История Средней Азии. Ч. 1

Публикуется по изданию:

Рерих Ю.Н. История Средней Азии. В 3 т. Т. I. М.: Международный Центр Рерихов, 2004.

"История Средней Азии" — фундаментальный труд Юрия Николаевича Рериха по истории Центральной Азии, охватывающий период с глубокой древности до XIV столетия. Он содержит описание кочевой Азии как природного, исторического и культурного целого. Автор накапливал материал в течение четверти века, не только изучая научные источники, но и имея опыт практического исследования. Этот труд создавался Ю.Н. Рерихом во второй половине 1930-х годов на русском языке. К сожалению, он не увидел свет при жизни ученого.

Введение

Научное обоснование понятия «Средняя Азия» впервые дал Ф. Рихтгофен, положив в основание своего определения границ внутренней области Азиатского материка ее геоморфологические особенности. Согласно Рихтгофену, под понятием Средней, или Внутренней, Азии следует понимать область замкнутых водных бассейнов, в отличие от периферических областей Азиатского материка, характеризуемых внешним стоком. На основании этого определения немецкий ученый понимал под Средней Азией обширную внутреннюю область Азиатского материка, простирающуюся от Алтайских гор на севере до Тибетского нагорья на юге и от Памирского горного узла на западе до Большого Хингана на востоке. Эта внутренняя область окружена, согласно Рихтгофену, поясом переходных областей, характеризуемых мощными отложениями лесса и переходящих, в свою очередь, в периферический пояс материка.

Если рассматривать понятие Средней Азии с этно-исторической точки зрения¹, то становится ясным, что среднеазиатский мир не ограничивался внутренним районом, указанным Рихтгофеном, а включал и соседние переходные, а также часть периферических областей, как то: Западный Туркестан, Южный и Восточный Тибет, область верховий Желтой реки и западные окраины Маньчжурии. Этнически и исторически сродственны среднеазиатскому миру были и степные пространства Задонья и Юга России, степной пояс Южной Сибири, Кавказ, Иран, соседний Афганистан и Северо-Запад Индии. В процессе изложения судеб среднеазиатского мира нам придется неоднократно касаться истории великих культурных очагов древности — Ирана, Индии, Китая и в несколько меньшей степени Древнего Востока и Византии.

Для нас Средняя Азия есть совокупность всех внутренних областей материка Азии, в которых доминируют пустынно-степные формы рельефа, характеризуемые преобладанием физического выветривания и континентальностью климата. Такое понятие Средней Азии включает и часть переходных и периферических областей построения Рихтгофена. Ясно выраженные геоморфологические особенности этой обширной среднеазиатской области², климатические условия и тождественность почвенного покрова мощно повлияли на экономический и общественный строй среднеазиатских племен и народов, создав две преобладающие формы быта — кочевую и земледельческую оседлую, или оазисную, распространенную по долинам немногочисленных рек и вдоль подножий горных хребтов, по соседству с великими караванными торговыми путями.

Азия

Оазисные и «речные» (потамические) культуры Западного и Восточного Туркестана и периферического Южного и Восточного Тибета являются «островными» очагами в полосе пустынно-степной среднеазиатской зоны. В окружающей их пустынно-степной среде преобладал кочевой элемент, игравший роль объединителя племен и народов в обширные государственные образования. «Островные», или оазисные, очаги являлись лишь дополнением к последнему и представляли собой проникновение оседлых культур периферической Азии (в Тибете — индо-китайская культура). Степь — начало объединительное. Великие кочевые империи создавались в степном поясе. В Тибете в имперский период VII — IX вв. южный пояс Тибетского нагорья, к северу от массива Тангла (eDaṅ-la), являлся связующим поясом новой империи (от оз. Намцо (gNam-mt͜sho) до Кукунора). Часто эти оазисные очаги заселялись выходцами из сопредельных (культурных) оседлых стран, как, например, переселенцы из Индии в оазисах Таримского бассейна, где в раннее средневековье еще говорили и писали на среднеиндийских наречиях. В некоторых областях Средней Азии условия местности создали своеобразный переходный земледельчески-скотоводческий уклад быта, который засвидетельствован уже в глубокой древности и встречается и по сей день среди кочевого и земледельческого населения среднеазиатских областей.

Несмотря на обширность среднеазиатской области и разнообразие рельефа поверхности, область эта отличается известным единством, созданным преобладанием процессов так называемого пустынного цикла. Обширные пространства травянистых степей, полупустынь, барханных и бугристых песков отделены от горных массивов поясами аллювиальных наносов, щебня и лессовых отложений. Пустынные горные хребты, несмотря на их часто достаточно древний возраст, характеризуются резкостью форм, и склоны и подножья их погребены под мощными пьедесталами из пролювия. За время кратких, но сильных летних дождей бурные дождевые потоки прорезают в толще этого наносного материала, одевающего нижние склоны и подножья горных массивов, узкие овраги с вертикальными стенками, которые затем постепенно расширяются и превращаются в многочисленные сухие русла, которыми так богата среднеазиатская область.

В горных цепях Средней Азии (Наньшань, Куньлунь, Музтаг, Тянь-Шань, Монгольский Алтай, Хангай и Хэнтэй) часто наблюдается переход форм пустынно-степного цикла в формы плювиального и гляциального, или ледникового, цикла.

Обширные пространства, особенно на востоке среднеазиатской области, покрыты щебнистыми и галечниковыми пустынями, в которых песчаная шлифовка, образование защитных корок и панцирей, предохраняющих их поверхность от дальнейшего развевания, и часто явление лака пустыни создают характерный и своеобразный пустынный ландшафт. В некоторых областях Средней Азии, и особенно по окраинам, преобладают аккумулятивные эоловые формы, образованные продуктами развевания, вынесенными господствующими центробежными ветрами из центральных районов среднеазиатских пустынь. К этому классу принадлежат барханные пески Такла-Макана в Таримском бассейне, пески Алашани, Ордосского плато и юго-восточные пески Кызылкума. Необходимо, однако, отметить, что материал песков может быть частью создан на месте развеванием горных пород и речного аллювия.

Многочисленные котловины и впадины, встречающиеся в полупустынях и пустынях среднеазиатской области, часто заполнены либо солеными озерами, либо солончаками и так называемыми такырами — глинистыми площадями, обычно лишенными растительности и залегающими среди песков. Немногочисленные постоянные реки по выходе из гор быстро теряют воду и мелеют, оканчиваясь, как правило, в соленых озерах, но также часто они образуют наземные дельты или теряются в песках. Некоторые из рек уходят под землю, чтобы снова просочиться на поверхность вниз по руслу и образовать мелкие озерки, которые с течением времени высыхают и образуют солончаки. Большинство среднеазиатских рек, берущих начало в горах, богатых ледниками и зимними осадками, имеют повышение уровня весною во время снеготаяния. Но многие реки полупустыни, берущие начало в горных хребтах, не достигающих снеговой линии, и расположенные в областях скудных зимних осадков, имеют только временные повышения уровня, находящиеся в зависимости от кратких летних дождей.

Вся среднеазиатская область характеризуется суровым континентальным климатом с резкими колебаниями температуры, который немало способствовал созданию ее современного рельефа. Много писалось об изменениях климата и прогрессирующей десикации среднеазиатских стран. Еще недавно Г. Мерцбахер³ выступил с теорией о резкой смене климата Средней Азии со времени четвертичного периода. Согласно Мерцбахеру, эта смена стояла в прямой связи с последним поднятием Гималаев, которое преградило доступ морских ветров во внутренние области Азиатского материка. Безуспешными оказались попытки установить прогрессирующее изменение климата среднеазиатских областей в историческое время. Если десикация и имела место, то процесс этот начался еще в третичный период и проследить усиление этого процесса в последующие эпохи едва ли возможно. Еще с конца третичного периода наступил цикл большой сухости, как это доказывают так называемые ханьхайские отложения. В течение четвертичного периода, в связи с образованием ледникового покрова в горных областях Средней Азии, возможно, имело место некоторое увлажнение климата, однако недостаточно значительное, чтобы позволить говорить о его смене. К концу послеледниковой эпохи среднеазиатская область снова отличалась сухим климатом, особенно же на равнинах и в меньшей степени в горных областях.

Можно считать установленным наличие периодических колебаний климата, имевших место в прошлые эпохи и наблюдаемых и в настоящее время. О существовании климатических колебаний в прошлом судят по колебаниям ледников и по смене растительного покрова. Установить с точностью подобные климатические колебания едва ли возможно по недостатку наблюдений, обнимающих продолжительный период. Более точно зафиксированы малые колебания, 35- и 11-летние, которые часто обусловливаются местными причинами, а именно истреблением лесов.

Периодические колебания уровня озер, связанные с увеличением атмосферных осадков, также стоят в несомненной связи с периодическими колебаниями климата. Установлено, что в западной части Средней Азии в конце XIX в. началось увеличение атмосферных осадков, свидетельствующее, что область вступила в новый цикл большей влажности. Это увлажнение климата сопровождалось отступлением ледников, отмеченным в конце прошлого столетия многими исследователями, а также повышением уровня в озерах. Однако уже в начале XX в. возобновилось поступательное движение ледников (наблюдения А.П. Федченко над ледниками Таласского Алатау за 1897–1903 гг.). Аналогичные наблюдения над увлажнением климата были сделаны автором настоящего труда на Тибетском нагорье в течение 1927–28 гг. Несколько снежных зим и увеличение летних осадков вызвало повышение уровня в озерах (в некоторых случаях вода достигала значительной высоты и заливала береговые террасы), а также сильный падеж скота у местных кочевников и даже антилоп и куланов, которые лишились зимнего подножного корма.

Но, повторяем, наблюдения над этой периодичностью в смене климата не были еще достаточно систематизированы, чтобы позволить сделать какие-либо обобщающие выводы.

Письменные свидетельства классических и средневековых писателей с несомненностью указывают, что климат среднеазиатских областей и прилегающих к ним районов в историческую эпоху был сходен с современными условиями. Так, Квинт Курций Руф говорит о бесплодности песчаной почвы Бактрии, где только в некоторых местах была возможна культура плодов, винограда и хлебных злаков. Арриан и Страбон утверждают, что в IV в. до н. э. Политимет, современный Зеравшан, не достигал Окса (Амударья), а терялся в песках. В таком же состоянии находилась эта река и в X в. н. э., согласно трудам арабских географов. По Плинию, Мервский оазис еще в древности был окружен песками. Земледелие в оазисе всецело зависело от уровня воды в р. Мургаб, и еще в средние века пески начинались в 30 км от самого города. Интересен также факт, что в течение целого тысячелетия Аральское море сохраняло свою настоящую восточную береговую линию. Испанский посол Гонзалес де Клавихо, посетивший двор Тимура в 1404 г., описывает район среднего течения Амударьи и Мургаба как область барханных песков, в которой вода добывалась из колодцев⁴.

Не так давно шведский геолог И.Г. Андерсон рядом наблюдений установил, что уровень оз. Кукунор лишь незначительно изменялся со времени доисторической эпохи, что доказывается расположением стоянок каменного века на озерных террасах⁵.

Народные предания о засыпанных песками городах и широко бытующее представление о прогрессирующей десикации среднеазиатских областей создали твердо укоренившееся мнение, что изменение климата и отступление ледников явились главными причинами опустошения среднеазиатских областей и сокращения культурной оазисной полосы. Новейшие исследования вполне позволяют установить истинные причины этого явления. Явление разрушенных и оставленных населением оазисов, как в Западном, так и в Восточном Туркестане, объясняется не только наступлением песков, как это, несомненно, имело и еще имеет место во многих областях Средней Азии (например, в Фергане, в долине Зеравшана, по южному краю Кызылкума). В значительной степени оно было результатом частого изменения течения рек (например, покинутый в IV в. н. э. Лоулань у оз. Лобнор), а также следствием уничтожения плодородного лессового покрова ветром, делавшего местность неподходящей для земледелия, как, например, в районе древних поселений, расположенных в песках к северу от Керни и Нии, вдоль южного караванного пути в Таримском бассейне. Вдоль старой китайской военной дороги, между Дуньхуаном и Лобнором, британский исследователь Аурел Стейн сделал ряд интересных находок, относящихся к периоду со II в. до н. э. по II в. н. э. Прекрасная сохранность этих находок, а также тот факт, что найдены они были на поверхности, доказывает еще раз, что в древности область между Дуньхуаном и Лобнором отличалась таким же крайне континентальным сухим климатом, как и в настоящее время. Стейн также заметил, что в нескольких местах строители линии сторожевых башен и соединявших их стен использовали существующие болотистые солончаковые пространства и озерки, включив их в систему укрепленной линии. Соотношение между уровнем воды в озерках и высотой стен указывает на весьма незначительное колебание уровня со времени I в. до н. э.⁶ Главной же причиной оставления оазисов и засыпания оросительной сети каналов явились события экономического и военного характера, а именно: сокращение товарного движения по великим среднеазиатским торговым путям, наступившее вслед за открытием морского пути в Китай, и ряд опустошительных войн и связанных с ними принудительных передвижений оседлого населения. Периодические сокращения товарного движения, обусловленные политическими событиями в Китае, еще в древности неоднократно вызывали продолжительные периоды экономического обеднения области и оставление оазисов в наиболее пустынных и отдаленных частях караванных путей.

Из всего вышесказанного становится ясным, что ни прогрессирующая десикация, ни изменение климата не влияли на ход исторических событий в Средней Азии. Образование же среднеазиатских степей и полупустынь относится, вероятно, к третьей межледниковой эпохе (рисс-вюрм) и соответствует степному циклу в Средней Европе и связанным с ним изменениям в фауне и флоре Европы. Процесс этот продолжался и в послеледниковую эпоху, когда после первой влажной стадии послеледникового периода, вызвавшей отступление черноземной степи Южной России к югу и соответствующее продвижение лесной зоны, снова наступил период более сухого континентального климата в областях Восточной Европы.

Итак, под понятием «Средняя Азия» мы понимаем всю совокупность областей, простирающихся от Кавказа на западе до Большого Хинганского хребта на востоке. Южной границей этой обширной среднеазиатской области служит гигантская горная складка, состоящая из пустынного Копетдага, образующего северный край Иранского нагорья, а также из Паропамиза, Гиндукуша, Каракорума и Великих Гималаев, причем последнее звено этой гигантской цепи представляет собой одну из наиболее ярко выраженных граней между двумя климатическими областями: континентальной и южноазиатской, или муссонной. Северной же границей служат горные хребты, окаймляющие Сибирскую низменность с юга. На западе, к северу от Западного Туркестана, эта граница менее резко выражена: ее образует здесь пояс холмов, сложенных из древних и сильно выветренных горных пород, пролегающих по Киргизской степи; этот пояс также является климатической границей по направлению к Северной Азии.

Намеченная нами среднеазиатская область может быть разделена на несколько ясно выраженных частей. На севере это прежде всего Или-Балхашский бассейн и смежная с ним Джунгарская равнина, которая граничит на северо-востоке и востоке с Алтайской горной страной. Южнее лежит Тянь-Шаньская горная страна, граничащая на юго-западе с Памирским горным узлом, через который она входит в соприкосновение с величайшими горными системами Внутренней Азии — Гиндукушем, Куньлунем, Каракорумом и Гималаями. Западнее Тянь-Шаньской горной области лежат плодородная Ферганская долина, один из древних культурных центров Средней Азии, Туркестанское Двуречье и Закаспийская низменность. На восток от тянь-шаньской области простирается обширный Тарим-Лобнорский бассейн. Восточнее Алтайской горной страны лежит Хангайская горная страна Монголии, соприкасающаяся еще далее на востоке с Хэнтэем и Керуленским бассейном Восточной Монголии. На юге вышеназванные области граничат с Центральной Монгольской Гоби, которая на востоке и юго-востоке переходит в пояс полупустынь и степей Внутренней Монголии, простирающийся вдоль западного подножья Хинган-Иньшаньского горного пояса. На юге Центральная Монгольская Гоби переходит в пески Алашани и щебнисто-галечниковую пустыню юго-запада.

Южнее Ганьсуйского коридора поднимается горный пояс Наньшаня, к югу от которого лежит Кукунор-Цайдамский бассейн.

Еще южнее начинается собственно Тибет — область высоких нагорий, которая может быть разделена на две ясно выраженные части: Северо-Тибетское нагорье и восточную и южную периферические области Тибета.

Приступим к описанию вышеуказанных областей Средней Азии.

Центральное и выдающееся положение в орографии Средней Азии занимает Тянь-Шаньская горная система. Начинаясь на западе невысоким хребтом Арслантау к северу от Бухары, она простирается на 2450 км на восток и, постепенно понижаясь, оканчивается к северу от Эдзин-гольского бассейна, занимая, таким образом, громадную площадь величиной не менее чем в 1000 000 кв. км. Наиболее характерными признаками орографии Тянь-Шаня являются: ряд гигантских параллельных складок широтного простирания, широкие продольные долины (прежние замкнутые водные бассейны) и узкие меридиональные ущелья (тектонические трещины).

В Тянь-Шане, по мере спуска с высоты, где преобладают формы гляциального цикла, наблюдается переход этих форм в формы плювиального цикла, а еще ниже — в формы пустынные, что создает необыкновенное разнообразие рельефа. Научные исследования в горной области Западного Туркестана установили существование более значительного оледенения этой области в четвертичный период. Исследования Г. Мерцбахера в восточной части Тянь-Шаня указывают на существование двух или трех периодов оледенения. Возможно, однако, что мы имеем дело не с ясно выраженными периодами оледенения, а с периодическими отступлениями ледникового покрова одного периода оледенения.

Центральной частью этой гигантской горной системы следует признать Хан-Тэнгрийский горный узел с прилегающим к нему горным районом. Это наиболее высокая часть всей системы, характеризуемая значительным оледенением и заключающая в себе истоки важнейших рек Тянь-Шаньской горной страны, которые принадлежат к числу основных рек всей среднеазиатской области. Центральный Тянь-Шань представляет собой систему складчато-глыбовых цепей, сформировавшихся в результате поднятия и расчленения древней почти-равнины. Генезис этого процесса еще недостаточно выяснен, отдельные хребты системы и их взаимоотношения еще сравнительно мало изучены.

Наиболее выдвинутым на север и несколько обособленным членом Тянь-Шаньской системы является хр. Джунгарский Алатау. На юго-восток от него отходит хр. Боро-Хоро, являющийся западной оконечностью северной складки Тянь-Шаня, которая продолжается далее на восток и включает в себя хр. Эрэн-Хабирга, массив Богдо-Ула, Баркёльские горы, Карлыктаг и отдельные массивы пустынного характера, уходящие далеко в Монгольскую Гоби и оканчивающиеся в массивах Хуху-Тимурту и Сухомту на север от Эдзин-Гола. С севера к хр. Карлыктаг примыкает массив Мэчин-Ула, относящийся к системе Монгольского Алтая.

Следующей горной цепью системы является высокая гряда, состоящая из так называемых Чу-Илийских гор — Заилийского Алатау, массива Туру-Айгыр и Кетменьтау, который подходит к Темерлыктау на востоке. Эта последняя гряда является восточным продолжением гигантской складки Каратау — Киргизтау (Александровский хребет) — Кунгей-Алатау и служит водоразделом между долинами рр. Кунгес и Малый Юлдуз. На юг от г. Урумчи хребет носит название Чаргос.

