовестного отношения к охране границы, когда солдаты пограничных гарнизонов и караулов использовались местным начальством для охоты за ценным зверем, и тогда охрана ослабевала и бдительность падала (ЦХШ, гл. 96А, стр. 5б). Для поддержания сигнальной службы посты постоянно держали наготове запасы дерева и хвороста, которые часто приходилось привозить издалека, за 10 дней пути.

Служба в пограничных гарнизонах и караулах отличалась большой суровостью, и знаменитый танский поэт Ли Бо (705–762) оставил нам несколько красочных и полных особого настроения стихотворений, посвященных защитникам укрепленных линий. Открытые А. Стейном и изданные Э. Шаванном деревянные таблички, остатки архивов пограничных гарнизонов, дают богатый и исключительный по интересу материал для восстановления военной жизни вдоль пограничных линий. Датируются эти таблички между I в. до н. э. и серединою II в. н. э. и трактуют о всевозможных нуждах и обстоятельствах гарнизонной и постовой службы. Большинство солдат пограничных гарнизонов были уроженцами юго-западного Шаньси и Хэнани. Среди пограничных войск, или шу-цзу, служило много уроженцев Западного края и кочевников монгольской степи. Так, мы знаем о солдатах из племени юэчжи (тохары), входивших в состав гарнизона Лоуланя⁹⁹. В развалинах сторожевой башни, обозначенной как «Т XII, А», А. Стейн обнаружил документы на согдийском языке, что указывает на присутствие согдийцев-иранцев в районе пограничной линии. Пограничные войска состояли из пехоты и конницы. Части были расквартированы в военно-земледельческих поселениях (тянь-цзу), где возделывались пшеница, просо, рис и конопля. Вокруг поселений насаждались деревья — карагач или ильм. Солдаты сами заготовляли кирпичи для построек и стен. Поселения и форты служили также складами для проезжающих посольств и проходящих войск. Укрепленная линия охранялась заставами и постами. При появлении опасности посты по сигналу вызывали части из военных поселений, расположенных внутри укрепленной линии, которая была разделена на «тины» — слово, обычно переводимое как «форт», но, вероятнее всего, соответствующее нашему понятию ротного участка укрепленной линии. Деревянные таблички, найденные в развалинах сторожевых башен и фортов, сохранили нам названия частей пограничных войск. Так, мы читаем о роте или эскадроне «лин-ху», т. е. «покоряющих западных варваров», о части «ань-хань» — «охраняющие спокойствие Хань», т. е. Китая, и т. д. Из воинских чинов постоянно упоминаются «ду-вэй», или «крепостные коменданты», «дуй-чжаны», или ротные или эскадронные командиры, «хоу-чжаны» — младшие командиры в ротах и эскадронах, бывшие начальниками постов и сигнальных башен, «хоу-ши» — вероятно, унтер-офицеры, а также начальники пикетов.

Вооружение состояло из мечей, самострелов и щитов. Стрелы двух видов («мэн» и «гао») носились в колчанах. На вооружении войск были также кожаные нагрудники. При постах, по-видимому, находились сторожевые собаки, которые упоминаются в табличке № 487 коллекции Стейна. Большой интерес представляют отрывки литературных произведений и учебных пособий, которые читались на постах укрепленной линии. Среди них фрагменты книг о способах гадания, списки медицинских рецептов, словари, и на одной из табличек (№ 622) упоминается заглавие «Жизнеописания знаменитых женщин», составленного Лю Сяном в конце I в. до н. э.

Солдаты получали ежедневно по 6 шэнов зерна. Размер жалования зависел от продолжительности срока службы. Служба в пограничных войсках не пользовалась популярностью в Китае, и гарнизоны и военно-земледельческие колонии приходилось пополнять ссыльным элементом, что отражалось на боевых качествах пограничных частей¹⁰⁰.

Успешные походы в глубь степей и построение сильных пограничных укреплений не могло не повлиять на кочевников. Хунны, заинтересованные в торговле с Китаем, просили о возобновлении договора о «мире и родстве». Ко двору хуннского шаньюя был послан китайский посол Жэн Чан с предложением вступить в вассальные отношения к Китаю. Возможность такого требования уже указывает на изменившуюся обстановку и является результатом энергичных, активных действий, предпринятых императором У-ди. Требование китайского посла было отклонено, причем посол был задержан в хуннской ставке. В Китае этот акт был принят за вызов, и снова начались приготовления к войне с хуннами. Смерть генерала Хо Цюйбина в 117 г. до н. э. заставила отложить эти планы. Китайская армия лишилась выдающегося полководца, одного из героев эпопеи вековой пограничной борьбы Китая с кочевниками севера. До нашего времени сохранилась в долине р. Вэйхэ, недалеко от Сианьфу, могила полководца, увенчанная памятником в виде поседланного боевого коня, топчущего поверженного хунна.

Одновременно с военными действиями на северных границах император У-ди задумал и более широкий план борьбы с Хуннской империей и для этой цели решил завязать сношения с большой ордой юэчжи (да юэчжи), старых врагов хуннов, и, если возможно, вступить с ними в военный союз для совместных действий против хуннов. Со слов пленных хуннов китайцы знали, что юэчжи-тохары, откочевавшие на запад, сидели где-то на западе от хуннских владений. Для ведения переговоров был послан чиновник императорского двора Чжан Цянь, уроженец Ханьчжуна в юго-западном Шэньси. Посольство испытало по пути много затруднений, и хотя главная цель посольства — заключение военного договора с юэчжи-тохарами против хуннов — и не была достигнута, все же, вернувшись обратно в Китай, Чжан Цянь привез достоверные сведения о западных странах, а также виноград и люцерну¹⁰¹. Несомненно, что доклад Чжан Цяня значительно облегчил дальнейшее проникновение ханьского влияния в западные страны. Китайская историческая традиция называет Чжан Цяня основоположником Шелкового пути, впервые установившего торговые сношения между Китаем и западными странами. Однако вряд ли так было в действительности. Известно, что уже в IV в. до н. э. Китай пережил эпоху тесных сношений с западными областями Средней Азии, когда культурные веяния Индии и эллинистического Востока достигли Китая и отразились на науке и философском мышлении эпохи. Отчет путешествия Чжан Цяня¹⁰², хотя в основе своей и является памятником эпохи, вероятно, подвергся некоторым переделкам¹⁰³. Некоторые его части несколько скомканы и носят следы позднейшей обработки. Все же и в настоящем своем виде отчет Чжан Цяня представляет собой исключительный по важности памятник по истории Средней Азии II в. до н. э.

Чжан Цянь выехал из Китая в 138 г. до н. э. из г. Лунси. Во время проезда по хуннским кочевьям посольство подверглось нападению и было взято в плен, причем сам Чжан Цянь был отправлен в ставку хуннского шаньюя. В ставке шаньюя Чжан Цяню пришлось пробыть целых 10 лет. С течением времени хунны дали Чжан Цяню некоторую свободу передвижения, чем он и воспользовался, чтобы бежать и продолжить свой путь на запад. За время долгого плена он, вероятно, хорошо осведомился о положении в западных областях Средней Азии. Достигнув области Даюань (Фергана), Чжан Цянь получил достоверные сведения о местонахождении кочевий большой орды юэчжи-тохаров, которые к тому времени кочевали в Южной Согдиане. Местные власти в Даюани оказали Чжан Цяню содействие и направили его в соседнюю Согдиану (Кангюй), откуда его препроводили в ставку большой орды юэчжей, которая помещалась к северу от Окса (Амударья).

Согласно отчету Чжан Цяня, Даюань, или Фергана, лежала к юго-западу от Хуннской империи и на западе от Китая на расстоянии около 10000 ли¹⁰⁴. Это была земледельческая страна¹⁰⁵, возделывавшая рис, пшеницу и виноград. Страна славилась коневодством, местные скакуны принадлежали к породе тяньма, или «небесных коней», и, как пишет Чжан Цянь, у них выступала кровь вместо пота. Население жило в окруженных стенами городах и поселках, которых, по словам Чжан Цяня, было до семидесяти. Войско состояло из конницы, вооруженной луком и секирой — старым исконным оружием скифских воинов. На севере (вернее, на северо-западе) от Даюани лежала Северная Согдиана (Кангюй). На западе (в Южной Согдиане) — кочевья большой орды юэчжи-тохаров. На юго-западе располагалась область Да-Ся (Бактрия-Тохаристан). На востоке — владения Ханьми и Юйтянь (Хотан). На северо-востоке — кочевья усуней.

Народы усуней ко времени проезда Чжан Цяня были кочевниками-скотоводами и сидели в Тянь-Шаньских горах. Во II в. до н. э. они состояли лишь в номинальной вассальной зависимости от хуннов и отказывались посещать годовые съезды хуннских князей. Чжан Цянь в своем отчете подчеркивает, что обычаи племени усунь были сходны с обычаями хуннов, что, конечно, еще не означает этнической близости. Ко времени проезда Чжан Цяня усуни были большим и мощным племенем и могли выставить многочисленное войско конных лучников¹⁰⁶.

Соседняя с Даюанем Согдиана, или Кангюй, во время посещения Чжан Цяня была населена кочевниками, обычаи которых были сходны с обычаями юэчжи-тохаров¹⁰⁷. Это была небольшая область и, по-видимому, соответствовала в то время северной части Согдианы (район к югу от Яксарта-Сырдарьи), тогда как южная часть Согдианы (юго-восточная Бухара, теперешний Узбекистан) была занята большой ордой юэчжи-тохаров.

К северо-востоку от Южной Согдианы лежала область Аньцай (Яньцай), населенная также кочевыми племенами, обычаи которых были сходны с обычаями согдийцев. В I в. н. э. область Яньцай приняла имя Аланьляо (аланы). К этому времени, видимо, относится образование новой орды среди сарматских племен, принявшей название алан. Область Аньцай лежала вблизи «большого моря» (Аральское море). Г. Хирт¹⁰⁸ считает, что название «Яньцай» является китайской транскрипцией названия народа, которое передано у Страбона в форме Ἄορσοιи у Птолемея упоминается вместе с аланами — alanorsi. Г.В. Вернадский сближает название «Яньцай» с названием восточных славян — Antai-anti¹⁰⁹, которое восходит к тохарскому ānt — «равнина, поле»¹¹⁰ (сравн. славянское племенное имя поляне). Согласно Вернадскому, анты были славянским племенем, кочевавшим среди сармато-аланских племен. Прокопий указывает, что анты говорили на языке sclaveni. Западные анты сидели к северу от Нижнего Дуная (город Яссы, Асный Торг)¹¹¹. Восточные анты сидели к северу от Азовского моря. В VI в. н. э. анты потерпели поражение от аваров, в VII в. восточные анты входили в состав Хазарского ханства. Этот народ принадлежал к иранским алано-сарматским племенам.

Большую орду юэчжи-тохаров Чжан Цянь застал к северу от Окса (Амударья), где помещалась их ханская ставка. Чжан Цянь упоминает о покорении области Да-Ся (Бактрия-Тохаристан) юэчжи-тохарами, но в своем изложении делает различие между кочевниками юэчжи и оседлым населением Да-Ся, которая ко времени посещения Чжан Цяня разделилась на множество феодальных владений, управляемых своими исконными владетелями¹¹².

На западе от кочевий юэчжей (Южная Согдиана) Чжан Цянь помещает страну Аньси (< Ân-sⁱek < Аршак — Парфия), северная граница которой достигала Амударьи. По его словам, это была богатая страна, возделывавшая рис, пшеницу и виноград. Население жило в укрепленных городах и селениях, подобных даюаньским. Аньси поддерживала оживленные торговые отношения с соседними областями, и аньсийские торговцы появлялись на рынках соседних областей, перевозя свои товары на арбах и лодках. В стране имела хождение серебряная монета с изображением правящего царя. Со смертью царя его наследник выпускал новую монету. Чжан Цянь отмечает и тот интересный факт, что население писало на коже (сравн. др. инд. pustaka — «книга» от иран. pōst — «кожа»). На севере от Аньси лежали кочевья аньцай-аорсов.

 

 

К юго-востоку от Да-Ся (Бактрия-Тохаристан) Чжан Цянь помещает страну Шэньду, т. е. Индию, причем он отмечает интересный факт нахождения на рынках Да-Ся продуктов Сычуани (бамбук и ткани)¹¹³, что указывает на наличие торговых сношений с Юго-Западным Китаем, если вообще Чжан Цянь не принял индийский бамбук и ткани за сычуаньские. По возвращении Чжан Цяня в Китай императорский двор неоднократно пытался установить прямой путь на Индию, но энергичное сопротивление горных племен к западу от Сычуани всякий раз пресекало эти попытки. Чжан Цянь пробыл в Да-Ся год и вернулся в Китай по южной караванной дороге через Хотан, достигнув Чанъаня зимой 126/25 г. до н. э. В 123 г. до н. э. император пожаловал Чжан Цяню титул Бована (маркиза). По возвращении в Китай Чжан Цянь участвовал в вышеупомянутом походе 121 г. до н. э. против хуннов в качестве начальника гвардейского отряда, входившего в состав корпуса Ли Гуана. Отряд Чжан Цяня не оказал поддержки окруженному корпусу Ли Гуана, за что Чжан Цянь был лишен титула Бована. После этого неудачного участия в походе против хуннов и лишения чинов Чжан Цянь подал прошение на имя императора, в котором изложил свое предложение послать посольство в ставку усуней и пригласить их вернуться в свои прежние кочевья в западном Ганьсу, а также заключить с ними военный договор против хуннов. Союз с усунями позволил бы установить более тесные отношения с западными странами, пути в которые контролировались хуннами. Видимо, Китай не был в состоянии справиться своими силами с Хуннской империей, чем и объясняются эти постоянные поиски союзников среди кочевых племен запада. В сущности, новое предложение Чжан Цяня было лишь повторением первого варианта, только вместо юэчжи-тохаров, которые не были способны помочь Китаю, предлагался союз с усунями, владения которых соприкасались с Хуннской империей и которые могли оказать значительную помощь Китаю в его борьбе с хуннами. Император одобрил предложение Чжан Цяня и приказал снарядить новое посольство в составе 300 человек «о-двуконь».

Хан усуней Лецзяоми носил титул куньмо (*киǝп-т^ωak <*kun-mak ~ *kunbak, впоследствии писали куньми <*kuǝn-m^jiе < *kunmi ~ *kunbi)¹¹⁴. Отец его погиб в бою с юэчжи-тохарами, а сам он малолетним был брошен в степи, где его вскормили, по преданию, волчица и ворон. Усуни были принуждены откочевать к хуннам, которые и восстановили Лецзяоми (ЦХШ, гл. 96А) с титулом куньмо в правах и сделали его вассальным владетельным князем. После смерти хуннского шаньюя (вероятно, Лаошаня) усуньский хан отказался посещать годовые съезды хуннских князей. Чжан Цянь, прибыв в ставку усуней, предложил им перекочевать обратно в западное Ганьсу, обещая, что в случае согласия их хану будет послана в жены княжна императорского дома. Однако миссия Чжан Цяня не имела успеха, ему не удалось уговорить хана и его советников, которые опасались репрессий со стороны хуннов. Во время вторичного посещения Чжан Цяня народ усуней был разделен на три орды, и хотя куньмо и считался главным ханом, он не был в состоянии убедить остальных князей в необходимости заключить союзный договор с Китаем. По своем возвращении в Чанъань с ответными подарками от усуньского хана Чжан Цянь был пожалован титулом Дасинлина и сделан одним из девяти министров. Через год после своего возвращения этот замечательный деятель древнего Китая умер, оставив после себя долгую память, которая может сравниться только с почитанием, которым и по сей день окружается имя великого паломника-буддиста танской эпохи Сюань Цзана.

Еще во время своего пребывания в ставке хана усуней Чжан Цянь отправил послов в Даюань (Фергану), Согдиану, к юэчжи-тохарам, в Бактрию, Парфию, Индию и Хотан. Эти послы вернулись уже после смерти Чжан Цяня, установив торговые отношения со странами Запада. С этого времени в китайских анналах неоднократно сообщается о посольствах в западные страны. Путь в бассейн Тарима значительно обезопасился постройкою укрепленной линии к западу от Линцзюя и образования четырех военных округов в Ганьсу. Заключение торговых договоров с западными странами вызвало активное сопротивление хуннов, опасавшихся утверждения китайского влияния в Таримском бассейне, через который шла прибыльная торговля со странами запада. Из текста «Шицзи» явствует, что вскоре наступило некоторое охлаждение в отношениях и начались даже нападения на китайские посольства, причем нападения эти совершались не только хуннами, стремившимися прервать сношения Китая с их вассальными областями, но нередко были спровоцированы и жителями местных городов-оазисов, по которым пролегал путь следования китайских посольств. Многочисленные и многолюдные китайские посольства пользовались всевозможными привилегиями и, вероятно, как и впоследствии, имели право беспошлинного провоза товаров. Все это вызывало недовольство среди населения Таримского бассейна, которое охотно сообщало хуннам о следовании китайских посольств.

Такое положение наносило значительный урон китайскому престижу. Были приняты меры, чтобы укрепить положение Китая на торговых путях в западные страны. Полководец Чжао Пону был послан с отрядом конницы против хуннов, но поход этот окончился безрезультатно, так как хунны отступили, не приняв боя, и ушли глубоко в степи. После этого похода Чжао Пону был послан против владения Цзюйши (Турфан), которое занимало важное в стратегическом отношении местоположение на северном караванном пути, откуда шли пути на Цюйцы (Куча) и Сулэ (Кашгар), а также в области, лежащие к северу от Тянь-Шаньских гор. Для китайского командования, проводившего активную политику императора У-ди, было важно укрепиться в этом районе. В 109–108 гг. до н. э. тот же Чжао Пону вместе с одним из пострадавших китайских послов, Ван Куем, руководил операциями против Лоуланя (к северу от Лобнора). Лоулань, являвшийся вассальным владением хуннов, не был в состоянии оказать серьезное сопротивление и покорился Китаю, но одновременно сын лоуланьского владетеля был послан заложником в хуннскую ставку. Китайская пограничная линия была продолжена между Цзюцюанем и Юймэнем.

Продвижение китайского влияния в Таримском бассейне не могло не произвести впечатления на полусамостоятельные-полувассальные народы Таримского бассейна и Притяньшанья, которые считались данниками хуннского шаньюя. К этому времени (107 г. до н. э.), по-видимому, относится заключение договора о «мире и родстве» с народом усуней, которые прислали в подарок китайскому императору тысячу коней. Со сторюны Китая в ставку хана усуней была послана родственница императора, княжна Цзян-ду¹¹⁵. В деле распространения своего влияния среди кочевников Средней Азии Китай во многом обязан этим китайским княжнам, которые привозили с собою в ставки среднеазиатских ханов и владетелей многочисленную свиту и постепенно создавали в ставках моду на все китайское.

Несмотря на все попытки Китая утвердиться на торговых путях, ведущих в Таримский бассейн, дело шло медленно и требовало значительных затрат. «Шицзи» особо отмечает, что в то время как послы хуннского шаньюя пользовались почтовыми лошадьми даром, китайские послы принуждены были за все платить. В этом признании заключается свидетельство того, что «западные страны», т. е. владения бассейна Тарима, продолжали признавать сюзеренитет хуннов.

К 104 г. до н. э. относится событие, явившееся причиною одного из самых значительных походов Китая в Среднюю Азию. В городе Эрши (вероятно, Ура-Тюбе) в Даюани (Фергана) были убиты китайские послы, посланные туда за лошадьми¹¹⁶. По получении известия о гибели посольства император У-ди повелел полководцу Ли Гуанли выступить в поход против Даюани. Ли Гуанли был назначен Эрши-цзянцзюнем, по названию ханской ставки Эрши. Армия состояла из 6-тысячной конницы и нескольких десятков тысяч ополчения, набранного из разных областей Китая. В первом походе китайские войска потерпели поражение, не столько в боях, сколько от лишений в течение долгого пути. Земледельческий пояс Ганьсу был опустошен саранчой, и потому во многих городах войскам отказывали в провианте и фураже. Дойдя до Юйчэна на восточной границе Даюани, войска принуждены были повернуть обратно.

В 103 г. до н. э. войска вернулись в Дуньхуан, причем китайские анналы отмечают, что в их рядах оставалось не более одного или двух из каждого десятка. Ли Гуанли по возвращении в пределы Китая послал императору донесение, в котором писал: «Благодаря дальности похода, мы часто терпели нужду в провианте, и наши войска пострадали больше от голода, чем от потерь в бою. Число их было недостаточно для покорения Даюани». Император У-ди, поставленный в известность о неудаче похода, сильно разгневался и повелел закрыть Юймэньские ворота, со словами: «Если кто из чинов армии посмеет в них войти, то потеряет голову». Полководцу Ли Гуанли и его армии пришлось остаться в Дуньхуане.

Летом 103 г. до н. э. Китай потерял до 20 тысяч человек в неудачном походе против хуннов, и многие из советников императора были против нового похода на запад, считая, что все усилия должны были быть направлены на борьбу с хуннами на северной границе. Однако император У-ди считал, что необходимо восстановить престиж Китая на западе и наказать Даюань, примеру которой могли последовать и другие владения Западного края, которые Китай стремился отторгнуть от Хуннской империи. Начались приготовления к новому походу. Были установлены пикеты вдоль пути между Дуньхуаном, который являлся базой китайских войск, и Лобнором. Была собрана новая армия в 60 тысяч человек, укомплектованная из ссыльного и беглого элемента, которая и выступила в поход в 102/1 г. до н. э. За войсками гнали свыше 100 тысяч быков, до 30 тысяч заводных коней и большой обоз на верблюдах, мулах и ослах. Поход этот был, быть может, первым всеимперским начинанием, в котором каждой провинции Ханьской империи пришлось принять посильное участие в деле снабжения и снаряжения армии. Для обеспечения чрезвычайно длинной операционной линии от возможных нападений хуннов были образованы новые укрепленные районы Цзюйянь и Сючжу к северу от Цзюцюаня и Чжанъе, в которых были размещены сильные гарнизоны пограничных войск.

Частые смены шаньюев не позволили хуннам воспрепятствовать китайскому продвижению в Таримский бассейн. В 105 г. до н. э. умер шаньюй Увэй (114–105 до н. э.), и на хуннский престол вступил его сын Ушилу, прозванный Эр-шаньюем. Эр-шаньюй умер, процарствовав три года. На хуннский престол вступил его дядя Цзюйлиху, или Гоулиху. брат Увэя, который пытался прервать сообщения китайской армии с тылом и для этого послал отряд в район Лоуланя. Смерть его в 101 г. до н. э. помешала хуннам активно вмешаться в события, разыгравшиеся к югу от Тянь-Шаня. Китайские войска двинулись снова по большой караванной дороге из Дуньхуана на Лоулань и далее на Луньтоу (Луньтай, оазис Бугур, между Чарчи и Кучаром). Луньтоу отказался поставить провиант китайским войскам и потому был осажден, взят и разрушен китайскими войсками. После падения Луньтоу армия продолжала двигаться на запад и достигла границ Даюани.

В первом столкновении с войсками Даюани китайцы одержали победу благодаря тактике отрядов конных лучников, входивших в состав китайских войск и, вероятно, набранных из вассальных кочевых племен. Войска Даюани заперлись в стенах столицы, осада которой продолжалась более месяца. Возможно, что осада продолжалась бы еще дольше, если бы не восстание в самом городе и убийство даюаньского царя Мугуа. После смерти царя старейшины города послали к китайцам парламентеров с предложением снять осаду и с выражением готовности выдать требуемых коней, за которыми было послано погибшее посольство. В противном случае население города предполагало продолжать сопротивление до подхода подкреплений из Согдианы. Положение осаждавших китайских войск, видимо, было не блестяще, ибо китайское командование поспешило снять осаду и заключить перемирие, по которому несколько десятков лучших ферганских скакунов и более трех тысяч других коней были переданы китайцам. Сыма Цянь подчеркивает, что китайские войска не были в состоянии взять цитадели города.

На обратном пути владения Таримского бассейна отказались или не были в состоянии поставить потребное количество провианта и фуража, и потому полководцу Ли Гуанли пришлось разделить свою армию на несколько отрядов, которые были двинуты по северной и южной дороге. При этом военачальник Ван Шэньшэн потерпел поражение у города Юйчэна, на восточной границе Даюани. Ли Гуанли пришлось послать против Юйчэна генерала Шан Гуаньцзэ с отрядом войск, и тому и удалось взять город, местный владетель которого успел бежать в Согдиану, но был затем выдан китайцам. Несмотря на победу, китайские войска сильно поредели, и китайские анналы добавляют, что когда они прошли Юймэньские ворота, в их рядах оставалось не более 10 тысяч бойцов и тысячи коней, причем указывается, что тяжелые потери были понесены из-за плохой организации похода и взяточничества¹¹⁷. В начале похода император У-ди обратился к усуням с предложением принять участие в походе против Даюани, но те воздержались от посылки большого контингента и ограничились посылкою отряда в 2 тысячи всадников.

Благодаря этому походу престиж Китая в Западном крае значительно укрепился. После похода 101 г. до н. э. были учреждены военные губернаторства в Цзюцюане и Дуньхуане и от Дуньхуана до Лобнора вдоль караванного пути были построены форты. В Луньтоу (Луньтай) и Цюйли (район между Инчикедарьей и Таримом)¹¹⁸ были основаны военно-земледельческие колонии и учреждены интендантские склады для снабжения провиантом войск и посольств. Кроме того в Луньтоу был назначен «императорский комиссар по делам посольств».

Укрепив положение Китая на путях в западные страны, император У-ди решил предпринять ряд походов в глубь хуннских кочевий, чтобы нанести решительное поражение Хуннской империи, которая продолжала угрожать китайским операционным линиям. Эти новые походы китайцев в глубь степи окончились для них неудачно. В 99 г. до н. э. полководец Ли Гуанли и генерал Гун Суньао выступили из Цзюцюаня (Сучжоу), а генерал Ли Лин — из Ордоса. Источники не говорят, как далеко дошли отряды Ли Гуанли и Гун Суньао. Отряд Ли Лина был окружен хуннами где-то в Хангае и уничтожен, а сам Ли Лин попал в плен и пробыл в ставке шаньюя Цзюйдихоу до своей смерти в 74 г. до н. э.

Также неудачен был поход 97 г. до н. э., в течение которого китайский корпус под начальством Ли Гуанли дошел до Селенги, но был окружен большими силами хуннов, вынудивших китайцев принять бой в неблагоприятных условиях. Отступление китайских войск через полосу пустынь Центральной Гоби было совершено в крайне тяжелых условиях, причем большинство отряда погибло.

В 96 г. до н. э. на хуннский престол взошел Хулугу (96–83 до н. э.), сын шаньюя Цзюйдихоу (101–96 до н. э.). При нем возобновились хуннские набеги на китайские границы. Поход 90 г. до н. э. был вызван таким набегом на китайские владения, лежащие к западу от Желтой реки (Хэси). Ли Гуанли был снова поставлен во главе конного корпуса, которому было предписано разбить хуннов в их кочевьях в Хангае. Корпус выступил из Уюаня на Желтой реке, но потерпел поражение и принужден был сложить оружие. Источники говорят, что сам Ли Гуанли был принесен хуннами в жертву. Это была последняя серьезная попытка императора У-ди устранить постоянную угрозу северному караванному пути в Западный край со стороны хуннов. Со смертью императора У-ди 25 марта 87 г. до н. э. закончилась блестящая эпоха борьбы Китая с Хуннской империей, эпоха, заложившая основу дальнейшего продвижения Китая в Среднюю Азию.

После смерти шаньюя Хулугу в 83 г. до н. э. в Хуннской империи начались смуты. Некоторые из хуннских князей высказались в пользу младшего брата умершего шаньюя, но вдова шаньюя Хулугу умертвила его, надеясь посадить на престол своего сына. Это ей не удалось, и на ханский престол был избран Хуаньди (83–68 до н. э.), сын ханши Чжуанцюй. Часть князей, в том числе сын шаньюя Хулугу и его братья, не признали этого избрания и вернулись в свои кочевья, отказавшись участвовать на годичном съезде хуннских князей в урочище Лунчэн.