Восточнее Баркёля горы быстро понижаются и переходят в гряды холмов пустынного характера. Южнее простирается следующая и основная складка Тянь-Шаньской системы, образованная хр. Таластау и хр. Терскей-Алатау, который на востоке упирается в горную область вершины Хан-Тэнгри (6995 м), богатую мощными ледниками. За восточное продолжение складки Таластау — Терккей-Алатау следует признать водораздельный хребетмежду долинами рр. Агиаз и Коксу, который между Малым и Большим Юлдузом носит название Сармиин, далее на восток он известен уже как Хайдак (к северу от Баграшкёля и Чёльтага к югу от Турхранской котловины), простираясь еще далее на восток, он именуется Бэйшанем.

Следующей значительной складкой системы является наиболее южная из тянь-шаньских складок, образованная из хребтов: Ферганского, имеющего северо-западное — юго-восточное простирание, Кашгартау, Кок-Кия, а также Кокшальского, по которому проходит государктвенная граница России и Китая. Восточным продолжением этой горной цепи являются хребты: Халыктау — Кок-Тепе — Бугур — Куруктаг. У стыка хребтов Халыктау и Кок-Тепе лежит область наибольшего сжатия Тянь-Шаня.

Обширное горное пространство, лежащее к юго-западу от вершины Хан-Тэнгри и простирающееся между Терккей-Алатау и Кокшальским хребтом, заполнено целым рядом горных массивов, из которых наиболее крупными являются: Нарынтау, Джумгалтау, Сарыджаз, Джамантау и Атбаши.

Многочисленные реки берут свое начало в центральной части Тянь-Шаня. Назовем только наиболее крупные: Нарын-Сырдарья, текущая на запад от Центрального Тянь-Шаня; Текес, который, прорвавшись через Темерлыктау и соединившись с Кунгесом, становится р. Или длиною в 1001 км, впадающей в оз. Балхаш; Малый Юлдуз, который, сливаясь с Большим Юлдузом, становится Хайдак — Голом, текущим на восток и впадающим в оз. Баграшкёль (Тэнгри-Нор). В Тянь-Шане, как и в Гималаях, горные хребты, несмотря на свою значительную высоту, не всегда служат водоразделами. Так, например, Киргизтау прорывается р. Чу, Ферганский хребет — Нарыном, а Кокшальский хребет — р. Сарыджаз, которая в дальнейшем своем течении становится р. Аксу — главным и наиболее многоводным притоком Яркенддарьи-Тарима. Кроме вышеперечисленных рек следует упомянуть еще Таушкандарью, приток р. Сарыджаз-Аксу, протекающий между хребтами Кокшальский и Кок-Кия, а также р. Музарт, достигающую Тарима. Тянь-Шаньская горная система имеет еще довольно многочисленные реки, прорезающие склоны хребтов в меридиональном направлении. Из рек северного склона назовем Манас, впадающий в оз. Айран-Куль. В некоторых из замкнутых долин, принимающих значительное количество вод из горных потоков, образовались горные озера, часто весьма значительных размеров, как, например, Иссык-Куль, Сон-Куль и Чатыр-Куль.

Климат Центрального Тянь-Шаня отличается большей влажностью, и потому северные склоны хребтов покрыты обширными хвойными лесами и разнотравной степью. В области западных и восточных оконечностей системы имеет место уже резко континентальный климат, и поэтому они покрыты высокогорной степью и носят ясно выраженный пустынный характер.

Также резок переход между северными и южными склонами Тянь-Шаня. Высокогорные степи Тянь-Шаня, так называемые сырты, издревле славились как прекраснейшие пастбища и привлекали кочевников. Из таких центров расселения кочевого населения особенно известны верховья Сусамыра (Сусамыр — это широкая долина, до 96 км в длину и до 30 км в ширину, расположенная на высоте 2100–2300 м), долины Текеса и Кунгеса, а также долины Большого и Малого Юлдузов. В некоторых из горных долин на высоте 1500 м развито земледелие. Вдоль северного склона Тянь-Шаня проходил древний кочевой путь, о котором еще будет речь впереди.

К области Тянь-Шаня принадлежит и Турфанская котловина, лежащая между массивом Богдо-Ула и Чёльтагом и представляющая собой глубочайшую во всей Средней Азии котловину, достигающую своей наибольшей глубины у оз. Бошанте — 154 м ниже уровня моря. Турфанская, или Люкчунская, котловина, являвшаяся в средние века центром богатой уйгурской культуры, и в настоящее время считается одним из плодороднейших оазисов Восточного Туркестана, несмотря на бедность реками, которая ставит земледелие в зависимость от системы карезов (подземных водопроводов). К тянь-шаньской же области принадлежит богатый оазис Кумул, или Хами, расположенный между Карлыктагом и Бэйшанем.

Юго-восточная часть Ферганского хребта в районе перевалов Терек и Суок соединяется со следующей горной системой — Алайской, которая имеет много общего с соседним Тянь-Шанем. Это безлесные горы, достигающие значительной высоты. Горные долины и ущелья заполнены продуктами денудации, характерными для гор пустынно-степного пояса. Снеговая линия в Алайском хребте лежит на высоте 4000–4 500 м, но оледенение хребта незначительное. Значение Алайского хребта в орографии области велико. Он служит водоразделом между бассейнами Сырдарьи, Амударьи и Яркенд-дарьи-Тарима. К западу от горного узла Коксу Алайский хребет разветвляется на три цепи: Туркестанский хребет, Зеравшанский (служит водоразделом между долинами рр. Зеравшан и Ягноб) и Гиссарский. Крайним западным ответвлением Алайской системы является невысокий Нуратау. Западная часть Алайской системы, называемая у туземного населения Кохистаном, является областью глубоких горных долин, по которым текут бурные горные реки. Широкие межгорные долины, покрытые разнотравной степью, служат пастбищами у киргизского кочевого населения. Во многих речных долинах встречаются и земледельческие поселения горных таджиков.

Южнее Алайского хребта лежит знаменитая Алайская долина шириной в 25 км, отделяющая кристаллическую Алайскую цепь от постепенно повышающихся предгорий Заалайского хребта. По долине протекает р. Кызылсу, вступающая в узкое ущелье у селения Даулат-Курган (высота 2450 м). Долина Алая издавна славилась своими пастбищами и являлась одним из центров расселения кочевников. Здесь проходил древний караванный путь, ведущий на Кашгар через перевал Тау-Мурун (3536 м), расположенный в верховьях р. Кызылсу.

Заалайский хребет — это высокая скалистая гряда, покрытая фирновыми полями, поднимающаяся в среднем на высоту 4000 м и заключающая в себе одну из высочайших вершин среднеазиатской области — пик Кауфмана, ныне пик Ленина (7134 м). Несмотря на большую высоту, оледенение хребта следует признать незначительным. Орографическим и тектоническим продолжением Заалайского хребта на запад является хр. Петра Великого, начинающийся у устья долины Арпалык и простирающийся до устья р. Сурхоб, а также короткий хр. Сельдитау. Долгое время эта горная область, лежащая между рр. Сурхоб и Хингоб, оставалась малоизученной, и только в последнее время в связи с расширением исследовательской работы Всесоюзной Академии наук на нее обратили должное внимание. Из новейших научных начинаний следует упомянуть Русско-немецкую экспедицию и в особенности сводные экспедиции Академии наук в Таджикистан, усилиями которых исследовано значительное оледенение западных ответвлений Заалайского хребта и обследован огромный ледник Федченко. В этом же районе определены несколько вершин, превышающих пик Ленина, как, например, пик Коммунизма (7 495 м).

К югу от этой горной области лежит Дарвазская горная страна — одна из наиболее труднодоступных областей горного Туркестана, окруженная малопроходимыми высокими перевалами. Большая часть этой горной области покрыта высокогорной степью и, несмотря на отсутствие хороших путей сообщения, имеет довольно густое население горных таджиков.

Перевалив Заалайский хребет по перевалу Кызыл-Арт (4280 м), мы вступаем в совершенно отличную от вышеописанной область высокогорных степей с резко континентальным климатом — Памир. Слово «памир» означает по-киргизски высокогорную степь без древесной растительности, состоящую из ряда широких долин, ограниченных невысокими легкопроходимыми грядами холмов. Главными особенностями «памиров» являются: пологие склоны гор, перевалы, обильное заполнение склонов и межгорных долин продуктами выветривания (осыпи), сухие русла и озерные бассейны без стока. Из этого перечисления памирского ландшафта явствует, что Памир имеет много общего с Северо-Тибетским нагорьем. Исследования Шульца обнаружили, что формы памирского рельефа созданы были при более влажном климате, а в настоящее время видоизменяются накоплениями элювия и делювия, являя собою область господствующего механического выветривания и резко континентального климата с крайней скудостью осадков, что позволяло киргизскому кочевому населению круглый год оставаться на высотах. Снеговая линия на Памире лежит на высоте около 5000 м. Год на Памире состоит из двух сезонов: с июля наступает короткое, но довольно жаркое лето, а в августе уже начинаются морозы.

Памиры содержат несколько замкнутых озерных бассейнов, из которых наиболее значительными являются: Каракуль, Рангкуль, Яшилькуль и Зоркуль. Восточную границу Памирской области образует Кашгарский хребет с вершиной Музтагата (7 415 м, согласно Стейну), отделяющий Памир от бассейна Тарима. Южной границей служит Гиндукуш, являющийся водоразделом трех великих рек Азии: Амударьи, Инда и Тарима. В ледниках северных склонов Гиндукуша берет свое начало исток Амударьи — Вахандарья. В дальнейшем своем течении Амударья становится известной под именем Пяндж, или «пять», по числу ее главных притоков: Вахта, Памира, Гунта, Бартанга, который в своем верхнем течении именуется Оксу, а в среднем — Мургаб, и Ванча. Все эти горные реки текут по глубоким ущельям сильно пересеченной горной области, лежащей к западу от собственно Памирского нагорья. Область состоит из ряда горных хребтов, имеющих северо-восточное — юго-западное простирание: Язгулемского, Аличурского, или Рошанского, и Шугнанского, отделяющих горные области Рошан, Шугнан и Вахан, сохранившие в своих малодоступных горных долинах племена, принадлежащие к древнему иранскому населению Средней Азии.

К северу от Тянь-Шаньской горной страны лежит обширный Или-Балхашский бассейн и смежная с ним Джунгарская равнина, которую можно рассматривать как продолжение Балхашского бассейна. На севере Балхашский бассейн соприкасается с Казахским мелкосопочником. На северо-востоке его ясно обозначенной границей служит хр. Тарбагатай и его северо-западное продолжение — хр. Чингизтау. На юго-востоке высится стена Джунгарского Алатау. На юго-западе граница бассейна проходит по так называемым Чу-Илийским горам. Балхашский бассейн — это область сильных бурь и преобладающих северо-восточных ветров. Обширные песчаные пространства и камышовые заросли вокруг озер не способствуют оседлой форме жизни. Потому с древних времен область эта принадлежала к кочевому миру и сохраняет этот характер и в настоящее время. Центральная часть бассейна занята оз. Балхаш, одним из наиболее значительных озер Средней Азии. К востоку лежат соленые озера Сасыкколь и Алаколь, которые еще сравнительно недавно составляли один водный бассейн. Наиболее крупные реки бассейна, как Или, Каратал, Лепсы и Аягуз, впадают в оз. Балхаш, другие же, как Урджар, Тентек и Кызылагач, теряются в мелких соленых озерках. Песчаные пространства и полупустыни бассейна носят тот же характер, что и пустыни и полупустыни к юго-западу от Сырдарьи.

К востоку от Балхашского бассейна лежит Джунгарская горная страна, простирающаяся между Тарбагатаем на севере и Джунгарским Алатау на юге. Эта горная область состоит из ряда хребтов — Джаира, Уркашара и Бирлика, и представляет собой систему горстов и грабенов. Вдоль проходов, лежащих между горстами, пролегали древние пути, по которым кочевые орды шли из Монголии и Джунгарии в степи казахские и сырдарьинские. Между Джунгарским Алатау и Бирликтау на высоте 300–400 м лежат знаменитые в древности Джунгарские Ворота — проход шириной в 10 км и длиною в 74 км. В горах Джунгарии и в Тарбагатае встречаются третичные пенеплены, или почти-равнины, поднятие которых сопровождалось усилением эрозионной деятельности.

Джунгарская равнина, раскинувшаяся на восток от горной области, образующей разграничение между Балхашским бассейном и Джунгарией, делится на две части: северную, или возвышенную (600–800 м), прилегающую к предгорьям Алтая и принадлежащую к Зайсанскому бассейну, и южную, или низменную, понижающуюся до 300 м у солончаков Хара-Дабасу и до 250 м у оз. Эби-Нур, которое, таким образом, лежит в наиболее глубоком понижении Средней Азии, за исключением Турфанской котловины. Северная область Джунгарской равнины, расположенная к югу от Алтая, носит характер переходной области, главными частями которой следует признать озерный бассейн Улюнгура с впадающей в него р. Урунгу, берущей начало в Монгольском Алтае, и долину Черного Иртыша.

Джунгарская горная страна и прилегающая к ней западная часть Джунгарской равнины богаты хорошими пастбищами и реками. Из последних следует упомянуть Эмель-Гол, который берет свое начало на плато, соединяющем Тарбагатай с хр. Семизтау, и впадает в Алаколь и на котором расположены г. Чугучак и Дурбульджин. Восточнее Эмель-Гола протекает Хобук, берущий начало в массиве Саур. Затем следуют р. Джам, берущая начало в хр. Уркашар и впадающая в оз. Айрик-Нор, р. Манас, берущая начало в Тянь-Шане и впадающая в Телли-Нор (Айран-Коль), а также рр. Хуйтун и Боротала, впадающие в оз. Эби-Нур. Вдоль этой последней реки расположены прекрасные пастбища, одни из лучших во всей Джунгарии. Эби-Нур является остатком большого третичного озера, которое, вероятно, соединялось с оз. Балхаш.

Восточнее 87° вост. долготы пустынный цикл вступает в свои права. Это область песков, пересеченных невысокими грядами пустынных хребтов, скалистые склоны которых носят следы господствующего механического выветривания и покрыты характерным лаком пустыни. На востоке Джунгарская равнина граничит с Алтайской горной страной. В восточной части равнины поднимается массив Байтык-Богдо, восточным продолжением которого являются хребты Хара-Нуру и Иерен-Нуру, принадлежащие уже к Монгольскому Алтаю. Байтык-Богдо, с его лиственничными лесами и хорошими горными пастбищами, всегда служил центром кочевой жизни области и являлся одним из этапов на пути великих переселений кочевых народов, проходивших по степям Джунгарии. С этнической точки зрения Джунгария принадлежит к монгольскому миру. Это кочевая область, основной массой населения которой являются киреи — казахи и остатки джунгаров (олеты, торгоуты). Оседлые оазисы, населенные пришлым элементом — дунганами, китайцами, солонами и сибо (на западе области около Суйдуна), расположены вдоль северного подножья Тянь-Шаня. Эго Шихо, Куркара-Усу, Манас, Фугань, Фуянь, Гучэн и Баркёль. Последний в древности был одним из главных центров хуннской кочевой империи, особенно же горные пастбища в горах Баркёля, где хунны продержались довольно долго после распада Хуннской империи.

На запад от Тянь-Шаньской горной страны и Памирского узла простирается обширная Западнотуркестанская, или Туранская, низменность. Наименование «Туран» впервые упоминается в географической литературе в труде Абу-ль-Гази (1663 г.). В древности оно являлось исключительно культурным понятием и обозначало среднеазиатский кочевой мир в отличие от оседлых областей Ирана. Западнотуркестанская низменность принадлежит к разряду так называемых вогнутых бассейнов, с понижением центральной части бассейна. Западнотуркестанскую низменность можно разделить на две ясно обозначенные области: равнинную и гористую, включающую предгорья Тянь-Шаня. Новейшие исследования установили, что в четвертичный период Западный Туркестан в общих чертах уже имел свое современное строение.

Климат западнотуркестанской области, несмотря на ее значительное протяжение, обладает замечательным однообразием. Это сухой континентальный климат с большими суточными и годовыми колебаниями температур, скудными осадками и с низкой влажностью воздуха. По направлению от равнины к горам эта ясно выраженная континентальность климата несколько сглаживается, чтобы затем снова принять резко выраженный континентальный характер на нагорьях Памира. В климатическом отношении Западный Туркестан можно разделить на четыре области: крайне континентальная с громадными колебаниями температуры область закаспийских пустынь и полупустынь; область полупустынь и степей западных предгорий, отличающаяся меньшей степенью континентальности; область степей Семиречья (Юго-Восточный Казахстан), приближающаяся по климату к восточноевропейским областям; и, наконец, горная область, в которой различают более влажный район Тянь-Шаня и сухой, крайне континентальный район Памира. Изменение климата в Западном Туркестане в послеледниковую эпоху в значительной степени может объясняться увеличением испарений в связи с повышением температуры. В зимние месяцы в Западном Туркестане господствует среднеазиатский антициклон и преобладают северо-восточные ветры, летом же, с отступлением области высокого давления, наступает период западных ветров, приносящих увлажнение. Таким образом, в климатическом отношении Западный Туркестан является переходной областью.

Все реки Западного Туркестана берут свое начало в горах, питаемые ледниками, и принадлежат к типу степных, или «просачивающихся», рек. Поднятие уровня в реках этой части Средней Азии зависит от таяния снегов в горах, причем следует отметить то важное в жизни края обстоятельство, что наибольшее поднятие уровня в реках совпадает с периодами наибольшей сухости и испарения на равнинах. Несмотря на сильное испарение, значительный запас влаги сохраняется под почвой благодаря большой пропускаемости верхних почвенных слоев. В Западном Туркестане, как и в других областях Средней Азии, водоносный горизонт залегает неглубоко — в колодцах на глубине 3–8 м. В полупустынях растительный покров предохраняет от испарения, потому и водоносный горизонт в таких местностях сравнительно высок. Мы уже видели, что периодические колебания уровней озер стоят в прямой связи с циклическими увеличениями атмосферных осадков.

Значительная часть Западнотуркестанского бассейна занята полупустынями, в своих центральных частях переходящими в настоящие песчаные пустыни. Культурные области Западного Туркестана расположены либо по течению рек, либо в предгорьях восточной части области, и совпадают с поясами лесса. Отложения лесса Узбекистана принесены западными ветрами из глубин закаспийских пустынь, Каракумов и Кызылкума и принадлежат к послеледниковому периоду. К сухой послеледниковой эпохе, в течение которой образовались песчаные пустыни Туркестана, относится и образование степей в предгорьях восточной части Туркестана наносами пыли из соседних пустынь.

Весь Западный Туркестан, простирающийся к западу от Тянь-Шаньской горной страны, можно разделить на несколько областей: Ферганская котловина, Туранское Двуречье, Закаспийская низменность и пустынное плато Устюрт в северо-западной части Туркестана.

Ферганская котловина лежит среди западных ответвлений Тянь-Шаня. На севере котловины подымается Чаткальский хребет, на юге ее границей служит Алайский хребет и его продолжение — Туркестанский хребет. На востоке Ферганская котловина окаймляется Ферганским хребтом, отделяющим область верховий Нарына от Ферганы и являющимся важной этнической границей между кочевым скотоводческим киргизским населением к востоку от хребта и оседлым узбекским населением Ферганы к западу от него. На запад у Ходжента горы сближаются и образуют узкий проход в 9 км, лежащий между Моголтау и возвышенностью у Исфары. Многоводный Нарын-Сырдарья и значительный запас снеговых вод делают из Ферганы один из плодороднейших и богатейших районов Средней Азии. Плодородная полоса лесса вдоль подножья гор занята многочисленными кишлаками и является главным богатством области. Средняя часть Ферганского бассейна представляет собой однообразную и маловодную, почти необитаемую равнину, покрытую солончаками и местами песками. Ферганская долина является одним из древнейших земледельческих центров Средней Азии.