 

В первой половине I в. до н. э. в степях Восточной Монголии у хуннов появился сильный противник, с которым им пришлось иметь много дела. Это движение следует рассматривать как начало крупного объединения среди тюркских племен Восточной Монголии, вылившееся к концу I в. н. э. в движение тюрков-сяньби, которым удалось и захватить Монголию, и вынудить хуннов к перекочевке на запад. Около 78 г. до н. э. хуннам пришлось вести упорную борьбу с ухуанями, родственным дунху племенем Восточной Монголии. В царствование императора У-ди эти ухуани перекочевали из района Арахорчина и Баарина в пограничную полосу, сопредельную с северным Чжили, заняв район, прилегающий к пограничным укрепленным пунктам Шангу, Юйян, Юбэйпин, Ля оси и Ляодун. Ухуани совершили набег на хуннские кочевья и разграбили погребения прежних шаньюев. Китайские войска воспользовались событиями в степи и напали на хуннские кочевья, нанеся хуннам поражение. Дальнейшая судьба племени ухуань нам мало известна. В 207 г. н. э. полководец Цао Цао разбил племя ухуань, которое разделилось на несколько поколений, продолжавших кочевать вдоль Великой Китайской стены. Часть из них ушла на север и кочевала по берегам оз. Нонни в кочевьях племени шивэй, где они продержались до эпохи Абаоцзи, основателя Киданьской империи, которому пришлось воевать и с ними, и с племенем шивэй¹¹⁹.

К началу I в. до н. э. относится важное в истории Ханьской империи событие — закрепление китайского влияния во владении Лоулань, занимавшего важное стратегическое местоположение к северу от Лобнора, на северном караванном пути в западные страны. Выше мы указали, что уже в 109 г. до н. э. Лоулань находился в вассальной зависимости от Китая, но в то же время продолжал поддерживать вассальные отношения с Хуннской империей и неоднократно выдавал китайские посольства хуннам. В 77 г. до н. э. регент, правящий во время малолетства императора Чжао-ди, отправил в Лоулань комиссара Фу Цзэцзы, который перед этим ездил с посольством в Даюань и на обратном пути убил хуннских послов в Цюйцы (Куча). Фу Цзэцзы удалось хитростью и подарками заманить лоуланьского владетеля к себе в лагерь и умертвить его. Событие это явилось концом самостоятельности Лоуланя. Младший брат убитого владетеля, проживавший в Китае в качестве заложника, был сделан владетелем Лоуланя, но столица его была перенесена на юг от Лобнора в Шаньшань (теперешний Чарклык). По просьбе нового владетеля Лоулань-Шаньшаня китайцы учредили военно-земледельческую колонию в г. Исюнь (вероятно, теперешний Миран, к юго-западу от Лобнора), которая сделалась одним из опорных пунктов китайского влияния в Таримском бассейне.

Со времени мероприятий императора У-ди китайский двор и западные страны многократно обменивались посольствами и Китай успешно утверждал свое влияние вдоль караванных путей, которые вели в Таримский бассейн и которые до того времени находились в сфере влияния Хуннской империи. Сведения, заключенные в гл. 96А «Цянь Ханьшу», относятся в большинстве случаев к царствованиям императоров Сюань-ди и Юань-ди, т. е. к 74–33 гг. до н. э.¹²⁰ Подчинение князей правого крыла хуннов (западные хунны) и общее ослабление Хуннской империи, наступившее после успешных походов в царствование императора У-ди, облегчили Китаю задачу установления китайского протектората над владениями Таримского бассейна.

Согласно «Цянь Ханьшу», во времена императора У-ди на юге от Тянь-Шаньских гор лежало 36 владений, которые впоследствии разделились и образовали свыше 55 мелких владений. Все это были речные оазисы земледельческой поливной культуры, расположенные при подножье горных хребтов и зависящие от запаса воды в реках, питаемых ледниками и снегами гор. Многие из этих оседлых центров выросли на торговых путях, и их экономическое благополучие стояло в прямой зависимости от величины товарооборота вдоль караванных путей, ведущих из Западного Туркестана (Согдиана, Хорезм, Бактрия) в Китай. Эти 36 владений эпохи Хань были расположены между пограничными воротами Китая — Юймэнем и Янгуанем на востоке и Цунлиншанем (Памир — Музтагата) на западе Таримского бассейна.

Во II в. до н. э. уже существовали оба караванные пути Таримского бассейна: южный и северный. Первый из них шел от владения Шаньшань, расположенного у Лобнора, вдоль Южных гор (Наньшань — Куньлунь) на Соцзюй (теперешний Яркенд), откуда через Цунлиншань караваны достигали кочевий юэчжи-тохаров в Южной Согдиане и области Аньси (Парфия)¹²¹. Северный путь шел через Цюйцы (Куча) на Сулэ (теперешний Кашгар), откуда, перевалив через Цунлиншань, торговые караваны достигали Даюани (Фергана), Канпоя (Согдиана) и области Яньцай (аорсы-аланы) у Аральского моря.

 

 

Для установления своего влияния на северном караванном пути Китаю пришлось вести упорную борьбу с хуннами, которые стремились удержать свое влияние в северной части Таримского бассейна. В 89 г. до н. э. китайцы организовали большую военную экспедицию против Цзюйши¹²² (Турфан), в состав которой входили отряды из Лоуланя, Вэйсю (Курля), Вэйли (Конче-Тикенлык) и других вассальных владений. Целью этого похода было поддержать неудачно окончившийся поход полководца Ли Гуанли против хуннов. Цзюйши был оккупирован китайскими войсками и их союзниками, но оккупация эта не привела еще к установлению китайского протектората над ним. В конце царствования императора Чжао-ди (87–74 до н. э.) Турфан снова признал себя вассалом хуннского шаньюя и был занят хуннским отрядом. В 73 г. до н. э. хунны отступили из Турфана, опасаясь нападения китайцев, которые собирали войска. В 68 г. до н. э. военный комиссар Чжэн Цзи, заведовавший в качестве шилана военно-земледельческой колонией Цюйли, во главе отряда китайских войск и вспомогательных отрядов атаковал Турфан, владетель которого в 67 г. принужден был подчиниться его власти. Результатом этого похода было завоевание Турфана и установление китайского протектората над некоторыми хуннскими племенами, кочевавшими к северу от него. Базой китайских войск, действовавших против Турфана, служила военно-земледельческая колония Цюйли, расположенная, как мы уже видели, между Инчикедарьей (или Шахьярдарьей) и Таримом. Расположение Цюйли вблизи кратчайшего пути из Лоуланя в Кучу делало из нее удобный исходный пункт для военных операций против Карашара и Турфана. Изменчивость речного русла, вероятно, вынудила китайское командование вскоре перенести поселение в соседний Улэй (теперешний Чадыр между Курлей и Кучаром)¹²³. В награду за победу Чжэн Цзи получил титул Вэй сыма и был сделан военным комиссаром по делам посольств в Шаньшане.

В 65 г. до н. э. произошло крупное восстание владений Таримского бассейна против протектората Китая. Во главе восставших стоял владетель Яркенда (Соцзюй). Сообщение с западными странами было снова прервано. Создалось грозное положение, которое удалось ликвидировать благодаря решительным действиям китайского командования в Шаньшане, которое сумело собрать 15-тысячный отряд и двинуть его против Яркенда. Город был взят штурмом, причем владетель Яркенда покончил с собою. Голова его была послана китайскому императору.

В 60 г. до н. э. после закрепления китайского протектората в районе Турфана и подавления восстания остальных владений Таримского бассейна, возглавлявшегося Яркендом, военачальник Чжэн Цзи был назначен первым наместником (духу) Западного края с резиденцией в вышеупомянутом Улэе. Наместнику была поручена охрана обоих караванных путей, в его же ведение были переданы сношения с союзными Китаю усунями, с Согдианой и другими западными странами¹²⁴. Китайское командование хорошо понимало исключительное значение Турфана для обороны вновь установленного протектората над владениями Таримского бассейна. В течение периода, предшествовавшего падению Старшей династии Хань, в Турфане был организован особый укрепленный район, которым командовал китайский офицер с титулом Уцзи сяовэй, с резиденцией в Гаочане (теперешний Караходжа)¹²⁵. Укрепившись в Шаньшане на южном караванном пути и в Турфане на северном, китайцы могли помышлять и о дальнейшем продвижении в Таримский бассейн.

«Цянь Ханьшу» (гл. 96А) дает краткие сведения о каждом из владений Таримского бассейна, лежащих вдоль караванных путей. Ближайшим владением к пограничному укреплению Янгуань были кочевья тибетцев-жэцянов (около теперешнего Чарклыка), о которых мы уже говорили. На западе от жэцянов лежал Шаньшань с главным городом Уни. Вследствие неплодородности солончаковой почвы земледелие здесь было мало развито, и продукты земледелия закупались в соседних владениях. Китайские анналы отмечают, что на территории владения добывался нефрит. Часть населения занималась скотоводством: разводили лошадей, верблюдов и ослов.

На запад от Шаньшаня лежало небольшое владение Цзюймо (теперешний Черчен) с немногочисленным земледельческим населением, возделывавшим виноград и разные сорта фруктов. На юг от Цзюймо у подножья Южных гор (Наньшань — Куньлунь) лежало владение Сяоюань с главным городом Юйлин (вероятно, теперешний Далай-Курган). Далее на запад по южному караванному пути лежало владение Цзиньцзюэ (теперешняя Ния)¹²⁶. На юг от него помещалось княжество Жунли с главным городом Бэйпинь (вероятно, соответствовало району между Аччаном и Сургаком к востоку от Керьядарьи)¹²⁷. Соседнее с ним владение Юйми А. Стейн отождествляет с районом, расположенным между Керией и оазисом Чира¹²⁸. На юге от Юйми лежало небольшое владение Цюйло, сопредельное с кочевьями тибетцев, которое, согласно Стейну, соответствовало району Таг¹²⁹.

Далее на запад по караванному пути лежало царство Юйтянь (Хотан), один из наиболее важных культурных и торгово-земледельческих центров Таримского бассейна, в горах которого добывалось много нефрита. Хотан рано подпал под влияние древнеиндийской буддийской культуры и сделался одним из проводников этой культуры в сопредельных с ним областях Средней Азии. На западе Хотанское царство граничило с Пишанем (оазис Гума)¹³⁰, откуда на юго-запад шла караванная дорога на Цзибинь (Кашмир) и страну Уишаньли (Арахосия). На юго-западе от Пишаня лежало малодоступное горное владение Уча, откуда начинался горный путь по «висячим мостам» (выражение «сюаньду» буквально означает «висячий проход») в Северо-Западную Индию.

«Цянь Ханьшу» перечисляет еще несколько горных владений, расположенных к юго-западу от Пишаня и Соцзюя (Яркенд), которые зависели в смысле продуктов от Кашгара и Яркенда. Определить с точностью местоположения этих владений еще не удалось. Владение Сие¹³¹ с кочевым населением, обычаи которого походили на обычаи цянов, или тибетцев, вероятно, соответствует теперешнему Кокьяру к югу от Каргалыка. Владение Пули, вероятно, соответствует Ташкургану, а владение Инай А. Стейн предлагает поместить в горных и малодоступных долинах Асгансала, Учьбельдира и Тона в бассейне Яркенддарьи¹³². Еще западнее лежало владение Улэй, которое, согласно «Житунчжи» (гл. 419, II), соответствует Аличур-Памиру (Аэр-Чуэр) в бассейне верхнего Пянджа, с оз. Яшилькуль и долиною р. Гунт. На юге от этих горных княжеств лежала горная область Наньдоу (вероятно, теперешний Дардистан в верхнем течении р. Инд), которая находилась в зависимости от Цзибиня (Кашмир) и в которой возделывали пшеницу, виноград и добывали серебро, медь и железо. «Цянь Ханьшу» довольно подробно останавливается на описании Кашмира¹³³. В ней указывается, что после завоевания юэчжи-тохарами Да-Ся (Бактрия) племена саков, или среднеазиатских скифов, принуждены были откочевать в пределы Северо-Западной Индии и покорили Кашмир. Остатки поколений саков после ухода главной массы скифских племен на юг, в Северо-Западную Индию, еще продолжали кочевать в горных областях Сюсюнь и Юаньду на северо-востоке от Кашгара (Сюсюнь и Юаньду, вероятно, соответствуют Алайской долине)¹³⁴. Ко времени завоевания Бактрии юэчжи-тохарами эта область управлялась целым рядом феодальных владетелей, из владений которых «Цянь Ханьшу» знает пять, расположенных на севере и северо-востоке области. Эти пять владений, или сиху (ябгу), согласно гл. 96А «Цянь Ханьшу», были:

Сюми с главным городом Хумо (теперешний Вахан);

Шуанми с главным городом того же названия¹³⁵;

Гуйшуань (Кушан) с главным городом Куцзао (Северная Гандхара);

Ситунь с главным городом Бомао (Парван, на р. Пянджшир);

Гаофу с городом того же названия (Kubhā — Кабул). (В «Хоу Ханьшу» говорится, что владение Гаофу не было покорено тохарами-юэчжи и что последние завоевали Гаофу только после успешной войны с Аньси (Парфия)¹³⁶. В главе о западных странах «Хоу Ханьшу» вместо Гаофу стоит Думи¹³⁷.)

Скифы-саки, изгнанные из пределов Средней Азии, двинулись на юг по пути Мерв — Герат и обосновались в Арахосии (Кандагар) и Дрангиане, которая стала известна под именем Сакастан (Śakasihāna) — «область скифов». Отсюда они предпринимали походы против греческих династов в Западном Пенджабе и около 75 г. до н. э. скифский царь Мога (Мaues) завоевал Таксилу (Такшашила), а около 59 г. до н. э. его преемник Аз (Azes) завоевал Сагалу (Сиалкот). Впоследствии скифы распространили свои набеги до Матхуры, в сторону дельты Инда и доходили до Катхиавара и Гуджарата. Предание приписывает скифскому царю More основание порта Миннагара на правом берегу Инда. Монеты скифских царей подражают монетам индо-греческих династов и снабжены греческими и пракритскими надписями. Племена скифов в Сакастане (Систане) вскоре подпали под власть соседних парфянских царей. В предыдущей главе уже упоминалось, что между 19–55/8 г. н. э. в бывших скифских владениях правил индо-парфянский царь Гондофар. Согласно христианским апокрифическим сказаниям, при его дворе в Миннагаре принял мученичество Св. Фома, апостол Индии. К середине I в. н. э. Скифо-Парфянское царство в Северо-Западной Индии было уничтожено кушанами. В Систане скифы продержались до завоевания области сасанидским царем Бахрамом (276–293). В Индии скифские династии продолжали существовать до V столетия в Синде, в Катхиаваре и Гуджарате. Скифы занесли в Индию мотив двуглавого орла, встречавшийся и на хеттских памятниках.

О Согдиане, или Кангюе, которая в ханьскую эпоху, видимо, соответствовала северной части Согдианы и включала часть Киргизской степи к северу от Яксарта (Сырдарья), «Цянь Ханьшу» дает ряд сведений, относящихся к истории этой области в I в. до н. э. Ставка владетельного князя Кангюя располагалась в урочище Лаоюэнь, которое А. Херман помещает к северу от Киргизского (бывш. Александровского) хребта¹³⁸. В I в. до н. э. восточная часть Кангюя находилась в зависимости от хуннов. В царствование императора Сюань-ди (74–48 до н. э.) к восточным границам Кангюя откочевала часть хуннов, принадлежавших к правому крылу (49 г. до н. э.). В I в. до н. э. Согдиана разделялась на пять феодальных владений:

Суцзуй (Кеш-Шахрисабз);

Фуму (Кушания на северо-западе от Самарканда, теперешний Катта-Курган);

Юни (теперешний Ташкент);

Чжи (вероятно, Чарджоу);

Аоцзянь («Таншу», гл. 221В, говорит, что Аоцзянь в ханьскую эпоху соответствовало области Хэлисими (Хорезм), из чего можно заключить, что в I в. до н. э. часть Хорезма была в зависимости от Согдианы).

Согдийский владетель, хотя и поддерживал добрые отношения с Ханьской империей и даже послал своего сына заложником ко двору в Чанъань, все же не порывал отношений с хуннами, а на торжественных приемах сажал китайских послов ниже послов усуньского хана. Этот факт лучше любого другого показывает, что в I в. до н. э. китайское влияние еще не успело утвердиться в западной части Средней Азии и что послы усуней и хуннов еще играли первенствующую роль при ставках местных владетелей.

О Даюани (Фергана) «Цянь Ханьшу» повторяет сведения, изложенные в отчете Чжан Цяня, но прибавляет, что главный город области назывался Гуйшань (теперешний Коканд, в 35 км к северо-западу от Намангана) и что население областей, лежавших на западе от Ферганы, говорило на наречиях одного языка и было в состоянии понимать друг друга.

«Цянь Ханьшу» упоминает и о небольшом владении Сюсунь (долина Алая), населенном остатками скифских племен, перенявших обычаи и одежду усуней. На севере от Сулэ (Кашгар) лежало владение Вэйтоу с кочевым населением, сходным с усунями. Стейн¹³⁴ помещает владение Вэйтоу в районе Акче по верхнему течению Таушкандарьи, в 114 км от Учтурфана (Вэньсу в эпоху Хань).

К северу от этих областей лежали обширные кочевья усуней. Ставка усуньского хана находилась в г. Чигу, который А. Херман располагает на юго-востоке от оз. Иссык-Куль. Мы уже упоминали, что, согласно свидетельству «Цянь Ханьшу», в древности кочевья усуней принадлежали среднеазиатским скифам и что среди усуней сохранились поколения саков и юэчжи-тохаров. На востоке кочевья усуней граничили с землями хуннов, на западе (в тексте «Цянь Ханьшу» сказано: на северо-западе от Кангюя) — с Согдианой; на юго-западе — с Ферганой (Даюань) и на юге — с владением Гуаньду. Кочевья усуней, таким образом, простирались от верхнего течения Нарына на западе, по северным склонам Тянь-Шаня до меридиана Карашара на востоке («Цянь Ханьшу» говорит, что владение Яньци (Карашар) граничило на севере с кочевьями усуней). Источники отмечают особый физический тип усуней, отличный от остальных кочевников («ху», т. е. среднеазиатские иранцы).

Несмотря на заключение договора о «мире и родстве» с Китаем, усуни продолжали тесные сношения с соседними хуннами. Так, еще в 107 г. до н. э. в ставку усуньского хана была доставлена китайская принцесса Си-цзюнь, которую сделали его младшей супругой, старшей же супругой была дочь хуннского шаньюя. Эти факты указывают, что в I в. до н. э. западная часть Средней Азии (Согдиана, Фергана и Притяньшанье) еще находилась в сфере влияния хуннов. Через китайских принцесс, посылаемых в жены усуньскнм ханам, китайский двор был прекрасно осведомлен о событиях в кочевьях усуней. Так, в 80 г. до н. э. принцесса сообщила императорскому двору, что хунны напали на кочевья усуней и захватили районы Уши и Чэянь. Смерть императора Чжао-ди в 74 г. до н. э. вынудила отложить поход китайских войск против хуннов, которые появились вблизи северного караванного пути и угрожали путям сообщения с западными странами. В 73 г. до н. э. китайская принцесса снова сообщила императорскому двору, что хунны напали на кочевья усуней и выставили требование о прекращении сношений между усунями и Китаем. Весною 71 г. до н. э. китайские войска выступили в поход против хуннов, двигаясь пятью отрядами, причем были приняты меры, чтобы согласовать действия китайских и усуньских войск. Для этого в ставку усуньского хана был послан китайский офицер Шанхуэй. Первый отряд под начальством полководца Тянь Гуанминя, который был назначен командующим в районе Циляня (Циляньчжанцзюнь), имея в своих рядах до 40 тысяч всадников, выступил из Сихэ. Второй отряд генерала Фань Минъю, командующего войсками в районе Ляохэ, выступил из Чжанъе. Третий, возглавляемый Хань Чжэнем, — из Хуньчжуна (на северо-восточном изгибе Желтой реки). Четвертый отряд генерала Чжао Чунго, назначенного командующим в районе Пулэй (в настоящее время сухой озерный бассейн к югу от Турфана, северная часть которого носит название Айдинкуль), в составе 30 тысяч всадников выступил из Цзюцюаня (Сучжоу). Из Уюаня двигался 30-тысячный отряд генерала Тянь Шуня, губернатора Хуньчжуна. Усуньский хан выставил 50-тысячный отряд конницы. Таким образом, хуннам грозила опасность серьезного поражения от соединенных сил китайцев и усуней, наступавших с юга и запада на хуннские кочевья в Западной Монголии. Узнав заблаговременно о военных приготовлениях китайцев и усуней, хунны отступили в глубь степей. Китайские отряды углубились в степь на 2000 ли от пограничной линии, не встретив сопротивления и захватив мало добычи, так как скот был угнан хуннами. Генерал Фань Минъю прошел до р. Пулихоу. Авангардный отряд генерала Хань Чжэня дошел до урочища Уюань, расположенного в 1200 ли от китайской пограничной линии. Отряд генерала Чжао Чунго должен был соединиться с войсками усуней у оз. Пулэй, но, прибыв туда, не нашел усуней, которые, захватив богатую добычу пленными и скотом, вернулись в свои кочевья. По выяснении обстановки, так и не достигнув хуннов, все отряды выступили в обратный путь. Цель этого широко задуманного похода не была достигнута, ибо войска хуннов уклонились от столкновения и заблаговременно успели откочевать на север. Действия усуней были успешнее, но они, захватив большую добычу, предпочли вернуться в пределы своих кочевий.

Кампания 71 г. до н. э. была типичной китайской попыткой разгромить кочевников с помощью союзников. В своих операциях китайцы одерживали успехи своим численным превосходством, но редко достигали цели в открытом бою. Кочевники обычно успевали отступить в глубь степи или же разбивали расстроенные долгим походом Китайские отряды по частям. Поход 71 года не дал результатов, несмотря на то, что момент был избран удачный; предыдущий год сильно ослабил военное могущество хуннов. Зимою они пытались совершить большой набег на кочевья усуней, но поход этот имел для них печальный конец — большая часть хуннского войска погибла во время перехода через степи Джунгарии. Неудачей хуннов воспользовались их данники, племена севера, чтобы вторгнуться в пределы хуннских кочевий. Суровая зима 72 г. до н. э. принесла хуннам много бедствий, и от бескормицы погибло много скота.

«Цянь Ханьшу» дает подробное описание северного караванного пути, вдоль которого столкнулись интересы Китая и Хуннской империи. Из Лоуланя к северу от Лобнора караванный путь шел на Турфан, или Цзюйши, который в I в. до н. э. являлся важным пунктом на северном караванном пути, и мы уже видели, что китайцы неоднократно пытались утвердиться в этом районе. После неудачного похода 90 г. до н. э., о котором говорилось выше и который был последней серьезной попыткой У-ди устранить постоянную угрозу северному караванному пути, китайский император издал известный манифест, текст которого дошел до нас в «Цянь Ханьшу». Он описывает печальное состояние пограничных линий как причину неудачи похода 90 г., когда сигнальные огни не зажигались и начальники участков были не в состоянии собрать караульных чинов. В своем манифесте император У-ди призывал к укреплению и приведению в порядок китайских пограничных линий. Со своей стороны хуннские шаньюи хорошо сознавали стратегическое и экономическое значение Турфана для своей империи, которая под влиянием событий в монгольской степи все более и более подавалась на запад, в сторону Джунгарии.

Другим важным пунктом на северном караванном пути было владение Чеши. В ханьскую эпоху существовало два Чеши: северный и южный, причем первый соответствовал району Гучэна и Джимаса, а южный — теперешнему Турфа ну. Западнее Турфана лежало владение Яньци (Карашар). «Цянь Ханьшу» упоминает еще ряд небольших соседних владений, как то: владение Вэйли (район Конче-Тикенлык), Вэйсю (теперешний Курля)¹⁴⁰, Утань, лежащее на востоке от кочевий усуней, вероятно, по р. Манас недалеко от современного г. Манаса, а также владения Билу, Юйлиши, Даньхуань, Пулэй, западный Цзюйми, Цзэ, Хуху и горное княжество Шань. Точное местонахождение вышеназванных владений еще не определено, но может считаться вероятным, что они лежали вдоль северных склонов Тянь-Шаня между Манасом и Гучэном. Последнее из вышеперечисленных владений, горное княжество Шань, вероятно, соответствовало западной части хр. Куруктаг¹⁴¹. Далее на запад по северному караванному пути лежало владение Цюйцы, или Куча — важный в культурном и экономическом отношении центр Таримского бассейна¹⁴². На севере это владение граничило с кочевьями усуней. Куча славилась как центр металлических изделий, и, согласно «Цянь Ханьшу», среди кучарских владетелей того времени были распространены китайские обычаи и одежда. Далее на запад караванный путь проходил через Гумо¹⁴³ (теперешний Аксу), Вэньсу¹⁴⁴(Учтурфан) на Сулэ, или Кашгар, откуда, перевалив через Цунлиншань (Памир), он достигал Даюани (Фергана) и Канпоя (Согдиана).

К первым годам нашей эры относится открытие новой дороги из Северного Цзюйши (Гучэн) на Юймэнгуань. Проведение дороги относится к периоду Юаньши (1–5 гг. И.Э.). Дорога проходила к северу от Уцуаня, местонахождение которого еще не установлено, но, вероятно, он был расположен в малоисследованном Восточном Куруктаге. Поводом к открытию нового пути явилась необходимость сократить путь на Цзюйши и желание избегнуть труднопроходимой пустыни Болундуй («Холмы белых драконов»), или Лобнорской пустыни.

Хуннам не удалось нарушить договора между усунями и Китаем. После похода 71 г. до н. э. хунны снова собираются с силами, чтобы помешать Китаю утвердиться на северном караванном пути. В 68 г. до н. э. умер шаньюй Хуаньди и престол перешел к его младшему брату Сюлю-Чуаньцю (68–60 до н. э.). В 63 г. до н. э. хуннам удалось поднять восстание среди цянов-тибетцев. Наместнику Чжао Чунго пришлось предпринять поход против цянов (62–60 гг. до н. э.), который закончился победой китайских войск. Результатом похода явилось присоединение к Китаю области, лежавшей между Желтой рекой и Кукунором, и с этого времени район Циньчэн (Ланьчжоу Синин — Хунчжун) сделался составной частью империи и в Ланьчжоу был назначен военный комиссар (сяовэй).

В 60-х годах первого столетия до н. э. Хуннская империя переживала эпоху смут, после которой произошел окончательный раздел Хуннской империи на две орды: западную и восточную. Смуты среди хуннских племен в 57 г. до н. э. привели к появлению нескольких шаньюев. Кроме Хуханье (58–31 до н. э.), стоявшего во главе восточных хуннов (левое крыло), шаньюями объявляют себя Уцзы, Чэми, Хуцзе и Жуньчжэнь. В 55 г. до н. э. шаньюем объявляет себя и родной брат Хуханье — Хутуусы, состоявший в звании чжуки-князя левого крыла. Под именем Чжичжи-шаньюя он разбивает войска Жуньчжэня, а затем нападает на Хуханье. Обратив в бегство его войско, Чжичжи захватил ставку хуннских шаньюев на Орхоне в Западной Монголии и некоторое время продержался в исконных кочевьях хуннов. Успешные действия Чжичжи принудили Хуханье в 53 г. до н. э. признать сюзеренитет Китая (ЦХШ, гл. 96, стр. 3 ч.), а в следующем году он сделался вассалом китайского императора. С укреплением положения Хуханье, Чжичжи пришлось откочевать со своей ордой на запад, где он подчинил себе хуннские поколения князя Илиму, своего младшего брата, разбил усуней и покорил бывших хуннских данников, племена уцзэ, динлин и цзяньгунь (кыргызы). Впоследствии, как мы уже видели, Чжичжи со своей ордой перекочевал к восточным границам Канпоя (Согдиана) на р. Чу.

Хотя вначале оба брата стремились заручиться помощью Китая, в ходе событий Чжичжи, шаньюй правого крыла (западные хунны), все более склонялся в сторону исконно хуннской политики, антагонистичной Китаю. Осуждение антинациональных действий Хуханье изложено в известном заявлении хуннских старейшин (дачэнь), сохранившемся в «Цянь Ханьшу» (гл. 94, стр. 3 ч; Бичурин, 1, стр. 72): «Это невозможно. Сражаться на коне есть наше господство (преимущество), и потому мы страшны всем народам. Мы еще не обеднели в отважных воинах. Теперь старший и младший братья спорят о государстве, и если не старший, то младший получит его. При этих обстоятельствах и умереть составляет славу. Наши потомки всегда будут царствовать над государствами. Хань как ни могуществен, не в состоянии покорить сюнну. Для чего же нарушать традиции предков? Сделаться вассалами Хань — значит унизить и постыдить покойных (усопших) шаньюев и подвергнуть посмеянию соседних владений. Правда, что такой ответ доставит спокойствие, но мы более не будем владычествовать над народами».