К западу от Ферганы расположена плодородная долина р. Зеравшан и севернее синее — так называемая Голодная степь, которые могут быть рассматриваемы как части Туранского Двуречья. Долина Зеравшана с древних времен была одним из выдающихся культурных центров Средней Азии. Река Зеравшан — Политимет Аристобула и Страбона, берет начало из Зеравшанского ледника и в своем верхнем течении протекает по глубокому ущелью между Туркестанским и Зеравшанским хребтами. Как и в древности, она не достигает Амударьи, а теряется в песках около оз. Каракуль. В долине реки расположены два важных среднеазиатских центра — Самарканд и Бухара. Культурная полоса по нижнему течению Зеравшана постепенно сокращается за счет надвигающейся полосы барханных песков южного Кызылкума между Амударьей и Зеравшаном.

Как уже упоминалось выше, севернее долины Зеравшана лежит обширный район полупустыни, называемый Голодной степью. Растительность появляется здесь лишь на короткий период ранней весною, и уже в мае все сгорает под жаркими лучами солнца и превращается в серо-желтую глинистую пустыню.

Понятие Туранского Двуречья соответствует в основном обширному району, расположенному между Сырдарьей и Амударьей. В большей своей части этот район покрыт пустыней и полупустыней, и только узкая полоса оазисов тянется вдоль берегов обеих рек. Между Амударьей на западе и хр. Каратау на востоке лежит пустыня Кызылкум («Красный песок»). Это область резко континентального климата; в течение восьми месяцев в году здесь дуют почти постоянные северо-восточные ветры. Значительные пространства Кызылкума покрыты полупустыней. Северный Кызылкум, за исключением невысоких останцовых возвышенностей, представляет собой однообразную песчаную равнину. В средней части пустыни тянутся в западно — северо-западном направлении гряды выветренных холмов, сложенных из кристаллических пород, — останцы древней поднятой почти-равнины: Букантау, Казантау, Арслантау, Джитимтау, Тамбитау и Султануиздаг. Горы носят ясно выраженный пустынный характер. В горных долинах встречаются источники и скудная растительность полупустыни и живет редкое кочевое население казахов. Южнее этой гряды лежит полоса барханных песков, известная под названием Адам-Крылган, или «Где гибнет человек». Это один из наиболее трудных участков пустыни. Барханные пески тянутся здесь более чем на 100 км. Колодцы редки и большой глубины, достигающей 50 м, и содержат солоноватую воду. Через это мертвое пространство настоящей пустыни проходит караванный путь на Бухару. В 1873 г. во время Хивинского похода русские войска испытали многие трудности в этом море барханов, и переход через эту пустыню значительным отрядом является одной из замечательных страниц русской военной истории. От культурного района Зеравшана эти пески отделяет лишь полоса галечниковой полупустыни. У нижнего течения Зеравшана сыпучие пески подходят близко к земледельческому поясу, и многие кишлаки постепенно засыпаются песком. Согласно исследованиям академика В.А. Обручева, эти пески местного происхождения — продукт развевания речных отложений Зеравшана и отчасти третичных песчаников пустыни⁷.

Вдоль нижнего течения Амударьи лежит обширный Хивинский оазис, древний Хорезм, окруженный пустынями и полупустынями. Это типичный так называемый передвигающийся оазис, находящийся в зависимости от русла реки. Население Хорезма ютилось по левому берегу Амударьи, так как правый берег выше, что затрудняло проведение оросительных каналов.

Амударья (Окс древних писателей, Джейхун арабов) и Сырдарья (Яксарт классических писателей, Сейхун арабов) — это главные водные артерии Туркестанского края. Амударья, как мы уже говорили, берет свое начало в ледниках Гиндукуша и в своем верховье носит имя Пяндж. Сырдарья образуется из двух многоводных истоков: Нарына и Карадарьи, берущих начало в богатых ледниками хребтах Центрального Тянь-Шаня. Обе реки впадают в Аральское море, которое может рассматриваться как западное ограничение Туранского Двуречья. Происхождение Аральского моря связано, по всей вероятности, с образованием обрыва, которым кончается плато Устюрт в направлении к морю. Аральский бассейн, вероятно, был создан плиоценовыми сдвигами и движениями земной коры. Говоря об Аральском море, следует коснуться вопроса высохшего Сарыкамышского бассейна и Узбоя, или древнего русла Амударьи. Узбой начинается близ колодцев Чарышлы, к югу от Сарыкамышской котловины, и тянется вдоль юго-восточной и южной границы Устюрта, а затем от колодцев Игды поворачивает на юго-запад к Каспийскому морю и заканчивается у ст. Балаишем Закаспийской ж.д. В дилювиальную эпоху Сарыкамыш и Узбой были частью Арало-Каспийского моря. С понижением уровня последнего наступило его разделение на Каспийское и Арало-Сарыкамышское моря, которые, однако, продолжали соединяться руслом Узбоя. Амударья впадала в Арало-Сарыкамышское море со стороны юго-востока по руслу Дарьялык. Вероятно, еще в доисторическую эпоху произошел раскол бассейна, вследствие чего Амударья достигла Аральского моря, а Сарыкамышское озеро высохло и обезводило Узбой. Академику В.В. Бартольду удалось доказать, что еще и в историческую эпоху, между 1221 и 1570 г., часть вод Амударьи текла на запад по сухому руслу Узбоя и впадала в Каспийское морю у Балаишема⁸. Согласно А. Херману, то же явление имело место и раньше, в период, предшествующий V–VI вв.⁹

К северу от хр. Каратау, который можно рассматривать как северную границу Кызылкума, простирается пояс галечниковой полынной полупустыни, постепенно переходящий в пояс травянистой степи, за которым лежат пески Муюнкум.

Пустыни и полупустыни к северу от Сырдарьи в общем сохраняют тот же характер, что и пустынные пространства к югу от этой реки, и на севере постепенно переходят в Казахский мелкосопочник.

Между Амударьей, Аральским морем и Каспием лежит обширная Закаспийская низменность. Южной ее границей служит пустынный Копетдаг, на всем своем протяжении не достигающий снеговой линии. Вдоль северного подножья хребта тянется узкая полоса Ахалтекинского и Атекского оазисов. К северу от этой культурной полосы, за зоной такыров лежит пустыня Каракумы, занимающая большую часть области. Каракумы, простирающиеся между Амударьей и Копетдагом, представляют собой, по мнению проф. И.В. Мушкетова, обширный грабен. Пустыня лежит на высоте 100–150 м над уровнем моря и несколько понижается к северу. Большая часть Каракумов занята песками, чередующимися с зонами такыров. Лессовидные и глинистые почвы залегают только узкими полосами вдоль предгорий Копетдага и в низовьях немногочисленных рек. Пустыня Каракумы имеет сравнительно большое разнообразие поверхности: здесь встречаются барханные и бугристые пески, а также характерные для Каракумов грядовые пески, или гряды барханов. Барханными песками занята юго-восточная часть Каракумов, на запад от Амударьи в районе Чарджоу. Область бугристых песков — восточная и западная части Каракумов. Благодаря своей более разнообразной растительности районы бугристых песков способны прокормить редкое кочевое население туркмен. На короткое время весною песчаные пространства покрываются растительностью, которая, однако, быстро сгорает с наступлением жаркого лета. Уничтожение растительности человеком также способствует увеличению мертвых песчаных пространств. Экспедиция 1926 г., организованная под руководством академика А.Е. Ферсмана, выяснила характер центральной части Каракумов, которая обладает кустарниковой растительностью и не имеет характера мертвых песков. Открытие трех стоянок каменного века показало, что этот район был заселен еще в доисторическую эпоху.

Пустыня Каракумы богата старыми высохшими руслами и водоемами. Наиболее известны так называемый Келифский Узбой, который тянется от Келифа до ст. Репетек, и Унгуз, расположенный в средней части Каракумов.

Для караванного сообщения Каракумы не представляли серьезных препятствий, ибо колодцы встречались здесь через каждые 30–50 км (хотя вода в них редко пресная, весьма часто она имеет солоноватый вкус). Наиболее южная часть Закаспийской низменности занята степной холмистой областью Бадхыза.

Гидрография области чрезвычайно мало развита. Вдоль северного подножья Копетдага земледелие поддерживается немногочисленными горными потоками и местами еще сохранились древние подземные водопроводы (карезы). Начинал с восточного побережья Каспийского моря, которое является западной границей низменности, первой рекой области будет Атрек, а также его приток Сумбар, впадающие в залив Гасан-Кули. К востоку от бассейна Атрека до Теджена рек не встречается, и запасы проточных вод содержатся лишь в небольших горных речках и ручьях, стекающих с северных склонов Копетдага. Теджен, или Герируд, берет свое начало в западных отрогах Гиндукуша в пределах Афганистана и втекает в пределы Закаспийской низменности у Зульфакара. В долине этой реки расположены два крупных оазиса — Серахский и Тедженский. Еще далее на восток мы встречаем р. Мургаб, также берущую начало в Афганистане, в долине которой расположены три значительных оазиса — Мервский, Иолатанский и Пендинский. Следует упомянуть и р. Кашкадарья, орошающую оазис Шахрисабз в Узбекистане.

На северо-западе Туркестана лежит плато Устюрт со средней высотой в 200 м над уровнем моря. На западной окраине столового поднятия Устюрт высится гряда скалистых гор п-ва Мангышлак (Актау и Каратау). Восточная граница плато обозначается крутым уступом, носящим у местных казахов название «чинк». К юго-востоку от Устюрта лежит Сарыкамышская котловина. В большей своей части плато Устюрт представляет собой глинистую степь, поросшую полынью. Весною на короткое время степь покрывается растительностью, которая, однако, быстро выгорает летом. Проточных вод на Устюрте не имеется, вода содержится либо в глубоких колодцах, либо в оставшихся от таяния снега «хаках», или степных лужах. Вода в колодцах обычно горько-соленая, и только на большой глубине можно найти пресную воду. На окраинах плато встречаются соленые озерки, расположенные в котловинах. Климат Устюрта сухой, континентальный.

Вышеприведенным кратким описанием плато Устюрт закончим рассмотрение областей западной Средней Азии, лежащих к западу от Тянь-Шаня — Памира.

На восток от Тянь-Шаньской горной страны и Памирского горного узла лежит Тарим-Лобнорский бассейн, ограниченный с севера горными цепями Тянь-Шаня и Бэйшаня, а с юга — высокой стеной Куньлуня. Этот обширный бассейн, занимающий пространство в 470 000 кв. км, понижается в своей средней части до 800 м у оз. Кара-Кошун, тогда как окраины его достигают высоты 1400 м. Большая часть бассейна покрыта песками. Пустыня, лежащая между Таримом и поясом южных оазисов, известна под названием Такла-Макан. Это область крайне континентального климата и страшных песчаных бурь, имеющих место весною и ранним летом. Пески Такла-Макана окружены поясом бугристых песков. Наибольшего развития барханные пески достигают в районе к северу от Черчена, где они часто доходят до высоты 90 м и образуют гряды барханов, разделенные понижениями, заполненными такырами, которые в Такла-Макане называются баирами. Барханы расположены преимущественно с северо-запада на юго-восток, перпендикулярно к ветру, дующему со стороны Куруктага. Значительного развития барханные пески достигают и на западе пустыни, в районе Ордам-Подшах за левым берегом Яркенддарьи. Такла-Макан является одной из наиболее страшных и малопроходимых пустынь земного шара. Немногочисленные караваны отваживаются пересекать ее окраины лишь в течение зимних месяцев, когда еще возможно перевозить воду в виде льда в мешках, летом же караванное движение прекращается.

Земледельческая культура в районе Тарим-Лобнорского бассейна возможна лишь вдоль южных склонов Тянь-Шаня на севере и вдоль северного подножья Куньлуня на юге. Эти немногочисленные оазисы, зависящие от рек и горных потоков, явились с древних времен центрами оседлой культуры и небольших княжеств, образовывавшихся вокруг оазисов и торговых колоний, расположенных на караванных путях. Упомянутая выше крайняя сухость климата ставит земледелие в полную зависимость от системы орошения. Эта же сухость климата делает редкие летние ливни еще более разрушительными; работа дождевой воды особенно заметна в предгорьях.

Тарим-Лобнорский бассейн имеет несколько значительных рек, которые, однако, быстро теряются в песках или расходятся на рукава и образуют болотистые наземные дельты. Главная река этой области, Тарим, имеет протяженность 2030 км. Таримом, собственно, называется нижнее течение Яркенддарьи. берущей начало из ледника Риму в Каракоруме на высоте 5300 м. В горах река носит характер могучего горного потока и принимает два значительных притока — Ташкурган и Чагскам. Вступив на равнину, река быстро теряет скорость течения и часто разбивается на рукава. Повернув на восток, Яркенддарья принимает свой наиболее многоводный приток — р. Аксу, берущую начало в Центральном Тянь-Шане и принимающую воды такой же полноводной Таушкандарьи. Далее на юго-востоке Яркенддарья-Тарим приближается к Кончедарье, берущей начало из оз. Баграшкёль. Соединившись, Тарим и Кончедарья образуют два озера — Чивилик и Каракуль. В низовьях река течет вдоль оз. Карабуран, куда впадает Черчендарья, и достигает Кара-Кошуна. Последнее представляет собой остаток большого четвертичного озера, имевшего бассейн в 15 000 кв. км и подходившего к южным предгорьям Куруктага. Этот бассейн, или древний Лобнор, в настоящее время можно охарактеризовать как гигантский такыр, глинистая горизонтальная поверхность которого покрыта выцветами солей. Местами еще сохранились заболоченные пространства. (В Иране такой озерный бассейн назвали бы хамўн'ом. Изменения русла Тарима при впадении в Лобнор имеют аналогию с изменениями русла Гильменда в Систане¹⁰.) За последнее время гидрография бассейна подверглась значительным изменениям, о чем впервые сообщила в печати экспедиция Свена Гёдина¹¹. От Кончедарьи отходит сухое русло, называемое Курукдарья, недалеко от места впадения которой в древний Лобнор стоял город Лоулань. Несколько лет тому назад старое русло Курукдарьи снова наполнилось водою, и можно ожидать заполнения водою северной части Лобнорского бассейна, т. е. озеро может принять снова тот вид, который оно имело до III в. н. э., когда высыхание русла Курукдарьи и последовавшее за ним высыхание северной части Лобнорского бассейна послужило причиной оставления древнего Лоуланя, развалины которого были открыты Свеном Гедином и исследованы Аурелом Стейном. В древности Лобнор получал воды и с востока, когда в него впадала р. Сулэхэ.

Следует отметить, что ни одна из рек Тарим-Лобнорского бассейна, берущих начало в Куньлуне, не достигает Тарима, за исключением Хотандарьи, которая суха в течение десяти месяцев в году и вода в которой появляется только в августе. Хотандарья образуется из двух значительных горных рек — Каракаша и Юрункаша, берущих начало в горах Куньлуньской системы. Кроме Хотандарьи следует еще упомянуть р. Тизнап, которая не достигает Яркенддарьи и теряется в песках около Лайдыка. К востоку бассейна еще имеются реки Керия и Ния, которые также теряются в песках, Бостан-Тограк, Хара-Мурен и уже упоминавшаяся Черчендарья. На западе бассейна следует отметить Кашгардарью длиною в 765 км, Маркамсу, берущую начало в Заалайском хребте, а также Гез, который теряется в песках. На востоке Тарим-Лобнорского бассейна лежит бассейн р. Сулэхэ, которая берет начало в горах Наньшань и на своем пути принимает р. Таньхэ. Последняя в своем верховье известна как Шара-Гол и течет по широкой горной долине, называемой Шарагольчжи, являющейся излюбленным местом летних кочевий монголов-хошутов. В доисторическую эпоху Сулэхэ впадала в Лобнор, но уже в последующую эпоху образовала болотистую наземную дельту, не достигая озера. Бассейн р. Сулэхэ является естественным продолжением Тарим-Лобнорского бассейна. Климатически восточная часть бассейна Сулэхэ является уже переходной областью. На восток от него в районе верхнего течения Хуанхэ, или Желтой реки, замечается увеличение осадков под влиянием муссонного режима Тихоокеанского бассейна. Северные склоны восточного Наньшаня обильны хвойными лесами, а на восток от оазиса Ганьчжоу земледелие уже возможно без искусственного орошения.

К северу-востоку и востоку от Джунгарии и Тарим-Лобнорского бассейна лежит громадный Монгольский бассейн, занимающий площадь почти в 2700 000 кв. км. На всем своем громадном протяжении Монгольский бассейн представляет собой высокое плато, высота которого над уровнем моря колеблется между 1000 и 1700 м. Западный край

Монгольского плато образуется Алтайской горной системой, которая на северо-западе через хр. Сайлюгем соприкасается с хр. Танну-Ола и образует северо-западную границу плато. Область верховий Енисея (Бий-Хем и Ка-Хем), лежащая севернее Танну-Олы и известная под названием Урянхай, или Тува, является переходной областью и по своему характеру принадлежит к Сибири, хотя по составу населения, так же как и соседние Минусинские степи, является частью среднеазиатского мира. На севере и северо-востоке Монгольское плато граничит с Саяно-Байкальской складчатой страной. Восточная граница плоскогорья ясно обозначена меридиональным хребтом Большого Хингана, который, однако, не следует рассматривать как этническую границу, ибо монгольские племена встречаются и восточнее хребта. На юго-востоке Монгольское плоскогорье отделено от равнины Северного Китая поясом ясно выраженных горных складок, принадлежащих к Нанькоу-Хинганской системе, представляющей собой остаток дравней Яньшаньской горной системы. На юге и юго-западе Монгольское плоскогорье упирается в Наньшань и граничит с Ганьсуйским коридором и галечниково-щебнистыми пустынями Бэйшаня. Все плоскогорье представляет собой «вогнутый» бассейн, центральная часть которого на 1000 м ниже его окраин, поднимающихся на высоту 1800 и даже 2400 м над уровнем моря. Исследователи области разделяют плоскогорье на ряд небольших внутренних бассейнов, как, например, Далайнор и Ирен-Дабасунор на востоке плато и Хяргас-Нур и Убсу-Нур на западе. Каждый из этих бассейнов не имеет внешнего стока и ограничен либо невысоким поднятием, либо невысокой горной грядой.

Во многих частях плоскогорье имеет характер пенеплена, или почти-равнины, созданной процессом выветривания. В стадии, предшествующей современному пенеплену, область представляла собой горную страну с высокими хребтами широтного простирания, происхождение которых относится к концу палеозойской эры.

Монгольский плоскогорный бассейн может быть разделен на несколько составных частей: Алтайская горная область. Озерная котловина Западной Монголии, Хангайская горная страна, Селенгинский бассейн, Хэнтэй, Керуленский бассейн, пояс Центральной Монгольской Гоби и пояс степей и полупустынь юго-востока.

Система Монгольского Алтая и соседний с нею Хан гай принадлежат к так называемому вторичному поднятию Восточной Азии и тесно связаны с соседними периферическими областями Русского Алтая, исключая более древние Салаир и Кузнецкий Алатау. Центризм этих поднятий является горный массив Табын-Богдо. Этот последний и соседний с ним снежный массив Канаса представляют мощный горный узел, от которого расходятся основные хребты Алтайской горной системы: на запад — Большой Алтай, на северо-восток — хр. Сайлюгем, на юго-восток — хр. Алтаин-Нуру, или Монгольский Алтай.