В 51 г. до н. э. Хуханье прибывает к императорскому двору в Чанъань и просит императора Сюань-ди о содействии против Чжичжи. Междоусобная война продолжалась несколько лет. В 49 г. до н. э. восточные хунны успешно действовали против западной орды, а в 43 г. до н. э. восточный шаньюй занял исконные хуннские кочевья по Орхону. В 33 г. до н. э. Хуханье вновь является к императорскому двору и получает в жены принцессу императорского дома¹⁴⁵.

Вассальное состояние восточных хуннов было скреплено клятвою в 47 г. до н. э. в присутствии китайских представителей Чжан Мэна и Хань Чана. Клятва сопровождалась обрядом заклания белого коня и питьем вина из чаши, сделанной из черепа убитого юэчжийского хана (ЦХШ, гл. 94, стр. 6 ч.). Съезд состоялся на восточном берегу р. Ношуй.

Шаньюй Хуханье даже выразил желание принять на себя охрану китайских границ между Шангу и Дуньхуаном и предложил Китаю снять пограничные гарнизоны. В «Цянь Ханьшу» (гл. 94, стр. 7–9 ч.) сохранилась докладная записка сановника Хоу Ина, который высказался против принятия предложения: «С династии Чжоу (1122–255 до н. э.) и Цинь (255–209 до н. э.) сюнну разбойничали и грабили пограничные места. Династия Хань (206 до н. э. — 9 н. э.) при своем возникновении особенно подверглась их злу. Я слышал, что по северному пограничному рубежу до Ляодуна имеется хребет Иньшань, простирающийся с востока на запад на более чем 1000 ли. Там много деревьев и трав, много диких птиц и зверей. Утвердившись. Маодуньшаньюй в этих горах изготовлял луки и стрелы и выступал в поход. Это был его заповедник (т. е. база операций). При Сяо У (Сяо У-ди, 140–87 до н. э.) выступили войска в поход против сюнну с целью прогнать их и отнять эти земли. Прогнали их на север степи (Шамо), построили границу с пограничными фортами и открыли станции и узкие дороги: построили внешнюю стену, учредили гарнизоны для ее охраны. Затем на границе стало немного спокойнее. По северную сторону степи земля ровная, мало деревьев и трав, много больших песков. Когда сюнну производят набеги, то мало мест для убежища. От границы на юг расположены глубокие горные долины, проходить которые трудно. Старики говорят, что сюнну после потери Иньшаня пройти его без слез не могут. Если снять пограничные укрепления и гарнизоны, то это значит показать, что варвары имеют большие преимущества. Вот первая (причина) невозможности (принять предложение Хуханье). Ныне сюнну осенены милостями нашего двора. Сюнну удостоились безопасной жизни, они бьют челом, желая стать вассалами. Если у варваров будут затруднения, то они делаются своевольными и мятежными. Качества эти природные. Вместо того, чтобы отзывать войска с внешней стены и сокращать стены и дороги, достаточно отменить сигнальные маячные огни. В древности и (во время) спокойствия не забывали об опасностях. Невозможно отменить эти меры. Вот вторая причина.

В Китае есть учение о приличии и справедливости и уголовные законы о наказаниях, а глупый народ все же нарушает запреты. Тем более, что можно сказать о шаньюе? Может ли он поручиться, что его народ не нарушит договор? Это — в-третьих. С того времени как Китай нашел нужным построить крепости и заставы для обуздания удельных князей и пресечения всяких завистливых желаний со стороны подданных, завели пограничные крепости, учредили гарнизоны. Сделали это не только для сюнну, (но) и для зависимых государств, народа подданного, собственно, в прошлом сюнну'ских людей, опасаясь, что они, соскучась по родине, не вздумали бы бежать. Четвертая причина.

Ближние западные Цян охраняли границу, вошли в сношения с китайцами. Чиновники и народ, думая о выгоде, отнимали у них скот, имущество, жен и детей, и вследствие этого возникли неудовольствия и ненависть, бывшие причиной непрекращающихся волнений. Теперь если оставить границу, то мало-помалу возродятся недоразумения и споры. Пятая причина.

В прошлое время многие из ушедших в войска без вести пропали и не возвратились: сыновья и внуки их в бедности и нужде. В один день они убегут за границу к своей родне. Шестая причина.

Рабы пограничных жителей, испытывая всякие несчастья, все думают бежать. Многие, говоря “у сюнну весело жить (и) пусть бдительны будут караулы”, часто перебегают границу. Седьмая причина.

Жестокие и коварные шайки разбойников при крайних обстоятельствах перебегают границу, выходя на север, и там невозможно справиться с ними. Восьмая причина.

Со времени постройки границы прошло более 100 лет. Она не вся состоит из земляного вала. Местами по гребням гор камни и валежник обвалились, по ущельям и долинам речные ворота (шуймэнь) мало-помалу сравнялись. Солдаты строили и поддерживали эту границу. Эти труды потребовали много времени и великих издержек. Нельзя исчислить их. Я боюсь, что в совете, поверхностно продумав суть дела, хотели сократить караулы. Что будет, если в будущем случится переворот, а укрепления и караулы будут в развалинах и сняты. Тогда потребуется снова выслать гарнизоны и возобновлять линию, а труд нескольких десятков лет невозможно восстановить. Девятая причина.

Если шаньюй сам будет охранять пограничные укрепления после снятия гарнизонов и сокращения караулов, то он, (считая) это большой услугой Хань, непременно представит разные требования и им не будет конца. Если не удовлетворить его требования, то невозможно будет предвидеть его намерения. Разлад с варварами всегда наносит вред Китаю. Десятая причина.

Мнение совета не содействует долговременному сохранению спокойствия и обузданию иноземных народов»¹⁴⁶. Предложение шаньюя было отклонено.

В вышеприведенной записке интересно отметить упоминание побегов рабов, вольных людей и уголовных преступников в степь. Кочевой строй, со своей своеобразной демократизацией отношений между кочевой знатью и рядовыми кочевниками, всегда привлекал людей из оседлых районов. В степь бежали рабы, спасавшиеся от гнета рабовладельческого хозяйства, бежали вольные люди и укрывающиеся от правосудия уголовные преступники. Весьма часто эти беглецы служили причиной пограничных столкновений. В кочевой среде они становились ремесленниками, а порою и советниками, которые нередко побуждали кочевников к активным действиям вдоль границ. Они же становились проводниками при набегах.

В 36 г. до н. э., в царствование императора Юань-ди, наместником Западного края был назначен генерал Чэнь Тан. Вступив в должность, этот наместник решил докончить дело поражения западных хуннов, кочевавших по соседству с северным караванным путем, который в I в. до н. э. — I в. н. э. становится главной артерией китайского проникновения в Западный край. Китайские войска, набранные из гарнизонов военно-земледельческих поселений, выступили в поход двумя колоннами: первая, перейдя Тянь-Шань, двинулась к оз. Иссык-Куль: вторая, выступив из Сулэ (Кашгар) и преодолев пер. Терек-Даван, прошла к ставке хуннского шаньюя, расположенной в степи (на р. Чу) к западу от Иссык-Куля. Хунны после жестокой сечи были побеждены и сам шаньюй погиб в битве. Голова его была послана к императорскому двору в Чанъань. Разделение Хуннской империи на две орды позволило китайским властям утвердиться по северному караванному пути в районе Цзюйши (Турфан — Гучэн) и Баркёля.

До конца первой династии Хань оставшиеся в монгольской степи хуннские племена сохраняли вассальные отношения к Китаю. Многие из хуннских князей поступили на китайскую службу и немало хуннских всадников служило в рядах китайских войск.

Смена династий в Китае и гражданская война, начавшаяся вскоре после падения Старшей династии Хань, отразились и на взаимоотношениях с западными странами. Ван Ман (9–22 н. э.), захвативший императорский трон, намеревался разделить хуннские кочевья на 15 уделов и во главе каждого удела поставить князя с титулом шаньюя. В 9 г. н. э. в хуннскую ставку прибыло китайское посольство, привезшее с собою новую печать для хуннского шаньюя, на которой было выгравировано «хан-вассал». Это понижение титула хуннского шаньюя повлекло за собою разрыв в сношениях и последовавшее за этим восстание владений Западного края, которые, согласно «Хоу Ханьшу», снова подчинились хуннам. Открытые А. Стейном деревянные таблички, датированные годами правления Ван Мана, показывают, что в течение его правления китайские гарнизоны продолжали активные действия в Западном крае и что период упадка китайского влияния и оставления военных поселений наступил лишь к началу возвышения второй династии Хань.

С 11 г. снова начинается период хуннских набегов на северные границы Китая, которые подверглись сильному разорению, причем часть населения была уведена хуннами в плен. В Западном крае был убит китайский наместник. В 16 г. Ван Ман послал полководцев Ван Цзуня и Ли Цуна восстановить положение в Западном крае. На обратном пути отряд Ван Цзуня попал в засаду, устроенную войсками Яньци (Карашар) и их союзниками, и был уничтожен. Отдельно действовавший отряд Ли Цуна атаковал войска Яньци с тыла и нанес им решительное поражение. В награду ему был пожалован титул князя, «уничтожающего западных инородцев» (ху). Ли Цуну удалось некоторое время продержаться в Карашаре, но после смерти Ван Мана его отряд был уничтожен восставшими. Китайцы были вынуждены оставить Цзюйши (Турфан), а к 20 г. весь Западный край был очищен от китайских гарнизонов, причем многие владения Западного края отложились от Китая.

В 25 г. хунны пытались вмешаться во внутренние дела Китая, приняв сторону авантюриста Лу Фана, уроженца провинции Ганьсу. Хуннские отряды вторглись в пределы Китая и оккупировали северные части провинций Чжили и Шаньси. К 45 г. вся северная пограничная область государства представляла собой уже сплошную пустыню.

В 46 г. хунны потеряли много скота из-за засухи, а в 48 г. среди них снова начались междоусобия, причем империя разделилась на северную и южную орды. Южные хунны признали сюзеренитет Китая; им были назначены кочевья вдоль пограничья Шэньси — Ганьсу.

Нашим главным источником по истории I — II вв. н. э. является «Хоу Ханьшу», или «История Младшей династии Хань» (Восточная Хань), составленная Фань Е (ум. в 445 г.). История эта представляет собой сводку разнообразного материала и излагает события до 445 г. Гл. 118, посвященная Западному краю, написана на основании доклада генерала Бань Юна императору, помеченного 125 г.¹⁴⁷ С добавлениями Фань Е глава эта излагает события до 170 г.

I в. н. э. был во многих отношениях замечательным временем в истории Средней Азии. К концу этого века относится закрепление китайского влияния в Таримском бассейне, возвышение Парфянской империи в юго-западной части Средней Азии и создание Кушанской империи, охватившей Согдиану и юго-западную часть Таримского бассейна. К этому же веку относится открытие великого торгового пути, соединявшего Римский Восток с Китаем и называемого ныне Шелковым путем.

Смена династий в Китае временно прекратила его сношения с владениями Таримского бассейна. В период Цзяньву (25–55) владения Западного края просили о назначении нового наместника, но император Гуан-ди (25–57) отказал в этом. В Западном крае наступил период смут, продолжавшийся до 73 г. Хунны, ослабленные внутренними раздорами, не были в состоянии вмешаться во внутренние дела владений, лежащих к югу от Тянь-Шаня. К этому времени относится возвышение владения Соцзюй (Яркенд). К 29 г. все 55 владений Таримского бассейна были поставлены в зависимость от владетеля Соцзюя — Кана, который пытался организовать коалицию владений Западного края против хуннов. Вероятно, это его намерение встретило поддержку китайских властей, в интересах которых было устранение вновь усилившегося хуннского влияния вдоль караванных путей. Преемник Кана, Сянь, покорил соседний Юйтянь (Хотан), Цзюйли (Керия) и Сие. Стремясь использовать создавшееся положение в своих интересах, Китай назначил Сяня наместником Западного края, но губернатор Дуньхуана, Пэйцзунь, воспротивился этому назначению, после чего Сяню был пожалован титул «китайского главнокомандующего» (Хань лачжанцзюнь). Эта отмена первого назначения не могла не повлиять на Сяня, который с этого времени стал действовать во вред китайским интересам. Он продолжал именоваться наместником Западного края и в конце концов был избран шаньюем владений Западного края. В 46 г. Сянь потребовал от владетеля Шаньшаня прекратить сношения с Китаем и после отказа в этом напал на Шаньшань и нанес ему поражение. Затем Сянь ходил походом против Цюйцы (Куча) и присоединил это владение к своему царству. Сянь пытался также расширить свои владения на запад и ходил походом против Даюани (Фергана). В 61 г. он был пленен владетелем Юйтяня (Хотан), сделавшегося с того времени важнейшим центром по южному караванному пути. Так закончилась эта попытка объединения владений Таримского бассейна, направленная против хуннов и Китая. После смерти соцзюйского владетеля Соцзюй (Яркенд) и Юйтянь (Хотан) снова признали сюзеренитет хуннов и их примеру последовали владения Цюйцы (Куча) и Цзюйши (Турфан). В то же время владение Шаньшань значительно расширило свою территорию и захватило соседние владения Сяоюань, Цзинцзюй, Жунли и Цзюймо. Цюлэ и Пишань отошли в состав Хотанского царства.

Около 73 г. владетель Кучи, ставленник хуннов, завоевывает Сулэ (Кашгар). Хунны, видя бессилие Китая сохранить китайское влияние в Западном крае, стремились восстановить свое влияние к югу от Тянь-Шаня, откуда они получали земледельческие продукты. Они снова перешли к активной политике, и китайские анналы сообщают между 58 и 75 г. о ряде хуннских набегов на область Хэси. Китаю снова пришлось вмешаться в дела Западного края и попытаться вновь восстановить китайское влияние вдоль караванных путей. Начальником экспедиционного отряда в Западный край был назначен талантливый полководец Бань Чао, который сумел восстановить престиж Китая и умиротворить Западный край.

Первым делом китайского командования было обезопасить свой правый фланг от возможного нападения западных хуннов со стороны Цзюйши (Турфан). В 73 г. соратник Бань Чао, Доу Гу, нанес решительное поражение хуннам около оз. Баркёль и тем обеспечил дальнейшее продвижение китайских войск на запад. В китайских анналах мы читаем, что китайские войска имели в своих рядах значительное число южных хуннов, ухуаней и тюрков-сяньби. В следующем году Доу Гу выступил против Северного Цзюйши (Гучэн), а сам Бань Чао — против Юйтяня (Хотан) и Сулэ (Кашгар) по южной караванной дороге. В то время как Бань Чао продвигался вдоль южного пути, в 75 г. вспыхнуло восстание во владениях вдоль северного караванного пути, которое было поддержано западными хуннами, стремившимися задержать продвижение китайских отрядов. Восстали владения Яньци (Карашар), Цюйцы (Куча) и Гумо (Аксу), которые захватили Сулэ (Кашгар) и вынудили Бань Чао отступить от него. Подоспевшие подкрепления восстановили положение вдоль северного пути, а начальник укрепленного района Цзюйцюань (теперешнее Сучжоу), Дуань Пун, нанес восставшим решительное поражение у Цзяохэчэна (Яр, к западу от Турфана). Тем временем Бань Чао вновь удалось захватить Сулэ (Кашгар).

 

 

В 77 г. положение китайских войск на севере было снова поколеблено, и китайцам пришлось даже покинуть военное поселение Иву (Хами), после чего район был занят хунтами. Бань Чао продолжал военные действия на западе Таримского бассейна. В 78 г. с ополчением из Кашгара и Хотана Бань Чао завоевывает Вэньсу (Учтурфан) и Гумо (Аксу). В 88 г. Бань Чао завладевает Яркендом, который сумел сохранить свою самостоятельность в этот период смут и междоусобий. Оставались непокоренными Цюйцы (Куча) и Яньци (Карашар). В это время Бань Чао пришлось обратить все свое внимание на запад, где появился новый могущественный враг. Кушанский царь просил руки китайской принцессы, но получив отказ, двинул войска через Памир на помощь Куче. Войска кушан, однако, потерпели поражение, и в 90 г. кушаны уже просили мира, а Куча сдалась в 91 г. В 94 г. Бань Чао захватил после упорного сопротивления Яньци (Карашар).

Таким образом, все владения Таримского бассейна снова принуждены были признать сюзеренитет Китая, а Бань Чао был назначен новым наместником Западного края с резиденцией в Куче, что еще раз доказывает значение Кучи на северном караванном пути. В 97 г. Бань Чао, стремясь завязать сношения со странами Запада, послал Гань Ина в Аньси (Парфия) и Дацинь (Сирия). С назначением Бань Чао наместником Западного края снова восстанавливают должности военных комиссаров (уцзи сяовэй) в Северном Цзюйши (Гучэн) с резиденцией в Гаочане.

Пока Бань Чао заканчивал умиротворение владений Таримского бассейна, китайские пограничные власти на северной границе продолжали военные действия против хуннов, которые возобновили свои набеги. В 89 г. генерал Доу Сянь совершил удачный поход против хуннов и разбил войска в самом Хангае, где поставил надпись в память о победе. В следующем году тот же Доу Сянь снова завоевывает Иву (Хами) и учреждает там военное поселение.

К 91 г. относится важное событие в истории Хуннской империи — часть северных хуннов откочевала на запад «неизвестно куда» (ХХШ, гл. 119, стр. 14б). Согласно «Вэйшу» (гл. 102, стр. 10), хунны откочевали в Киргизскую степь (современный Казахстан). Некоторые из хуннских поколений остались кочевать в районе Баркёля и оттуда продолжали свои набеги на соседние области, но уже не представляли серьезной опасности для проникновения китайского влияния в Западный край.

К концу I в. н. э. влияние Китая в Западном крае достигло еще небывалой высоты. «Более 50 владений послали заложников ко двору и признали сюзеренитет Китая. Тяочжи (Месопотамия) и Аньси (Парфия) и другие страны, простиравшиеся до берега моря и удаленные на более чем 40 000 ли, платили дань» (ХХШ, гл. 118, стр. 2б). Всем этим Китай был обязан ловкой политике своего наместника Бань Чао. (Бань Чао скончался в 102 г. по возвращении в Лоян.)

Уходя с поста наместника Западного края, Бань Чао передал своему преемнику Жэнь Шану мудрый совет, в котором заключался секрет его собственного успеха в Западном крае: «Китайские чиновники за границею не всегда являются лучшими сынами нашего народа, варвары имеют свои особенности, с которыми следует считаться». Он завещал ему обращать внимание на большие задачи и не проявлять мелочности. Однако Жэнь Шан не сумел воспользоваться мудрым советом своего предшественника, и в Западном крае снова вспыхнули восстания, поддержанные хуннскими племенами хуянь, кочевавшими около оз. Баркёль.

В 106 г. генерал Лян Цинь был послан во главе тибетских полков в Западный край, где ему удалось подавить восстание в Куче. В течение года он безуспешно боролся с восставшими владениями и, не успев закончить умиротворение края, был вызван обратно в Ганьсу. Опасность набега цянов-тибетцев, появившихся в конце 107 г. в его пределах, вынудила императорский двор отозвать и наместника, и гарнизоны, расположенные по торговым путям, ведущим в Западный край. Лян Циню пришлось много потрудиться, чтобы прекратить доступ цянам в долину р. Вэйхэ. В 110 г. ему пришлось воевать с южными хуннами и ухуанями, которые вторглись в пределы Китая и доний до Тайюаня. Под 112 г. снова упоминается разрушительный набег цянов-тибетцев, которые дошли до стен столицы. Смерть застала Лян Циня среди приготовлений к новому походу против цянов. Это был один из выдающихся деятелей эпохи, которому Китай много обязан в этот трудный период своей истории. События в Западном крае снова приняли грозный оборот. В 119 г. комендант Дуньхуана срочно доносил о новых набегах хуннов на Цзюйши (Турфан), и владения у Лобнора просили Китай о помощи. Почти одновременно, около 120 г., кушаны утвердились на короткое время на юго-западе Таримского бассейна, в Кашгаре, Яркенде и Хотане.

Эти кушаны (kuṣâṇa) сыграли выдающуюся роль в истории западной части Средней Азии I-II вв. н. э., образовав обширную империю. К концу I в. н. э. феодальный владетель Гуйшуаня (Кушан, Северная Гандхара) поднял знамя восстания и утвердился ханом над феодальными владениями Бактрии-Тохаристана. Как мы уже отмечали в начале настоящего раздела, мы считаем, что кушанов следует рассматривать как юэчжи-тохаров. Походу юэчжи-тохаров на Бактрию во II в. до н. э. предшествовал долгий период инфильтрации кочевых дружин, поступавших на службу к феодалам Бактрии. Недавние раскопки в Хадде и других местах Афганистана дали большое количество глиняных скульптур, изображающих этих суровых и диких среднеазиатских наемников. Язык этих скифов был близок к языку хотанских рукописей, написанных на так называемом восточноиранском, или сакском, языке¹⁴⁸.

Первый царь первой Кушанской династии Герай (Heraios) известен лишь по своим монетам и, вероятно, царствовал в течение двух последних десятилетий I в. до н. э. Ему наследовал Кадфиз I, вероятно, его сын. Начало его царствования В. Смит¹⁴⁹ относит к 40 г., тогда как известный французский археолог А. Фуше¹⁵⁰ предпочитает помещать царствование Кадфиза I между 25 и 60 г. Кадфиз I (Kozulo или Киуūlа¹⁵¹ Karakadphises; китайскую транскрипцию имени Кадфиза: Цюцзюцзё, Пеллио предлагает читать Цюцзюцзе, что соответствовало бы старому произношению *k'ieu — dz'ieu — kⁱσp¹⁵²), положивший, согласно китайским анналам, начало Кушанской империи, начал расширение своих владений с завоевания Цзибиня (Кашмир). Империя Кадфиза I простиралась от границ Парфии на западе до р. Инд на востоке и включала кочевья юэчжей, т. е. Согдиану. С продвижением кушанского влияния в Северо-Западную Индию сидевшие к западу от р. Инд мелкие индо-греческие и индопарфянские владетели принуждены были подчиниться кушанскому завоевателю. Около 50 г. он овладевает Капишей и к 65 г. утверждает свою власть в Гандхаре, согласно Пандустарской надписи. Вероятно, Кадфиз I распространил свои завоевания и на часть Западного Пенджаба.

Кадфизу I, умершему около 91/2 г., наследовал его сын Вима Кадфиз (Wema Kadphises; китайская транскрипция: Янь-гао-чэнь, которую Пеллио предлагает читать Янь-гао-ми¹⁵³). Кадфиз II закончил покорение Пенджаба и Индийского Двуречья (Ганга — Ямуна) и проник даже в область Удх. С этого времени кушаны сделались весьма могущественными. Различные царства называют их Гуйшуань (т. е. Кушан), но китайцы (Хань) называют их юэчжи, сохраняя их древнее имя¹⁵⁴. Как отмечено выше, эти кушаны были тохарами. Правда, надписи на их монетах сделаны на скифском (восточноиранском) языке, но возможно, что они переняли царские титулы от скифов, правивших до них в долине Кабула и в Гандхаре, так же как сами скифы подражали в чеканке монет своим предшественникам грекам.

К 99 г. Вима Кадфиз посылает посольство в Рим с извещением о завоевании Индии. Дион Кассий (LXIII, 15) рассказывает об этом посещении Рима индийцами во время триумфального въезда Траяна после победоносного похода против дахов. После этого посольства Вима стал чеканить золотые монеты со своим изображением в подражание римским aurei, тогда как его отец еще довольствовался медной и бронзовой монетой в подражание образцам Августа или Тиберия (14–38). К царствованию Кадфиза II относится значительное развитие торговли с Римом. Известно, что кушанские цари имели послов при римском дворе в эпоху Августа. В царствование Траяна и Адриана (98–138) кушаны посылали посольства в Рим с целью добиться союза с Римом против Парфии. Войны Кушанской империи с Парфией, владевшей значительной территорией к югу от Амударьи, были, по-видимому, обусловлены стремлением обеспечить Кушанской империи контроль над караванными путями, ведущими на Ближний Восток. На значительные торговые сношения с Римом указывают многочисленные находки кладов римских монет в Афганистане (например в Сар-и-Пуле в Северо-Западном Афганистане).

Между 107–119 г. Вима Кадфиз пытался, но без успеха, вмешаться в среднеазиатские дела. Китайские анналы говорят о его неудачном походе в Таримский бассейн. Перейдя Тагдумбаш-Памир, кушанские войска потерпели решительное поражение, что вынудило Кадфиза II заключить мир с Китаем и даже признать некоторую степень вассальной зависимости, выразившейся в посылке дани к императорскому двору. Вима Кадфиз еще правил в 130 г., так как упоминается в Калацесской надписи. Умер он около 134 г., после его смерти было несколько лет смуты.

Кадфиpу II наследовал около 143/44 г. знаменитый Канишка, величайший царь Кушанской династии¹⁵⁵. Имя царя Канишки хорошо известно в северобуддийской литературе, но все многочисленные легенды о нем с трудом поддаются исторической критике. Исторических данных о его царствовании мало, несмотря на огромную популярность его имени, о котором можно сказать, что легенда затмила действительные события. Царь Канишка и его преемники упоминаются в многочисленных надписях, но, к сожалению, все эти надписи плохо датируются. При раскопках в небольшом городке Мат в Матхурском (Mathurā) уезде была найдена замечательная статуя Канишки (к сожалению, голова отбита и утрачена). Интересны детали одеяния: царь изображен одетым в длиннополый кафтан, раскрытый спереди и, по-видимому, отороченный. Левая рука держит рукоять меча, сходного с сарматскими мечами Юга России, правая же рука опирается на булаву. Ноги обуты в мягкие кожаные сапоги-ичиги, с ременной перевязью вокруг щиколоток, подобной той, которая еще теперь носится при ичигах в Сибири. Одеяние Канишки на статуе несколько отличается от его обычных изображений на монетах. Полное имя и титул Канишки выгравированы на кафтане¹⁵⁶.

Как уже было сказано, на престол Канишка взошел, вероятно, около 144 г.; к этому же году относится успешный поход кушан в Таримский бассейн, где им удалось завоевать Кашгар и Яркенд, которые на некоторое время были присоединены к Кушанской империи. На территории Индии империя Канишки включала в себя всю северо-западную ее область, т. е. Кашмир, Пенджаб и Матхуру на Джамне (Ямуна), и на юге доходила, вероятно, до Виндхийских гор. В царствование Канишки чеканилась многочисленная и разнообразная монета, которую находят в большом количестве вместе с монетами Кадфиза II на всем пространстве от Кабула до Газипура на Ганге. На монетах помещалось изображение царя — бородатый тип среднеазиатских кочевников-иранцев, в высоком иранском скифском колпаке и скифском кафтане, на ногах сапоги-ичиги (а не сапоги из кошмы, как думает Фуше¹⁵⁷). Изображения божеств и титулатура кушанских царей на монетах отразили на себе тот религиозный и культурный синкретизм, которым так отличался в ту эпоху весь Северо-Запад Индии. В подражание греческим династам Бактрии и парфянским царям кушанские цари именуют себя на монетах басилевсами. Монеты снабжены греческими надписями и изображениями Геракла, Гелиоса и Силена. Наряду с греческими встречаются иранские божества Митра, Мао, Нана, Ордохшо, Фарро, Веретрагна, а также иранский титул ṣaonano-ṣao — «шах шахов», или «царь царей». В пракритских надписях на монетах кушанские цари титулуются maharājā-rājādhirāja (монеты Кадфиза II), а также devaputra — «сын неба», в котором проф. С. Леви видел заимствование с китайского «тянь-цзы». По мере передвижения центра Кушанской империи в Индию на монетах появляются изображения индийских божеств: Шивы, Сканда, Махасены, а на монетах Кадфиза I¹⁵⁸ и Канишки — изображение Будды с греческой транскрипцией индийского именования: Boddo.

Летом ставка Канишки находилась в горах Афганистана в Капише, зимою же — в Гандхаре в Пурушапуре, теперешнем Пешаваре. Здесь Канишка воздвиг знаменитую ступу, одну из достопримечательностей Северной Индии раннего средневековья, привлекшей многочисленных паломников. В древности эта ступа имела надстройку из разного дерева высотою в 121,6 м, увенчанную железным навершием. Китайский буддийский паломник Сунь Юн, посетивший Пурушапуру в начале VI столетия, рассказывает, что деревянная часть ступы часто уничтожалась пожарами и вновь восстанавливалась благочестивыми правителями. О ступе писал и знаменитый китайский паломник-буддист Сюань Цзан, и еще аль-Бируни знал о Каник-чайтье¹⁵⁹. Около ступы находился богатый и широко известный монастырь, который в IX в. н. э. был посещен известным буддийским ученым Вирадэвой (Vīradeva), назначенным в царствование магадхского царя Дэвапала (ок. 844–892, империя Пала) настоятелем-ректором знаменитого буддийского монастыря-университета Наланда (Nālandā). Монастырь при ступе был, вероятно, разрушен во время одного из набегов Махмуда Газневи или одного из его преемников (XI в.). Французскому археологу А. Фуше, заложившему основу исторической географии Гандхары в замечательной статье «Notes sur la Geographie ancienne da Gandhara»¹⁶⁰, удалось определить местонахождение ступы и развалин монастыря; они были исследованы Д. Спунером, которому посчастливилось найти в 1908–1909 гг. знаменитый золотой реликварий с изображением и надписью царя Канишки, упоминающей строителя ступы грека или индо-грека Агесилая.

В Кашмире Канишке приписывается основание города Канишкапура, чье имя еще сохранилось в названии теперешней деревни Каниспор, лежащей между р. Витаста и дорогой из Барамулы (Varāha-mūla) на Шринагар¹⁶¹.

Канишка успешно воевал с парфянами, вероятно, с Орозом или с одним из его противников. Во второй половине своего царствования Канишка принял буддизм и в подражание благочестивому буддийскому царю Ашоке созвал буддийский собор в Джаландхаре (Jālandhara) под председательством Васумитры, в котором принял участие великий буддийский проповедник, один из основоположников учения махаяны («Большая Колесница») — Ашвагхоша, уроженец далекой Магадхи и автор многих выдающихся сочинений¹⁶². Результатом работы этого собора явился санскритский канон школы сарвастивадинов (Sarvāstivādin), которые признавали объективную реальность внешнего мира. Центр этой школы находился в Матхуре, откуда она распространилась до Кашмира. На соборе были выработаны комментарии (vibhās̥ā) на каждую из «корзин» (pit̥aka) буддийского канона: «Sūtropadeśa», «Vinayavibhās̥ā», «Abhidharma vibhās̥a». Эти комментарии положили основу одной из главных хинаянских школ — вайбхашиков (vaibhās̥ika). Обширная «Mahā-vibhās̥a», выработанная собором, дошла до нас в китайском переводе (Каталог Нандзо № 1263; «Mahā-vibhās̥ā», собственно говоря, является комментарием на «Jn̄ānaprasthāna» — основной метафизический трактат школы сарвастивадинов, которые особенно выделялись среди участников собора в Джаландхаре). Согласно преданию, комментарии, выработанные собором, были затем выгравированы на медных таблицах, которые были положены в ступу, воздвигнутую для этого Канишкой¹⁶⁵.

Царь Канишка умер, вероятно, около 175 г. О его преемниках известно чрезвычайно мало. Васишке наследовал Хувишка, который сумел удержать в своей власти долину Кабула, Кашмир и Матхуру. Он продолжил традицию Канишки, явившись ревностным покровителем буддизма. Им был построен буддийский монастырь в Матхуре, которая в то время была одним из оживленнейших культурных и религиозных центров (ἡμόδονρα τῶν θεῶν Птолемея) на пути из Гандхары в Мадхьядешу («Срединная Область», т. е. часть Северной Индии, лежащая между Гималаями и Виндхийскими горами — Винашаной на западе и Праягой на востоке). Этот монастырь был еще посещен Сюань Цзаном в 631 г. В Кашмире Хувишкой был основан город Хушкапур около Барамульского перевала, ведущего в долину Кашмира. В настоящее время на месте древнего Хушкапура стоит небольшая деревенька Ушкюр, около которой еще можно видеть развалины буддийской ступы¹⁶⁴. О дальнейшем царствовании царя Хувишки, который продолжал чеканить многочисленную монету, почти нет сведений. Умер он, вероятно, около 235 г. и наследовал ему Васудева (кит. Бо-тяо (Сань-го чжи), Vehsadjan у Моисеи Хоренского), от которого до нас дошли многочисленные надписи. Большинство их было найдено в окрестностях Матхуры, которая продолжала быть одним из главных центров Кушанской империи. После смерти Васудевы около 241/42 г. Кушанская империя быстро распалась, и наши сведения об этом периоде чрезвычайно скудны и сбивчивы. Вероятно, распад Кушанской империи следует поставить в связь с основанием в 226 г. Сасанидской империи. Согласно Табари¹⁶⁵, кушанский царь признал себя вассалом сасанида Ардашира I (226–241).

После 226 г. Ардашир I подчинил своей власти Сакастан (Систан), страну Абрашахр (современный Хорасан), Маргиану (Мера), Хорезм и Бактрию. Кушанский правитель, правивший в долине Кабула и частью Северо-Западной Индии, а также владетели Турана (Куздар к югу от Кветты) и Макурана (Мекран), прислали послов ко двору Ардашира I¹⁶⁶. Наместники Хорасана приняли титул «кушанских царей».

До Бахрама II (276–293) наследники сасанидского престола назначались наместниками Восточного Ирана с титулом «царя Кушан» (kūšānšāh). Следует также отметить появление иранского влияния на монетах кушанских правителей после смерти Васудевы. Центром кушанских владений становится долина р. Кабул. Кушанские владетели еще довольно долго правили в Западном Пенджабе, в Гандхаре и Бактрии-Тохаристане, где они продержались до нашествия хуннов-эфталитов в V столетии.

 

 

Конец второй Кушанской династии, процарствовавшей 98 лет, падает на 241/42 г., когда сасанидский царь Шапур I, согласно открытой в 1939 г. надписи на «Ка'ба Зардушт» около Накш-и-Рустема, завоевал Кушанское царство, взял город Пашкабур (Пешавар), а также Каш (Кашгар), Согд и Шаштан (Самарканд и Ташкент), Хинд (Синд), Макуран (Мекран), Туристан и индийские владения Кушан. Р.М. Гиршман относит разрушение второго города Беграма к этому походу Шапура. Хотя надпись и не указывает точно дату этого похода, но из текста ясно, что он имел место между 241 (восшествие Шапура на престол) и 231/52 г. (вторая война Сасанидов против Рима). Согласно Гиршману¹⁶⁷, вторая Кушанская династия уступила место третьей Кушанской династии, первая надпись которой датируется 299 годом, т. е. 242 г. н. э. Эта династия имела уже лишь местное значение и находилась в вассальных отношениях к сасанидскому двору.

В 284 г. Бахрам II занял Сакастан (Систан) и воевал с владетелем Кабула. Сасанидский царь Хормузд II (302–310) женился на дочери кушанского владетеля Кабула, а кушанский владетель Грумбат участвовал с кушанским отрядом в войсках Шапура II при взятии Амиды в 360 г. Около 350 г. Самудрагупта (335–380), второй царь династии Гуптов в Северной Индии, имел торговые сношения с кушанским владетелем области Кабул — Капиша — Бамиан — Бактрия — Гандхара, который еще носил старый кушанский титул «сын неба» (devaputra) и «царь царей» (ṣāhiṣāhanṣāhi). Кушанский владетель Бактрии, Кидара, правил в Бактрии до 425 г., когда под давлением хуннов-эфталитов он принужден был отступить в Гандхару. После занятия хуннами Гандхары около 475 г. кушаны отступили в малодоступные горные долины Читрала и Гильгита, где продержались до середины VI в., а затем снова спустились в Гандхару и долину Кабула и продержались там до IX столетия. В «Бэйши», в главе о западных странах (97, 9А), упоминается даюэчжийский царь Цзидоло (Кидара)¹⁶⁸, который под давлением жуань-жуаней-аваров принужден был переселиться в город Боло (*В̀âk-lâ ~ тиб. bag-la ~ *Ваχlа ~ Baxl — Балх), а затем ушел в Северную Индию. (Как мы уже отмечали, в китайских анналах для обозначения кушан употребляется старое название «да юэчжи».) Цари династии Śāhiya хотя и считали себя потомками великого Канишки, но, вероятнее всего, были уже тюрками или отуреченными иранцами. Титулы правителей этой династии, во всяком случае, уже турецкие: дэлэ, децинь (тюрк. тегин).

Города-оазисы Средней Азии еще в древности явились убежищем для последователей всевозможных религиозных сект и направлений, подвергавшихся преследованиям со стороны господствующих каст священнослужителей в Иране и Индии. В Среднюю Азию уходили и зерваниты, и последователи Митры, после III в. н. э. туда же шли многочисленные последователи Мани. Буддизм, утвердившийся в Северо-Западной Индии, постепенно проникал в глубь среднеазиатских степей, следуя вдоль караванных путей, чтобы через несколько веков сделаться главным культурным воспитателем городов-оазисов, расположенных по великим торговым путям Средней Азии. Это влияние свое буддизм сохранил до появления ислама, изменившего облик и духовные устремления среднеазиатских стран. Хотя буддизм, вероятно, проник в страны Средней Азии еще до основания Кушанской империи¹⁶⁹, нельзя отрицать, что объединение под властью кушанских царей значительных областей Средней Азии и Северо-Западной Индии весьма способствовало распространению учения вдоль караванных путей. Кушанская империя, как было указано выше, явилась областью оживленного культурного и духовного обмена. К кушанской эпохе принадлежит разделение буддизма на два главных направления: махаяну и хинаяну, или «Большую» и «Малую Колесницу». Это разделение, однако, не означало раскола. Впоследствии, в VII столетии, по свидетельству китайского паломника к святым местам Индии И Цзина, последователи обоих направлений жили в одних и тех же монастырях. На северо-западе Индии т. е. в пределах Кушанской империи, буддизм махаянского направления получил свои наиболее характерные доктрины, как то: теорию о трех телах, или ипостасях Будды, (irikāya) и популярный народный культ дхьяни-будды (dhyāni-buddha, созерцательный будда) Амитабхи, который, возможно, развился под влиянием иранского зерванизма. Буддизм быстро распространился среди иноплеменного населения Афганистана; так, среди жертвователей на буддийские монастыри в дошедших до нас надписях упоминаются некто Феодор, начальник уезда, Хорамурта, сатрап Vespasi. и другие лица, носившие греческие и иранские имена. Открытые исследователями надписи, относящиеся к первым векам нашей эры, написаны на индийском пракрите, сходном с языком документов, написанных письмом кхароштхи, найденных в области Хотана. Наличие известной рукописи «Дхармапады», написанной письмом кхароштхи, и отрывков из буддийского канона в надписях из долины р. Куррам дали даже повод предполагать существование на этом пракрите обширной буддийской литературы, принадлежащей 170 секте сарвастивадинов¹⁷⁰.

Но не только философско-религиозными учениями обогатился буддизм в пределах Кушанской империи. Здесь, в плодородной и многолюдной Гандхаре, появилась та школа буддийского искусства, которая создала первые пластические образы Будды Шакьямуни, Майтрейи — Будды будущего века, и Ваджрапани. А. Фуше считает, что пластический образ Будды был впервые создан индо-греческими мастерами Гандхары, после отступления греков в Северо-Западную Индию под давлением среднеазиатских кочевников, в последней четверти I в. до н. э.¹⁷¹ Этот гандхарский, или индо-греческий, образ Готамы Будды затем перешел в школы Матхуры, Амаравати и искусство эпохи Гуптов, а затем и в пещерные храмы Аджанты и Эллоры. Школе Гуптов (IV–VI вв. н. э.), которая была следующим этапом в развитии буддийской иконографии, принадлежит создание изображений красочного и многообразного пантеона северного буддизма, или махаяны. На почве Гандхары, входившей в состав Кушанской империи, создался этот переход от древнебуддийской символической школы Санчи и Бхархута к пластическому изображению Основателя буддизма и сцен Его земной жизни. Индо-греческие мастера Гандхары и областей к западу от нее явились продолжателями традиций эллинистических малоазийских мастеров Эфеса, Антиохии и Пальмиры. Гандхара в кушанскую эпоху сделалась в буквальном смысле слова святой землей буддизма, куда были перенесены многие буддийские легенды Центральной Индии (как, например, ступа в Шахбаз-Гархи в память щедрого князя Вишвантары).

 

 

Но не только в Гандхаре появились в кушанскую эпоху значительные центры художественной жизни страны. В Матхуре на Ямуне в конце I в. и во II в. н. э. существовала яркая художественная школа, давшая многочисленные характерные скульптуры из красного песчаника. Искусство Матхуры тесно связано с художественными школами Центральной Индии, хотя и не чуждо эллинистических мотивов, занесенных из Гандхары. В кушанскую эпоху школа Матхуры пользовалась широким распространением: изваяния работы матхурских мастеров встречаются далеко за пределами Матхуры — в Сарнатхе около Бенареса, в Шравасти (ныне Сахет-Махет) и в Таксиле¹⁷².

До последнего времени археологическое исследование Афганистана находилось в зачаточном состоянии. В настоящее же время, благодаря энергичным работам французской археологической миссии под руководством А. Фуше, А. Годара, Ж. Барту и Ж. Хакена, мы имеем представление о главных центрах буддийской культуры Афганистана — о Нагарахаре, Капише и Бамиане. Буддийские памятники Афганистана представлены главным образом ступами и вихарами (vihāra), или монастырями¹⁷³. Исследованная Барту Хадда, лежащая в окрестностях Джелалабада (древняя Нагарахара), является месторасположением знаменитых буддийских монастырей, в одном из храмов которых, по преданию, хранился кусок черепа Будды. В Капише (теперешний Беграм) находятся развалины не менее знаменитого монастыря, в котором были поселены заложники, взятые царем Канишкой во время его похода в Среднюю Азию. Бамиан, расположенный между Гиндукушем и хр. Кухи-Баба, с его гигантскими статуями Будд и пещерными храмами, давно привлекал внимание европейских исследователей. Все эти места буддийской культуры лежали вдоль караванного пути, соединявшего индийскую половину Кушанской империи с ее среднеазиатской половиной. По этому пути волна влияния гандхарской индогреческой школы распространилась по всей Средней Азии и докатилась до берегов Тихого океана.

 

 

В древностях Хадды заметно сильное влияние эллинизма. Искусство Хадды еще сохраняло свою свежесть и мощь в III–IV вв., когда индо-греческое искусство уже переживало эпоху упадка. По качеству находок Хадда занимает исключительное место. Достаточно просмотреть таблицы роскошного издания Барту, чтобы убедиться в жизненности и разнообразии этого искусства. Особенного внимания заслуживают глиняные фигурки, изумительно передающие типы среднеазиатских кочевников и монахов буддийских общин. Эти изображения, полные неподдельного реализма, сохранили для нас суровые облики среднеазиатских наемников, кушан-скифов, тохаров, а также образы буддийских монахов, среди которых было много уроженцев местного края, в чьих обликах уже отразилось умиротворяющее влияние буддизма¹⁷⁴. Следует также отметить скульптуру, воспроизведенную на табл. 24 книги Ж. Хакена. Своим необычайным трагизмом это изображение демонического существа занимает особое место в творениях индо-греческой школы. Создавая его, мастер, по-видимому, вдохновлялся типами кочевников. Большинство находок из Хадды относятся к III–VIII вв. н. э., хотя датировка не всегда может быть установлена с точностью. В то время как в фигурках Хадды еще замечается свежая творческая струя, скульптуры из сланца, найденные в Пайтаве и других местах, уже носят характер упадка и формализма, которыми отличаются позднейшие творения индо-греческого искусства.

Бамиан — это недостававшее звено между пещерными храмами Средней Азии и Аджанты. Гигантские статуи Будд известны давно, но памятники эти были исследованы археологически только с приездом А. Фуше в Афганистан в 1922 г. Его исследования были продолжены в 1923 г. супругами Годар (которым мы обязаны копиями фресок бамианских пещерных храмов) и в 1924 и 1930 гг. Ж. Хакеном. Гигантские статуи Будд относятся к III–V вв., причем многие из изваяний были в древности покрыты слоем гипса и позолочены¹⁷⁵. В фресках и изваяниях, относящихся к III в., еще чувствуется сильное гандхарское влияние, но на фресках IV–V вв. уже заметно сильное влияние сасанидского Ирана. Эпохой расцвета этого кушано-сасанидского искусства явился V век¹⁷⁶.

В Бамиане и Фундукистане мы находимся у истоков буддийского искусства городов-оазисов Таримского бассейна. Отсюда это искусство, развившееся под влиянием соседней Индии (Гандхара — Матхура) и Ирана, проникло в Согдиану и далее по северному караванному пути, вдоль южного подножья Тянь-Шаньских гор, достигло Тохарского царства в районе Кучи и Карашара. Фрески Бамиана и Фундукистана имеют много общего с фресками Симсима в Восточном Туркестане. Стиль и детали одеяний и орнаментики афганских фресок напоминают фрески Кизила, Кумтуры и Муртука. В Дохтар-и-Нуширване исследователями были открыты сасанидские фрески с чрезвычайно интересной композицией¹⁷⁷. Еще в конце IV в. китайский паломник-буддист Фа Сянь застал Оддьяну (Oḍḍiyāna), Гандхару и Нагарахару в цветущем состоянии. Эти области рассматривались как святые места буддизма, и многие из событий земной жизни Будды Готамы были перенесены в Гандхару и Нагарахару. Но во второй половине V столетия над этими цветущими областями индийского буддизма пронеслась гроза, которая навсегда подорвала их религиозную и культурную жизнь. Разрушение многих гандхарских монастырей предводителем хуннов-эфталитов Михиракулой явилось причиной упадка буддизма на Северо-Западе Индии.

Но не только в области религиозного искусства кушанская эпоха и предшествовавшая ей эпоха греческих династов и иранских завоевателей внесла богатый вклад в сокровищницу среднеазиатского искусства, — она создала также своеобразный и красочный стиль в ювелирных изделиях, конском снаряжении и предметах обихода. Академик М.И. Ростовцев в ряде работ впервые указал на значение сарматских древностей на Юге России и на их влияние на раннесредневековое искусство Европы. Это новое влияние в искусстве кочевников замечается уже с III в. до н. э. (Александровский курган) и особенно крепнет во II в. Влияние это академик Ростовцев считает пришедшим из Южного Туркестана, т. е. из областей, сопредельных с парфянским Ираном, Бактрией и Гандхарой, этого стыка культур эллинистической, индийской и иранской. Оттуда же на Юг России пришел и богатый полихромный стиль. Этим объясняется поразительное сходство ювелирных изделий, найденных в сарматском некрополе Бори на Кавказе, с изделиями, найденными в Такшашиле (Таксила) в Северо-Западной Индии, датированными I в. н. э. На тесные сношения с южными областями Туркестана и Парфянским царством указывает находка в том же некрополе монет Фраата IV (37–9 до н. э.) и Готарза II (40–51 н. э.). Там же были найдены и римские монеты Августа, столь распространенные по всему Среднему Востоку. Наиболее отличительной чертой этого стиля являются фалары, которые составляли характерную часть иранского конского набора эпохи. Появление на Юге России этого стиля, а также отдельных предметов, найденных в Индии, следует поставить в связь с теми народными передвижениями, что были вызваны хуннской экспансией конца III — начала II в. до н. э., которая явилась, как мы видели, причиной перемещения племен среднеазиатских скифов и юэчжи-тохаров и связанного с ним усиления движения на запад сармато-аланских племен¹⁷⁸.

Но не только в культурном отношении кушанская эпоха вписала блестящую страницу в историю Средней Азии. К ней принадлежит и создание прочных торговых сношений между Римским Востоком и Дальним Востоком по великому Шелковому пути, получившему особое значение в I — II вв. н. э. Птолемей (1, 11–12) сохранил для нас описание этого пути, шедшего из Сирии на Эдессу, откуда через Нисиб — Экбатану — Рагес — Мерв (Антиохия Маргианская) торговые караваны достигали Бактр. В Бактрах путь разветвлялся: на юг дорога шла через Дарра-Юсуф — Кара-Котал — Бамиан — Чарикар — Лагман (Лампака) — Джелалабад (Нагарахара) на Пешавар (Пурушапура). Из Пешавара караваны двигались на Пушкаравати (около теперешней Чарсадды на притоке р. Сват), проходя через Хоти-Мардан на Шахбаз-Гархи (Болуша у Сюань Цзана) и Удабханду (Udabhāṇ̇ ḍa), теперешний Унд на р. Инд — древний центр среднеазиатской торговли, который еще в мусульманскую эпоху назывался Двар-е-Хинд — «Врата Индостана». Из Унда путь направлялся на Такшашилу, древнейший культурный центр Северной Индии (развалины Такшашилы лежат около станции Калака-Серай на Северо-западной ж. д.), и далее на Матхуру (теперешняя Мутра) и долину Ганга. (Современная дорога на Пешавар не следует древнему пути, а, пересекая Инд около Аттока, идет вверх по правому берегу Кабулруда через Наушеру.)

Путь из Балха на Туркестан шел через Термез на Амударье, а оттуда вверх по р. Сурхан — в равнину Гиссара и далее по узкой горной долине Каратегина¹⁷⁹ от селения Абе-Гарм на Дараут-Курган в Алайской долине, где А. Стейн располагает «Каменную Башню». Оттуда через Талдыкский перевал дорога продолжалась в направлении на Иркештам, где помещался упомянутый в отчете географа Марина Тирского «пост около гор Imaus (Памир), откуда купцы начинают путешествие в Китай (Sera)».

Посредниками между Римским Востоком и согдийскими купцами Средней Азии были парфяне, главным же товаром китайских и согдийских купцов, вывозимым в значительном количестве на Римский Восток, был китайский шелк, известный в Риме под названием sericum.

О размерах торговли в кушанскую эпоху свидетельствуют находки североиндийских монет в Скандинавии, а также находка монеты индо-греческого царя Менандра вместе с монетой Веспасиана в Тенби в Пемброкшире в Англии¹⁸⁰.

Из Бактр имелся еще торговый путь на Фазис на берегу Черного моря, проходивший через Мараканду (Самарканд) и оттуда вниз по Оксу через Каспийское море и вверх по р. Кура. Другой путь шел к северу от Каспийского моря в степи Юга России¹⁸¹.

В состав Кушанской империи входило лежавшее к северу от Согдианы владение Яньцай, которое в эпоху второй династии Хань стало называться Алань¹⁸². В этом кратком сообщении китайских анналов отразилось важное событие в истории западной части Средней Азии — возвышение аланских племен, наступившее в I в. до н. э. — I в. н. э., упоминаемое и Птолемеем, у которого мы встречаем форму «аланорсы»¹⁸³. Нравы и обычаи владения Яньцай были сходны с обычаями Согдианы, главным городом был Дичэн. К северу от владения лежала область Янь, которая также состояла в вассальной зависимости от Согдианы, т. е. Кушанской империи, и платила дань шкурками куниц. Возможно, что продвижение аланских племен на запад в степи Юга России в I в. н. э. следует поставить в связь с образованием Кушанской империи, с одной стороны, и с продвижением хуннских племен — с другой.

 

Но вернемся к событиям в Таримском бассейне, где продолжало сохраняться угрожающее для китайского протектората положение. Императорский двор, сознавая это напряженное положение на Западе, пригласил в качестве советника Бань Юна, сына знаменитого наместника Бань Чао. На имевших место совещаниях Бань Юн указал на трудности задачи. Эти совещания не наметили определенной политики по отношению к владениям Западного края и свелись к тому, что были несколько усилены китайские гарнизоны в Дуньхуане и в районе Лобнора. Только после повторного донесения коменданта Дуньхуана о возрастающей опасности Бань Юна назначают в 123 г. верховным комиссаром Западного края (Сию чжанши) с резиденцией в Люкчуне. Ему удается восстановить на короткое время положение в Западном крае. Он разбивает хуннов, угрожавших северному караванному пути, и вновь подчиняет в 124/25 г. Лоулань, Цюйцы (Куча), Гумо (Аксу) и Северный Цзюйши (Гучэн). К 127 г. китайский протекторат над всем Западным краем восстанавливается. Хотан, Яркенд, Кашгар и даже Фергана снова признают сюзеренитет Китая. Однако, несмотря на достигнутый успех, Бань Юн был отозван и даже заключен в темницу, так как его отряд во время похода против Яньци (Карашар) опоздал к осаде города. Отозвание Бань Юна имело пагубные последствия, и военное счастье Китая начало колебаться.

В 131 г. был снова поставлен гарнизон в Иву (Хами) с целью отрезать хуннов от их главного источника земледельческих продуктов, но, уже начиная с периода Яньцзи, в царствование императора Шунь-ди (125–144) «престиж династии начал падать; владения (Западного края) преисполнились гордынею и небрежением (по отношению к Китаю), сделались непокорными и между ними вспыхнули междоусобия»¹⁸⁴. С этого времени набеги хуннов, принадлежавших к племенам, кочевавшим около оз. Баркёль и к северной пограничной линии, не прекращались, хотя китайские анналы и не говорят о решительных действиях против хуннов. Не упоминают анналы и похода коменданта Дуньхуана, Бэйчэня, который в 137 г. разбил хуннов около Баркёля, где в 1757 г. была найдена надпись, поставленная в память этого события. До 190 г. китайские власти неоднократно пытались восстановить свое влияние в Западном крае, но дошедшие до нас сведения чрезвычайно сбивчивы и кратки, чтобы позволить восстановить ход событий этого периода. Летом 151 г. начальник конницы (сыма) Да, комендант Дуньхуана, с отрядом, к которому примкнули части из гарнизонов Цзюйцюаня и Чжанъе, а также ополчение из туземцев Западного края, выступил на помощь подвергнувшемуся нападению Иву (Хами). Отряд дошел до Баркёля, не встретив сопротивления со стороны хуннов, которые успели отойти в глубь степи.

Кроме чисто военных обстоятельств, еще одно обстоятельство экономического значения повлияло на ослабление интереса Китая в восстановлении своего влияния в Западном крае, а также на уменьшение торгового оборота с западными странами по среднеазиатским караванным путям. К середине II в. н. э. начало падать значение Шелкового пути через Среднюю Азию под влиянием вновь открытого морского пути на Дальний Восток, который отвлек торговые интересы в гавани юга. Парфия постоянно пыталась удержать среднеазиатскую торговлю в своих руках и постоянно препятствовала установлению прямых сношений между Римским Востоком (Дацинь) и Китаем ханьской эпохи (см. ХХШ, гл. 118, стр. 10б). Открытие прямого морского пути было, вероятно, ускорено стремлением избежать парфянское посредничество и войною Рима с Парфией. Согласно китайским анналам, в девятый год периода Яньцзи (около 161 г.) в царствование императора Хуаньди (147–167), царь Дациня, Аньдунь, послал посольство ко двору, которое достигло Китая через границу Жинани (Тонжин или северный Аннам). Вероятно, это было не официальное посольство от имени римского императора Марка Аврелия Антонина (161–180, в царствование которого полководец Авидий Кассий завоевал между 162 и 165 г. Ктесифон и Селевкию, столицы Парфии и Селевкидской империи), а купцы, пытавшиеся найти новый путь на Дальний Восток, после того как путь через Среднюю Азию стал небезопасным вследствие войны с Парфией. Плавание на Дальний Восток, вероятно, совершалось через Каттигару Птолемея, которую обычно помещают недалеко от теперешнего Хайфона.

В первой половине II в. в хуннских степях разыгралось событие чрезвычайной важности. Народ тюркского корня, называемый в китайских анналах сяньби¹⁸⁵, кочевавший в степях Восточной Монголии, захватил монгольские кочевья хуннов и, начиная с 150 г., занял весь обширный район от Ляодуна на востоке до Желтой реки на западе. Этих сяньби долгое время считали потомками древних дунху и, следовательно, монголами¹⁸⁶. Как уже было упомянуто, в самое последнее время был открыт небольшой сяньби-китайский словарь, который позволил установить, что язык сяньби принадлежал к тюркским языкам и что, следовательно, сяньби были народом тюркского корня. Этот словарь, таким образом, представляет собой наиболее древний памятник тюркского языка. Главным источником по истории сяньби является гл. 120 «Хоу Ханьшу», излагающая историю этого народа.