Высшей точкой Монгольского Алтая следует признать массив Табын-Богдо, одна из вершин которого, Куйтен, достигает 4374 м над уровнем моря. Массив Табын-Богдо обладает значительным оледенением, так же как и соседний хр. Большой Алтай, вершины которого мало уступают в высоте массиву Табын-Богдо. Из ледников массива Табын-Богдо вытекает ряд значительных рек области: Калгутты, Цаган-Гол, Ховд и Канас.

Алтаин-Нуру, простираясь далее на юго-восток еще высоким хребтом, затем постепенно теряет высоту, и снежные поля убывают. Хребет является важной границей двух флористических областей: его западные склоны в верховьях Черного Иртыша характеризуются глубоко врезанными долинами, покрытыми лесом и хорошими пастбищами, тогда как северо-восточные склоны, обращенные к Монголии, заняты полупустыней и высокогорной степью. Гребень основного хребта сохраняет свой снежный характер до истоков р. Цэнхэр-Гол, где он еще раз достигает значительной высоты в горных массивах Цаган-Обогон и Табун-Хумусту.

За Табун-Хумусту Монгольский Алтай быстро понижается и принимает пустынный характер со склонами и долинами, заполненными продуктами развевания. Уходя далее на юго-восток в глубь Монгольской Гоби, Алтайский хребет, или Гобийский Алтай, состоит из нескольких последовательных звеньев, отдельных пустынных горных массивов, часто разобщенных значительными участками пустыни и полупустыни. Различаются две северных горных цепи: первая ответвляется от горного узла Табун-Хумусту и тянется до меридиана оз. Бигэр-Нур; вторая отходит восточнее оз. Бигэр-Нур и достигает в массивах Их-Богдо-Ула и Бага-Богдо значительной высоты, затем понижается и через массив Арц-Богдо заканчивается высокой горной группой Гурван-Сайхан.

Южная цепь Гобийского Алтая отделяется от основного хребта несколько восточнее области истоков р. Биджан-Гол (94° вост. долготы). В этой цепи горных кряжей выделяется снежный массив Аж-Богдо. Далее на восток цепь продолжается по хр. Эдрэнгийн-Нуру, массивам Их- и Бага-Номгон, Зоолен-Ула, Их- и Бага-Аргалант, Олдзуйте-Ундур и, постепенно понижаясь, превращается в гряды выветренных холмов, простирающихся до Желтой реки и, вероятно, входящих в связь с системой Иньшакя. Около массива Тайшири-Ула Гобийский Алтай смыкается с горной страной Хангая. Горные кряжи Гобийского Алтая, несмотря на свой внешне пустынный характер, достаточно богаты пастбищами и служат центрами расселения кочевников. В горных долинах встречаются тополевые рощи и ильмы (вязы), заросли можжевельника и таволги.

Между Алтаем и Хангаем, Сайлюгемом и Танну-Олой расположена западномонгольская Озерная область Иро Хара¹². Бессточные озера лежат здесь на значительной высоте среди типичной полупустыни. Озерные долины отделены друг от друга широтными грядами: Хан-Хухийн, Хара-Аргалант, Лоролджи. Последние исследования Всесоюзной Академии наук показали, что существующие в настоящее время озера Северо-Западной Монголии следует рассматривать как остатки обширного пресного бассейна с поверхностью около 50 000 кв. км, образовавшегося, вероятно, в период таяния ледников. Самым крупным из них является Убсу-Нур, в которое впадают рр. Тэсийн-Гол и Нарийн-Гол. Вода озера по содержанию солей превосходит воду Аральского и Каспийского морей¹³. Благодаря большой сухости климата и сильным ветрам озере быстро высыхают. Так, уровень большого озера Хяргас-Нур понизился за 50-летний период более чем на 28 м. Также сильно усохли Хара-Нур, которое содержит пресную воду, и соседнее Дургэн-Нур, содержащее соленую. Кроме этих озер следует еще упомянуть большое пресное оз. Хара-Ус-Нур, в которое впадают рр. Буянт и Ховд, берущие начало в Монгольском Алтае; небольшое пресное оз. Айраг-Нур, в которое впадают Завхан (Завхан-Гол берет начало в Западном Хангае и, протекая через Айраг-Нур, впадает в Хяргас-Нур) и Хунгий, берущий начало в Хангае, а также соленые озера Урэг-Нур и Цохор-Нур.

Восточнее Озерной области Западной Монголии лежит обширная горная страна Хан гая, один из основных центров тюрко-монгольского кочевого мира, в пределах которой помещалась ханская ставка великих кочевых империй Средней Азии. На востоке Хангайская горная страна граничит с Хэнтэем и горами Забайкалья. На севере лежит Селенгинский бассейн, а на северо-западе Хангай соприкасается с юго-восточной оконечностью хр. Танну-Ола. На юге Хангайская горная страна переходит в Центральную Монгольскую Гоби. Некоторые исследователи принимают горный массив Хан-Хухийн за западное продолжение Хангая.

Основной формой Хангайского рельефа являются высокие плоские плато с несколькими остаточными вершинами на них, из которых наибольшей высоты (3905 м) достигает вершина Оттон-Тэнгэр (известная также под названием Отгон-Хайрхан, Очир-Ван и Богдо-Хайрхан)¹⁴. Современный Хангай не имеет ледников, за исключением снежной вершины Отгон-Тэнгэр. Обилие следов древнего оледенения в верхних поясах Хангая указывает на значительное оледенение в дилювиальную эпоху, когда на его северных склонах оледенение опускалось до 1800 м. Горные массивы Хангая являются источником значительных водных ресурсов Монгольского плато; так, здесь берут начало рр. Орхон (верховья у Суварга-Хайрхан и Демчи-Хайрхан), Онгийн, Тацын-Гол, Туйн-Гол¹⁵, Хойд-Тамир, Хануйн-Гол, Чулутын-Гол (приток р. Селенга) и на южных склонах — р. Байдраг (впадает в Боне-Цаган-Нур). У массива Отгон-Тэнгэр берет начало р. Буянт-Гол, исток Завхана, и р. Идэрин-Гол, образующая вместе с Дэлгэр-Мурэном реку Селенга. Климат Хангая принадлежит к поясу степей умеренной зоны и характеризуется большими суточными амплитудами температур при господствующих северо-западных ветрах. Максимум осадков приходится на вторую половину лета, а уже в августе появляется снег на вершинах.

Севернее Хангайской горной страны лежит степной бассейн Селенги, который на севере и северо-востоке переходит в степи Забайкалья. Благодаря наличию значительных водных ресурсов (р. Селенга с притоками и оз. Хубсугул на севере бассейна) эта область Монголии в большей своей части покрыта разнотравной степью и с древних времен была одним из центров монгольского кочевого мира.

Северо-восточнее Хангая лежит обширная горная область Хэнтэя (Их- и Бага-Хэнтэй), в которой берут начало одни из наиболее крупных рек монгольского плоскогорного бассейна: Онон, Керулен и Тола (приток Орхона). Хэнтэй — родина Чингисхана, еще в древности представлял собой важный центр расселения кочевых племен. Северные склоны Хэнтэя покрыты тайгой, тогда как южные — высокогорной степью. Керуленский бассейн на восток от Хэнтэя принадлежит уже к разряду переходных областей и климатически находится под влиянием Тихоокеанского бассейна. Керулен, впадающий в оз. Далайнор на востоке, является наиболее длинной из монгольских рек. Вдоль его берегов тянутся пространства разнотравной степи. Благодаря хорошим пастбищным условиям бассейн Керулена издревле привлекал кочевников. На востоке и на юго-востоке он граничит с поясом травянистой степи Восточной и Юго-Восточной Монголии, простирающейся вдоль западного подножья Большого Хингана и его отрогов. Южнее Керулена протекают рр. Чонойн-Гол и Тулай-Гол.

Весь этот северный пояс Монголии, включая Хангай, бассейн Селенги, Хэнтэй и соседний бассейн Керулена, покрытый разнотравной степью, может быть назван северным травянистым поясом Монгольского плоскогорья в отличие от травянистого пояса Юго-Восточной Монголии. Оба эти степные пояса еще в древности явились центрами расселения кочевых племен тюрко-монгольского корня.

К югу от северного травянистого пояса, занимая центральную пониженную часть Монгольского плоскогорного бассейна, простирается Центральная Монгольская Гоби — типичная область эолового развевания и уноса. Эго наиболее плоская и однообразная часть Монгольского плоскогорья. Центральная часть Гобийского пояса, представляющая собой настоящую пустыню, лежит на 900 м ниже его окраин. Весь Гобийский пояс разделен на небольшие внутренние бассейны, разграниченные грядами невысоких гор или незначительными поднятиями. Эти внутренние бассейны, в свою очередь, состоят из более мелких внутренних бассейнов. В большей своей части это щебнисто-галечниковая полупустыня, пересеченная участками настоящей безводной пустыни. К северу эта щебнисто-галечниковая полупустыня простирается до горного массива Чойрын (Богдо-Ула), который представляет собой водораздел между областью Центральной Гоби и Керуленским бассейном. На юге и юго-западе Центральная Монгольская Гоби переходит в песчаную пустыню Алашань и каменистую пустыню нагорья Бэйшань.

Для правильного понимания географической среды, воспитавшей кочевые племена тюрко-монгольского корня, необходимо точно установить значение монгольского слова «гоби», которое часто употребляется в научной литературе в значении безводной и безжизненной пустыни. Словом «гоби» или «гоби гадзар» кочевники-монголы обозначают сухую полупустыню со скудным растительным покровом и незначительным запасом воды, в которой, однако, возможно скотоводство. В районе гоби вода имеется исключительно в колодцах, часто содержащих воду, солоноватую на вкус, с сильным запахом сероводорода. Настоящая безводная пустыня находится в юго-западной части Монгольской Гоби, к северу от Бэйшаня. Но и эта западная часть Гоби пересекается горными массивами, принадлежащими Гобийскому Алтаю, в которых встречаются хорошие пастбища и достаточные запасы воды.

Травянистый пояс Восточной и Юго-Восточной Монголии, тянущийся вдоль западного подножья Большого Хингана и Великой Китайской стены, занимает узкую зону в 150–400 км шириной и обладает более разнообразным рельефом, чем соседний Гобийский пояс. Местами Юго-Восточная Монголия пересечена отдельными сильно выветренными горными грядами. На юге ее простирается в широтном направлении ряд горных складок — Баин-Ула, Хара-Нарин-Ула и Дацзиншань, которые образуют юго-восточный край Монгольского плоскогорного бассейна. Восточная часть Юго-Восточной Монголии имеет характер всхолмленной разнотравной степи, постепенно переходящей в предгорья Большого Хингана¹⁶. В этой части находятся лучшие пастбища пояса. Юго-восточный монгольский степной пояс отличается отсутствием значительных речных бассейнов. Все реки этого пояса носят ясно выраженный степной характер и не имеют весеннего повышения уровня; он несколько повышается лишь во второй половине лета, в период дождей. В зимние месяцы реки почти высыхают, превращаясь в мелкие ручейки, которые часто теряются в песках или же образуют соленые озера, довольно многочисленные в северной части пояса. Из рек следует упомянуть Халхин-Гол, впадающий в оз. Буйр-Нур, Шилин-Гол, Шара-Мурэн, или Ляохэ, Шанду-Гол (Луаньхэ), еще один Шара-Мурэн, впадающий в небольшое оз. Шара-Цаган-Нур, а также Бату Халхин-Гол, впадающий в оз. Тэнгри-Нур. Из озер назовем Дабасу-Нур в Уазумчине, Ирен-Дабасунор в Сунните и Джарантай-Нур в Алашани.

На юго-западе травянистый пояс Юго-Восточной Монголии переходит в песчаную пустыню Алашань, которая простирается вплоть до Наньшаньского хребта¹⁷. Восточная часть Алашани представляет собой горную область, длиною (с юго-запада на северо-восток) около 250 км, шириною около 24 км. Алашаньский хребет и его ответвление к востоку от Желтой реки — Арбус-Ула, является северным ответвлением хр. Наньшань. Плато к западу от Алашаньского хребта пересечено грядами небольших возвышенностей, которые поднимаются над окружающей равниной на 300 м. Его поверхность образуют галька, песок, солончаки.

Ордосское плато на западе представляет собой песчаную степь, пересеченную грядами низких песчаных холмов. В северо-западной части преобладают барханные пески. На востоке плато граничит с лессовой областью Северо-Западного Китая (район Юйлин — Янь<...> [часть слова неразборчива – ред.]). Южной и юго-восточной границей Ордосского плато является хребет Мугуашань, по которому проходит Великая Китайская стена и северные отроги Любиньшаня.

Вдоль северного подножья Наньшаня пролегает узкий пояс оазисов китайской провинции Ганьсу, которые во многих отношениях сходны с оазисами Тарим-Лобнорского бассейна. Развитию земледелия способствует увеличивающееся к востоку воздействие восточноазиатского муссона. Северной границей Ганьсуйского коридора является невысокий пустынный хр. Хэлишань, по которому проходит Великая Китайская стена. Наибольшей высоты он достигает около Чаньчжоу (ок. 1500 м над уровнем оазисов).

К западу от Алашани расположен бассейн р. Эдзин-Гол, который по своему характеру принадлежит скорее к соседним бассейнам Сулэхэ и Лобнора. Эдзин-Гол (по-кигайски Жошуй, в верховьях — Хэйхэ) берет начало в горах Наньшаня и впадает в оз. Гашун-Нур и Сого-Нур, последнее из которых лежит в наиболее глубокой части Центральной Монгольской Гоби на высоте 916 м. К северу от г. Маому Эдзин-Гол разбивается на рукава, причем наиболее значительный рукав под названием Морини-Гол впадает в оз. Гашун-Нур¹⁸, а другой, Их-Гол — в оз. Сого-Нур. Вдоль течения Эдзин-Гола простирается оазисная полоса шириной в 50–80 км, в настоящее время населенная немногочисленным кочевым населением торгоутов. Пески, окружающие долину Эдзин-Гола, переходят на западе в каменистую пустыню Бэйшаня, носящую название Хара Гоби, или Черной Гоби.

К югу от Тарим-Лобнорского бассейна и Ганьсуйского коридора лежит Тибетское нагорье, занимающее громадное пространство в более чем 3 млн. кв. км. Тибетское нагорье, которое является наиболее труднодоступной частью Внутренней Азии, поднятой на громадную высоту, и по сей день остается наименее исследованной областью Азиатского материка. Поднятое в среднем на 5000 м над уровнем моря Тибетское нагорье представляет собой складчатую страну, чьи горные складки нарастают с севера на юг и достигают своей наибольшей высоты в Великих Гималаях (вершина Джомолунгма, или Эверест — 8848 м). Значительная часть Северного и Центрального Тибета принадлежит к внутренним бассейнам Средней Азии. Весь Южный Тибет к югу от Трансгималаев, Западный Тибет и Восточный Тибет, или Кхам, простирающийся между Гималаями на юге и восточными ответвлениями Наньшаня на севере, относятся к периферическим областям Азиатского материка. Согласно этому основному делению. Тибетское нагорье может быть разделено на несколько областей:

I. Область внутреннего стока: Северо-Тибетское нагорье, или Чантанг (bya -tha ).

II. Кукунор — Цайдам.

III. Периферический Тибет:

а) Южный Тибет (бассейн Сатледжа и Цангпо, или Брахмапутры);

б) Западный Тибет (бассейн Инда);

в) Восточный Тибет (область верховий Желтой реки, или Хуанхэ, Голубой реки, или Янцзы, Меконга и Салуина).

Северной границей Тибетского нагорья является горная система Куньлуня, состоящая из высоких хребтов Алтынтаг и Аркатаг. Хр. Алтынтаг в верховьях р. Тизнап отходит от Памирского горного узла (Кашгарский хребет — Музтагата — Раскем — Алтынтаг) и на северо-восточном своем конце сближается с цепями Наньшаня, который образует северо-восточную грань Тибетского нагорья. Наньшаньская горная система состоит из семи параллельных складок: хр. Рихтгофена (Ганьчжоушань), Тхолошань, хр. Александра III (Бэйташань), хр. Зюсса (Сулэнаньшань), хр. Гумбольдта (Улан-Дабан, или Шарагольский хребет), хр. Риттера (Тархан-Дабан) и Южно-Кукунорский хребет. Несмотря на значительную высоту (перевалы — 4500 м, вершины — 5150–6305 м), горные хребты Наньшаня отличаются незначительным оледенением. Северные подножья Наньшаня погребены под наносами лесса и гобийских отложений. В горах Наньшаня берет свое начало ряд рек, питающих оазисы провинции Ганьсу. Из них упомянем р. Сулэхэ с притоком Таньхэ, рр. Сучжоухэ (или Бэйдахэ) и Хэйшуй, образующие Эдзин-Гол, а также р. Датунхэ и р. Сининхэ, приток Желтой реки.

Северо-Тибетское нагорье, или Чантанг, лежит между хр. Аркатаг на севере и Трансгималайской горной системой на юге. В то время как периферические области Тибета характеризуются резкими формами рельефа, с глубокими речными долинами, для внутренней его области свойственны сглаженные формы рельефа. Северо-Тибетское нагорье, простирающееся между 77 и 98º вост. долготы, занимает громадное пространство в 800 000 кв. км. По сравнению со среднеазиатскими бассейнами, лежащими к северу от Куньлуня (Таримский и Цайдамский бассейны), Северо-Тибетское нагорье благодаря большой высоте отличается низкими летними температурами и крайне суровыми зимами. В Тибете наблюдаются большие суточные колебания температуры, хотя годовые колебания меньше, чем в бассейнах к северу от Куньлуня¹⁹. Северо-западная и центральная части нагорья принадлежат к наиболее сухим областям земного шара.

В большей своей части Северо-Тибетское нагорье покрыто высокогорной степью²⁰. Значительные пространства нагорья заняты настоящей каменной или скалистой пустыней, причем отсутствие растительного покрова значительно интенсифицирует процессы выветривания. Такие пространства настоящей пустыни особенно часто встречаются в западной части нагорья. Между Куньлунем и Трансгималаями Северо-Тибетское нагорье делится на ряд более мелких бассейнов горными складками, простирающимися в широтном направлении. Таких складок, поднятых на значительную высоту, несколько: хр. Кукушили, хр. Баин-Хара, хр. Дунгбуре (восточное продолжение складки остается неисследованным), Каракорум²¹ и Тангла — хребты, ограничивающие долину р. Дза-Чу (Меконг), и, наконец, Трансгималайская горная система к северу от бассейна Цангпо (Брахмапутра), открытая Свеном Гедином во время его путешествия 1906–1908 гг. К югу от Трансгималаев наблюдается та же складчатость рельефа: так называемый Ладакский хребет и Великие Гималаи, составляющие южную границу Тибетского нагорья.

Крайняя континентальность климата и скудость атмосферных осадков обусловили слабое развитие ледников в горных хребтах Северо-Тибетского нагорья. Снеговая линия на их северных склонах проходит на высоте 5500 м, а на южных — на высоте 5700 м. Долины между горными хребтами заполнены продуктами выветривания и поднимаются на значительную высоту по отношению к высоте ограничивающих их хребтов.

Сглаженность рельефа нагорья, скудость атмосферных осадков и быстрое испарение не способствовали образованию больших рек. Наличие многочисленных озерных бассейнов и значительного оледенения в Гималайском, Куньлуньском и Каракорумском хребтах (в последнем лежат одни из величайших ледников Азии: Сиачен — 75 км длины, Балторо — 62, Бьяфо и Хиспар — по 59 каждый, и Чоголунгма — 55) указывает на существование в Тибете древнего периода больших осадков, который, вероятно, соответствовал ледниковому периоду соседних областей. Наиболее крупные озера Тибетского нагорья расположены в южной части Северо-Тибетского нагорья к северу от Трансгималайской горной системы. Эта часть Тибетского нагорья в научной литературе часто называется «Областью Великих Озер», каковое название, однако, неизвестно в самом Тибете. Вдоль северных предгорий Трансгималаев расположены озера: Нам-Цо, или Тэнгри-Нур, Силлинг-Цо, Мукьу-Цо, Чьяринг-Цо, Нангцэ-Цо, Данграюмцо и Тёри-Намцо²². Нами уже отмечалось, что в озерах Тибетского нагорья наблюдаются циклические колебания уровня, стоящие в связи с периодическим увеличением осадков. К западу Северо-Тибетское нагорье заметно повышается по направлению к стыку двух величайших горных систем Азии: Куньлуньской и Каракорумской (Чогори — 8611 м. Каракорумский перевал на Ладакской дороге — 5575 м).

Трансгималаи, отделяющие Северотибетский замкнутый бассейн от периферической области Южного Тибета, представляют собой гигантскую горную стену, которая на западе сближается с Ладакским хребтом в районе Кайласского массива. Трансгималаи малопроходимы, и немногочисленные перевалы лежат на колоссальной высоте от 5500 до 5700 м над уровнем моря. Высотой перевалов и объясняется тот факт, что пути, ведущие через Трансгималаи, никогда не имели широкого значения и обслуживали лишь местное население кочевников-скотоводов. Большие караванные пути, соединяющие Центральный Тибет с далеким Западом, всегда обходили Трансгималаи либо с севера, либо с юга по долине р. Цангпо-Брахмапутра.

На северо-востоке Тибетского нагорья лежит Цайдам-Кукунорский бассейн. Западная часть бассейна занята Цайдамской котловиной, расположенной между восточными ответвлениями Куньлуня и лежащей на высоте 2700 м над уровнем моря. (Протяженность котловины — около 300 км с севера на юг и около 700 км с запада на восток.) Подножья окаймляющих ее хребтов покрыты галечниковой пустыней, а центр котловины — болотистыми солончаками. Между галечниковым поясом и солончаками пролегает пояс барханных и бугристых песков. Цайдам богат солеными озерами: Сертанг, Махай, Ихэ и Бага Цайдамин-Нур, Курлук-Нур, Тосон-Нур, Тейджинер и Хулусун-Нур. Из рек упомянем Нейджи-Гол и Баин-Гол, берущие начало в горах, окаймляющих котловину с юга (хр. Марко Поло, хр. Толай-Ула и Бурхан-Бодой)²³. К востоку от Цайдама расположена область высокогорных степей с наиболее значительным озером всей Внутренней Азии — Кукунором, лежащим на высоте 3205 м над уровнем моря. Область кукунорских степей еще в глубокой древности являлась одним из центров расселения кочевых племен Средней Азии и сохранила этот характер и в настоящее время.

Между Транс Гималаями и Великими Гималаями лежит долина р. Цангпо, или Брахмапутры, которая в дальнейшем своем течении прорывается через Восточные Гималаи и впадает в Бенгальский залив. Бассейн Цангпо, принадлежащий к периферической области Южного Тибета, явился центром своеобразной тибетской теократической культуры. В долинах ее притоков, Ньянг-Чу и Кьи-Чу, выросли крупнейшие оседлые центры Тибета — Джьянгцзе (Гьянцзе) и Лхаса. Цангпо, или Брахмапутра, берет начало в массиве Куби-Кангри, восточном продолжении Ладакского хребта, на высоте 6700–6800 м. Долина Цангпо в своем верховье имеет высоту 4700 м над уровнем моря, но к востоку постепенно понижается, достигая 3815 м у Шигацзе и 2950 м в области Помэ на юго-востоке Тибета, где река прорывается через Восточные Гималаи между вершинами Намча-Барва (7750 м) и Джьяла-Пэри (7150 м). Области Конпо и По-юл принадлежат к наименее исследованным частям Тибета. В этом районе и в соседнем Дза-юле много работал британский ботаник Кингдон Уорд, который дал нам хорошие описания этой области, а также соседних долин Салуина и Меконга²⁴. В восточной части долины Цангпо наблюдается значительное увлажнение климата. К востоку от 93° вост. долготы появляются обширные площади лесов и субтропическая растительность благодаря значительному понижению местности (область Помэ — высота над уровнем моря от 1700 до 3000 м. В этой части Тибета тибетские племена встречаются уже на высоте 1475 м у Римы и в долинах Диханга и Лохита).

Следующей большой рекой Южного Тибета является Сатледж, который берет начало на северных склонах Зангскарского хребта и на своем пути прорывается через этот хребет (ущелье Шипки — 3050 м над уровнем моря) и Гималаи. Бассейн Сатледжа также явился одним из центров тибетской государственности. В верховьях Сатледжа расположены два значительных озера Тибета — Ракас-Тал, или Луканг-Цо (kLu-khaṅ-mt͜sho), и священный Манасаровар, или Цо Мапам (m͜tsho Ма pham), берега которого ежегодно посещаются тысячами тибетских и индусских паломников. На севере от Манасаровара поднимается священный массив Кайласа (6714 м), трон Шивы, а на юге высится снежный Гурла-Мандхата, высочайшая вершина Ладакского хребта (7728 м).

К западу от бассейна Манасаровара, который вполне справедливо может быть назван «областью верховий великих рек», лежит Западный Тибет, или бассейн р. Инд. Инд, который в верховье именуется по-тибетски Сенгте-Чу, берет свое начало в Западных Трансгималаях. В дальнейшем своем течении между Каракорумским и Ладакским хребтами он прорывается через Ладакский хребет и Западные Гималаи и через Ладак, Балтистан и горные княжества к северу от Кашмира достигает равнин Индостана. Долина Инда в пределах Тибета также явилась одним из центров оседлой культуры, выросшей на месте скрещения торговых путей из Восточного Туркестана и Кашмира.

Великие Гималаи образуют естественную границу Тибетской горной страны на юге. Эта высочайшая в мире горная цепь является также одной из наиболее резких границ между двумя климатическими областями: переходной континентальной областью Тибета и жаркой муссонной областью Индии. Всякий, кому приходилось пересекать эту высочайшую в мире грань, сохраняет в памяти то незабываемое впечатление, что производит на путника грандиозная панорама горных хребтов и резкая смена природы, которые можно наблюдать с вершин перевалов, ведущих из Тибета в Индию. Южные склоны Гималаев получают обильное количество осадков, увеличивающееся в восточном направлении. Северные же склоны отличаются более скудными осадками и в отношении климата приближаются к Тибету. Следует отметить особенность рек гималайской области: многие из наиболее крупных из них берут начало на Тибетском нагорье и затем прорываются на значительной высоте через основной хребет Гималаев. К таким рекам, кроме Цангпо, Сатледжа и Инда, принадлежат притоки Ганга — Багирати и Алакнанда, берущие начало в Зангскарском хребте, а также Кали, Карнали, Кали Гандак и Арун.

Восточный Тибет, включающий область верховий Желтой реки (Хуанхэ), Голубой реки (Янцзы), Меконга и Салуина, всецело принадлежит к переходным областям Азиатского материка. Лежащий на севере Восточного Тибета бассейн верховий Желтой реки еще имеет много общего с соседним Кукунорским бассейном. Это область высокогорной степи, расположенная между Южно-Кукунорским хребтом на севере и хр. Баин-Хара на юге. Желтая река, называемая Ma-Чу (rMa-čhu) по-тибетски, берет свое начало в районе двух озер: Чьяринг-Цо и Оринг-Цо, и течет в восточном направлении между хребтами Амнэ-Мачен и Баин-Хара.

Далее к югу от Желтой реки, или Ma-Чу, лежит обширная область высокогорной степи, в которой среди суровых климатических условий кочуют многочисленные племена голоков, или нголоков («восставшие», «вольница»), сохранившие древний кочевой уклад, могущий служить иллюстрацией к главам Геродота о Скифии. Воинственные толоки — предмет постоянного беспокойства для населения этой области. В связи с постройкой военной дороги Дарцэдо (Дасяньлу) — Кукунор (Цинхай), голоки стали отходить далее на запад, в район Кук ушили — Дунгбуре, причем их шайки появились и еще далее на западе.

Амнэ-Мачен следует рассматривать как восточное продолжение хр. Аркатаг, который на востоке переходит в Миньшань. Хребет характеризуется значительным оледенением (ледники находятся на высоте 4500 м над уровнем моря) и несколькими снежными вершинами, из которых пик Мачен-Тангри, священная гора голоков, называемая ими «дворец Гесэр-хана» (Ke-sar pho-bra ), подымается на высоту 6282 м над уровнем моря. Баин-Хара²⁵, ограничивающий область верховий Желтой реки с юга, является водораздельным хребтом между бассейном Желтой реки и соседним бассейном Голубой реки. Пройдя 1050 км в восточном направлении, Желтая река поворачивает на север и у оазиса Гуйдэтин (2300 м над уровнем моря) вступает в район с китайским населением. Восточноазиатский муссон, проникающий в глубь Восточного Тибета по долинам рек, оказал смягчающее влияние на климат области верховий Желтой реки; это влияние заметно в Восточном Цайдаме и юго-восточных ответвлениях Аркатага. Область верховий Желтой реки населена воинственными кочевыми племенами вышеупомянутых голоков, а также амдосцев, которые и по сей день сохранили многое из своего прошлого.

Восточный Тибет, лежащий к югу от хр. Баин-Хара, представляет собой область высоких горных хребтов, простирающихся с северо-запада на юго-восток и отличающихся резкими формами рельефа, со снежными вершинами, которые поднимаются до 7500 м над уровнем моря. Хребты эти разграничивают долины Голубой реки (Дри-Чу), Меконга (Дpа-Чу) и Салуина (Наг-Чу). Это область труднопроходимых горных долин, живущих своей обособленной жизнью каждая, область многочисленных и воинственных тибетских племен и родственных им племен лоло, мосо и насу. На востоке Восточный Тибет, или Кхам (Khams по-тибетски означает пограничную область), граничит с китайской провинцией Сычуань, причем географическая и этническая граница между ними проходит по меридиану Дасяньлу (Дарцэдо). На юге горные хребты Восточного Тибета переходят в горы Индо-Малайской системы. Голубая река, или Дри-Чу, берет свое начало к северу от хр. Тангла, который является водораздельным хребтом между бассейном верховий Голубой реки и Меконга и бассейном Салуина. Следует отметить замечательное явление параллелизма течения этих трех великих рек Азии: все три реки берут свое начало в восточной части Центрального Тибетского нагорья, затем, повернув к югу, сближаются, чтобы далее снова разойтись.²⁶ Голубая река в пределах Юньнани принимает приток Ялун, берущий начало на южных склонах хр. Баин-Хара. Благодаря меридиональному простиранию хребтов Восточного Тибета тропическая зона продвинулась значительно севернее вверх по речным долинам, чем в Южном Тибете, где широтное простирание хребтов Гималайской системы преграждает путь продвижению тропической зоны на север.

Северо-Восточный Тибет являлся убежищем многих кочевых племен, вытесненных из пустынно-степного пояса. В древности это были так называемые «малые» юэчжи-тохары (сяо-юэчжи; слово «сяо» означает «малая» орда), ушедшие из Наньшаня на юг и постепенно смешавшиеся с тибетскими племенами (цяны), а также уйгуры к югу от Ганьчжоу, монголы-хошуты в Амдо и дамсоки у оз. Тэнгри-Нур, или Нам-Цо (Вуаṅ sNam-mt͜sho). Разобщенность горных долин и речных оазисов Восточного Тибета препятствовала созданию обширных государственных объединений. Так, Восточный Тибет в течение долгого времени управлялся целым рядом феодальных владетелей, признававших лишь номинальную духовную власть Далай-ламы и светскую маньчжурского императора.

Если бы не языковое единство племен Восточного и Центрального Тибета, а также общность культуры и длительная зависимость от центров политической жизни государства, то Восточный Тибет и особенно его юго-восточную часть можно было бы исключить из обзора стран Средней Азии, отличающихся определенными физико-географическими особенностями и сродством культуры и быта населяющих их племен и народов. Восточный Тибет принадлежит к одним из наименее исследованных областей Средней Азии и до самого последнего времени оставался вне исторических событий, совершавшихся в соседних с ним областях.

Древнейший период

Исследование доисторического человека Средней Азии еще только начинается, хотя ряд видных ученых уже сравнительно давно указывали на Среднюю Азию как на один из основных центров расселения человека и человекообразных обезьян¹. Еще недавно отрицалось существование палеолитического человека к востоку от меридиана Енисея и считалось недоказанным его существование в Китае. В настоящее время приходится радикально пересмотреть все прежде бытовавшие взгляды на древность существования человека в областях Средней Азии. За последние двадцать лет открыты многочисленные стоянки каменного века, как палеолита, так и неолита, с последующим периодом палеометалла по всему пространству Средней Азии, от Каракумов на западе до Китая на востоке. Найдены не только стоянки, орудия быта, но и останки доисторического человека четвертичного периода. Все это доказывает глубокую древность заселения человеком среднеазиатских областей. Средняя Азия, согласно нашему определению этого понятия, занимает значительную часть так называемого пояса степей Евразии, который тянется от Карпат через причерноморские степи, Туркестан (Западный и Восточный) и далее на северо-восток, почти достигая берегов Охотского моря. Этот степной пояс уже в глубокой древности явился одним из центров расселения доисторического человека — на всем этом необъятном пространстве бродили его кочевые и полукочевые племена и сообщества.

Первые находки следов доисторического человека были сделаны на периферии среднеазиатского мира: на востоке в Ордосе и в окрестностях Пекина, на западе в Крыму и на севере в Сибири. В 1924 г. ученые-иезуиты Э. Лисан и П. Тейяр де Шарден открыли на восточной окраине среднеазиатского мира, в Ордосе, палеолитические стоянки. В Шуйдункоу, недалеко от Хунчэна на Желтой реке, на глубине 12 м в типичных лессовых отложениях они нашли обломки каменных орудий ориньякского типа, следы костров доисторического человека и остеологический материал, состоящий из костей кулана (Equns hemionus), слона (Eliphas nomadicus), носорога, гиены, антилопы и рогатого скота, а также скорлупу яиц вымершего гигантского страуса лессового периода. Исследователи отметили однородный характер палеолитической индустрии в районе, прилежащем к Шуйдункоу. Продолжая разведку, они открыли в урочище Шараусугол, к юго-западу от Юйлиня, богатейшую плейстоценовую фауну, ассоциированную с каменной индустрией палеолитического человека. Его останков обнаружить не удалось, кроме одного зуба (верхний резец), принадлежавшего ребенку, и фрагментов берцовой кости. Каменные орудия стоянки Шараусу в Ордосе близки к мустьеро-ориньякским типам орудий и напоминают находки каменных орудий мустьерского и раннеориньякского типов, сделанные теми же учеными в лессовых отложениях Западной Маньчжурии². Следы палеолитической индустрии найдены также в пределах китайских провинций Ганьсу и Шэньси.

Исключительное по своему значению открытие доисторического человека было связано с пещерой Чжоукоудянь, расположенной в горах в 50 км от Пекина. В течение ряда лет, начиная с 1923 г., ученые — сотрудники Геологического комитета Китая (Андерсон, Зданский, Болин, Бэй) производили раскопки в отложениях красного лесса в этой пещере. В 1926 г. палеонтологу Зданскому посчастливилось найти два коренных зуба, по-видимому, принадлежавших доисторическому человеку. Через год палеонтолог Болин, которому были поручены раскопки в пещере Чжоукоудянь, нашел еще один коренной зуб, принадлежавший человекообразному существу. Эта находка окончательно установила принадлежность ранее найденных зубов доисторическому человеку. В 1928 г. находки зубов и фрагментов костей доисторического человека умножились. Находки эти были ассоциированы с костями носорога (Rhinocaros), оленя (Machairodus) и мускусного барана. Вместе с остеологическим материалом были найдены фрагменты кварца со следами обработки. Известный археолог аббат Брейль, посетивший Китай в 1931 и в 1935 гг., высказался в пользу обработки этих камней доисторическим человеком³. В 1929 г. китайский геолог Бэй, продолжавший раскопки в пещере Чжоукоудянь, нашел хорошо сохранившуюся черепную коробку (cranium) с сильно развитыми надбровными дугами доисторического человека Китая, которого принято теперь называть Sinanthropus. Характер этой находки показал, что Sinanthropus занимал промежуточное положение между Pithecanthropus с о-ва Ява и неандертальским человеком Западной Европы, а также близко стоял к Coanthropus dawsoni, открытому сэром Чарльзом Доусоном в 1911–12 гг. в Пилтдауне в Южной Англии. К 1932 г. был собран из фрагментов костей второй череп синантропа, а в 1936 г. П.Л. Цзя⁴ открыл два хорошо сохранившихся черепа доисторического человека Китая.

В 1924 г. Г.А. Бонч-Осмоловским была открыта около местечка Кыпчак в 25 км к востоку от Симферополя палеолитическая стоянка в пещере Киик-Коба. Во время произведенного им обследования стоянки в течение 1924–26 гг. было обнаружено погребение доисторического человека, причем была найдена хорошо сохранившаяся правая берцовая кость и обе ступни. Остальная часть скелета была уничтожена огнем. Несколько поодаль был обнаружен скелет ребенка без черепа. Изучение останков доисторического человека показало, что Homo primigenius Киик-Коба был близок к неандертальскому человеку. Открытые вместе с останками костяка кремневые поделки типологически близки к изделиям мустьерского периода (нижний слой Киик-Коба — раннемустьерский, верхний слой — среднемустьерский)⁵.

Первое открытие останков доисторического человека внутри среднеазиатского мира было сделано в пещере Тешик-Таш около Термеза на юге Узбекистана, где были обнаружены уцелевшие части скелета ребенка, принадлежавшего к неандертальскому типу.

В пределах Монголии находки палеолитических орудий мустьерских типов были сделаны Н. Нельсоном, археологом экспедиции американского Научно-исследовательского Музея естественной истории, в районе массива Арц-Богдо-Ула (на плато между оз. Улан-Hyp и массивом Арц-Богдо-Ула). Там же были найдены «двойные» скребки ориньякского типа. В своей популярной книге «On the Trails of Ancient Man» (Нью-Йорк, 1926) известный американский ученый Р.Ч. Андрюс упоминает открытие палеолитической стоянки в урочище Шабарусу к северо-востоку от массива Арц-Богдо-Ула⁶. Н. Нельсон, однако, высказывается значительно осторожнее относительно палеолитического характера этой стоянки и склонен отнести ее к мезолитическому периоду, сближая ее с азильской индустрией Западной Европы⁷. Следы доисторического человека были обнаружены также в Барге, в окрестностях Хайлара и около оз. Джалай-Нур⁸.