Мы уже видели, что после поражения, нанесенного тюркам-дунху хуннами около 201 г. до н. э., орда дунху распалась на две самостоятельные орды, которые стали известны по названиям горных вершин, лежащих в пределах их кочевий. В настоящем труде мы будем их называть: тюрки-ухуань¹⁸⁷ и тюрки-сяньби. Китайские анналы отмечают сходство языка и обычаев тюрков-сяньби с языком и обычаями хуннов. После поражения орды дунху тюрки-сяньби откочевали к Ляодуну. Впоследствии они входили в состав Хуннской империи и вместе с хуннами участвовали в набегах на пограничные области Китая. В интересующую нас эпоху тюрки-сяньби сидели на р. Жаоло (теперешний Шара-Мурэн), к северу от которой помещают вершину Сяньбишань. Продолжительное время они сохраняли энеолитическую культуру, и железо появилось у них лишь к концу II в. н. э.¹⁸⁸

В 45 г. тюрки-сяньби участвуют вместе с хуннами в набеге на Ляодун. Набег этот кончился для кочевников неудачей, и уже в 49 г. тюрки-сяньби посылают посольство к китайскому двору. Результатом этого посольства явился договор, по которому тюрки-сяньби переняли на себя охрану северных границ Китая между Ляодуном и Шангу. Тюрки-сяньби совершили ряд набегов на кочевья северных хуннов с целью предотвратить хуннские набеги на пограничные области Китая. В 54 г. тюрки-сяньби выразили желание признать сюзеренитет Китая и в течение царствований Мин-ди (57–75) и Чжан-ди (75–88) исправно несли охрану границы между Ляодуном и Шангу. В 93 г., после ухода северных хуннов на запад, тюрки-сяньби занимают их кочевья в Хангайской области, причем часть оставшихся в Хангае хуннских поколений признали власть тюрков-сяньби и вошли в состав их орды.

Укрепившись в Северной Монголии и пополнив свои ряды новыми союзниками, тюрки-сяньби изменяют свою политику по отношению к Китаю и возобновляют свои набеги на китайские границы. Под 101 г. значится большой набег тюрков-сяньби на Юбэйпин и Юйян, но китайским пограничным властям удается отбросить их на север от укрепленной линии. После этой неудачи тюрки-сяньби снова посылают посольство к императорскому двору. Снова заключается договор, и в пограничных районах открываются торжища для торговли с кочевниками. Несмотря на наличие договоров и посылку посольств и заложников, тюрки-сяньби продолжали свои набеги на Китай и одновременно вели междоусобную войну со своими сородичами тюрками-ухуань. В 118 г. большой конный отряд тюрков-сяньби вторгается в пределы Чжилийской провинции и производит там сильное опустошение. Китаю пришлось спешно усилить свои войска в пограничной полосе. Зимою того же года кочевники нападают на Шангу. В следующем году они продолжают свои набеги на пограничные линии, но китайские власти успешно отбивают эти нападения, причем большое содействие оказывают им конные отряды южных хуннов, признававших сюзеренитет Китая. В 122 г. тюрки-сяньби совершают большой набег на Тайюань, а под 123–124 гг. упоминается поход тюрков-сяньби против южных хуннов в районе Уюаня. Около 127 г. тюрки-сяньби снова нападают на Ляодун и после неудачи часть их остается кочевать на Ляодунском полуострове и изъявляет желание вступить в китайское подданство. В 130 г. китайские власти посылают против тюрков-сяньби конный отряд южных хуннов, которые, однако, терпят решительное поражение. Китайские анналы отмечают, что в походах против тюрков-сяньби принимали участие и отряды лучников, набранные среди их сородичей тюрков-ухуань.

В царствование императора Хуань-ди (147–167) среди тюрков-сяньби появляется талантливый вождь по имени Таньшихай. О молодых его годах китайские анналы передают следующий рассказ. Отец Таньшихая служил в войсках хуннов и однажды, вернувшись в свое кочевье, нашел дома младенца-сына, родившегося в его отсутствие. Подозревая измену жены, он хотел убить младенца, но та рассказала ему происшедший с ней случай, который удержал его от подобной расправы: как-то раз, когда она шла по дороге, над ней разразился сильный удар грома, и, когда она взглянула на небо, в рот ей упала градина; она проглотила градину и вскоре почувствовала, что беременна. Узнав о столь необычайном происшествии, отец все же решил бросить младенца, который был воспитан втайне от него. И вырос Таньшихай в сильного и смелого молодца. Его удалью гордились соплеменники и вскоре избрали его ханом-вождем. Словом, перед нами развертывается типичное для кочевой среды сказание о степном богатыре, которыми столь богат кочевнический эпос. Сделавшись ханом, Таньшихай, совершает набег на соседние племена и на западе в Притяньшанье наносит поражение усуням. Он утверждает свою власть над всей территорией, которая некогда входила в состав великой Хуннской державы. В 156–138 гг. конница Таньшихая совершает набеги на китайскую территорию. Эти набеги повторяются между 159–166 г., причем последний был совершен в составе девяти отрядов, действовавших на широком фронте и подвергших пограничные области Китая значительному опустошению. Впечатление от этого набега было настолько сильное, что китайский двор поспешил отправить в ставку хана сяньби посольство с предложением заключить договор о «мире и родстве». Но Таньшихай счел нужным отклонить это предложение мира, и яростные набеги продолжались.

 

 

При Таньшихае племена тюрков-сяньби разделились на три орды, согласно общему для всех кочевых империй военно-феодальному строю: от Юбэйпина до Ляодуна кочевала орда левого крыла; между Юбэйпином и Шангу — центральная орда; от Шангу на запад до Дуньхуана и кочевий усуней в Тянь-Шаньских горах — орда правого крыла. Таким образом, на смену Хуннской империи на северных границах Китая создалось не менее мощное государство тюрков-сяньби. Набеги тюрков-сяньби происходили не только на восточном участке китайской границы — анналы говорят и о набегах на область Хэси (Заречье), имевших место между 168–177 г. В 177 г., несмотря на уговоры советников, император Лин-ди (167–189) решил послать в степь карательный отряд против тюрков-сяньби. Китайские войска, в рядах которых приняли участие и южные хунны, выступили тремя отрядами из Гаолю, Юньчжуна и Яймэня. Все три отряда потерпели сильнейшее поражение. В 178 г. тюрки-сяньби совершили набег на Цзюцюань, и положение вдоль северной китайской границы весьма ухудшилось. Смерть Таньшихая, последовавшая в 181 г., несколько облегчила это положение. Преемники Таньшихая не сумели продолжить дело хана-объединителя: при его сыновьях часть поколений тюрков-сяньби отложилась, и в степи вновь вспыхнула междоусобная война, являвшаяся всегда началом конца великих кочевых империй.

После Таньшихая тюрки-сяньби уже не имели выдающихся вождей, и к середине III в. их империя распалась. Около 250 г. несколько поколений тюрков-сяньби откочевали в северное Ганьсу, а затем и далее за р. Таохэ к берегам Кукунора. Ставка этих ушедших из Монголии тюрков-сяньби помещалась, согласно китайским анналам, в 15 ли к западу от озера. В начале IV в. эти тюрки-сяньби, названные в китайских анналах туюхунь¹⁸⁹, основали свое самостоятельное царство, которое просуществовало до второй половины VII столетия, когда в 663 г. его уничтожили тибетцы¹⁹⁰. На развалинах Сяньбийской империи выдвинулись два сяньбийских поколения: мужун и тоба, которым суждено было сыграть видную роль в истории Китая.

После падения Ханьской династии в 220 г. Китай переживал эпоху смут и гражданских войн, известную в истории под именем «Троецарствие» (Саньго). Империю оспаривали между собою царство Вэй (220–265), которое помещалось на севере со столицей в Лояне (Хэнаньфу), царство У (222–280), лежавшее на юго-востоке с центром в Цзянъе (Наньцзин), и царство Шу (221–223), расположенное на юго-западе по верхнему течению Янцзы с центром в Чэнду (Чэндуфу в Сычуани). В эту эпоху сношения Китая с Западным краем снова нарушились. Однако западные страны постоянно стремились восстановить выгодные для себя торговые сношения с Китаем и в 224 г. владетели Шаньшаня, Кучи и Хотана прислали посольства ко двору царя Вэй-цао Лэй, а в 285 г. царь владения Куча посылает своего сына заложником к цзиньскому двору. Династия Западная Цзинь была основана около 265 г. Сыма Янем из рода Вэй и правила до 316 г. Яню, принявшему имя У-ди, удалось объединить под своим скипетром почти все земли, входившие в состав Ханьской империи, и возобновить сношения с Западным краем. В 285 г. китайский двор посещается посольствами из Яньци (Карашар), Гумо (Аксу) и Даюани (Фергана).

Мужун, одно из поколений тюрков-сяньби, выдвинувшихся на развалинах Сяньбийской империи Таньшихая, кочевало в Ля ос и, но в 281 г. мужуны перекочевали в Ляодун и признали сюзеренитет Китая. Однако вскоре они нарушили договор и совершили опустошительный набег на Ля оси. В 289 г. они снова признали сюзеренитет Китая. В 307 г. владетельный князь мужунов Хуэй объявил себя шаньюем, а в 311 г. он начал дело объединения соседних родов тюрков-сяньби. оставшихся кочевать в монгольской степи. Время было смутное, китайские границы постоянно нарушались отрядами южных хуннов, и китайским властям приходилось напрягать все силы к сохранению положения вдоль северных рубежей империи. В награду за свою лояльность мужунский князь Хуэй был сделан в 318 г. главноначальствующим и утвержден в звании шаньюя.

В III в. китайские власти разрешили некоторым поколениям южных хуннов кочевать к югу от пограничной линии в пределах Шаньси. Хуннский шаньюй Хушуцюань (195–216) поставил свою ставку около Пинъяна в Шаньси и принял китайское династическое имя Лю (Лиу). В 304 г. одного из его преемников, Лю Юаня, император Западной Цзинь признал шаньюем пяти орд южных хуннов, а в 308 г. Ли Юань провозгласил себя императором в Тайюани, основав династию Бэй-Хань, наследницу династии Хань. Пользуясь военной слабостью Китая при династии Цзинь, в 311 г. Лю Цун, сын Лю Юаня, взял Лоян и пленил императора Западной Цзинь Хуай-ди (307–311). В 312 г. тот же Лю Цун захватывает Чанъань, но затем отходит на север. Новый цзиньский император Минь-ди (313–316) переносит столицу в Чанъань, но в 316 г. хунны снова берут город и пленяют императора. Весь север Китая оказался, таким образом, в руках кочевников.

Среди этих кочевых племен возвысилось четыре владения: царство южных хуннов поколения Чжао, или Бэй-Хань; царство мужунов в пределах северного Чжили; царство Цинь, основанное в пределах провинции Шэньси и к 383 г. распространившее свою власть на Яньци (Карашар) и Цюйцы (Куча); царство тюрков-табгачей Тоба, или Вэй, в провинции Шаньси со столицею в Пинчэне¹⁹¹, основанное около 260 г. В 311 г. мужуны наносят решительное поражение другому племени тюрков-сяньби, известному в китайских анналах под именем юйвэнь. Этих юйвэней «Цзиньшу» (гл. 109) считает за тюрков-сяньби, а «Вэйшу» — за остатки хуннов. Юйвэни были принуждены отступить в район Сунмо — «Степь сосен», т. е. императорский лес в пределах современных кочевий Онгют, Баарин и Кешиктен в Восточной Монголии.

В 333 г. умер мужунский царь Хуэй и после его смерти вспыхнуло обычное междоусобие, которое, однако, удалось быстро подавить его преемнику Хуану. Хуан основал в пределах Чжили царство Янь, которое повело длительную борьбу с хуннским владением Чжао — Бэй-Хань. В 344 г. мужуны совершают поход против юйвэней и наносят им решительное поражение, после которого племя юйвэнь распалось на две орды: орду кумоси (впоследствии — си) и кидань (цидань).

Новые эфемерные княжества образовались в Ганьсу — династия Си-Цинь (385–400, 409–431) в Ланьчжоу и династия Хоу-Дян (386–403), основанная полководцем Лю Гуаном, победителем западных стран.

В 329 г. другой хуннский князь, Ши Лэй, низложил династию Цянь-Чжао, или Бэй-Хань, и основал свою собственную династию Хоу-Чжао (330–350). Новый император поставил свою ставку в Чжандэ (Хэнань), но сохранил как вторую столицу Лоян. В 334 г. ему наследовал Ши Ху (334–349). Владения его включали Шаньси (кроме Датуна, принадлежавшего табгачам), Шэньси. Хэбэй, Шаньдун, Хэнань и северные провинции Цзянсу и Аньхой. После смерти Ши Ху его царство быстро распалось. Мужуны захватывают Хэбэй (350–352), Шаньси и Шаньдун. Мужунский князь Цэюнь (Tsuin) основывает династию Цянь-Янь (349–370). В 364 г. мужуны кратковременно занимают Лоян.

В 350 г. один из хуннских военачальников, Чу Хун, основывает в Чанъане новую династию (Цянь-Цинь, 350–394). Его внук Фу Цзянь (351–385) взял Лоян (369), Тайюань и Чусандэ и к 370 г. завоевал все Мужунское царство. К 376 г. он распространил свою власть на Ганьсу, где присоединил к своим владениям княжество Лян. В 382 г. он посылает полководца Лю Гуана на запад. Лю Гуан завоевывает Шаньшань, Цзюйши (Турфан) и Яньци (Карашар). Кучинский царь Бо Шунь пытался оказать сопротивление, но потерпел поражение в 383 г. Из Кучи Лю Гуан привел в Ланьчжоу знаменитого буддийского проповедника и переводчика Кумарадживу. Овладев всем Северным Китаем, Фу Цзянь задумывает поход против юга, и в 383 г. хунны пытаются нарушить границу по р. Хуайхэ, однако терпят серьезную неудачу. Против Фу Цзяня выступили его вассалы мужуны. Мужун Чуй основал свою династию Хоу-Янь (384–407) в Чжуншане к югу от Баодина в Хэбэе. Другой мужунский владетель основал царство Янь в Шаньси. Полководец Яо Чан основал династию Хоу-Цинь (384–417) в Чанъане.

Царство Вэй вскоре подчинило себе остальные владения, образовавшиеся на территории Северного Китая. Согласно китайским анналам, царство Вэй было основано поколением тоба, принадлежавшим к тюркам-сяньби. Кочевья тоба были расположены в степях Юго-Восточной Монголии. Имеется сведение, что у Вэй было свое письмо, но до нас их письменные памятники не дошли. В IV в. они сидели в пределах Шаньси около Датуна. Хан Тоба Гуй (386–409) отвоевал у тюрков-сяньби весь Шаньси и сопредельную с ним часть провинции Чжили. Его преемники Тоба Сы (410–423) и Тоба Дао (423–452) завоевали Наньцзин, Лоян, Хэнань, Шаньдун, Чанъань, а также всю провинцию Шэньси и остальную часть Чжили. С 435 г. весь север Китая, лежащий к северу от Янцзы, отошел к царству Тоба-Вэй. При правителе Юань Хун-яне столица царства была перенесена из Пинчэна в Лоян. Тоба-Вэй быстро восприняли китайскую культуру и много сделали для охраны северных областей Китая от набегов кочевников. Дальнейшая их история принадлежит уже Китаю¹⁹².

В начале V столетия в монгольских степях появилась новая орда, известная в китайских анналах под именем жуань-жуань, включавшая, вероятно, племена тюркского и монгольского корня и продержавшаяся в степях Монголии от 402 до 552 г. В 425 г. Тоба Дао нанес поражение отрядам жуань-жуаней и вытеснил их за пояс пустынь и полупустынь Центральной Гоби. В 445 г. он захватывает владение Шаньшань у Лобнора и таким образом снова открывает путь в Западный край, владения которого поспешили восстановить прерванные торговые сношения с Китаем. 15 июня 435 г. в западные страны были посланы 20 послов, и 9 сентября того же года в столицу Вэй прибыло посольство из Сутэ (Согдиг, Согдиана). В 436 г. прибыли посольства из владений Гуйцы (Куча), Юэбань, Яньци (Карашар), Цзюйши (Яр, расположенный к северо-востоку от Турфана), Сутэ (Согдиана), Шуло (Кашгар), Усунь, Копаньто, Шаньшань, Полона (Фергана). Турфан, Карашар, Куча и Кашгар снова признали сюзеренитет Китая.

В 534 г. империя Вэй разделилась на две части: Дун-Вэй, или Восточная Вэй (534–550) в Хэнани и Си-Вэй, или Западная Вэй (534–557) в Шэньси.

Эпоха Вэй явилась эпохой расцвета буддийского искусства в Северном Китае, которую многие исследователи справедливо сравнивают с готическим периодом раннего средневековья в Европе. Действительно, между обеими эпохами есть что-то общее, и как в Европе на Западе, так и на Востоке в Китае нас поражает сила духовного устремления и религиозного горения, создавшая несравненные шедевры готических соборов и мощные ансамбли пещерных храмов Юньгана (414–520) и Лунмэня (494–759) расположенного к югу от Лояна.

Под давлением тюрков-сяньби северные хунны, кочевавшие в Северо-Западной Монголии во второй половине III в., откочевывают на запад и вместе с ранее ушедшими хуннскими племенами появляются в бассейне Балхаша и Аральского моря, в кочевьях Алань-Яньцай. Ко времени хуннского нашествия главной силой в прикаспийских и южнорусских степях были аланские племена, о которых Аммиан Марцеллин (IV в.) говорит: «Аланы, получившие свое имя от гор, частыми победами мало-помалу покорили под свою власть соседние народы и дали им свое имя» (XXXI, 31); «Аланы почти все стройны и красивы; волосы их несколько русы (crinibus mediveriter flavis); они страшны своими грозными очами и очень подвижны, вследствие легкости своего вооружения» (XXXI, 21). Согласно Аммиану Марцеллину (XXXI, 2, 12, след.) аланы поклонялись мечу (сравн. поклонение мечу у древних хеттов, скифов-иранцев и хуннов-тюрков). У них также существовал древнеиранский обряд предсказания при помощи палочек (barǝsman). Аммиан Марцеллин помещает алан, вместе с роксоланами, по берегам Меотийского озера (Азовское море). Дионисий Географ (ок. н. э.) помещает алан между таврами, дахами и агафирсами. Светоний (Vitae Imperatorum, VIII, 2; 75–100 гг.) говорит, что парфянский царь Вологез II (105–147) просил помощи у Рима против алан, угрожавших границам Парфянского царства. В 136 г. Вологезу II пришлось даже откупиться от алан. Дион Кассий (род. в 155 г.) сообщает о набегах алан на Мидию (LXIX, 15; сравн. Зонара, стр. 590). Иордан (VI в.) упоминает алан вместе с вандалами в Паннонии еще до нашествия хуннов. В III в. аланы-оссы совершают набег на Закавказье в царствование грузинского царя Мириана III (284–361).

Аланским племенам первыми пришлось испытать на себе шок хуннского нашествия. К 355 г. лавина хуннских племен устремилась на запад. Древнейшее упоминание о хуннах в сочинениях западных писателей относится к концу I — началу II вв. н. э. У Дионисия Ливийца говорится, что к востоку от прикаспийских скифов жил народ, называемый οὗννοι. Птолемей (III, 5, 10) знает хуннов уже к востоку от Волги в районе р. Яик, название которого известно античному географу в форме Daix. Согласно Птолемею (III, 5, 25), между племенами роксолан и бастарнов сидело племя χoῦvοι. Эти сведения указывают на то, что хуннские племена рано появились среди иранских и других племен, сидевших в прикаспийских и причерноморских степях. В III в. хунны стали появляться между Волгой и Доном (Моисей Хоренский, Зонара). Согласно Аммиану Марцеллину, историку и офицеру римской армии, давшему первое описание хуннов (31, 3, 1), их нашествие на южнорусские степи произошло в 371 г. В 374 г. под предводительством хана Баламира (~ Баламбера) они перешли Дон. Появившись огромными массами, хунны обрушились на аланские племена, сидевшие в южнорусских степях, а затем сокрушили Остготскую державу Эрманариха и оттеснили остготов на запад от Приднепровья, разгромив также вестготов, которые были вынуждены уйти за Дунай и в Паннонию. Незначительная часть готов, вероятно, принадлежавшая к остготам, отошла на территорию Тавриды, где и сохранила свой язык вплоть до XVI в. Переданная Зосимою (4, 30, 3) легенда о раненом олене, который показал хуннским охотникам брод через Меотийское озеро, чем и воспользовались хунны для переправы на европейский берег, как бы указывает на проникновение хуннов на Таврический полуостров. Древние культурные центры Фанагория и Боспор, однако, уцелели за своими стенами, хотя им и пришлось признать свою зависимость от хуннских племен, кочевавших в южнорусских степях. Судьбу готов разделили и сарматские племена, входившие в состав Готского царства. Часть этих сармато-алан принуждена была отойти на север к границам лесной полосы и примкнуть к тамошним оседлым племенам.

Аммиан Марцеллин дал красочное описание хуннов, этих природных конников, появление которых произвело громадное впечатление на культурный мир того времени и по своим последствиям может сравниться только с нашествием монголов в XIII столетии. «Хунны так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище: они питаются кореньями диких трав, полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть. Никогда они не укрываются в какие бы то было здания... У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду. Обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения: зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, исполняют свои обычные занятия. День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют, и, склонившись на круглую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о важных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях. Не знают они над собой строгой царской власти, но довольствуются случайными предводительствами кого-нибудь из своих старейшин, сокрушая все, что им попадается на пути... Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни, кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь: там жены ткут их жалкие одежды, сближаются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден далеко оттуда, вырос еще дальше»¹⁹³. Отрывок этот рисует характерную картину кочевого конного быта, который еще сохранился местами в глубине Средней Азии, — автору этих строк довелось наблюдать цайдамских хошутов, возивших под ногою всадника притороченное к седлу мясо убитых куланов. Отрывок также указывает на существование среди хуннов выборных ханов-военачальников, избиравшихся из среды знатных людей племени на время похода-набега.

Около 376 г. хунны переходят Дунай и вторгаются в римские пределы. Вместе с хуннами на запад двигались скиры и карподаки. В 378 г. некоторые из хуннских племен участвуют вместе с аланами в восстании готов против императорской власти. Император Валентин был убит в сражении под Адрианополем, в котором римские войска потерпели жесточайшее поражение. Императору Феодосию удалось отразить нападение хуннов, и последние отступили за Дунай. В 395 г. отряды хуннов, пройдя Армению, Каппадокию и Северную Сирию, появляются у стен Антиохии. Армянские историки упоминают о вторжении хазар в Закавказье во II–IV вв. Возможно, что это сообщение следует поставить в связь с хуннским набегом на Северную Сирию в 395 г. Вероятно, и появление хазарских племен в степях Юго-Востока России произошло в связи с хуннским нашествием. В 409 г. хунны снова производят набег на римские границы, но их предводитель (ἡγύμενο) О’νλδι терпит поражение, и хуннские отряды снова уходят в степи.

Пройдя до Карпат, хунны оставили на севере от своего пути оседлое население венедов-славян, к которым присоединились остатки остготов, роксолан и алан. Возможно, что происхождение имени «Русь» следует искать в этом смешении иранских племен со славянскими, которое было вызвано хуннским нашествием. Роксоланы в последний раз упоминаются в III в. Затем наступает темный период, следующий за хуннским нашествием. Завеса снова приподымается ко времени начала Хазарского царства, когда славянские племена стали продвигаться к берегам Черного моря и совершать набеги на города черноморского побережья при участии норманнских (варяжских) наемников-викингов. К этому времени в степях Юга России появляется племенное название Rus ~ Ros ~ Русь, которое обозначает то светловолосых варягов-северян, то славянские племена, сидевшие по великим речным путям Русской равнины. Племя роксолан растворилось в окружающей стихии славянских племен, но имя свое — «русые» — передало окружающим племенам, которые и стали так называться византийскими и арабскими писателями.

После разгрома хуннами племен, сидевших в степях Юга России, в общей волне Великого Переселения народов аланы проникли в Западную Европу, Испанию и Северную Африку. Аланы поступают на службу в римскую армию, и император Грациан даже перенимает аланскую одежду. Мы уже упоминали, что аланские племена сидели вместе с вандалами в Паннонии. Под давлением вестготов (Иордан, XXXI, 161, след.) в 406 г. аланы переходят Рейн около Майнца и нападают на Галлию, а в 409 г. они переходят Пиренеи. В 418 г. аланы терпят поражение и в 429 г. вместе с вандалами проникают в Северную Африку, причем Гейзерих, царь вандалов, именует себя rex Vandalorum el Alanorum. В настоящем труде мы не можем подробно остановиться на значительном влиянии алан на территории теперешней Франции и Иберийского полуострова. Отметим только, что следы их пребывания еще сохранились в названиях городов, как то: Alençon и крепость Alenguer в Лузитании (теперешняя Португалия к югу от Дуэро и Эстремадуры). Немало алан состояли на государственной службе Византии; так, патриций Аспар, много содействовавший восшествию на престол императора Льва I, был аланом по происхождению. Аланы принимают неоднократное участие в борьбе Византии с Сасанидами. При Сасанидах главные пути через Кавказские горы — Каспийские Ворота (т. н. Дербентский проход) и Аланские Ворюга (т. е. Дарьяльское ущелье) — охранялись иранскими отрядами. При императоре Юстине аланы, лазы и абазги действовали в союзе с византийцами, а в 549 г. при Юстиниане аланы обороняют Лазистан от иранцев и опустошают Иберию. Прокопий (553 г., De Bello Persico, II, 20) упоминает об аланах по соседству с иберами и абазгами, причем добавляет, что севернее алан кочевали хунны-сабиры. Во время хуннского нашествия часть аланских племен ушла на север Кавказа, где долго продолжала играть значительную роль.

К началу V столетия главная масса хуннских племен двинулась на запад, в пределы Европы. Утвердившись в Паннонии, хунны завязывают торговые сношения с Византией и, так же как в свое время на востоке, на северных границах Китая, основывают эмпории (торжища) на берегах Дуная. Таким образом, на северных границах римского мира установилось положение, которое напоминает положение на границах Северного Китая II–I вв. до н. э. При хуннском хане Руа завязываются дипломатические отношения с императорскими дворами в Константинополе и Равенне. Константинопольский двор был даже вынужден откупиться от хуннов и выплачивать хуннскому хану до 350 фунтов золота в год, а западноримский император принужден был согласиться на занятие хуннами части Паннонии, прилегавшей к р. Сава. После смерти хана Руа в 433/34 г. власть перешла к двум его племянникам: Бледе и Аттиле. В 441 г. Аттила, «бич Божий» и «молот вселенной», становится великим ханом, а Бледа погибает от руки убийцы.

С восшествием Аттилы на ханский престол начинается блестящий период истории западных хуннов. Требования хуннов в переговорах с Римской империей делаются все более настойчивыми. Аттила требует себе титул magister militum, а также выдачи хуннских перебежчиков и предоставления угодий для перекочевок. Невыполнение хуннских требований привело к войне. В 447 г. хуннские отряды появляются в Мёзии (теперешняя Болгария), Фракии, Македонии и достигают Фермопил. Хроники говорят о разрушении 70 городов и еще небывалой бойне мирного населения. Когда византийский историк Приск Панийский проезжал несколько месяцев спустя по Нишской равнине, он нашел ее покрытой грудами неубранных тел. Мир был заключен в 448 г. только после согласия императора Валентиниана III платить ежегодную сумму в 2100 фунтов золота, что потребовало взимания специального налога на территории империи и уступки земель к югу от Дуная.

Приск¹⁹⁴, посетивший в составе посольства ханскую ставку хуннов в долине р. Тиса в том же 448 г., оставил нам описание роскоши ханской ставки. Ко времени ее посещения посольством часть хуннов уже осела на землю и жила в деревянных домах. Дворец хана, построенный из дерева, был окружен частоколом¹⁹⁵. Дворец ханши, стоящий вблизи ханского дворца, внутри был богато украшен шерстяными коврами. В ставке царил перенятый хуннами римский церемониал. Во время торжественных приемов обращала на себя внимание роскошь одежд ханских советников, в то время как сам Аттила сохранял суровость и простоту обихода и ел из деревянной чаши. Простота одежды Аттилы — вековая кочевническая традиция, и в настоящее время встречающаяся среди монголов, у которых владетельный князь часто появляется в старом заношенном халате среди слуг в ярких и богатых халатах. Также в некоторых областях Тибета еще сохранился обычай, когда гостя встречают слуги, разодетые в семейные драгоценности хозяина дома, тогда как сам он одет в обычный простой тибетский халат-чуба. Внимание Приска было особенно обращено на конские уборы и оружие, богато отделанные золотом и драгоценными камнями.