В сопредельной с Монголией и Джунгарией Южной Сибири палеолитические стоянки открыты в верховьях Оби, Енисея и по берегам Ангары. Американский геолог А. Гребо считает, что палеолитический человек жил по южной окраине ледникового покрова плейстоцена в Западной Сибири, и действительно, большинство известных палеолитических стоянок находится в средней части Южной Сибири. Из сибирских палеолитических стоянок следует отметить Томскую стоянку, открытую проф. Кащенко в 1896 г., и стоянку Афонтовой горы у Красноярска с каменными орудиями, напоминающими орудия мадленского периода, открытую в 1884 г. И.Т. Савенковым⁹. В течение первой мировой войны в долине Верхнего Енисея работали Г.П. Сосновский и австрийский археолог военнопленный Г. фон Мерхарт. Южнее Красноярска ими была открыта микролитическая индустрия, характеризующая переходную между палеолитом и неолитом эпоху. Так как вместе с микролитами были найдены орудия иных типов, Мерхарт предпочитает отнести обнаруженные им каменные орудия к верхнему палеолиту. Всего между Красноярском и Минусинском в настоящее время известно до 20 палеолитических стоянок и 12 из них, несомненно, принадлежат к палеолиту. Проф. Б.Э. Петри производил раскопки в Верхоленских горах около Иркутска, где обнаружил типичные лессовые стоянки верхнего палеолита. Индустрия Верхоленских стоянок являет собой своеобразную смесь ориньякских и мустьерских скребков, лавролистных наконечников солютрейского периода и даже гарпунов, сходных по типу с мадленскими¹⁰. В 1928 г. М.М. Герасимов открыл палеолитическую стоянку у с. Мальта на берегу р. Белая, притока Ангары. Среди находок отметим каменные орудия ориньякского и солютрейского типов, а также женские фигурки, характерные для ориньякского периода¹¹. Тот же исследователь открыл палеолитические стоянки в окрестностях Хабаровска¹². В 1936 г. экспедицией Иркутского музея была открыта палеолитическая стоянка на правом берегу р. Ангара в окрестностях с. Буреть. Вместе с верхнепалеолитическими каменными орудиями (скребки, ножи, резцы, нуклеусы) были обнаружены кости мамонта, северного оленя, дикой лошади. Среди находок следует особо отметить женскую статуэтку, вырезанную из бивня мамонта. Каменный инвентарь и остеологический материал стоянки у с. Буреть сходен с находками вышеупомянутой стоянки у с. Мальта¹³.

Хотя палеолитический характер некоторых из этих стоянок еще может быть и оспариваем, существование палеолитического человека в Южной Сибири можно считать установленным. Одной из главных причин, затрудняющих определение возраста стоянок каменного века, является разнообразие типов каменных орудий, встречающихся на одной и той же стоянке и принадлежащих к разным периодам. Это разнообразие типов орудий является характерной особенностью палеолитических стоянок Сибири и сопредельной с ней Монголии. Эту особенность пока еще трудно объяснить. Возможно, что многие из сибирских палеолитических стоянок занимались доисторическим человеком без перерыва в течение нескольких периодов. Установленная для Западной Европы хронологическая схема палеолита не может считаться подходящей для каменного века Сибири и сопредельной с ней Средней Азии, поэтому, употребляя названия западноевропейских каменных индустрий, как то: мустьерская, ориньякская, солютрейская, мадленская и т. д., мы не связываем с ними определенных хронологических понятий, а лишь отмечаем сходство типов каменных орудий, найденных в рассматриваемой нами области, с типами орудий, характеризующими вышеназванные индустрии западноевропейского палеолита. Хронологию каменной эпохи Сибири и сопредельной с ней Средней Азии и даже Европейской России еще предстоит установить, но для этого наши современные знания доисторической археологии этих областей еще слишком фрагментарны. Попытки в этом направлении уже делались. Так, известный русский археолог проф. В.А. Городцов в первом томе своей «Доисторической археологии (каменный век)» (Москва, 1925) предложил новую хронологическую классификацию каменных индустрий, которая отвечала бы характеру залегания каменных стоянок в Европейской России. Новую классификацию на основании типологии каменных орудий предложил и проф. Освальд Менгин в своем выдающемся труде «Weltgeschichte der Steinzeit» (Вена, 1931).

К этому списку находок палеолитических стоянок следует прибавить находку каменных скребков (из кварцита) мустьерского типа, сделанную швейцарским геологом А. Геймом и его спутником миссионером Эдгаром в отложениях лесса в 4 км к югу от селения Шаратанг в Северо-Восточном Тибете¹⁴. На западной периферии Тибетского нагорья палеолитические орудия были обнаружены в Ладаке (Каргил), а также в Западных Гималаях (Пампур) и в районе Соленого Хребта (Читта)¹⁵.

Таким образом, должно быть отмечено существование обширной зоны распространения каменных орудий палеолитической эпохи вдоль северной и восточной периферии Средней Азии, захватывающей Южную Сибирь, Баргу, Восточную Монголию и периферические области Восточного и Западного Тибета. Дальнейшие исследования, вероятно, еще расширят зону распространения палеолитического человека в пределах Средней Азии и сопредельных с нею областей.

Неолитические стоянки Средней Азии и сопредельных с нею областей Сибири и Китая весьма многочисленны. В неолитическую эпоху многие области среднеазиатского мира обладали более мягким климатом, чем в настоящее время, и многочисленность неолитических стоянок и мест находок каменных орудий указывает на существование в эту эпоху довольно значительного населения бродячих охотников-скотоводов. Известный исследователь Северного Китая Э. Лисан даже считает, что причиной сокращения лесных пространств в Монгольской Гоби, помимо прогрессирующей десикации, была лесоуничтожающая деятельность неолитического человека. О многочисленности неолитического населения некоторых участков Гоби красноречиво свидетельствуют цифры находок. Так, между монастырем Батухалка (Байлинмяо), расположенном на территории хошуна Халха Дархан-Ван, и монастырем Шандамяо, т. е. на протяжении 350 км, Фольке Бергман, археолог экспедиции Свена Гедина в Среднюю Азию 1930–32 гг., нашел 103 неолитических стоянки и местонахождения каменных орудий. Американская экспедиция Р.Ч. Андрюса, обследовавшая район, расположенный между Калганом и массивом Арц-Богдо-Ула, также открыла многочисленные местонахождения орудий и стоянки неолитического человека. Далее на запад число стоянок резко уменьшается. Так, в районе Эдзин-Гола Ф. Бергман нашел всего 19 стоянок. По всей видимости, пустынный район Монголо-Синьцзянского пограничья и в неолитическую эпоху имел крайне редкое и малочисленное население. Вдоль пути экспедиции Свена Гедина, между Эдзин-Голом и границей Синьцзянской провинции, было обнаружено всего 7 стоянок, несмотря на большое расстояние¹⁶.

В 1923 г. проф. Б.Э. Петри открыл неолитические стоянки на берегу оз. Косогол [совр. Хубсугул] в Северной Монголии, описанные им в монографии «Древности оз. Косогола, Монголия» (Иркутск, 1926). Согласно проф. Петри, неолит оз. Косогол сходен с неолитом Забайкалья, составляя с последним одну область. Среди находок у оз. Косогол имеются микролиты и остатки керамики, орнаментированной отпечатками тканей. На востоке Монголии неолитические стоянки были открыты в долине р. Шара-Мурэн в Жэхэ уже упомянутыми французскими исследователями Э. Лисаном и П. Тейяр де Шарденом¹⁷. В том же районе долго и плодотворно работал японский археолог Р. Тории, исследования которого показали, что тунгусское племя дунху, населявшее Восточную Монголию, не знало палеолитической стадии и что известно оно становится уже в [э]неолите¹⁸. Далее на северо-восток в районе Цицикара (между Цицикаром и Фуляэрди) русский исследователь Северной Маньчжурии А.С. Лукашкин открыл неолитические стоянки с многочисленными поделками микролитического типа, типологически близкими к орудиям барханных стоянок в районе монастыря Ганджур в Юго-Западной Барге¹⁹. Большинство находок неолитической эпохи в Монголии собраны на поверхности. Некоторые ученые объясняют этот факт развеванием пластов, обнажившим стоянки. Орудия сделаны из кремня, кварца и халцедона. Среди находок имеются зернотерки и песты, что указывает, если и не на существование примитивного («мотыжного») земледелия в пределах Монгольской Гоби, то, по крайней мере, на «торговые» сношения с неолитическими земледельческими центрами соседнего Китая. Большинство неолитических стоянок Монголии расположено у подножий холмов, по берегам рек и источников. Обычными местами сборов каменных орудий и поделок в Монголии являются районы барханных песков — факт, отмеченный даже местными кочевниками-монголами. Неизученность монгольского неолита не позволяет установить хотя бы общую хронологию, и пока приходится довольствоваться лишь утверждением, что неолитический человек населял монгольские степи, как и сопредельные с нею области.

Довольно многочисленные стоянки, равно как и отдельные местонахождения неолитических орудий, были открыты в Восточном Туркестане. Некоторые из этих находок относили даже к палеолиту, но без достаточного основания. Находки были сделаны в западном Такла-Макане, южнее Яркенддарьи (Чёльколь), в бассейне Лобнора и по течению Курукдарьи. Все орудия были найдены на поверхности. Нахождение каменных орудий вдоль караванных путей как бы указывает на их принадлежность доисторическим кочевым племенам. Отмечалось типологическое сходство неолитической индустрии Восточного Туркестана с неолитическими изделиями Палестины, Египта и Центральной Индии. Нахождение же нуклеусов вдоль южного края Лобнорской пустыни свидетельствует о местном происхождении каменных орудий, материал для которых (кремень, яшма, роговик, халцедон, сердолик и нефрит) добывался неолитическим человеком в горах Куньлуня. Среди неолитических орудий Восточного Туркестана встречаются ножевидные пластины, прекрасные наконечники стрел, скребки и топоры²⁰. Следует особо отметить обнаруженную Ф. Бергманом в районе хр. Куруктаг расписную керамику, сходную с керамикой поздненеолитических поселений на территории китайских провинций Ганьсу и Хэнань. К этому же классу находок принадлежит и приобретенная шведским археологом в Черчене неолитическая погребальная урна с богатой орнаментикой²¹.

Неолитические стоянки Западного Туркестана еще почти не исследованы, и потому трудно высказаться о характере местных индустрий. Мы уже упоминали об открытии стоянок каменного века в песках Каракумов. Находки каменных орудий были сделаны в долине р. Сырдарья. Существование неолитических стоянок в Западном Туркестане и в соседнем Казахстане не может подлежать сомнению, и будущие археологические исследования на местах, безусловно, значительно расширят наш кругозор. Поиски доисторических стоянок в западных областях Средней Азии тем более необходимы, что этот район представлял собой переходное звено к Европейской России.

Сравнительно лучше изучены многочисленные неолитические стоянки Южной Сибири, сопредельной с областями Средней Азии. Нами уже было отмечено присутствие орудий неолитических типов в палеолитических стоянках Сибири, что, возможно, указывает на постепенность перехода от палеолитической стадии к неолитической и на длительное обитание доисторического человека на этих стоянках. Еще не установлено, сопровождался ли этот переход изменением в составе доисторического населения Сибири. В настоящее время известны неолитические стоянки у оз. Андреевское около Тюмени, в окрестностях Барнаула, на берегу р. Улаган на Алтае. Несколько неолитических могильников, относящихся к 2000 г. до н. э., были открыты у горы Афанасьевской, на берегу Енисея. Культура этих могильников названа по месту находки афанасьевской. Покойника погребали в скорченном положении в яме глубиной в 1,5 м, над которой насыпали холм из камней. В некоторых могилах нашли обгоревшие человеческие кости, что указывает на сожжение тела. Погребальный инвентарь был представлен глиняными сосудами в форме опрокинутого конуса, каменными наконечниками стрел и пестиками, а также иглами из кости. Среди остеологического материала, обнаруженного в погребениях, были найдены кости изюбра, лошади, быка, овцы и рыб, что свидетельствует о том, что человек афанасьевской культуры занимался как охотой, так и рыболовством и, вероятно, вел жизнь скотовода-кочевника. При многих костях были найдены низки от ракушек, встречающихся в районе Аральского моря, что указывает на торговые сношения с областями Средней Азии. Афанасьевская культура во многом сходна с кельтеминарской²², открытой экспедицией С.П. Толстова в Хорезме. Таким образом, становится возможным утверждать наличие некоего культурного единства в Туркестане и Сибири в неолитическую эпоху.

Интересная пещерная стоянка была открыта около Бирюсины на берегу Енисея, в 45 км к югу от Красноярска. Кроме многочисленных каменных орудий, ножей, долот и скребков, а также гарпунов, игл и кинжалов из кости были найдены многочисленные кости диких животных, свидетельствующие о том, что главным занятием обитателей стоянки была охота. Нахождение палеолитических орудий среди поделок неолитического типа указывает на длительное обитание на стоянке. Многочисленные стоянки неолитического человека были обнаружены в долине Ангары и в Забайкалье. В конце прошлого столетия Н.И. Витковский исследовал неолитический могильник в устье Китоя. Проф. Б.Э. Петри обследовал крупные стоянки в районе Песчаной Бухты оз. Байкал и урочища Улан-Хада. Неолитическая стоянка была открыта на о-ве Ольхон (раскопки П.П. Хороших). Многочисленные стоянки неолитического человека были найдены Ангарской экспедицией Иркутского музея в 1932–36 гг. в долине Ангары между Иркутском и Братском²³. Далее на восток проф. С.И. Широкогоров открыл несколько неолитических стоянок по берегам Нижнего Амура. Маргаритов и Янковский в том же районе нашли кухонные остатки на стоянках неолитического человека.

Последние геологические изыскания указывают на значительное оледенение Сибири и отрицают старую, общепринятую до сих пор теорию, согласно которой крайне континентальный климат препятствовал развитию значительного оледенения в Сибири и сопредельной с ней Средней Азии²⁴. Ранний период неолитической эпохи совпадает со временем полного отступления четвертого оледенения. К этому времени в Восточной Сибири отмечается более теплый климат. Однако уже в конце неолита климат, флора и фауна были сходны с современными. Большинство неолитических стоянок Сибири открыты по берегам рек и озер. Остатки неолитических жилищ малочисленны, но имеются основания предполагать, что неолитическое население Сибири жило в конических чумах. Неолитический человек вел полуоседлую-полукочевую жизнь рыбака и охотника. Неолитическая индустрия Сибири характеризуется миниатюрными наконечниками стрел и скребками с чрезвычайно тонкой ретушью. Некоторые из наконечников сделаны из кремня, но большинство — из кварцитов. Найдены многочисленные каменные топоры и орудия рыбной ловли. Следует отметить отсутствие просверленных топоров, столь характерных для неолита Европейской России. К позднему неолиту относятся прекрасные нефритовые топоры. Многочисленны и костяные изделия, среди которых встречаются рыболовные крючки, гарпуны, кинжалы, долота, иглы и ложки. Как и в Европейской России, наиболее распространенной формой сосудов сибирского неолита является опрокинутый конус. Эта форма сосудов долго оставалась господствующей и в следующем периоде, периоде палеометалла. Керамика сибирского неолита отличается разнообразием орнамента, среди которого особенно выделяется веревочный. В III тыс. до н. э. в степном поясе появляется керамика с так называемым гребенчатым орнаментом, которая впервые появляется в Средней полосе России и затем распространяется по Западной Сибири и которая сродни древнекитайской керамике Цайцзяпина в провинции Ганьсу в Западном Китае.

Проблема доисторического населения Средней Азии и сопредельной с ней Южной Сибири стоит в тесной связи с вопросом о прародине племен и народов, говорящих на индоевропейских языках. К сожалению, здесь мы все еще находимся в стадии гипотез и догадок. Каждое новое открытие в этой области может в корне изменить наше представление о проблеме расселения этих народов и их прародины, заставив пересмотреть древнейший раздел истории народов Средней Азии, явившийся эпохой преобладания индоевропейских племен и народов в северном степном поясе.

До сих пор еще не заполнен пробел между первобытным населением Сибири и ее современным населением (тюрко-монголы, тунгусы). Ученого-исследователя ждет богатая жатва, но в настоящее время мы все еще только собираем факты и время для обобщающих выводов еще не настало.

Северный степной пояс, занимающий значительную часть среднеазиатского мира, является одним из древнейших центров скотоводческого кочевого быта. Не вызывает сомнения, что в поясе северных степей произошло приручение верблюда, который еще встречается в диком виде в районе Лобнора. Весьма вероятно, что выездка верхового коня началась в степном поясе, где также еще можно встретить лошадь в диком виде в районе степей и предпустынь Джунгарии и в сопредельной с ней Западной Гоби²⁵. Неолитические племена северного степного пояса, несомненно, были конными кочевниками. Конно-кочевниками выступают и первые индоевропейские племена, появившиеся на северных границах культурных оседлых стран Древнего Востока в середине III тыс. до н. э. На расписной керамике Сузского некрополя (III тыс. до н. э.)²⁶ уже встречаются изображения лошади. Так, на фрагменте морской раковины, найденной в Сузах, имеется достаточно живое изображение типичного степного коня с горбоносой головой, прямой спиной и крепкими, характерными для степной лошади ногами. Тип этот происходит из северного степного пояса. К этому же типу принадлежат лошади скифов и лошадь современных нам киргизов и монголов. Недавние раскопки в Тель-Халафе показали, что лошадь была известна в Передней Азии уже в III тыс. до н. э. В 1925 г. ассириолог С. Лангдон, раскапывая дворец в Кише, нашел глиняную фигурку всадника, что доказывает существование лошади в Месопотамии около 2700 г. до н. э., т. е. во времена Саргона Аккадского. Хотя конь и был известен на Древнем Востоке до эпохи первых нашествий племен, говоривших на индоевропейских языках, однако массовое появление коня, боевого и рабочего, около середины III тыс. до н. э. вызвало настоящий международный переворот, повлекший за собой изменения не только в военной тактике, но даже в государственном строе и быте народов Древнего Востока. Северный пояс степей явился также родиной крупной овчарки; современными представителями этой породы следует признать крупную овчарку кочевников Северного Тибета, а также родственную ей собаку, встречающуюся у монголов и киргизов Средней Азии. Домашняя овца также считается многими исследователями за потомка восточного горного барана (Ovis orientalis Gmelin; Ovis arkal Brandt; Ovis Vignei arkal). Костяки рогатого скота, найденные в Анау в Туркменистане, указывают на родство этого вида с Bos nomadicus, одним из видов Bos primigenius.

В поздненеолитический период через всю среднеазиатскую область пролегал пояс расписной керамики. В настоящее время нам известны лишь отдельные звенья этой цепи, среди которых назовем Триполье, Анау, Кельтеминар и Яншао²⁷. Открытые до сих пор поздненеолитические и палеометаллические культуры расположены по периферии среднеазиатского мира, но это еще не значит, что центральные области Средней Азии не знали неолитической культуры. Работы экспедиции Свена Гедина 1930–32 гг. указывают на наличие поздненеолитических поселений в бассейне Тарима.

Первыми стали известны неолитические поселения Туркменистана. По всему узкому поясу плодородного лесса, простирающегося вдоль северного подножья хр. Копетдаг, разбросаны многочисленные курганы-городища (депе). Особенно много их между Вами и Душаком. Большинство их еще ждет своего исследователя. В 1904 г. два кургана, расположенные в двух километрах от старого города Анау ( b-i паи — «Новая вода»), лежащего в 33 км к юго-востоку от Ашхабада, были исследованы американским инженером Р. Пумпелли и берлинским археологом Г. Шмидтом по поручению Института Карнеги в Вашингтоне. Оба городища содержали остатки нескольких поселений, относящихся к неолитической и палеометаллической эпохам. Поселения состояли из глинобитных хижин, причем новые хижины строились на месте расположения старых, так что уровень поселения постепенно повышался. Северное городище представляло собой более древнюю стадию анауской культуры, в которой исследователь городища Г. Шмидт различает две фазы: Анау I и Анау II. Южное же принадлежало к несколько более позднему времени и отражало две другие стадии культуры Анау, которые были условно обозначены как Анау III и Анау IV.