В том же 448 г. Аттила требует себе римские провинции, расположенные между Дунаем и Балканами. Одновременно он требует себе в жены Гонорию, сестру неудачливого императора Валентиниана III, и половину западноримских провинций. Не дожидаясь ответа римского императора, Аттила готовится к походу. К январю–февралю 451 г. Аттила заканчивает сосредоточение своих сил в Паннонии. Между 451–452 г. началась атака римских пограничных рубежей. Первой испытала на себе шок хуннского нашествия Галлия. Перейдя Рейн в начале весны, Аттила берет штурмом укрепленный Мец 7 апреля 451 г. и предает город пожару. Весь северо-восток Галлии быстро проходится хуннской конницей, которая достигает берегов Луары. Римская регулярная армия, возглавляемая Патрицием Аэцием, вместе с отрядами вестготов под предводительством царя Теодориха, останавливают хуннов у Орлеана и в сражении 24 июня 451 г. принуждают их отойти к Труа. Хунны отступают перед организованной и дисциплинированной армией Рима. Аэций преследует их и принуждает Аттилу снова принять бой. Так произошло знаменитое в истории сражение на Каталаунских полях, которое в действительности разыгралось в нескольких километрах к западу от Труа при местечке campus Mauriacus (вероятно, Moirey в Dierrey Sainl-Jilien, конец июня 451 г.). Хунны были остановлены и оттеснены за Рейн. Но римские войска также понесли крупные потери, в числе которых оказался царь вестготов Теодорих, и не были в состоянии продолжать преследование. Хунны отошли к Дунаю, где и простояли зиму. Отступление из Галлии не помешало хуннам вторгнуться весной следующего года в Ломбардию. Один за другим падали итальянские города. После падения Аквилеи настал час Милана, и хунны без сопротивления дошли до Павии. Равеннский двор перед лицом грозной опасности поспешил выслать представителей для ведения мирных переговоров, во главе с Римским епископом Львом. Текст договора от 6 июля 452 г. до нас не дошел, но Аттиле была обещана рука Гонории. Италия была спасена смертью Аттилы в 453 г., застигшей грозного хана среди приготовлений к новому походу против Константинополя, который задержал платеж годовой дани по договору 448 г. Со смертью Аттилы военная империя хуннов, созданная набегами и походами, быстро распалась¹⁹⁶.

 

 

Вскоре после смерти хуннского вождя вспыхнуло восстание среди покоренных хуннами германских племен. В жестокой сече (454 г.) между хуннами и гепидами, остготами их союзниками в Паннонии Эллак, сын Аттилы, потерпел сильнейшее поражение и погиб на поле боя. Хунны были принуждены отойти в низовье Дуная и в степи Юга России. Хотя единство Хуннской империи и было нарушено и многие хуннские племена хлынули обратно на восток через южнорусские степи, мы еще долго продолжаем читать о хуннских племенах в придунайском крае и в южнорусских степях, которые в союзе со славянскими племенами продолжали беспокоить северные границы Византии. В Мёзии кочевали хуннские поколения под предводительством ханов Эмнедзара и Узиндура, сыновей Аттилы. В низовьях Дуная и по Днестру сидели кутургуры, которые под предводительством сына Аттилы Тенгизиша (сравн. тюрк, тенгис — море, океан) продолжали теснить границы империи и совершали набеги на Фракию. Тенгизиш был убит в 468 г., и голова его была доставлена в Константинополь. Впоследствии некоторые хуннские поколения, вероятно, вошли в состав болгарской орды, появившейся на севере Балканского полуострова в половине V столетия. Между Днепром и Доном сидели хунны-оногуры, а за Доном — хунны-сабиры. В течение V столетия г. Боспор оставался в зависимости от хуннов, кочевавших в южнорусских степях. В начале VI в. император Юстин вел с ними переговоры с целью вербовки среди них вспомогательных конных отрядов для участия в предполагавшейся войне с Ираном. Через посредство хуннов города Причерноморья связались со степными народами Закаспия, и Иордан (Getica, 5, 38) сообщает об азиатских купцах, доставлявших среднеазиатские товары в Херсонес, а также о хуннах-оногурах, поставлявших дорогие меха в Боспор. В первый год царствования Юстиниана Великого (527–565)¹⁹⁷ в Константинополь прибыл хуннский князь по имени Грод, с целью принять христианство. Сам император был его восприемником и после крещения отправил обратно в Тавриду, предоставив ему блюсти интересы империи в Причерноморье. Как и на востоке — на северных границах Китайской империи — на границах Восточной Римской империи встал на страже кочевой владетельный князь. Ревностный прозелит, Грод стал перечеканивать хуннские священные изображения божеств, сделанные из драгоценных металлов¹⁹⁸, на монету, чем вызвал возмущение среди своих соплеменников, которые восстали под предводительством его брата Мугеля. Грод был убит, и город Боспор был занят Мугелем, после чего Боспор заняли византийские войска и изгнали Мугеля из города.

Хуннский период был эпохой громадных потрясений, и не удивительно, что на всем пространстве от Черного моря на юге до лесного пояса на севере и от Карпат на западе до бассейна Дона на востоке нет археологической культуры, которую можно было бы отнести с достаточным основанием к периоду от IV по VI–VII вв. Хунны не оставили после себя следов на Юге России. После исчезновения сарматской культуры южнорусские степи долго не знают определенной культуры, которая снова появляется только в первой половине VII в. с началом возвышения Хазарского царства. В Венгрии множество кладов, приписываемых без достаточного основания хуннам, были открыты еще в конце XVIII века (например, так называемое сокровище Аттилы, найденное в Надь-Сент-Миклош близ Сегедина). Потомками западных хуннов, вероятно, являются современные нам чуваши, причем проф. Н.Н. Поппе считает чувашско-тюркский язык за язык хуннских племен¹⁹⁹.

Входившие в хуннскую орду болгары, народ тюркского корня, медленно продвигались на Балканский полуостров. В 482 г. император Зенон уже бился с ними в союзе с готами, а в 499 г. болгары совершили свой первый набег в глубь Балканского полуострова, где им удалось утвердиться к 679 г. Тем временем другая часть болгарской орды, под давлением хазар, двинулась вверх по Волге и на Каме около д. Успенское в окрестностях Казани основала город Булгар.

 

В начале V столетия в монгольской степи образовалось новое мощное кочевое государство, известное в китайских анналах под именем Жуань-Жуань ~ Жужуань²⁰⁰. Настоящее имя этой кочевой орды нам неизвестно, и, согласно «Шицзи», название жуань-жуань является презрительной кличкой, данной ей императором династии Северной Вэй, Тай у-ди (424–451), которому пришлось иметь с ней много дела и потому сравнивавшего этих неспокойных кочевников монгольской степи с неприятными, назойливыми, беспрестанно ползущими насекомыми. Этих жуань-жуаней долго считали за тюрков²⁰¹ и даже тунгусов, но в последнее время большинство ученых стало склоняться к мнению проф. П. Пеллио, который считает, что жуань-жуани были, вероятно, народом монгольского корня. Он отмечает, что среди жуань-жуаней впервые стал употребляться титул кагана-хана и что, вероятно, западные тюрки заимствовали слова с монгольскими окончаниями множественного числа на -т от жуань-жуаней, своих предшественников в западномонгольской степи, как то: тархат от тархан, тегит от тегин. Пеллио также отмечает, что все эти заимствованные слова суть названия титулов и должностей и что, следовательно, западные тюрки переняли свою организацию и титулы от своих предшественников жуань-жуаней²⁰². Французский исследователь приводит и такой факт: один из ханов аваров, которых обычно принято сопоставлять с жуань-жуанями китайских анналов, носил в VII в. чисто монгольское имя — Баян. Общепринятое отождествление аваров западных источников с жуань-жуанями китайских анналов основано на том, что появление аваров на юго-востоке Европы совпало с крушением империи жуань-жуаней в восточной части Средней Азии в середине VI в. Несмотря на большую вероятность этого сближения, следует отметить, что имя «авар», насколько мы осведомлены, не встречается в китайских источниках и известно науке в нескольких формах только из византийских, западноевропейских и русских письменных источников. Одно время предполагали, что загадочные племенные названия апур ~ апар и апурум, встречающиеся в одном месте орхонских надписей, следует рассматривать как транскрипцию племенного имени авар. В своем последнем переводе этих надписей проф. В. Томсен, хотя и продолжает считать эти слова за названия народов, все же ставит после них знак вопроса²⁰⁵.

История жуань-жуань-аваров в восточной части Средней Азии полна междоусобиц и не представляет большого интереса для истории Средней Азии до момента их поражения западными тюрками и вынужденного ухода на запад. Возвышение жуань-жуаней начинается с поражения, нанесенного около 402 г. их ханом Шэлунем (394–410) народу гаочэ, или тюркам-канглы²⁰⁴, некогда входившим в состав Хуннской империи. Хану Шэлуню удалось в непродолжительное время распространить свою власть над обширной территорией от Ляодуна на востоке до Яньци (Карашар) на западе. Согласно «Бэйши» (гл. XCVIII), являющейся нашим главным источником по истории жуань-жуаней, ставка хана Шэлуня помещалась к северу от Дуньхуана и Чжанъе (Ганьчжоу).

Жуань-жуани продолжали политику своих предшественников и стремились к контролю над северокитайскими пограничными областями, откуда к ним шли шелка, товары и земледельческие продукты. Между 407–409 г. китайские анналы отмечают ряд жуань-жуаньских набегов на китайские укрепленные линии. Сам хан Шэлунь умер во время неудачного похода 410 г. Ему наследовал его брат Хулюй, которого, однако, вскоре лишают ханского престола. К 414 г. ханский престол захватывает Датань (414–432), в царствование которого жуань-жуани совершают удачный набег на Юнь-чжун (424 г.). Царствование императора династии Северной Вэй, Тай у-ди, было наполнено вооруженной борьбою с северными кочевниками. Между 425–430 г. Тай у-ди энергичными мерами отбрасывает жуань-жуаней за пояс Центральной Гоби. После похода 432 г. на ханский престол вступил сын Датаня — Уди (432–464), который несколько изменил политику своего отца и пытался завязать с Северной Вэй мирные отношения. В 435 г. ему посылается в жены принцесса императорской крови, но уже в 437 г. жуань-жуани снова нападают на китайские укрепленные линии. Императору Тай у-ди снова пришлось снарядить карательную экспедицию в степь. В 438 г. он лично водил войска на север за пояс Центральной Гоби. Как и во времена хуннских войн ханьской эпохи, войска двигались широким фронтом, в трех колоннах. Хотя топографию похода и трудно восстановить по имеющимся сведениям, все же ясно, что войска следовали уже известными в ханьскую эпоху военными дорогами, ведущими через Центральную Гоби в Хангай—Хэнтэй, или район, расположенный между рр. Орхон и Тола. Действия китайских войск, в состав которых входили сильные контингенты кочевников из районов, прилегавших к китайским укрепленным линиям, были успешны, и жуань-жуани потерпели поражение. При хане Юйчэне (464–485) жуань-жуани снова просили о заключении мирного договора и ежегодно посылали подарки к императорскому двору. Царствование его сына Дэулуня (485–492) было наполнено борьбою с тюрками-гаочэ, несколько родов которых, входивших в состав Жуань-Жуаньской империи, откочевали на запад и образовали самостоятельное ханство.

В 519 г. на жуань-жуаньский престол взошел хан Анагуй (519–552), при котором произошло разделение Жуань-Жуаньской империи на две орды: хан Анагуй продолжал стоять во главе орды, кочевавшей в пределах Хангая — Хэнтэя, а в Южной Монголии образовалась вторая орда, во главе которой встал каган Поломэн. В середине VI столетия в восточной части Средней Азии произошло событие, имевшее значительнейшие последствия для всей Средней Азии и повлекшее за собою гибель Жуань-Жуаньской империи. Событию этому мы посвятим следующую главу настоящего труда.

 

В связи с продвижением на запад орды жуань-жуань-аваров следует поставить образование мощного ханства хуннов-эфталитов в бассейне Амударьи в начале V в. Это племя впервые упоминается в китайских анналах под именем хуа. В эпоху Северной Вэй (386–494) оно входило в состав Жуань-Жуаньской империи. Согласно «Ляншу» (гл. 54, стр. 316; 502–556, составлена около 629 г.), эти хуа принадлежали к племенам Цзюйши (Турфан) и, следовательно, кочевали в восточной части Джунгарии. Распространение племен жуань-жуаней на запад от меридиана Яньци (Карашар) вынудило народ хуа откочевать далеко на запад, в пределы западных областей Средней Азии, и в конце IV в. он появляется в Трансоксиане, где и утверждается между 385–420 г. Около 425 г. новопришельцы переходят Амударью, опустошительным набегом проходят по Бактрии и проникают в долину р. Кабулруд. Местному кушанскому владетелю Кидаре пришлось отступить на восток в Гандхару и предоставить им свои владения в Тохаристане-Бактрии. Почти одновременно с набегом на Бактрию кочевники хуа совершают набег на Хорасан. Сасанидский царь Бахрам Гур (420–438) был вынужден предпринять против них поход и в 428 г. во главе 7-тысячного отряда удачным ночным нападением нанес кочевникам жестокое поражение, вынудив их отступить за Амударью, причем иранские войска преследовали отступающих кочевников за ее чертой. Вернувшись в столицу сасанидского Ирана, Ктесифон, Бахрам Гур назначил своего брата наместником Хорасана с резиденцией в Балхе, что свидетельствует об особом внимании, уделяемом сасанидскими правителями северо-восточной границе Ирана. Царствование сына Бахрам Гура, Йездегерда II (438–457), было наполнено неудачной борьбою с северными кочевниками. После смерти Йездегерда II его сыновья Хормизд III и Пероз долго оспаривали друг у друга престол. Назначенный наместником Систана Пероз, узнав, что его брат взошел на престол, бежал в Трансоксиану и уговорил кагана хуннов-эфталитов перейти Амударью и поддержать его в борьбе за власть. Эфталиты снова вторглись в пределы Хорасана и содействовали восшествию на престол Пероза²⁰⁵. В 455 г. эфталиты совершили большой набег на Северо-Западную Индию, но были разбиты Скандагуптой, царем династии Гуптов. Между 465–475 г. эфталиты заняли Северо-Западный Пенджаб с городом Сиалкотом (Сагала) и затем глубоко проникли в Индию под водительством своего вождя Тораманы, наместника-тегина Кабула.

Торамана оставил три надписи, найденные в Куре в Соляных горах Западного Пенджаба, в Гвалиоре и в Эране, которые доказывают, что он владел не только Пенджабом, но и Малвою. Монеты Тораманы копируют монету гуптского махараджи («великого царя») Будхагупты (476–494), правившего в Малве. Это нашествие эфталитов нанесло жестокий удар индийской национальной империи Гуптов, которая разделилась на две части, с центрами в Магадхе и Малве, и уже никогда так и не смогла восстановить своего былого блеска и значения.

На западе эфталиты продолжали теснить сасанидские владения. Сыну Пероза, Каваду, пришлось даже пробыть два года заложником в ставке эфталитского кагана. Постоянные набеги и чрезмерные требования эфталитского кагана вынудили Пероза попытаться оружием восстановить значение Сасанидской империи. Иосиф Стилит приписывает начало войны интригам Рима, представители которого подстрекали эфталитов напасть на границы Ирана. В 484 г. Пероз потерпел серьезнейшие поражение к востоку от Балха и сам погиб в жестокой сече. Эфталиты прошли огнем и мечом по Хорасану и соседним областям Ирана²⁰⁶. Ставшее критическим положение было спасено неким Сохра, наместником Систана, который посадил на сасанидский престол Балаша, брата Пероза, и, видимо, сумел откупиться от эфталитов обещанием платить ежегодную дань.

О происхождении этих эфталитов византийские и иранские источники сообщают только отрывочные сведения. У Феофана Византийского каган Ахшунвар (< ашеван, «царь» по-согдийски²⁰⁷), нанесший поражение Сасаниду Перозу, назван Эфталаном (Ἑϕϑάλνος). При нем могущество эфталитов достигло своей высшей точки, и, вероятно, в имени «эфталан» следует видеть или название царского рода, к которому принадлежал хан Ахшунвар, или же название орды. Отсюда и сам народ стал известен в византийских источниках под именем Ἑϕϑαλῑται. В арабских и иранских источниках мы встречаем формы хайтал и хетал, откуда армянская форма хеп᾽т᾽ал и сирийская абдел (сравн. византийское Ἀβδέλαι). В китайских анналах встречаются формы Е-да ~ Янь-да ~ И-да, которые восходят к старой форме *^ịäm-t᾽ât^ịәp-tāt. Все эти формы, очевидно, передавали какое-то туземное название, звучавшее как хептал ~ хемтал. Трудно еще высказаться об этнической принадлежности этого народа. В древнеиндийской литературе и надписях он называется śveta hūn̥a, или белые хунны (это название известно и византийским историкам), а также hara hūn̥a, т. е. черные хунны. Писатель V в. Приск Панийский называет эфталитов кидаритскими (Ηιδαρῑται) хуннами, каковое название, вероятно, произошло от смешения с именем кушанского владетеля Кидара, чью территорию эфталиты заняли на своем пути в Северо-Западную Индию²⁰⁸. Й. МарквартЦзибинь и П. Пеллио считали эфталитов за монголов, так же как и жуань-жуань-аваров. Вероятно, однако, что они были тюрками и принадлежали к племенам хуннского правого крыла, кочевавшего около Баркёля. На принадлежность их к хуннским племенам указывает свидетельство Приска, а также название, данное им в древнеиндийской литературе. Среди богатого собрания рукописей, привезенных А. Лекоком и А. Грюнведелем из их Турфанской экспедиции 1905–1907 гг., находится рукопись, написанная еще неизвестным письмом, которое Ф.В.К. Мюллер считал за эфталитское²⁰⁹.

Согласно Сунь Юну, посетившему в VI в. ставку эфталитского кагана на своем пути в Индию, первоначально хунны-эфталиты кочевали в горах Цзиньшань (Алтай). Они владели степным пространством между Тянь-Шанем и Аральским морем, ставка кагана помещалась около Таласа. К 440 г. эфталиты заняли Согдиану, а также Бактрию (Тохаристан и Бадахшан).

Весь конец V столетия эфталиты продолжают вмешиваться во внутренние дела сасанидского Ирана. По восшествии на престол Балаша (484–488), Кавад, сын Пероза, бежал за Амударью в ставку эфталитского кагана и убедил последнего снова вмешаться во внутренние дела Ирана. Во главе эфталитского отряда Кавад выступил в поход на Ктесифон, но, достигнув Нишапура, узнал о смерти Балаша. Уже вступив на престол, Кавад (488–496; 498–531) снова был вынужден бежать в степь к кагану хуннов-эфталитов после возмущения в стране, вызванного его поддержкою маз дакистов²¹⁰. Вернулся Кавад в 498/99 г. Однако вскоре ему пришлось нарушить добрососедские отношения с хуннами-эфталитами. В 502 г. он даже заключил спешный мир с византийским императором Анастасием I, чтобы иметь возможность направить все свое внимание на защиту северо-восточной границы Ирана. Иранцам в их борьбе с хуннами-эфталитами помогло одно важное обстоятельство — появление сильного противника на восточных рубежах Эфталитского ханства — западных тюрков.

В эпоху своего расцвета Эфталитское ханство простиралось от границ Ирана на западе (граница проходила через Гурган на юго-востоке от Каспийского моря и г. Таликан) до ханства тюрков-туюхуней на востоке Таримского бассейна. Хунны-эфталиты подчинили себе и целый ряд владений в западной части Таримского бассейна: Копаньто (Ташкурган в Сарыколе), Кокьяр и Юйтянь (Хотан), Гумо (Аксу), Цюйцы (Куча), Сулэ (Кашгар) и Яньци (Карашар). В состав Эфталитского ханства входил и Цзибинь (Кашмир). Ставка кагана хуннов-эфталитов помещалась в начале VI столетия в местности Бадиянь («Чжоушу», гл. 50), которую некоторые исследователи относят к Бамиану (Э. Шаванн считал «Бадиянь» за транскрипцию местного названия области Бадхыз, соответствовавшей району между Паропамизом и туркменской границей и хребтом Банде-Туркестан на востоке и р. Герируд на западе)²¹¹, а А. Херман предлагает поместить ее в Бадахшане недалеко от теперешнего Файзабада²¹².

В эпоху своего расцвета Эфталитское ханство поддерживало оживленные сношения с Китаем по дороге Вахан — Ташкурган — бассейн Тарима. Китайские анналы отмечают, что первое посольство от хана Яньдиилито (<'Eϕϑαλάνος) прибыло в 516 г. Посольства 520 и 526 г. доставили к китайскому двору сасанидские ткани. Посольство Сунь Юна, которого императрица Ху-ши (515–528) отправила в Индию для приобретения священных буддийских книг относится к 519–520 гг.²¹³ Сунь Юн посетил ставку эфталитского кагана в Афганистане и оставил нам любопытное описание своего путешествия. Согласно ему, эфталиты жили в кочевых стойбищах вне оседлых городов занимаемых ими областей. Жилищем им служила войлочная юрта, и в год они совершали две перекочевки: летом с наступлением жаркого времени они уходили в горы, а зимою спускались в долины. Во время посещения Сунь Юна эфталиты еще не были буддистами, а поклонялись небу и огню, т. е., вероятно, были шаманистами, как и западные тюрки, среди которых Сюань Цзан также нашел поклонение огню, принимаемое многими исследователями за иранский культ, который, однако, вернее считать за старый шаманский культ огня, сохранившийся до нашего времени среди монгольских племен. Буддизм стал распространяться среди эфталитов к концу VI в., т. е. уже после заката эфталитского могущества в западной части Средней Азии.

В начале VI в. хунны-эфталиты продолжают завоевание Индии под водительством Михиракулы (ок. 502–542), сына Тораманы, и доходят до Малвы. Около 533 г. в битве при Каторе близ Мультана с царем Яшодхарманом, правителем Удджайна, Михиракула потерпел поражение и принужден был отступить в Кашмир, где хунны-эфталиты продержались до 565 г.

 

 

Между тем события, разыгравшиеся в западной части Средней Азии, слагались грозно для Эфталитского ханства. После смерти Кавада ему наследовал знаменитый Хосров I Ануширван (531–579), который заключил союз с каганом западных тюрков Иштами, и к 565 г. союзники окончательно разгромили Эфталитское ханство в бассейне Амударьи²¹⁴. Территория Эфталитского ханства была поделена между тюрками и Сасанидами, причем последним достались Балх и Тохаристан-Бактрия. Амударья сделалась границею между Ираном и владениями Западнотюркского ханства. Около 597/98 г. Хосров II Парвиз послал полководца Самбат Багратуни против эфталитов и кушан²¹⁵. Вероятно, это были остатки эфталитов, продолжавших кочевать в пределах Бактрии-Тохаристана, к югу от Амударьи. Отдельные поколения эфталитов продолжают кочевать в пределах Афганистана вплоть до арабского завоевания и упоминаются еще в начале VIII столетия (в этот период эфталиты еще сражаются против Мусы ибн-Абдаллах ибн-Хазима, правителя Хорасана). В Индии отдельные поколения хуннов-эфталитов продержались довольно долго после их поражения в середине VI в. В 604–605 гг. царь Танешвара, Прабхакаравардхана (580–605), которого поэт Бана называет «львом для газелей, которые суть хунны», дважды посылал своего сына Раджьявардхана против хуннов-эфталитов. Борьба с ними продолжалась и в царствование знаменитого Харшавардхана Шиладитья (606–647), но после VII в. хунны-эфталиты больше не упоминаются в истории Индии²¹⁷. В Раджпутане поколения хуннов-эфталитов продержались до XI в. и память о них сохранилась в имени Хун, которое носят некоторые раджпутские роды²¹⁸.

 

О культурной и экономической жизни владений-оазисов Таримского бассейна мы можем судить по скудным, отрывочным, но не лишенным интереса данным, содержащимся в документах делового характера, написанных письменами кхароштхи, найденными А. Стейном в развалинах древних поселений III–V вв. н. э. вдоль южной караванной дороги. На владения Таримского бассейна мощно влияли события, разыгрывавшиеся в степях к северу от Тянь-Шаньских гор и в монгольской степи. Появление новых кочевых империй, или объединений племен, неизбежно вызывало новые веяния и необходимость новой ориентации, которая отражалась на экономической жизни владений Таримского бассейна. Начавшаяся во II в. до н. э. борьба Китая с кочевыми империями северного степного пояса глубоко повлияла на строй и экономический быт владений-оазисов, лежавших вдоль торговых путей к югу от Тянь-Шаня.

Документы, написанные письменами кхароштхи, составлены на еще неизвестном индийском наречии (пракрит), которое, вероятно, было занесено в Среднюю Азию из Северо-Западной Индии и имеет много общих черт с дардскими языками этой области Индии²¹⁸. Язык документов подвергся довольно значительному влиянию местных среднеазиатских языков, иранских скифских наречий и тохарского языка, который имел общие черты с туземным языком Шаньшаня — крорайни (Kroraiṃna)²¹⁹. Тот факт, что индийский пракрит, на котором были написаны эти документы, употреблялся для административной переписки и торговых сношений, указывает на наличие крупных колоний индийских купцов вдоль южной караванной дороги, а также на значительное культурное влияние Северо-Западной Индии, которая в кушанскую эпоху была тесно связана с западными областями Средней Азии. Документы отражают быт правящего класса и торговых колоний, население которых составляли носители индийской культуры. В некоторых из них упоминаются имена местных царей, как то: хотанский царь (khotaṃna maharaya) Avijita Siṃha и пять царей Шаньшаня — Крорайны (Kroraiṃna)²²⁰. В настоящее время еще не удалось установить последовательность царствований этих царей, имена которых не встречаются в китайских анналах. Многие из упоминаемых в документах титулов должностных лиц носят иранский характер, что свидетельствует о значительном иранском влиянии в системе администрации области²²¹. Некоторые из документов (№№ 14, 362, 367) содержат указания царей начальникам областей относительно проезда посольств, следовавших по южному караванному пути через Calmadāna (Черчен) — Sāca (Эндере) — Coḍ᾽ota (Ния)²²² — Khotaṃna (Хотан)²²³. 

Мощным проводником древнеиндийского культурного влияния был буддизм, который рано стал распространяться вдоль караванных путей, ведущих из Северо-Западной Индии в Среднюю Азию. В ханьскую эпоху буддизм уже широко проник в Согдиану и Таримский бассейн, а также в Китай. Китайская буддийская традиция говорит, что первые буддийские проповедники прибыли из западных стран в столицу Китая в царствование императора Цинь Шихуан-ди (246–209 до н. э.). Хотя сведение это и представляет, видимо, лишь предание, все же в нем нельзя не видеть отголоска эпохи интенсивного культурного и торгового обмена между Китаем и западными странами при циньской династии, — той эпохи, о которой мы мало знаем, но то малое, что дошло до нас, позволяет судить о ее значении. Известный рассказ «Хоу Ханьшу» (гл. 118, стр. 12б) о сне императора Мин-ди и о введении буддизма при его дворе в 67 г. н. э., как теперь доказано, представляет собой легенду²²⁴. Несомненным является тот факт, что к концу I в. н. э. последователи буддизма уже встречались в городах Китая. В деле распространения буддизма в Средней Азии и в Китае особенно потрудились согдийские купцы и проповедники. Большинство переводчиков буддийских священных писаний между II и III вв. н. э. были согдийцами, юэчжи-тохарами и скифами-иранцами, уроженцами среднеазиатских областей. В III в. сын одного из таких согдийских купцов явился проповедником буддизма в Аннаме. В китайских анналах содержится сообщение о том, что китайское посольство Цинь Цзина, посетившее во 2 г. до н. э., в царствование императора Ай-ди (7–1 до н. э.), ставку большой орды юэчжи-тохаров, получило там первый буддийский текст, который оно и доставило в Китай. Историческая традиция утверждает, что ко времени посещения ставки «больших» юэчжи китайским посольством в их кочевьях трудились буддийские проповедники Кашьяпа Матанга (Кāśуара Mātaṅga) и Дхармаратна²²⁴, которые в 68 г. прибыли в столицу Китая, где в память об этом был построен монастырь Баймасы («Монастырь Белого Коня»; согласно преданию, изображение Будды и священные книги были привезены в Лоян на белом коне). В биографии князя Ина, владетеля удела Чу (ХХШ, гл. 72, стр. 5б), говорится об указе 65 г., согласно которому приговоренные к смерти могли откупиться шелковыми тканями. Князь удела Чу, замешанный в восстании против трона, хотел было воспользоваться этим указом, но император отклонил его приношение, сказав, что пусть он лучше продолжает поддерживать буддийских монахов (śramaṇa) и последователей учения буддизма (upāsaka). Это сведение указывает на тот факт, что буддийские монахи уже встречались в I в. н. э. на территории теперешней провинции Цзянсу. Во II в. н. э. в столице Китая трудился в течение двадцати лет известный переводчик буддийских трактатов Ань Шигао, родом из Парфии, отпрыск царского рода Аршакидов²²⁶. Этот Ань Шигао прибыл в Лоян около 144 г., и основанная им школа переводчиков при монастыре Сюйчансы просуществовала до 220 г. Кроме «Дхармапады» он перевел на китайский язык ряд небольших текстов, необходимых для проповеди буддизма. Ему же приписывается первый перевод «Sukhavau vuuha». Среди сотрудников Ань Шигао, согдийцев и индийцев, упоминается и один юэчжи-тохарец по имени Локакшема²²⁷.