Культуру северного городища (Анау I и Анау II) относят к 3500–2700 гг. до н. э. Около 2700 г. до н. э. поселение Анау II было оставлено жителями, причем исследователям не удалось установить причины этого явления. Согласно Пумпелли, этой причиной, вероятно, послужил наступивший сухой цикл. Возможно, однако, что население Анау было изгнано нашествием степных кочевников. В северном городище была найдена многочисленная керамика с геометрическим орнаментом (черный орнамент на желтоватом и красноватом фоне). X. Франкфорт утверждает, что, хотя населению северного городища не был известен гончарный круг, форма сосудов доказывает, что искусство это было не молодое и что оно было занесено откуда-то в уже довольно развитой стадии. Следует отметить сходство керамики Анау с керамикой так называемого стиля 1-бис, найденной при раскопках городища Мусиан, а также с расписной керамикой Триполья. Новейшие исследования в Китае, Иране и Белуджистане указывают на существование в неолитическую эпоху обширной области расписной керамики (Анау, Сузы, Иран, Белуджистан, Индия, Восточный Туркестан, Ганьсу, Хэнань и Юг России).

Для второй фазы ранней культуры Анау, которая является продолжением первой, характерно преобладание монохромной посуды, красной и серой. Генезис ранней анауской культуры еще не выяснен. X. Франкфорт высказал мнение, что гончарное искусство Анау пришло из Анатолии, но для этого еще нет достаточных доказательств, хотя и отмечалось наличие сходных с Анау городищ вдоль южного склона Кавказского хребта. Население Анау жило в хижинах квадратной формы, сложенных из саманных кирпичей. При раскопках были найдены мелкие поделки из кремня и кости. Следует отметить отсутствие среди находок каменных топоров и наконечников копий и стрел. Медь и свинец становятся известны к концу ранней стадии культуры Анау. Среди находок в Анау II встречаются довольно многочисленные медные булавки со спиральными головками, напоминающие троянские образцы. На второй стадии появляются бусы из ляпис-лазури и сердолика. Нахождение морских ракушек (Cypraea) указывает на торговые сношения с соседними культурными центрами. Следует отметить и нахождение ручных мельниц, а также отпечатков шелухи зерна на черепках сосудов. Население Анау возделывало пшеницу (Fiticum vulgare) и ячмень (Hordeum distichum) и разводило длиннорогого быка, свинью, лошадь степного типа (Equus саballus Pumpelly) и две породы овец. В Анау II появляется короткорогая порода быка, безрогая порода овец, коза, верблюд и собака. В населении Анау Д. Серджи²⁸ видел представителей средиземноморской длинноголовой расы. Возможно, однако, что оно принадлежало к длинноголовым племенам северного пояса степей, на периферии которого расположен Анау.

Культура южного городища (Анау III и IV) относится уже к периоду палеометалла и, вероятно, датируется второй половиной III тыс. до н. э. Население южного городища уже знало употребление гончарного круга и обжиг сосудов. Заслуживает особого внимания красная и серая керамика с орнаментом, напоминающим Малую Азию и Кипр. Среди находок южного городища следует отметить женские фигурки и глиняные и каменные печати-цилиндры, отдаленно напоминающие печати Мохенджо-Даро и Хараппы. К этой же стадии анауской культуры относятся находки модели арбы, или кибитки, каменных ваз, медных и бронзовых кинжалов, ножей и наконечников копий.

В последнее время, в связи с научным обследованием Туркмении, снова появился интерес к культуре Анау. Археологические разведки, произведенные в районе, показали, что культура Анау имела значительное распространение в окрестностях Ашхабада (Киши, Багир, курган Ак-Депе) и, возможно, вдоль всего Северного Копетдага. Отдельные находки собраны в Музее истории Туркмении в Ашхабаде. Особый интерес представляет курган Намазга-депе [II], который следует отнести ко времени расцвета культуры Анау III. Теперь ясно, что американская экспедиция не исследовала полностью городищ близ Анау и что необходимо предпринять дальнейшие изыскания тех же городищ, которые, по-видимому, содержат еще много интересного. Так, в 1928 г. М.В. Воеводский и М.П. Грязнов нашли в одной из оставленных траншей американской экспедиции две камеры с каменными полами, значение которых еще не выяснено. Пумпелли в своем труде эти камеры не упоминает²⁹. Науке еще предстоит выяснить культурную связь, существовавшую в древности между поселениями Анау и неолитическими и палеометаллическими культурами Ирана, Северной Индии и Китая.

Долгое время Анау оставался изолированным оазисом неолитической культуры в пределах среднеазиатского мира. Отмечалось сходство керамики Анау с керамикой Триполья и допускалось восточное происхождение трипольской культуры и родственной ей культуры Галичины и Дунайской области. Но вот шведский геолог и археолог И.Г. Андерсон открывает и исследует ряд богатейших неолитических поселений на крайней восточной периферии среднеазиатского мира³⁰. В местечке Яншао, в провинции Хэнань, он обследует поздненеолитическое поселение земледельцев, возделывавших рис (Dryza sativa), что указывает на связь этой культуры с юго-восточными областями Азии. В Яншао были найдены многочисленные прекрасно обработанные каменные орудия и красочная расписная керамика, напоминающая далекие Анау и Триполье. Датировка этой культуры еще не установлена. Сам Андерсон склонен отнести ее к 3000 г. до н. э., известный же археолог проф. Освальд Менгин в своей «Всемирной истории каменного века» передвигает это время до 2000 г. до н. э.

Со времени открытия яншаоской культуры Андерсон активно продолжал исследование неолитических стоянок и поселений Северного Китая. Характерно, что до сих пор не удалось открыть стоянки, относящиеся к раннему неолиту, что, по мнению Андерсона, объясняется климатическими условиями лессового периода в этой области, отличавшегося крайней сухостью климата и не благоприятствовавшего развитию человека. Лишь с наступлением более влажного климата условия изменились, и в поздненеолитическую эпоху Северный Китай имел уже значительное земледельческое население. Андерсону удалось обнаружить ряд неолитических стоянок, часть которых, вероятно, относится к переходному от неолита периоду и характеризуется расписной керамикой. Такие поселения были открыты шведским археологом на всем пространстве от Маньчжурии до Кукунора на северо-востоке Тибета³¹. В пещере Шаготунь в Южной Маньчжурии была найдена красная керамика с черным орнаментом, сходная с керамикой Яншао.

В Сининском уезде провинции Ганьсу и на берегах оз. Кукунор были обследованы поздненеолитические поселения. В долине Даохэ исследователь нашел обширные поля захоронений с многочисленными погребальными урнами прекрасной орнаментировки, которая ясно указывает на связь с культурой Яншао, хотя неолит долины Даохэ, вероятно, относится к несколько более раннему времени, чем Яншао. Среди находок были и сосуды с характерным гребенчатым орнаментом, имеющим свои аналогии в керамике Северной Азии и Европы. К прискорбью, большинство погребений оказались разрытыми местным населением в поисках хорошо сохранившихся погребальных урн и, таким образом, невозможно установить характер инвентаря погребений. В Баньцзякоу [Байцаогоу?] Андерсону удалось раскопать нетронутое погребение, в котором был обнаружен костяк в скорченном положении, окруженный несколькими сосудами³². Преобладала красная керамика с разнообразным орнаментом, среди которого выделялся характерный спиральный мотив. Один из небольших сосудов был покрыт квадратами, напоминающими шахматную доску. При костяке были найдены два топора из диорита и две ручные мельницы из красного песчаника. Среди каменных орудий поздненеолитической эпохи Северного Китая следует особо отметить характерный для области тип плоских каменных ножей, встречающийся в двух разновидностях: квадратной и в виде полумесяца. Подобные плоские ножи находили и в Маньчжурии, в провинции Ганьсу (стоянка Лоханьтан), в оазисе Гуйдэ в долине Желтой реки в Северном Амдо и в Японии. Ножи плоской формы еще встречаются в обиходе крестьян Северного Китая и, видимо, являются современными металлическими повторениями неолитических образцов. Этот факт еще раз подтверждает необычайный консерватизм народных масс Китая, сохранивших в своем быту немало пережитков глубокой древности.

Район распространения поздненеолитических поселений Северного Китая совпадает с северокитайской областью лесса. В настоящее время культуру типа Яншао можно проследить и значительно на запад от провинции Хэнань, на границах Монгольской Гоби и Тибетского нагорья. Мы уже говорили о находках расписной керамики, сходной с керамикой Яншао, сделанных Ф. Бергманом, археологом экспедиции Свена Гедина, в районе Черчена и Куруктага в Восточном Туркестане. Несомненно, дальнейшие археологические исследования в Средней Азии значительно расширят зону расписной керамики и позволят установить связь между северокитайскими очагами неолитической культуры и далеким Анау. В настоящее время известно до 40 неолитических поселений на территории Северного Китая. Несмотря на все расширяющиеся поиски, еще не удалось открыть поселения, принадлежащие к палеометаллической эпохе, и, таким образом, заполнить пробел в 1500–1000 лет, отделяющие культуру Яншао от культуры Аньян в северной Хэнани, носящей уже все характерные черты классической культуры Китая, и тем самым установить прямую преемственность от неолитических поселений Северного Китая до богатой и многообразной культуры бассейна р. Вэйхэ, этой колыбели китайской государственности.

Еще одно звено в цепи неолитических культур Средней Азии было установлено в ходе археологического обследования Хорезма, начатого под руководством С.П. Толстова с 1938 г. Трудами Хорезмской археологической экспедиции (1938–40, 1945–46), было обнаружено существование поздненеолитической культуры, которой присвоено название кельтеминарской. Эта культура, которую Толстов относит к концу III — началу II тыс. до н. э., была распространена между районом Аральского моря и Восточным Туркестаном. Она имеет много общих черт с южносибирскими неолитическими культурами, особенно, как мы уже отметили, с афанасьевской. При раскопках неолитических поселений (Джанбас-Кала № 4) были обнаружены следы доисторического культа огня. Для керамики, в которой наблюдается влияние гончарного искусства ранней стадии Анау, характерны также черты, сближающие ее с керамикой афанасьевского типа и с керамикой Восточного Туркестана (сборы сэра А. Стейна). При раскопках были найдены и многочисленные кремневые поделки прекрасной работы, а также поделки из яшмы и микролиты — ножи, скребки, буравы, наконечники стрел. Влияние кельтеминарской культуры распространилось далеко на север, до устья Оби, и заметно в так называемых шигирских культурах³³.

На западе южнорусского степного пояса в III тыс. до н. э. существовала развитая [э]неолитическая культура расписной керамики, которую обычно принято называть у нас трипольской по названию местечка на левом берегу Днепра, впервые исследованного В.В. Хвойкой. Область ее охватывала Киевщину, соседнюю Галичину и Румынию. Различают две стадии трипольской культуры. На первой стадии преобладает геометрический орнамент сосудов. Население этой стадии придерживалось обычая трупосожжения. На второй стадии появляется характерный спиральный орнамент. Обряд погребения остается прежним. Для инвентаря трипольских погребений характерны двойные (бинокулярные) сосуды со спиральным орнаментом, а также большие грушевидные урны. Керамика имеет много общего с керамикой Анау, Суз и Яншао. Характерны для Триполья и медные плоские топоры, каменные топоры и булавы, поделки из кремня, рога и кости, а также глиняные фигурки животных и людей. Среди остеологического материала были найдены кости лошади, овцы, крупного рогатого скота и свиньи. Население жило в хижинах, которые ставились полукругом на берегах рек, и занималось земледелием.

На смену трипольской культуре в начале эпохи палеометалла в степях Причерноморья, между Каспием и Днепром, появилась палеометаллическая культура, носителями которой были высокорослые племена длинноголовой расы и которую принято называть в науке «культурой окрашенных погребений» или просто «курганной культурой». Зона распространения курганов с окрашенными погребениями совпадает с зоной распространения микролитов³⁴. Курганы эти особенно многочисленны между Волгой и Днепром и на Северном Кавказе, в Терской области, на Кубани и на Таманском полуострове. Далее на север, в поясе лесостепи в пределах Астраханской, Черниговской, Орловской, Харьковской, Воронежской и Полтавской областей они встречаются уже реже. Отдельные курганы этого типа известны в Средней полосе России и в Румынии. Далее на восток курганы с окрашенными костяками были найдены около Уральска (раскопки П.С. Рыкова в 1925 г.), около Екатеринбурга (раскопки 1914–1915 гг.), в Минусинском крае, около Иркутска³⁵ и около Нерчинска. Малоисследованность курганов Закаспия не позволяет еще установить наличие курганной культуры в пределах Западного Туркестана.

Курганы с окрашенными погребениями содержат костяки в скорченном, эмбриональном положении, лежащие на боку и густо покрытые красной охрой — обычай, засвидетельствованный еще для палеолитической эпохи, но нигде не получивший такого распространения, как в причерноморских степях в начале эпохи металла. Инвентарь этих погребений не особенно богат и значительно отличается в зависимости от географического местонахождения кургана. К северу инвентарь погребений становится беднее³⁶. Керамика носит скудный и довольно однообразный характер. Наиболее характерным орудием окрашенных погребений является просверленный каменный топор-молот. Кроме каменных топоров-молотов в инвентаре погребений встречаются медные топоры, кремневые поделки, плоские медные наконечники (Кубань, Терек, Донец, Херсон), каменные булавы (Кубань, Терек, Донец, Крым), просверленные зубы, спиральные серьги из серебра и меди (Терек, Донец, Киев) и булавки с молотообразной головкой из кости и меди (Астрахань, Кубань, Терек, Херсон, Киев). Серебро довольно многочисленно, янтарные же поделки известны лишь из одного кургана в Черниговской области³⁷. Среди остеологического материала, добытого в погребениях, особенно многочисленны кости лошади и овцы, что указывает на принадлежность курганов кочевому скотоводческому населению. Находки зерна (просо) в некоторых курганах показывают, что население причерноморских степей имело торговые сношения с соседними земледельческими центрами и, возможно, само со временем перешло к земледелию³⁸. Лучше всего изучены курганы восточной части причерноморских степей (бассейн Дона и Донца).

В.А. Городцов различает четыре этапа в культуре курганных погребений³⁹:

а) культуру ямных погребений с бедным инвентарем;

б) культуру катакомбных погребений;

в) культуру срубных погребений;

г) погребения в насыпях на горизонте.

Для бассейна Дона и Донца М. Эберт предлагает установить деление на три стадии, которые в общем соответствуют делению Городцова⁴⁰:

а) Наиболее древний тип курганного погребения. Стены ямы в материке обложены неотесанными камнями. Инвентарь чрезвычайно беден: керамика и микролиты⁴¹. Почти полное отсутствие металла. Сосуды в форме опрокинутого конуса с веревочным орнаментом.

б) Погребения в склепе под насыпью, напоминающие Эвбейские погребения. Многочисленный медный инвентарь. Каменные булавы, грушевидные и сферические. Серебряные кольца, стеклянные бусы. Глиняные женские фигурки. Плоскодонные сосуды со спиральным орнаментом.

в) Курганы этой стадии уже содержат железные изделия и принадлежат к началу скифского периода. На восточной и западной окраинах причерноморских степей культура окрашенных погребений развивалась под сильным влиянием соседних культурных очагов. На севере Кавказа, на Кубани и в Терской области культурное влияние шло с юга из Месопотамии, Элама и Малой Азии. Повышение культурного уровня отразилось на инвентаре погребений, который становится богаче. Покойника хоронили в деревянных срубах в материке или в насыпи кургана, а также в каменных склепах. Среди курганов этой стадии особой известностью пользуется Майкопский курган, раскопанный Н.И. Веселовским в 1897–98 гг. Под курганной насыпью помещался деревянный сруб, разделенный на три помещения и содержащий богатейшее погребение. В одном из помещений лежал скелет воина в скорченном, эмбриональном положении, покрытый красной охрой. Согласно Б.В. Фармаковскому, посвятившему майкопскому погребению специальное исследование, тело умершего было положено под балдахин, который поддерживался четырьмя древками, украшенными фигурками длиннорогих быков⁴². Шатер балдахина был, по-видимому, украшен нашивными золотыми бляхами в виде львов и длиннорогих быков. В двух других помещениях погребального сруба находились скелеты мужчины и женщины, покрытые низками бус. При женском скелете лежали золотые серьги. Вдоль костяков стояли медные сосуды. Из найденных в погребении драгоценностей следует особо отметить золотую диадему с розетками, кольца и бусы. Инвентарь майкопского погребения включал медный боевой топор месопотамского типа, двустороннее тесло и мелкие поделки из кремня, напоминающие тарденуазские типы. Особенный интерес представляет серия серебряных сосудов, один из которых украшен фигурами зверей на фоне гористого пейзажа. Находка в погребении предметов, принадлежащих к среднеминойскому периоду, заставляет отнести его к 1600–1500 г. до н. э., хотя многие предметы стилистически близки медному веку Месопотамии и Западного Ирана (Элам и Астрабад), что дало повод некоторым авторам отнести майкопское погребение к III тыс. до н. э.⁴³ Следует, однако, отметить, что в некоторых курганах, содержавших окрашенные погребения, были найдены предметы, принадлежащие к Трое II (ок. 2400 г. до н. э.), что еще раз демонстрирует длительное бытование курганной культуры в степях Причерноморья.

В 1898 г. около ст. Старомышастовской нашли сосуд, сходный с майкопским, содержавший богатые ожерелья бус, низки литых золотых колец, диадему, аналогичную майкопской, и статуэтку быка. Находки Майкопского кургана тесно связаны с находками других погребений Кубани. Упомянем курганы у ст. Царской, принадлежащие к одной эпохе с Майкопским и покрывавшие каменные дольмены, состоящие из двух помещений, причем в плите, разграничивавшей помещения, было проделано отверстие — характерная особенность дольменных погребений Северного Кавказа и побережья Черного моря⁴⁴. Курганы этого типа содержат медный инвентарь, многочисленные поделки из золота и серебра, бусы из сердолика и золота, низки золотых и серебряных колец, а также кремневые наконечники стрел, при полном отсутствии предметов из бронзы. Майкопский курган и курганы ст. Царской моложе курганов первой и старше курганов третьей стадии классификации Эберта и, вероятно, представляют собой особую область курганной культуры, развившейся под длительным влиянием культурных очагов Древнего Востока. Следует еще упомянуть Ульский курган, относящийся к несколько более поздней эпохе, среди находок которого была обнаружена модель кибитки (согласно Г.И. Боровке, это не кибитка, а кочевая палатка, напоминающая юрту современных среднеазиатских кочевников); подобные модели кибиток известны из раскопок в Малой Азии.