В эпоху Вэй (220–265) лоянская школа переводчиков продолжала свою деятельность. Среди переводчиков того времени упоминается некто Боянь²²⁸, уроженец Кучи в Таримском бассейне, переведший две версии «Sukhāvatῑ vyūha», а также парфянин Ань Фасянь²²⁹, который перевел «Mahāparinirvāna-sūtra». Участие переводчиков — уроженцев Средней Азии в научной работе показывает, что в городах-оазисах Таримского бассейна, Согдианы и даже соседней Парфии буддизм уже успел пустить глубокие корни и что уже успели создаться местные школы ученых-буддистов, способных осуществить трудную и ответственную работу по переводу буддийских трактатов и священных писаний на китайский и местные среднеазиатские языки.

В конце III в. в Чанъане много потрудился Дхармаракша²³⁰, иранец по происхождению, родившийся в Дуньхуане, на рубеже Средней Азии и Китая. Согласно преданию, он посетил Индию, родину буддизма, знал санскрит и еще 36 других языков. Часть из многочисленных осуществленных им переводов была сделана в Средней Азии. Среди его ближайших сотрудников — переводчиков буддийских писаний упоминаются Ань-фацзинь, уроженец Парфии, Мокшала, уроженец Хотана, Бо-фацзинь, уроженец Кучи, и юэчжи-тохарец Чэ-фацзинь.

В 260 г. китайский буддийский монах Чжу Шэсин отправился в Хотан для продолжения своих занятий и для розыска буддийских сочинений, что доказывает, что уже в III в. н. э. Хотан пользовался славою большого буддийского центра учености. Этот же Чжу Шэсин подготовил первый каталог китайских буддийских текстов²³¹.

В 310 г. Лоян посещает монах Фу Дуден из Кучи, ходивший дважды в Кашмир (Цзибинь). В 401 г. в Чанъань прибывает и остается там до конца своих дней знаменитый буддийский ученый и переводчик Кумараджива, который в 385 г. после захвата Кучи полководцем Лю Гуаном был доставлен в Ланьчжоу²³². Этот Кумараджива был индийцем, родившимся в Куче и воспитанным в Кашмире. Ему принадлежит перевод на китайский язык основополагающих текстов махаяны, которую сам он изучил в Хотане.

Источники отмечают его колоссальную работоспособность. Им были сделаны прекрасные переводы «Sūtrālamkāra-śāstra» знаменитого буддийского поэта-философа Ашвагхоши, «Daśabhūmi-vibhāṣā-śāstra» Нагарджуны, «Šataśāstrā» Васубандху, «Satya siddhi-śāstra» Харивармана, а также «Brahmajāla-sūtra». Умер Кумараджива в 413 г., оставив после себя память как об одном из буддийских светил Средней Азии.

Около 373 г. существовала деятельная школа переводчиков в Ланьчжоу (Увэй), в которой трудились юэчжи-тохарец Шоулунь и кучарский князь Боянь²³³.

О состоянии буддизма во владениях Таримского бассейна в IV в. н. э. мы можем достаточно достоверно судить по рассказу китайского паломника-буддиста Фа Сяня, который в 399 г. с несколькими спутниками покинул Чанъань, направляясь через Среднюю Азию к священным местам буддизма в Индии. Его путь лежал через Лунси на Чжанъе (Ганьчжоу), где паломники застали напряженное положение, причем Фа Сянь отмечает, что из-за набегов кочевых отрядов дороги были малопроходимы. Путникам пришлось задержаться в Чжанъе и прожить там лето. Осенью они снова двинулись в путь и достигли Дуньхуана, где им снова пришлось прождать около месяца. Далее на запад они отправились в свите посольства, причем губернатор Дуньхуана снабдил их всем необходимым для перехода через Лобнорскую пустыню. После 17 дней трудного перехода Фа Сянь и его спутники достигли царства Шаньшань к югу от Лобнора.

В Шаньшане Фа Сянь нашел довольно многочисленную общину буддийских монахов — последователей «Малой Колесницы», или хинаяны. Фа Сянь отмечает, что буддизм в Шаньшане несколько отличается от индийского буддизма. Согласно Фа Сяню, уровень культуры во владениях, лежавших к западу от Шаньшаня, был тот же, что и в Шаньшане, но население говорило на разных наречиях. Все монахи ревностно изучали буддийские трактаты и санскрит, который в ту эпоху был общим культурным языком буддийской Средней Азии, подобно латинскому в средневековой Европе.

Из Шаньшаня Фа Сянь и его спутники направились в Яньци (Карашар), где также имелась буддийская община последователей хинаяны. Население Яньци поразило их своею независимостью — черта, которая, как мы уже видели, отразилась и на истории этого владения, упорно отстаивавшего свою самостоятельность.

Из Яньци Фа Синь направился на Хотан через пустыню. Хотан в IV в. являлся крупным махаянским буддийским центром. По словам Фа Сяня, это был цветущий культурный оазис, население которого жило на хуторах и отличалось набожностью. У дверей каждого дома стояли небольшие ступы, или буддийские памятники. Фа Сянь поселился в буддийском монастыре, называемом Гомати и принадлежавшем последователям махаяны. Согласно Фа Сяню, в Хотане было до 14 крупных буддийских монастырей и множество небольших храмов. В первое число четвертого месяца имело место большое празднество изображения Будды, во время которого улицы города богато украшались и для царя и его семьи воздвигался особый балдахин-шатер. Процессию с изображениями Будды и двух бодхисаттв и других небожителей, везомых на колесницах, царь встречал у городских ворот. Каждый из главных монастырей имел свой день для процессии, и празднества продолжались 14 дней. В 8 ли от города находился «Царский новый монастырь». По словам Фа Сяня, его строили в течение 80 лет. Здания монастыря были богато украшены прекрасною резьбою по дереву с золотой и серебряной инкрустацией. В монастыре имелся обширный храм и ступа высотою в 76 м. Монастырь этот пользовался громкой славой и почитался за пределами Хотанского царства.

Из Хотана Фа Сянь направился в соседний Каргалык, где также нашел общину последователей махаяны. Из Каргалыка паломники двинулись на Ташкурган, но принуждены были вернуться в Кашгар, куда прибыли ко дню большого собрания буддийских монахов, имевшего место каждую весну и продолжавшегося от одного до трех месяцев. Кашгарская община принадлежала к хинаяне.

Из Кашгара Фа Сянь и его спутники направились в Северную Индию. После трудного перехода через горы они достигли области Дарел, где находилась знаменитая статуя Майтрейи, Будды Будущего Века, высотою в 24 м, сделанная, по преданию, одним архатом с помощью ваятеля, которого он, пользуясь своими сверхъестественными силами, поднял на небо Тушита в присутствии самого Будды Майтрейи.

Фа Сянь описывает также свой путь через Оддьяну и Гандхару в Таксилу и Пуруша-пуру (Пешавар) и Нагарахару, где в одном из храмов хранился кусок черепа Будды²³⁴.

 

 

 

 

Принятые сокращения

ВДИ — Вестник древней истории. М.

ЗИВАН — Записки Института востоковедения АН СССР. Л.

ЗРАО — Записки Русского археологического общества. СПб.

ИГАИМК — Известия Государственной Академии истории материальной культуры. М.—Л.

ИНВИК — Известия Нижневолжского института краеведения. Саратов.

ИТОИАЭ — Известия Таврического общества Истории, Археологии, Этнографии. Симферополь.

ИТОРГО — Известия Туркестанского отдела Императорского Русского географического общества. Ташкент. МАР — Материалы по археологии России. СПб.

МГР — Материалы по геологии России. СПб.

МЭ — Материалы по этнографии.

СА — Советская археология. М.

СВ — Советское востоковедение. М.—Л.

СОРЯС — Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. СПб.

AJA — American Journal of Archaeology. N.Y.

AMI — Archiv Mittelungen aus Iran.

AO — Acta Orientalia. Ediderunt societates orientales Batava, Danica, Norvegia (Svecica). Leiden.

AOr — Archiv Orientalni. Praha.

APAW — Abhandlungen der Preussischen Akademie der Wissenschaft. Berlin.

BEFEO — Bulletin de I'Ecole française d’Extrême-Orienl. Paris.

BGA — Bibliotheca geographorum arabicorum. Edidit M.J. de Goeje, pars I–VIII. Lugduni Batavorum.

BGSOC — Bulletin of the Geological Society of China. Peiping.

BMFEA — Bulletin of Museum of Far Eastern Antiquetes. Stockholm.

BSO(A)S — Bulletin of the School of Oriental (and African) Studies. London Institutes (Univercity of London).

CAH — The Cambridge Ancient History. Cambridge.

ESA — Eurasia Septentrionalis Antiqua. Helsinki.

GJ — The Geographical Journal. London.

IHQ — Indian Historical Quarterly.

JA — Journal Asiatique. Paris.

JAOS — Journal of the American Oriental Society. N.Y., New-Haven.

JASB — Journal of the Asiatic Society of Bengal. Calcutta.

JRAS — The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. London.

MAGW — Mittelungen der Anthropologischen Gesellschaft. Wien.

MDAFA — Mémoires de la Délégation archéologique Française en Afganistan. Paris.

MO — Le Monde Oriental. Uppsala.

OZ — Ostasiatische Zeitschrift.

Pett. Mitt. — Petermanns Geographische Mittelungen. Gotha

PWRE — Pauly-Wissova-Kroll. Real=Enzyclopädie der classischen Allertumswissenschaft. Stuttgart.

RA — Revue archéologique. Paris.

SBAW — Sitzungsberichte der philosophisch-philologischen und der historischen Classe der Königl. Munchen, Berlin, Wien.

SMYA — Suomen Muinaismuistoyhdistyken aikaukauskirja. Helsinki.

Wr. Beiträge — Wiener Beiträge zur Kunst und Kullurgeschite Asiens.

WZKM — Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes.

ZDMG — Zeitschrift der Deutschen morgenländischen Gesellschaft. Leipzig.

 

 

 

Примечания

1. У греческих и римских писателей со времени императора Адриана имя «хунны» встречается в формах: oὖννοι, χοῦυοι, chuni, chunni. Huni, Hunni. В раннегерманских письменных источниках (с XIII в.) мы встречаем: Нûn, Huine. Сравн. англосаксонское Hūnas, старонорвежское Hǔnar. Имя «хун» входит также в состав сложных имен: Hunimundus и Hunivulfus. В «Авесте» упоминается народ hunu (см.: Geiger W. Ostiran Kultur. S. 198, folg.) — вероятно, позднейшее добавление др. инд. hūna.

2. См.: Иностранцев К.А. Хунну и гунны // Труды тюркологического семинария. Т. I. Л., 1926. С. 96, след. В брошюре, посвященной Средней Азии, изданной в связи с Ситроеновским пробегом через Среднюю Азию, П. Пеллио высказался за тюркское происхождение хуннов.

3. См.: Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. СПб., 1851. Т. I. С. 248, 373.

4. Сообщение проф. П. Пеллио в Академии Наук, приведенное у акад. В.В. Бартольда в его «12 Vorlesungen über die Geschichte der Türken Mittelasiens». Berlin, 1935. S. 25.

5. Torii R. Etudes archéologiques et ethnologiques. Populations primitives de la Mongolie Orientale // Journal of the College of Scienses. XXXVI. Tokyo.

6. Herrmann A. Atlas of China. Cambridge, Mass., 1935. M. 17.

7. Согласно Янь Шичу, комментатора «Цянь Ханьшу», иероглифы эти следует читать мо-ду.

8. Впоследствии эта регулярная организация конных полков кочевников особенно ярко проявилась в войсках Чингисхана и Тимура. Мусульманский Восток регулярной организации войск не знал.

9. Хуннские ханши носили титул яньши, представляющий заимствование из согдийского. См.: Pelliot Р. в «JA». 1912. Р. 169–170; Meillet A. Essai de chronologie...

10. Шицзи. Гл. 110, с. 13а.

11. А. Херман (Atlas of China, карта 17) помещает исконные кочевья усуней к северу от г. Сучжоу в Ганьсу у оз. Сого-Нур; К. Ширатори (On the territory of the Hsiung-nu Prince Hsiu-t’u Wang and his metal statues for Heaven-Worship // Memoirs of the Research Department of Toyo Bunko. №. 5 (1930). Tokyo. P. 16–20) помещает усуньские кочевья около Ганьчжоу. Yarl Charpentier (Die ethnographische Stelling der Torharer // ZDMG. 71 (1917). S. 357–361) сближал имя усунь c Asioi Страбона и Asianoi Помпея Трога и видел в них предков алан-асов. А. Херман сближал Asioi с юэчжи (Toharoi // PWRE. 1937. 2 R. 12 Hbd. Col. 1632; см. также: Haloun G. Zur Uё-tsi Frage // ZDMG. 91 (1937). S. 252).

12. См.: Shiratori К. Über den Wu-sun Stamm in Zentralasien // Keleliszemle. Bd. III. S. 103; Hirth Fr. Über Wolga-Hunnen und Hiun-gnu // SKBAk. 1899. VII. S. 2; Franke O. Beiträge aus Chinesische Quellen zur Kennlniss der Türkvölker und Skythen Zentralasiens. Berlin, 1904. S. 13–21.

13. Об имени цзянь-гунь-кыргызы см.: Pelliot Р. A propos des Comans // JA. 1920. P. 137; Ligeti L. Die Herkunft des Vblksnamens Kirgiz // Körösi Csoma Archivum. I. 1925. S. 1–15.

14. Hirth Fr. The Story of Chang K’ien. P. 96, 119.

15. Вэй — Vêhröl –Váksu — Oxus — Амударья.

16. О «малых» юэчжи см.: Franke О. Beiträge aus Chinesische Quellen zur Kenntniss... S. 9, 23, 25, folg.

17. О цянах-тибетцах см.: Pelliot P. Tokharien et Koutchéen // JA. 1934. P. 37, observ. 1, где указаны китайские источники о «малых» юэчжи.

18. Согласно Б. Карлгрену (см.: Копоw Sten. Kharoshthi Inscriptions. Vol. II. P. I, LIX), первый слог имени юэчжи произносился в древности как (n) gw-at или (n) g^wot и передавал иностранный *g^wat ~ g^wot или gat — got ~ gut. Второй слог — *ts̮iḙ, восходящий к более древнему t'ia̭, передавал иностранный ti или tia. Таким образом, имя произносилось как *q^wat-yi ~ g^wot-ti ~ gat-ti ~ gat-ti ~ gut-ti. Согласно Карлгрену, кит. ... (в тексте неразборчиво. — Ред.) (Tahsia) передавалось как D’ât-g’â.  

19. Chavannes Е. Les pays d’Occident d’aprés le Wei-lio // T’oung Pao. VI. 1905. P. 526, observ.

20. Ibid. P. 528, suiv.

21. Rostovtzev M. Animal Style. P. 104–105.

22. Murunda — санскритизированное скифское слово, которое в надписях и на монетах часто переводится словом svāmin — «господин». Сравн. с «царскими» скифами, сидевшими в степях Причерноморья.

23. Bailey H.W. (Recent works in Tokharian // Transactions of the Philological Society. 1947, 1948. P. 151) считает идентификацию тохаров с юэчжи установленной, но высказывается за иранское происхождение тохаров, ‘Άσιοι, Πασλαυοι, Εακάραυλοι (Thagouroi ~ Takoroioi ~ *Tagouroioi ~ Tachoroi — Tacharoi. Сравн. Tarn W.W. The gems in Baktria and India. P. 517).

24. См.: A propos de Та yue-tche et des Kouei-chouang // Bulletin Maison Franco-Japonaise. 1933. P. 13.

25. Лампака упоминается как ставка скифов-мурунда в «Abhidhāna-chintāmani» Хемачандры.

26. Τόχαρο — Tάχαροι — Tάχοροι (Страбон, Птолемей, Дионисий Периегет); Tochari у Помпея Трога-Юстина; др. инд. Tukhāra — Tuṣāra. H.W. Bailey (Recent works in Tokharian. P. 151) предлагает видеть в Πασλαυοī предков современных пашто (пахтун), патанов Афганистана и индо-афганского пограничья. G. Haloun (Zur Ue-tsi Frage. S. 244) считает, что вместо Πασλαυοī Страбона (XI, 8, 2) следует читать ἥ’ασιανοί.

27. Müller F.W.K. Toxri und Kuišan // SBAW. 1918. S. 566 (ārśi — Ἅσιοι, Asiani — юэчжи).

28. О древнем произношении имени «юэчжи» см.: Pelliot Р. Tokharien et Koutchéen. Р. 25, observ. 2.

29. См.: Herrmann A. Die Alien Seidenstrassen Zwischen China und Syrien. Berlin, 1910. S. 18, folg. u. k.; он же в кн.: Sven Hedin. Southern Tibet. Vol. VIII. P. 212; он же: Die Seidenstrassen von China nach dem Romischen Reich // Mittelungen der Geographischen Gezellschaft. Wien, 1915. S. 499.

30. Lévi S. Fragments de Textes Koutchéens. Paris, 1939. P. 24.

31. См.: Lévi S. в «JA». 1897. P. 10; Pelliot P. Tokharien et Koutchéen. P. 34.

32. В тибетском письменном языке глухой заднеязычный между двумя гласными превращался в звонкий заднеязычный. Напр. rgya-dkar («Индия») > rgya-gar (лхасское произношение: j̄ia-gar). В наречиях Северо-Восточного Тибета (Амдо, Голок, Банаг) звонкий заднеязычный превратился в звонкий проточный: ǰịaγar. Тибетские транскрипции имени «тохар» соответствовали произношению *togar ~ tojar. Сравн. монгольское toγar ulus.

33. Thomas F.W. в «JRAS». 1931. P. 834.

34. См.: Catalogue du fonds Tibetan de la Bibliothfèque nationale par P. Cordier. ftris, 1909–1915. Vol. II. P. 33; vol. III. P. 408; Pelliot P. в сб. «Доклады Академии Наук». 1929. С. 297–298.

35. Канджур, отд. Винаи. IV. С. 107–108; о бегстве тохарских монахов (из Тохаристана) в Тибет см.: Rochhill W. The Life of the Buddha. London, 1907. P. 243. В известном географическом описании Тибета ... (в тексте пропуск. — Ред.) амдоского Цэн-по номин-хана (Das S.C. в «JASB». 1887. N 1. Р. 3–4) говорится, что река Pakšu (Vaxšu — Oxus. Амударья) течет через страну Tho-kar в западном направлении, а также что р. Сита (Тарим) течет через страны Jar-khan (Яркенд) и Thor-kar и впадает в озеро ... (в тексте пропуск. — Ред.) (Лобнор).

36. В словаре brda’-yig miṅ-dongsal-bar byed-pa’izla-ba’i ‘od-snaṅ es-bya-ba известного алашаньского Дандар Лхарамбы (Ṅad-dbaṅ-bstan-dar, род. в 1758 г.) на стр. 52б тибетское tho-kar передано через ... (в тексте пропуск. — Ред.). См. также: Владимиров В.Я. Mongolica. I // Записки Коллегии Востоковедов. 1925. С. 310.

37. См.: Thomas W., Konow Sten. Two Medieval Documents from Tun-huong // Publications of the Indian Institute, Royal Frederik University. Oslo, 1929. P. 132; Bailey H.W. Ttaugara // BSOS. VIII, 4 (1937). P. 884; он же: Recent works in Tokharian. P. 147.

38. Согдийские тексты IX в. н. э. называют район Бешбалыка. Турфана и Карашара — «четыре тугри» (Тиγri). См.: Henning В. Argi and the Tokharians // BSOS. IX (1938). P. 500; Bailey H.W. Recent works in Tokharian. P. 152. Тохаристан упоминается в одном хотанском фрагменте рукописи из Дуньхуана (Р. 2787 Парижского собрания), изданном prof. H.W. Bailey (JRAS. 1942. Pt. I. P. 18. 22); «Bāhulaka — Vaṣayä Tahυāra / sthaima» — «В царстве Bāhlaka, в Тохаристане». См. также: Henning В. Op. cit. S. 547.

39. См.: Haloun G. Seit Wann Kannten die Chinesen die Tocharer oder Indogermanen überhaupt. Leipzig, 1926; Franke O. Die alte Ta-hin der chinesen // OZ. 1919–1920. S. 117; Maspero H. в «JA». 1927. P. 144; Pelliot P. Tokharien et Koutchéen. P. 39.

40. Надпись Pers. См.: Herzfeld E. Sacastan. S. 28.

41. Pelliot P.  Tokharien et Koutchéen. P. 46.

42. Julien Stanislas. Mémoires sur les contrées occidentals traduits de sanscrit en chinais en l’an 648 par Hiouen-tsang. Paris, 1857. Vol. I. P. 23.

43. Ibid. Vol. II. P. 247; Stein A. Serindia. Vol. I. P. 286–289. О транскрипции названия Ду-хо-ло см.: Pelliot Р. Tokharien et Koutchéen. Р. 48, observ. 1.

44. Об имени Тохаристан см.: Bailey H.W. Ttaugara. Р. 888.

45. См.: Liber expugnalionis regionum, auctore Jmámo Ahmed ibn Jahja ibn Djábir al-Beládsori, quern e codice Leidensi et codice Musei Britannia ed. M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1886. P. 408; Бартольд В.В. в «The Encyclopaedia of Islam». Vol. IV. P. 807.

46. Leumann E. Über die einheimischen Sprachen von Ostturkestan im früharen Mittelalter. I // ZDMC. 61 (1907). S. 648.

47. См.: Müller F.W.K. в «SBAW». 1907. S. 958; Pelliot P. Tokharien et Koutchéen. P. 54.

48. Bulletin de l’Academie Imperiale des Sciences de St. Petersbourg. 1908. P. 1367.

49. Konow Sten. Vedic «dasyu»... S. 96.

50. См.: SBAW. 1913. S. 406.

51. Ibid. S. 915.

52. Lévi S. в «JA». 1913.

53. «Maitrisamit» und Tocharisch // SBAW. 1916. S. 395.

54. В нашей кратком изложении истории «тохарского» вопроса мы не коснулись попыток отождествить Ἅσιοι Страбона с юэчжи китайских анналов и ārśi тохарских текстов, так как вполне согласны с мнением Г. Бейли, который считает, что тохарское (язык I) ārśi < пракр. ārśa < санскр. ārya — «благородный» (См.: Ttaugara. Р. 912).

55. Tocharische Sprachreste. S. IV; см. также в статье о тохарах в кн.: Schrader О., Nehring А. Reallexikon der Indogermanen. Alter tumskunde. Bd. II. S. 541.

56. См.: JA. 1933. P. 1–30; см. также «Fragments de Textes Koutchéens». Paris, 1933.

57. Pelliot P. Tokharien el Koutchéen. P. 65, 106.

58. Bailey H.W. Ttaugara. P. 898.

59. См.: Pelliot P. в «T’oung Рао». XXXII, 4. P. 259.

60. Lindquist S. Zum toχrī Problem // MO. XII (1918). P. 65.

61. Pelliot P. Tokharien et Koutchéen. P. 58. Имеется уйгурский колофон, свидетельствующий о переводе буддийского текста с языка toχrī (tωγry) на язык kwys'an (küsän), т. е. Кучи. Наречия одного языка часто назывались по местности, в которой на них говорили. Так, например, в современном нам Тибете разные наречия тибетского языка имеют географические обозначения: Amdo-skad — язык Амдо, Khams-skad — язык Кхама, ǖ-ke (dbus-skad) — язык области Ǖ и т. д.

62. См.: Pelliot Р. Tokharien et Koutchéen. Р. 60.

63. См.: Bailey H.W. Ttaugara. Р. 903.

64. Ibid. Р. 904.

65. См. также: Бичурин Н.Я. (Иакинф). Описание Чжуньгарии и Восточного Туркестана. СПб., 1829. Ч. 1. С. 43.

66. E. Benveniste (Festschrift für Hirt. 1936) высказался за языковые связи со славянскими, балтийскими, греческими, армянскими и фракийско-фригийскими языковыми мифами и выявил наличие финно-угорских заимствований, что указывает на область между Днепром и Уралом. Н. Pederson (Sykisch und Hittitisch. 1945. S. 3, Bem.) говорит о связях с италийским, кельтским и хеттским.

67. Мы не собираемся давать здесь полную библиографию по «тохарскому» вопросу. Кроме уже приведенных статей о тохарах назовем двухтомное издание тохарских текстов берлинского собрания с прекрасными воспроизведениями рукописей: SiegE.,SieglingW. Tocharische Sprachreste. Berlin-Leipzig, 1921; а также Sieg E., Siegling W. (in Gemrinschaft mit W. Schulze) Tocharische Grammatik. Göttingen, 1931. История вопроса изложена в статьях: Feist S. Der Gegenwartige Stand der Tocharer Problems // OZ. 1920. S. 74; Schwetter Ernst. Tocharisch // Geschichte der Indogermanischen Sprachwissenschaft. Bd. V, 2. Berlin, 1935, где имеется полная библиография по вопросу (см. Abschn. 1, S. 96). См. также: Bailey H.W. Recent works in Tokharian. H.W. Bailey (Op. cit. P. 153) считает население Кучи и Карашара принадлежащим к западной группе племен (доиранских), которые в VIII в. до н. э. совершали набеги на северо-западную границу Китая. Так же считает проф. G.Haloun.

68. Ρωξολανοι, Страбон. VII, 3, 17, след.; Птолемей, III, 5, 7; Rhoxoloni, Плиний. IV, 80. Roxolani ~ ruxs — alani ~ ruxs — as (ибн-Руста. См.: Ḩudūd al-‘Alam. Пер. В.Ф. Минорского. С. 445).

У-сунь = Asiani = asii = асы ~ осы.

Alan < a-lan-liao (Хоу Ханьшу, гл. 118, см.: T’oung Рао. VIII (1907). Р. 195). Слово алан по-мингрельски означает молодец-удалец. Г.В. Вернадский (Sur l’origine des Alaim // Byzantium. XVI, 1. 1942–1943. P. 82) сближает слово алан с древнеиранским *alan (сравн. славянское jelen, русское олень). Племя алан упоминается среди амударьинских туркмен (см.: Абаев В.И. Alanica. Изд. АН СССР, 1935. С. 882–883).

69. См.: Миллер Вс. Осетинские этюды. III. С. 86; Vasmer М. Die Iranier in Südrussland. S. 27.

70. Прокопий в «De bello got» (III, 14), описывая наружность славян, останавливается на русом цвете их волос: «Они не очень белы или блондины, но и не очень темны, но русые с красноватым оттенком». Арабские географы IX–XI вв. также отмечали русый цвет волос славян.

71. См.: König Е. в «ZDMG». 70 (1916). S. 22.

72. См.: Ekblom R. в «Arch. d’etudes Orientales». XI (1915). Р. 6; Jacobson Н. в «Nachrichten von der Königl. Gesellschaft der Wissenschaften zu Göttingen». 1918. S. 310.

73. Асы // Полное Собрание Русских Летописей. Т. I, 2. С. 65; Т. II, 3. С. 54; Т. IX. С. 31.

74. В уезде Jasz-Nagu-kun-Szolnok.

75. О вооружении сарматских воинов см. труды академика М.И. Ростовцева, указанные в примечании № 97 настоящего труда, а также работу Б. Лауфера «Chinese Clay figures» // Prologomena on the History of defensiv armours. 1914. I. P. 220.

76. Обширный труд J.J.M. de Grot’a «Die Hunnen der vorchristlichen Zeit» (I, Berlin, 1921) из-за принятой транскрипции не всегда может быть использован историком. См. также: Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... Т. I. С. 1–149.

77. К. Ширатори (Memoirs of the Research Department of Toyo Bunko. № 5 (1930). P. 71–74) считает, что «шаньюй» является не китайской транскрипцией хуннского слова, а китайским титулом.

78. Шангу — местность, расположенная к югу от теперешнего Хуайлайсяня в провинции Хэбэй.

79. Шанцзюнь лежал в 50 ли на юго-запад от Суйтэсяня в Шэньси.

80. Дайцзюнь — Вэйчжоу.

81. Юньчжун лежал на западе от современного Гуйхуачэна.

82. Хорошо сохранившиеся части хуннской одежды были найдены в погребениях Ноинулинскнх гор (Северная Монголия). См.: Trever К. Excavations in Northern Mongolia. L., 1932. Tab. 20. 22. 23.

83. Дикий як и тигр еще встречаются в восточном Амдо к западу от Суинантина; местные жители постоянно говорят о жестоких поединках между яком и тигром.

84. Trever К. Op. cit. Tab. 6.

85. Le Coq A. Bilderatlas zur Kunst und Kulturgeschichte Mittelungen Asiens. Berlin, 1925. Fig. 8, 32.

86. Trever К. Op. cit. Tab. 25.

87. Yetts W.P. Discoveries of the Kozlov Expedition // The Burlington Magazine. April, 1916. P. 181.

88. Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-тибетской экспедицией П.К. Козлова (Л., 1925; статьи П.К. Козлова, С.А. Теплоухова, Г.И. Боровски); Кононов В. Восстановление первоначальных красок ковра из Ноин-Ула. Государственный Эрмитаж. М., 1937.

89. См.: Animal Style. Vol. 26, 2.

90. См.: Minns Е.Н. Small bronzes from Northern Asia // The Antiquaries Journal. X, 1. 1930. P. 1–23 (в конце статьи указывается библиография по вопросу ордосских бронз.); Andersson J.C. Hunting Magic in the Animal Style // BMFEA. IV (1932); Salmong A. Sino-Sibirian Art in the collection of C.T. Loo. Paris, 1933.

91. См.: Minns E.H. Small bronzes... P. 8, 12; Andersson J.C. Hunting Magic... P. 223. Погребение в с. Тулту на нижней Джиде, Бичурское погребение с бронзовыми предметами, близкими по стилю к ордосским (Мат. к палеоэтнологии Забайкалья. V, тр. т. Кяхт. отд. ИРГО, 3, 2, 1900), Дэрестуй, ок. Троицко-Савска. Согласно T.J. Arne, ордосские бронзы, открытые в Луаньпине и в Сюаньхуа (Die Finde von Luan-p’ing und Hsuanhua // BMFEA. V (1933). P. 166), следует отнести к концу IV — III в. до н. э. Японский археолог Sueji Umehara (Shina kodo seikwa. III. 1935) предлагает отнести их к V в. до н. э. Шведский синолог Б. Карлгрен предлагает еще отодвинуть эту дату и считает, что бронзы эпохи Чжоу, которые находились под сильным влиянием «звериного стиля», относятся к 650 г. до н. э. Среди находок в Сюаньхуа имеется китайский «деньга-нож» с иероглифами «Ту-тип», распространенный в эпоху Чжоу между 480–250 г. до н. э. (см.: Guide to the Exhebitions of the Museum of Far Eastern Antiquities. Stockholm, 1933. P. 40). He выяснено еще отношение ордосских бронз, которые лучше было бы назвать хуннскими или ложномонгольскими, к минусинским древностям и к находкам в Катанде (Алтай).

92. Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. С. 49, след. Табл. 1.

93. Около III в. до н. э., согласно «Цэычжи тунцзянь» (гл. 20, с. 4б).

94. Stein A. Serindia. Vol. II. Р. 621.

95. См.: Gies L. Tun-huang-lu // JRAS. 1914.

96. В 108 г. до н. э. были построены форты и установлены караулы между Цзюйцюаием (Сучжоу) и Юймэньгуанем («Нефритовые Ворота»).

97. См.: Stein A. Serindia. Vol. II. М. №74, Д-3.

98. Ibid. Р. 693.

99. Ibid. Р. 411, next.

100. См.: Chavannes Е. Les documents Chinois dicouverts par A. Stein dans les sables du Turkestan Oriental. Oxford. 1913; Stein A. Innermost Asia. Vol. I. P. 343–429.

101. Hirth Fr. The Story of Chang K’ien. P. 89–152.

102. Включен в гл. 123 «Шицзи» Сыма Цяня. «Шицзи» окончены около 91 г. до н. э. См. также «Биографию Чжан Цяня», включенную в гл. 61 «Цянь Ханьшу».

103. Haloun G. Zur Uё-tsi Frage. S. 230.

104. Недавно Э. Херцфельд (Sacastan. S. 23) пытался доказать, что «Даюань» была не Ферганой, а соответствовала Памиру. Это противоречит утверждению Чжан Цяня, что население Даюани было земледельческое. Вряд ли Чжан Цянь описал бы высокогорный район Памира как земледельческую страну, в которой возделывались рис и виноград. Расстояние в 2000 ли (около 800 км), вероятно, считалось от главного города Даюани, который лежал недалеко от восточной ее границы. Эго было, конечно, только приблизительное определение расстояний, и тот факт, что во всех случаях указывается одно количество ли, сам по себе является ясным указанием на то, что определение расстояний было только приблизительное. В «Вэйшу» (гл. 102) Даюань ханьской эпохи идентифицируется с Сутуйшана = Stūšana = Usrūšana = Ура-Тюбе, согласно императору Бабуру.

105. Hirth Fr. The Story of Chang K’ien. P. 96.

106. Ibid.

107. Ibid. «Шицзи» (гл. 123, 29) упоминает два владения к западу от Ферганы: Дай и Хуань-цянь, в котором г-н Динцянь и П. Пеллио видят Хорезм (xuân-dz^ci̱äm-*xwārazm ~ * xwārzäm, см.: Pelliot Р. в «T’oung Рао». XXXIV, 1–2. 1938. Р. 147). Местоположение Дай неизвестно.

108. Hirth Fr. China and the Roman Orient. P. 139, note 1; он же: Uber Wolga-Hunnen und Hiun-gnu. S. 249–251.

109. Vernadsky G. On the Origins of the Antae // JAOS. 59, 1. P. 56–66.

111. См.: Полное собрание русских летописей. Т. VII. С. 240; Vernadsky С. Op. cit. Р. 64.

112. Hirth Fr. The Story of Chang K’ien. P. 97–98.

113. Ibid. P.98.

114. См.: Pelliot P. A propos des Comans. P. 138.

115. Эта княжна оставила после себя поэму о печальной участи китайской княжны в ставке кочевого хана. См.: Waley A. AHundred and seventy Chinese Poems. 1920. P. 53.

116. Еще Чжан Цянь привез известие о замечательной породе коней в Даюани (тянь-ма — небесная лошадь). W.P. Yetts (The Horse: a Factor in Early Chinese History // EISA. IX. 1934. P. 231, next) высказал мнение, что китайский император стремился улучшить ремонт китайской конницы для борьбы с хуннами и что поход 104 г. до н. э. имел главной целью получить производителей для императорских табунов в Китае. Известно, что в штабе Ли Гуанли находились двое специалистов по выездке лошадей. Также высказывалось мнение, что ферганские лошади (тянь-ма) могли происходить от знаменитых нессийских (Nηεαία) скакунов (Yetts W.P. Op. cit. Р. 250, next). Западная часть Средней Азии всегда славилась ценными породами коней: ахалтекинцы, йомуды, карабаиры и бадахшанцы, о которых говорил еще Марко Поло. Район Ура-Тюбе в современную нам эпоху славится лошадьми (Ура-Тюбе = Уерушала = Эрши).

117. Шицзи. Гл. CXIII; 12.

118. См.: Herrmann A. Seidenstrassen. S. 21; Stein A. Serindia. Vol. III. P. 1236.

119. Ляоши. Гл. 1. С. 2б.

120. См.: Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... Т. III. С. 33; Wylie A. Notes on the Western Regions // Journal of the Antropological Institute. X, 1 (1880). P. 20–73. В настоящее время необходим новый, снабженный комментариями перевод.

121. В I в. до н. э. китайцы охраняли лишь южный караванный путь (см.: Цянь Ханьшу, гл. 96).

122. Также Гуши.

123. См.: Stein A. Serindia. Vol. I. Р. 296.

124. Chavannes Е. Les pays d’Occident d’aprés le Hlou Han Chou // T’oung Pao. 1907. P. 154, observ. 1.

125. Ibid. P. 154, observ. 2.

126. См.: Stein A. Serindia. Vol. I. P. 218.

127. См.: Stein A. Serindia. Vol. III. P. 1323.

128. См.: Stein A. Ancient Khotan. Vol. I. P. 167, 467; Serindia. Vol. III. P. 1323.

129. См.: Stein A. Serindia. Vol. III. P. 1321, note 2, p. 1323.

130. См.: Chavannes E. Les pays... 1907. P. 174; Stein A. Serindia. Vol. I. P. 86, next.

131. Владетель области Сие носил титул князя Цзыхэ (см.: Цянь Ханьшу, гл. 96А, с. 4б). Сие также называлась Луша. См.: Chavannes Е. Les pays... 1907. Р. 174.

132. Stein A. Serindia. Vol. I. P. 87.

133. Следует иметь в виду, что в китайских переводах буддийских текстов, сделанных до 600 г. н. э., Цзибинь всегда означает Кашмир. С VII в. Цзибинь стал означать Капишу (Kapisa). См.: Pelliot Р. Tokharien et Koutchféen. 1934. Р. 39, observ.

134. Chavannes E. Documents sur les Tou-Kiue (Turks) Occidentaux // Сб. трудов Орхонской экспедиции. IV. 1903. Р. 129. observ. 2.

135. Й. МарквартЦзибинь (Ērānšahr. S. 243), отождествляет Шуанми ханьских анналов с владением Шанми, упоминание о котором встречается в анналах династии Тан. Согласно А. Стейну (Serindia. Vol. I. Р. 42), Шанми, или Цэювэй, соответствовало Мастуджу, или Верхнему Читралу. Г. Моргенстьерне (Report on a Linguistic Mission to North-Western India. 1932. P. 47), сближает Шанми с кафирским именем Читрала šim или sīmaī-gul и с формой šām-čatraδ, встречаемой в наречии санглечи.

136. Chavannes Е. Les pays... 1907. Р. 192.

137. Ibid. Р. 190, а также 189, observ. 3.

138. См.: Herrmann A. Atlas of China. М. N 24.

139. См.: Stein A. Serindia. Vol. III. P. 1301.

140. См.: Stein A. Serindia. Vol. II. P. 1230.

141. Grenard A. Mission Dutruil de Rhins. Vol. II. P. 61.

142. В ханьскую эпоху название Куча писалось Цюцы ~ Цюузы ~ Цюйцы, что передавало местное произношение Kut͜si~ Küt͜si. См.: Pelliot Р. в «T’oung Рао». XXII. 1923. Р. 126.

143. В танскую эпоху название Гумо транскрибировалось как Бохуан и Балуцзя, что передавало санскритизированную форму названия владения Bharuka. См.: Lüders Н. Zur Geschichte nach Geographic Osttürkestans // SBAW. 1922. S. 243–261.

144. Вэньсу < *ürsük ~ *ürčük ~ üčük ~ *Hečyuka — санскритизированная форма, встречаемая в рукописях Берлинского собрания. См.: Lüders H. Op. cit.; Pelliot Р. в «T’oung Pao». 1923. Р. 132.

145. См.: Бернштам А.Н. Из истории гуннов I в. до н. э. // СВ. 1940. № 1. С. 51–77.

146. Бичурин Н.Я. Собрание сведений... Т. I. С. 81–84; Бернштам А.Н. Там же. С. 64–65.

147. См.: Бичурин Н.Я. Собрание сведений... Т. III. С. 100, след.; Chavannes Е. Les pays... 1907. Р. 149, suiv.

148. См.: Le Coq А. в «JRAS». 1909. Р. 318; Lüders Н. в «SBAW». 1913. S. 406.

149. См.: Early History of India. Oxford, 1924. P. 265.

150. Fouchcr A. L’Art greco-bouddhique du Gandhara. Vol. II, 2. 1923. P. 505.

151. Kozulo ~ koijūla ~ kuyūla — иранский титул, впоследствии перенятый тюрками. См.: Lüders Н. Zur Geschichte nach Geographie Osttürkestans. S. 260; Konow Sten в «АО». III. S. 68. Сравн. gusura — титул, встречаемый в хотанских рукописях (kozulo ~ kodphises ~ kujūlakasa ~ kuyūlakaphs).

152. См.: Pelliot P. в «T’oung Рао». XXVI. 1929. P. 201–203; Pelliot P. Tokharien et Koutch£en. P. 30.

153. См.: Pelliot P. в «T’oung Рао». XXVI. 1929. P. 201–203.

154. Хоу Ханьшу. Пер. Шаванна // T’oung Рао. 1907. P. 192.

155. О трудностях хронологии кушанских царей см.: Vallee-Poussin L., de la. L’Inde aux temps de Mauryas et des barbares, grecs, scythes, Parthes et Yue-tchi. Paris, 1930. P. 343.

156. См.: Smith V.A. Early History of India. P. 276, tab.

157. Foucher A. L’Art gréco-bouddhique du Gandhâra. Vol. II. Tab. V, fig. 3, 5, 7.

158. Среди монет Кадфиза I имеются десять с изображением сидящего Будды. См.: Indian Archaeological Survey. 1912–1913. Р. 44.

159. См.: Beal S. Records. Vol. I. P. CIII; Chavannes E. Hanoi. 1903. См. также: Remusal A. Foe Koue Ki, on Relation de royaummes bouddhiques de Fa Hian. Paris, 1836. Chap. XII; Watters. On Yuan Chwang's Travels in India. 2 vols. London, 1904–1905. Vol. I. P. 204; Alberuni’India. An account of the religion, philosophy, literature, geography, chronology, astronomy, customs, laws and astrology of India about A.D. 1030. An English Edition, with Notes and Indices, by E.C. Sachau. London, 1888. Vol. II, 11.

160. BEFEO. Oct. 1901; имеется также английский перевод этой статьи, см.: Indian Archaeological Survey. 1915.

161. См.: Stein. Rājataran̂giṇī, перевод. Кн. 1. С. 168–172.

162. Mañjūṡri-mūlatantra, § 54 (изд. Joryaswal’a) говорит, что Ашвагхоша, родом брамин из Сакеты, был современником царя Buddhapaks̠a — Кадфиза I.

163. Там же, § 14, говорится, что Канишка установил учение Праджняпарамиты (Prajn̄āpāramitā), которое в тексте называется mahāyānāgradharma. т. е. «высшее учение Махаяны». Man̄jūṡrī-mūlatantra не упоминает собора в Джаландхаре.

164. Stein. Rājataran̂gin̟ī. Перевод. Кн. I. С. 168; кн. II. С. 438; см. также: Beal S. Life of Hiuen-Tsiang. P. 68.

165. Herzfeld E. Paikuli. Monument and inscription of the early history of Sasanian Empire. Berlin, 1924. P. 36.

166. Herzfeld E.Op. cit. P. 36, next.

167. Chirshman R. в «JA». P. 62, 63.

168. В византийских источниках упоминаются κιδαριīας Ο’ύυυους,см.: Marquart J. Ērānšahr, nach der Geographic des P. Moses Xorenaci. Berlin, 1901. S. 38.

169. Александр Полигистор (80–60 до н. э.) уже слышал о буддийских монахах в Бактрии (Строматы, изд. Drindorf. II. С. 59).

170. Konow S. Sprachliche und literarische Einzelheiten in der Kharos̟t̟hī Inschriften // ZDMG. VI, 1. 1926. S. LXX–LXXI.

171. Foucher A. Etudes sur l’art bouddhique de l’Inde. Tokyo: Maison Franco-Japonaise. P. 67.

172. Vogel Ph.J. Catalogue of the archaeological Museum at Mathurā. Alahabad, 1910; он же: La sculpture de Mathurā. Paris, 1930.

173. О различных типах гандхарских ступ (sthūpa) см.: Foucher A. L’art gréco-bouddhique du Gandhāra. Vol. I. P. 65–80.

174. См.: рис. 12 (а, б) в кн. Hackin J. L’oeuvre de la Délégation archéologique Française en Afghanistan (1922–1932). Tokyo: Maison Franco-Japonaise, 1933.

175. Бамиан и в наши дни посещается индийскими паломниками. Среди посетителей пещерных храмов Бамиана еще можно встретить индийских садху, или странствующих аскетов. Так продолжает жить традиция, основание которой было положено в кушанскую эпоху, когда бамианские вихары были одним из центров буддийского мира.

176. В пещерных храмах Бамиана (I–VII вв. н. э.) чувствуется преобладание хинаяны. В I–II вв. — преобладание гандхарского влияния, а также влияние эллинистического Востока. III–IV вв. — появление влияния сасанидского Ирана; зарождение так называемого ирано-буддийского искусства (Духтар-и-Нуширван в 130 км от Бамиана). VII в. (вторая половина) — ослабление иранского влияния и усиление индийского (поздние Гупты). В VIII в. — появление последователей махаяны в Бамиане, отмеченное корейским монахом-паломником Хой-чао, посетившим Бамиан в 727 г. (см.: Pelliot Р. в «BEFEO». 1908. Р. 511). Нам еще ничего не известно об обстоятельствах, сопровождавших разрушение Бамиана.

177. Результаты археологических исследований французской миссии в Афганистане издавались в серии «Мémoires de la Délégation archéologique Française en Afghanistan». См.: Foucher A. Rapports sur les premieres recherches de la Délégation archéologique Française en Afghanistan // MDAFA. I; Godard A., Godard Y., Hackin J. Les antiqutés bouddhiques de Bâmiyân. II. Paris-Brüssel, 1928; Barthoux J. Les fouilles de Had̟d̟a. Figures et figurines. III. Paris, 1930; Hackin J., Carl J. Nouvelles recherches archéologiques á Bâmiyân (1930). Paris, 1933; Barlhoux J. Les fouilles de Had̟d̟a. Stupas et sites. V. Paris, 1933; Hackin J., Carl J. Recherches archéologiques au Col de Khair Khanch prés de Kâbul. Paris, 1936. См. также: Hackin J. Les derniéres decouvertes d’Afghanistan (1930). Études d’Orientalisme Linossier. P. 287–291; он же. Les travaux de la Délegation archéologique Française en Afghanistan (compete-rendu sommaire). (1936–1937) // Revue des Arts Asiatiques. XII, I. Paris, 1938. Библиографию см.: Hackin J. L’oeuvre de la Délegation archéologique Française en Afghanistan. P. 73, suiv.

178. См.: Ростовцев М.И. Сарматские и индоскифские древности //Сб. в честь Н.П. Кондакова. Прага, 1926. С. 239–257. Тёмы влияния греко-индо-иранского искусства Бактрии-Гандхары академик Ростовцев уже касался в своей книге «Декоративная живопись в гробницах Керчи (II в. н. э.)» и в работе «Une trouvaille gréco-sarmate de Kertch» (Mon. et Mém. Piot. 26, 1923).

179. Горы Каратегина названы у Птолемея Kōmēdoi — название, сохранившееся в названии Кумед ранних арабских географов.

180. Warmington E.H. The commerce between the Roman Empire and India. P. 301.

181. Herrmann A. Die Alten Seidenstrassen zwischen China und Syrien. Berlin, 1910; Stein A. On ancient tracts past the Pamirs // Himalayan Journal. IV (1932). P. 21; Cordes. Textes d’auteurs grecs et latins relatifs á l’Extrême Orient. P. XXI (carte).

182. В тексте «Хоу Ханьшу» (гл. CVIII, с. 6) имя народа передано в форме А-лань-ляо. Шаванн (T’oung Рао. 1907. Р. 195, observ.) правильно указал, что следует читать А-лань и что третий иероглиф имени, ляо, представляет собой название отдельного соседнего владения, которое упоминается в «Вэйлюэ» (см.: T’oung Рао. 1905. Р. 559. observ. 1).

183. См.: McCrindle J.W. Ancient India as described by Ptolemy. Calcutta, 1927. P. 287.

184. Хоу Ханьшу. Гл. 118. С. 5.

185. Согласно П. Пеллио (Tokharien et Koutchéen. P. 35), китайская транскрипция сянь-би ~ сянь-бэй передает туземное название Сарби ~ Сирби ~ Сирви.

186. Pelliot Р. Op. cit. См. также: Torii R. Etudes archéologiques et ethnographiques. Populations primitives de la Mongolie Orientale. P. 70, 96.

187. См. вышеуказанное соч. Тории, с. 70–96, а также: Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений... Т. 1. С. 161–187.

188. Бичурин Н.Я. Там же. С. 151, след.

189. Сравн. тибетское . Drug-ċun (тибетская транскрипция  или ), gru-gu ~ Drug передавала название ... (в тексте пропуск — Ред.)

190. См.: Pelliot Р. в «T’oung Рао». XX. 1921. Р. 323–330.

191. Главным китайским источником по истории кочевых владений Северного Китая является «Бэйши», составленная Ли Сяньшоу после 629 г. Тюрки-табгачи затем распространили свои владения к югу от Великой стены округах Яньмэнь (Шопин), в северном Шаньси, и Дай (около Юйчжоу, близ совр. Дадуна) (ок. 310 г.).

192. Главный наш источник по истории династии Тоба-Вэй — это неполная «Вэйшу», составленная Вэйшу около 551 г. Старое произношение имени Тоба, согласно П. Пеллио (T’oung Рао. 1925–1926. Р. 93), было — *Т'âk-b'uât, откуда тюркское Табгач, Тамгадж арабских писателей и mayгacm византийцев.

193. Аммиан Марцеллин. Кн. XXI. 2-е изд. Пер. проф. Кулаковского. Киев, 1906. III. С. 237–339.

194. «Византийская История» Приска Панийского дошла до нас только во фрагментах. Она была основным источником по истории хуннов и Аттилы для историков VI в. Кассиодора и Иордана.

195. Частоколами окружаются дома-байшины и юрты в городах и монастырях современной нам Монголии.

196. Moravcsik J. Attilas Tod in Geschichte und Sage // Körösi Csoma Archiv. Vol. II, 1–2. S. 83, folg.

197. Следует отметить, что Юстиниан восстановил стену на Коринфском перешейке, когда Греция была под угрозой нашествия хуннов и славян. Еще одна параллель с положением на северных границах Китая: и тут, и там воздвигались стены — «укрепленные линии» для борьбы с кочевниками.

198. Не есть ли это указание на распространение буддизма среди хуннов?

199. См.: Поппе Н. в кн. «Известия Академии Наук». 1925. С. 233, след., 405, след.; Бартольд В.В. 12 Vorlesungen über die Geschichte der Türken Mittelasiens. Berlin, 1935. S. 30. См. также: Fettich Nandor. Die Metallcunst der Landnehmender Ungaru // Archaeologia Hungarica. XXI. Budapest, 1937; Schmidt und Katchka. Beiträge zur Erforschungen der Kulturen Ostrüsslands in der Zeit der Voelkerwanderung // EISA. I. 1927. S. 18.

200. К этому следует добавить южнокитайские транскрипции жу-жу и жуй-жуй. См.: Pelliot Р. A propos de Comans. 1920. Р. 143, след.; Бичурин Н.Я. Собрание сведений... Т. I. С. 203–240.

201. Некоторые исследователи сближают жуань-жуаней с тюрками-сяньби. Вероятнее всего, жуань-жуани были ордой смешанного происхождения, главную массу которой составляли тюркские племена с примесью монгольских племен.

202. Pelliot Р. в «T’oung Рао». XVI. 1915. Р. 688.

203. Цитирую Орхонские надписи по английскому переводу с датского Sir Denison Ross’a, появившемуся в «BSOS» (V, 4. С. 864). В /а/пурум Пеллио видит транскрипцию названия Рима (см.: JA. I. 1914. Р. 499). Эту догадку Пеллио подтвердил с точки зрения иранистики H.H. Schaeder (Iranica. S. 27, folg.; s. 36, folg.). Возможно, что /а/пурум представляет собой тюркскую транскрипцию названия среднеазиатской области, которое в тибетской литературе передается в виде Phrom.

204. Гаочэ, кочевавшие между Ховдом и Селенгой, были предками тюрков-толесов и уйгуров.

205. Согласно А. Кристенсену (L’Iran sous les Sassanides. P. 284, observ. 5), это сообщение арабских источников (Табари, с. 872) не соответствовало действительности.

206. Marquart J. Ērānšahr. S. 60–63.

207. См.: Müller F.W.K. Soghdische Texte. Berlin, 1913. Bd. I. S. 108.

208. Название племени сохранилось в названии селения в теперешнем Бадахшане — Ифтал. См.: Бартольд В.В. Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903. С. 13.

209. Le Coq A. Kök — Тürkisches aus Turfan // SBAW. 1909. S. 1049. В настоящее время установлено, что «неизвестное» письмо этих фрагментов представляет собой греческое письмо Бактрии-Тохаристана. См.: Junker H.F.J. Die hephthalitishen Münzinschriften // SBAW. 1930; Bailey H.W. Ttaugara. P. 891, next.

210. Согласно другим источникам, царь был заключен в темницу. См.: Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. P. 343.

211. Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue Occidentaux. P. 224.

212. Herrmann A. Die Hephthaliten und ihre beziehungen zu China, Asia Major. II. Fasc. 3/4. 1925. S. 564, folg., c. 573.

213. Chavannes E. Voyage de Song Yun dans l’Udyâna et le Gandhâra // BEFEO. 1903. P. 379, suiv.

214. До этого события сасанидский Иран продолжал платить дань эфталитскому хану. См.: Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. P. 292, observ. 2.

215. Marquart J. Ērānšahr. S. 66, folg.

216. Источники по истории хуннов-эфталитов: Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue Occidentaux. P. 222; Marquart J. Ērānšahr, nach der Geographie des P. Moses Xorenaci. S. 58. folg., 216, 238, folg; Drouin Kémoire sur les Huns Ephthalites dans leur rapports avec les rois Perses Sassanides. Louvain, 1895; Nöldeke N. Geschichte der Perser und Araber zur Zeit der Sasaniden. Aus der Arabischen Chronik des Tabari. Leiden, 1879. S. 123; Stein A. White Huns and Kindred tribes in the history of the Indian North-Western Frontier // Indian Antiquary. XXXIV. 1905; Christensen A. I’Iran sous les Sassanides; Grousset R. L’Empire des steppes, ftuis, 1939. P. 110–115.

217. Tod James. Annals of Rājastrān. Oxford, 1920. Vol. I. P. 131.

218. Kharos̟t̟hī Inscriptions, ed. by A.M. Boyer, E.J. Rapson, Senart, P.S. Noble. Pt. I–III. Oxford, 1920–1929; Burrow T. The Dialectical Position of the Niya Prakrit // BSOS. VIII, 2–3 (1936). P. 419; Konow Sten. Note on the Ancient North-Western Prakrit. P. 603; Burrow T. The Language of the Kharosthi Documents from Chinese Turkestan. Cambridge, 1937.

219. Burrow T. Iranian words in the Kharosthi Documents from Chinese Turkestan. Pt. I–II // BSOS. VII, 3, 4. P. 509, 779; он же в «JRAS». 1935. P. 667, next.

220. Kharos̟t̟hī Inscriptions. Pt. III. P. 323–328.

221. Титулы должностных лиц военно-административного аппарата: ogи, guśura, kala, camxura. Prof. Thomas (Festschrift H. Jacobi. S. 51, а также в «АО». XIV. S. 66) сближает guśura с kijila ~ kuyula ~ kozoulo кушанских монет; T. Burrow (BSOS. VII, 4. P. 781, next) сближает guśura с новоперсидским vazīr. Ab., vičira. Cojhbo — военно-административный титул < ab. čazdahvant (cm.: Burrow T. The Language of the Kharos̟t̟hī Documents. P. 91.) Сравн. cazba в документах из Маралбаши (см.: Konow Slen. Eine neuer Saca-dialekt // SBAW. 1935. S. 772).

222. В III в. н. э. Calmadāna (Черчен, Цзюймо) и Caḍ’ota (Ния — Цзинцзюэ) входили в состав царства Шаньшань — Лоулань (Kroraiṃna).

223. По-скифски (sakā) — Hvatäna.

224. О сне императора Мнн-ди см.: Pelliot Р. в «T’oung Рао». XIX. 1920. Р. 311–312, 384–396, 429–430. Вэйшоу в своем трактате о буддизме и даосизме, помещенном в гл. 114 его «Истории династии Вэй» (пер. Ware // T’oung Pao. XXX. 1933. Р. 100б), говорит, что буддизм был введен в Китае со времени захвата золотых священных изображений при взятии в плен хуннского князя Хунье во время похода генерала Хо Цюйбина в 121 г. до н. э.

225. Bagchi Р. Le Canon bouddhique en China. Paris, 1927. Vol. I. P. 3–8.

226. Ibid. P. 8, suiv.

227. Ibid. P. 37, suiv.

228. Ibid. P. 79, suiv.

229. Dharmabhadra, cm.: Bagchi P. Op. cit. P. 81, suiv.

230. Чжу Ta-xy, cm.: Bagchi P. Op. cit. P. 83, suiv.

231. Ibid. P. 117, suiv.

232. Ibid. P. 178, suiv.

233. Ланьчжоу сохраняет традицию буддийской учености в тангутскую эпоху Х–ХIII вв. и в последующую монгольскую.

234. The Travels of Fa-hsien, retranslated by H.A. Giles. Cambridge, 1923.