Как уже упоминалось выше, на западе южнорусского степного пояса в III тыс. до н. э. существовала развитая [э]неолитическая культура расписной керамики, которую принято называть трипольской. На востоке трипольская культура оказала влияние на курганную культуру причерноморских степей. Следы влияния трипольской расписной керамики обнаружены в погребениях с окрашенными костяками в бассейне Дона и Донца⁴⁵. Около 2000 г. до н. э. поселения трипольской культуры были уничтожены пришельцами с востока, в которых часть исследователей видят носителей причерноморской курганной культуры. В подтверждение этого взгляда приводится факт нахождения окрашенных погребений в районе распространения трипольской культуры⁴⁶. Какому же народу принадлежали курганные погребения причерноморских степей? Некоторые ученью видели в нем туземное население причерноморских степей, другие склонны считать курганный народ за предков индоевропейцев. Согласно Г. Коссинне, окрашенные погребения принадлежали индоевропейским племенам, двигавшимся из Северной Европы в степи Причерноморья⁴⁷. Путь следования этих племен отмечен курганами с окрашенными костяками высокорослых людей длинноголового типа, с несколько низкими лбами и выдающимися надглазными дугами; курганы содержат сосуды с веревочным орнаментом, каменные топоры с массивным обухом, каменные боевые топоры и сферические амфоры. Как полагает Коссинна, медные боевые топоры курганов Юга России являются подражанием северным каменным топорам, которые вместе с дольменами были занесены на Юг России из Северной Европы. Нам кажется, что эта теория немецкого ученого не объясняет всех особенностей причерноморской курганной культуры. Медный боевой топор курганных погребений, вероятнее всего, представляет собой заимствование из Месопотамии, где аналогичные топоры встречаются уже во второй половине IV тыс. до н. э. (см. раскопки в Кише и Уре, астрабадские находки топоров, аналогичных топорам Майкопского и Царского курганов), и уже поэтому не может быть подражанием боевым топорам Севера. Скорее, наоборот, последние явились подражанием южнорусской адаптации месопотамского типа боевого топора, который затем проник вместе с распространением курганной культуры далеко на северо-запад до берегов Ютландии. И не случайным, быть может, является тот факт, что древнегреческое πέλεκυζ и древнеиндийское parásu, обозначающие топор, восходят к аккадийскому pilakku⁴⁸.

Мы считаем, что мнение русской школы археологии во главе с А.А. Спицыным и В.А. Городцовым, приписывающее южнорусской курганной культуре восточное, среднеазиатское происхождение, более соответствует характеру курганной культуры. На самом деле, степи и предпустыни Средней Азии изобилуют курганами, весьма сходными с курганами с окрашенными погребениями. Окрашенные погребения, как упоминалось выше, встречались и в Киргизских степях, и далеко на востоке — в пределах Забайкалья. В течение палеометаллической эпохи носители курганной культуры продвинулись в пределы Европы, чем и можно объяснить появление сходных погребений в Средней Европе и на Севере. За последнее время к аналогичным выводам пришел ряд выдающихся английских археологов (Муres и Peak)⁴⁹, считающих курганный народ за предков индоевропейцев, которые затем расселились по Западной Европе в течение периода палеометалла.

Проф. А. Тальгрен в своей монографии, посвященной доскифскому периоду причерноморских степей⁵⁰, также допускает восточное происхождение основного этнического элемента курганной культуры, которая, как он считает, испытала между 1500–700 г. до н. э. сильное культурное влияние с северо-запада из района Балтики и с юго-запада из Дунайского бассейна. Согласно Тальгрену, среднеазиатскими восточными элементами являются скорченное положение костяка, окрашенные погребения, курганная насыпь, плоский медный кинжал и наконечники стрел из кости.

За последние десятилетия много сделано в области археологии степного пояса Западной Сибири, Казахстана, Киргизстана, Алтая и Минусинского края⁵¹. В настоящее время уже можно наметить связь южнорусской курганной культуры с культурами западносибирскими и казахстанскими: они имеют много общих черт как в способе погребения (деревянные срубы и погребальные камеры, скорченное положение костяка), так и в керамике и в остальном инвентаре погребений. В середине III тыс. до н. э. в степных районах Западной Сибири и Казахстана развилась так называемая андроновская культура (по названию д. Андроново около Ачинска). Степи Западной Сибири и Казахстана явились, по-видимому, центральной областью ее распространения, простиравшейся далеко на восток в пределы Минусинского края. Культура эта развилась на основе более древней палеометаллической афанасьевской культуры, которая широко представлена на Енисее и следы которой обнаружены на Алтае и под Семипалатинском: носителем ее был длинноголовый народ с узким лицом и горбатым носом. Погребения андроновской культуры покрыты невысокими круглыми курганными насыпями и часто окружены каменной оградой по их основанию. Под насыпью, в неглубокой яме в материке строилась погребальная камера из каменных плит или же деревянный сруб. Покойника клали на пол погребальных камер в скорченном положении, головой на юго-запад. Среди остеологического материала, обыкновенно находимого в погребениях этого типа, встречаются кости лошади, быка и овцы, что доказывает, что мы имеем дело с кочевыми скотоводческими племенами. Наиболее характерным элементом погребального инвентаря является керамика со сложным пунктирным и линейным геометрическим орнаментом. Сосуды плоскодонны, причем среди них преобладают два типа: грубо сделанные «баночные» сосуды с прямыми стенками, иногда сплошь покрытые глубоким ямочным, зубчатым и резным орнаментом; второй тип состоит из сосудов с сильно выпуклыми сверху стенками, украшенными геометрическим орнаментом. Сосуды последнего типа следует признать типичными для андроновской культуры. Среди мотивов геометрического орнамента встречается меандр, свастика, треугольники, зигзаги. Остальной инвентарь погребений довольно беден. Обычно встречаются каменные скребки, наконечники стрел, каменные пестики. Из медных изделий были найдены кинжалы с плоской рукоятью, топоры-кельты с орнаментальным пояском у втулки и геометрическим орнаментом в виде треугольников и ромбов, вильчатые наконечники копий, полые браслеты, бляхи-нашивки, покрытые тонкими листами золота, височные кольца с раструбом, спиральные завитки и лапчатые подвески.

В настоящее время известно несколько местонахождений погребений андроновского типа, широко разбросанные по всему громадному пространству западносибирских и казахстанских степей. В 1893 г. А. Хайкель раскопал погребение этого типа в районе г. Курган⁵². В 1910 г. экспедиция Каменского исследовала ряд погребений в урочище Малый Койтас в долине р. Кызылсу, в местности Караузяк около Усть-Каменогорска, около Кокпекты, в долине Чиликты в Тарбагатае, около перевала Цаган-Обо и в окрестностях оз. Маркакуль.

В 1911 г. андроновское погребение было открыто в окрестностях Петропавловска, причем была обнаружена интересная керамика с новыми орнаментальными мотивами, что указывает на существование местных очагов в культуре андроновского типа. В 1914 г. В.Я. Толмачев раскопал погребение с деревянным срубом в долине р. Миасу у с. Балакланск с типичной андроновской керамикой. В 1925 г. геолог П.И. Преображенский открыл андроновское погребение на берегу р. Ишим в Кокчетавском районе, недалеко от с. Ефимовна. Керамика андроновского типа была найдена и на Алтае (сборы М.П. Грязнова в 1925 г.)⁵³. Исследования М.П. Грязнова в Западном Казахстане (верхнее течение р. Урал) обнаружили многочисленные погребения андроновского типа, но с более богатым погребальным инвентарем⁵⁴. Андроновский могильник был исследован П.С. Рыковым на землях совхоза «Гигант» в Карагандинском районе⁵⁵. В Киргизии, в районе оз. Иссык-Куль, в 1932 г. работал археологический отряд Сводной экспедиции Всесоюзной Академии наук, возглавляемый известным исследователем минусинских древностей С.А. Теплоуховым, причем было раскопано до 30 погребений в окрестностях Пржевальска, в районе с. Чильпек и в ущелье Джеты-огуз. Остается совершенно неисследованной в этом отношении богатая курганами степная и предгорная зона Джунгарии. Также остается еще невыясненной связь андроновской культуры с культурой Анау. Однако уже теперь ясна громадная роль туркестанских и казахстанских степных областей и их влияние на раннеметаллические культуры Юго-Восточной России. Андроновская культура синхронична хвалынской, абашевской, срубной и другим культурам России⁵⁶. С сейминской культурой она тесно связана сходной орнаментикой керамики. Уже теперь возможно на общем фоне андроновской культуры выделить местные очаги этой культуры, развившиеся, вероятно, под влиянием соседних культурных очагов. Такие местные влияния особенно выявились в керамике⁵⁷.

На смену андроновской культуре в Минусинском крае явилась так называемая карасукская культура, получившая свое название по р. Карасук, левому притоку Енисея. Появление этой культуры С.А. Теплоухов относит к 1000 г. до н. э. По-видимому, андроновская культура еще продолжала в это время существовать в лесостепной зоне Западной Сибири и Казахстана. Карасукская культура, по всей вероятности, пришла с юга или юго-востока; так, типичные для нее предметы были найдены в пределах Танну-Тувы, в бассейне Селенги и даже в Китае. Довольно хорошо представленная в бассейне Енисея, культура эта не распространилась на запад от Оби.

Отличительными элементами карасукских погребений являются кольцевидные и четырехугольные ограды курганных насыпей. Могилы ориентированы с северо-востока на юго-запад. Покойника клали на спину в вытянутом положении. Часто встречается двукратное погребение, характерное для областей Средней Азии. Керамика отличается прекрасной техникой и представлена сосудами со сферическим дном и высокой шейкой. Среди погребального инвентаря имеются медные зеркала, бляхи-нашивки, подвески, кривые ножи, кольца, характерные рукоятки ножей со «звериной» орнаментикой, плоские кинжалы и топоры-кельты. К карасукской же эпохе относятся и своеобразные каменные памятники из песчаника или гранита с изображениями человеческих лиц и иногда увенчанные головой барана. Аналогии, наблюдаемые между карасукской культурой и находками, сделанными в соседних Танну-Туве и Монголии, указывают на нашествие или переселение племен из пределов современной Монголии, которое нарушило андроновскую культуру в бассейне Елисея. Конечно еще невозможно говорить об этнической принадлежности носителей карасукской культуры. Некоторые черты этой культуры как бы указывают на то, что носители ее принадлежали к тюркским племенам, в которых следует признать древнейшее население Танну-Тувинского края и сопредельных с ним районов Северо-Западной Монголии⁵⁸.

Выше мы видели, что в течение всего III и первой половины II тыс. до н. э. на всем пространстве Средней Азии и смежных с нею областей, от Карпат на западе до Китая на востоке, существовали многочисленные неолитические и палеометаллические культуры. Установить принадлежность этих культур той или иной этнической группе пока едва ли возможно. Нам еще совершенно неизвестны исторические события, разыгравшиеся в пределах северного степного пояса, которые к концу III тыс. до н. э. вызвали набеги конно-кочевых племен на северные границы культурных государств Древнего Востока. Эпоха конца III — начала II тыс. до н. э. была временем больших народных сдвигов. Новые пришельцы из северного степного пояса явились причиною широкого расселения малоазийских, или яфетических, племен, в процессе которого этруски и баски ушли далеко на запад, а племя бурушасков оказалось на востоке, на далеком Каракоруме. Между 2050–1750 г. до н. э. эти конно-кочевые племена наносят решительный удар господству семитических племен в Передней Азии. Археологические раскопки и исследования последних лет в Малой Азии и в Северной Месопотамии позволили установить индоевропейский характер этих конно-кочевых племен, пришедших из северного степного пояса. Об их прародине писалось чрезвычайно много, но все эти попытки выяснить древнейшее месторазвитие индоевропейских племен представляют собой всего лишь гипотезы, часто лишенные достаточного обоснования. До сих пор не установилось единства точки зрения между археологами и филологами-лингвистами, хотя вопрос индоевропейской прародины может получить разрешение только путем тесного сотрудничества обеих наук. Не входя в подробное рассмотрение всех выдвинутых гипотез о прародине древних индоевропейцев, дадим лишь краткий обзор главных направлений в разработке проблемы.

Многочисленная германская школа помещает прародину древних индоевропейцев, или, как принято называть их в германской науке — индогерманцев, в современной Германии и в Балтике⁵⁹. Хотя к этому мнению и примыкают и некоторые другие западноевропейские филологи, разрабатывающие проблему прародины индоевропейских племен с чисто лингвистической стороны, позиция германской школы наталкивается на серьезные возражения сторонников азиатского происхождения древних индоевропейцев. Действительно, лесная Германия не могла явиться месторазвитием конно-скотоводческих кочевых племен, каковыми являлись древние индоевропейцы на заре своей истории. Английский ученый Питер Джайлс в первом томе «Кембриджской истории Индии»⁶⁰выдвинул мнение, что прародину древних индоевропейцев следует искать в Дунайском бассейне, где, как он считает, существовали природные условия, наиболее отвечающие состоянию быта, отображенному в древних индоевропейских языках. Согласно Джайлсу, продвижение арийских племен (индоиранцы) в глубь Азии произошло через Геллеспонт и Малую Азию и индоевропейских хеттов и народ митанни следует рассматривать как остатки этого арийского переселения на восток, в пределы Ирана и Индии.

Проф. Отто Шрадер высказался за помещение индоевропейской прародины в южнорусских степях, в которых многие исследователи видят один из основных центров развития скотоводческого кочевого хозяйства⁶¹. Южнорусские причерноморские степи, которые уже в глубокой древности были населены индоевропейскими племенами, представляют собой идеальное месторазвитие для конно-кочевых племен, нуждавшихся в громадных открытых пространствах для ведения своего кочевого скотоводческого хозяйства. К мнению проф. Шрадера присоединился ряд известных археологов, склонных, как мы видели, приписать курганную культуру южнорусских степей древнему индоевропейскому населению.

В пользу азиатской прародины древних индоевропейских племен высказался известный германский ученый Зигмунд Фейст, который помещает прародину индоевропейцев в Средней Азии, точнее, в Восточном Туркестане. В своих трудах он значительно поколебал позицию германской школы, показав, что германские языки представляют собою тип, во многих отношениях отличный от древнеиндоевропейского праязыка, что объясняется смешением индоевропейских германских племен с неиндоевропейскими племенами, составлявшими коренное доисторическое население Средней Европы⁶². Известный французский археолог, исследователь Ближнего Востока Дж. де Морган предложил западносибирскую теорию, согласно которой индоевропейские племена населяли степи Западной Сибири и двинулись на запад в пределы Европы в период отступления ледникового покрова на Русской равнине и высыхания Арало-Каспийского озера.

В последнее время в пользу азиатского происхождения древних индоевропейских племен высказался также австрийский ученый Вильгельм Бранденштейн. Он считает, что на основании анализа лингвистических данных можно установить две стадии в развитии индоевропейского языка, соответствовавшие двум различным месторазвитиям. На первой стадии древние индоевропейцы жили в стране с ясно выраженным континентальным климатом, с жарким и сухим летом, с холодной и часто снежной зимой, с прохладными весной и осенью. Страна изобиловала степными и песчаными пространствами, а также полупустынями с каменистым грунтом (следует отметить отсутствие слов для обозначения болота в языке первой стадии). На второй стадии замечается появление слов для обозначения понятия влажности и обильных атмосферных осадков. Язык второй стадии отражает изменившиеся условия месторазвития с новой фаунистической и флористической с радой. Согласно Бранденштейну, древние индоевропейцы первой стадии сидели в степном районе с сухим континентальным климатом, каковым являются степные пространства Казахстана и Киргизии. На второй стадии древние индоевропейские племена по неизвестным еще причинам покинули степи к востоку от Урала и передвинулись на запад через южнорусские степи в пределы Восточной Европы (район между Карпатами и Балтийским морем). К концу первой стадии Бранденштейн относит переселение индоиранцев (арийцев) в Иран и Афганистан. Часть индоевропейских племен продвинулась на юг через Кавказ и заняла Малую Азию. Индоевропейцы первой стадии являлись конно-кочевыми племенами, и индоевропейский праязык не отражает оседлого земледельческого быта. Древние индоевропейцы стали оседать на землю, лишь войдя в соприкосновение с оседлым земледельческим населением в странах Древнего Востока и Европы⁶³.

Для нас зоной распространения древних индоевропейских племен является все протяжение северного степного пояса от Карпат на западе до Тянь-Шаня на востоке (Галицко-Дунайский бассейн, южнорусские степи, урало-оренбургские степи, Семиречье и горно-степные пастбища Западного Тянь-Шаня). В настоящее время еще невозможно установить, в какой части этого пояса сидело основное ядро древних индоевропейских племен. Южнорусские степи не имеют естественной границы на востоке. По обе стороны Уральского хребта лежат все те же пустынно-степные пространства, сходные как в климатическом, так и в орографическом отношении. События, разыгрывавшиеся в восточной части этого пояса, неминуемо отражались в западной его части. Великие переселения народов раннего средневековья, начавшиеся в степях Притяньшанья, докатывались до равнин Паннонии, этого естественного рубежа степного пояса на западе. Часть древних индоевропейских племен, вероятно, кочевала и на востоке от указанной нами степной зоны, вдоль пояса тяньшаньских и баркёльских горных пастбищ. Так, еще в III–II вв. до н. э. мы встречаем индоевропейцев далеко на востоке в Наньшаньских горах, к югу от Ганьсу и к северу от оз. Кукунор. Эти индоевропейские племена и поколения кочевников-скотоводов чрезвычайно легко перемешивались, как это еще совсем недавно имело место среди кочевых монгольских племен и поколений, причудливо разбросанных по всему простору обширного монгольского мира и даже далекой Волги, Дона и Афганистана. Только такой первоначальной разбросанностью и смешанностью различных групп древних индоевропейских племен можно удовлетворительно объяснить, например, нахождение единственного соответствия греческому υιός — «сын» в тохарском языке на далеких восточных окраинах Туркестана.

В лесостепной полосе Восточной России и Западной Сибири древние индоевропейцы рано вошли в соприкосновение с финно-угорскими племенами, этими исконными обитателями лесной полосы Восточной России и Приуралья. На продолжительное соседство указывает нахождение древнеиндоевропейских слов в финно-угорских языках, как например остяцкое (tōrən, восходящее к древнеиндийскому tṛ́ṇa — «травинка»; вогульское ра̄ṅk — «грязь, сажа» < древнеиндийское ра̄ṅka — «грязь»; остяцкое а̄rt — «время», вогульское а̄rt — «время, способ», которые, возможно, восходят к древнеарийскому (индоиранскому) понятию ṛtu, arəta ~ arta, aŝa — «время, божественный порядок»⁶⁴. Следует отметить, что древнеиндийский характер этих заимствований как бы указывает на значительную роль древних индоарийцев на своей прародине в северном степном поясе.

В настоящее время еще невозможно установить причины, вызвавшие народные передвижения конца III тыс. до н. э. Первыми народами, включавшими индоевропейские элементы, были племена, проникшие с севера через Кавказ или Балканский полуостров в Малую Азию. Среди них выделялись племена луви, осевшие в южной Малой Азии, и народ кашшу, или касситы, которые впервые появляются на исторической сцене около 2073 г. до н. э. Некоторые ученые считают, что имя кашшу, греческое κισσιοι, представляет собой транскрипцию имени народа каспиев, засвидетельствованное греческим κισσιοι и, вероятно, звучавшее как *кассип или *кашип⁶⁵ («п» есть обычное окончание мн. числа во многих кавказских языках, а также в эламском). Это племя кашшу первоначально сидело в долине р. Кура на Кавказе и к югу от Каспийского моря. Переселение индоевропейских племен через Кавказ и закаспийские степи в пределы Малой Азии и Иранского плоскогорья вынудили касситов передвинуться на юго-запад к горам Загроса, откуда касситы стали угрожать Вавилонии. Уже в царствование Самсу-илуны (2080–2043 до н. э.), сына Хаммурапи, упоминаются постоянные набеги касситских дружин⁶⁶. Это проникновение касситов на вавилонскую землю продолжалось в течение почти двух веков и завершилось в 1760 г. до н. э. взятием Вавилона и основанием в Вавилонии касситской династии. Нам еще мало известно об этнической принадлежности касситских племен, но представляется вероятным, что среди них существовал довольно многочисленный древнеарийский элемент.

Первое появление арийских племен в пределах Ирана и на рубежах оседлых стран Древнего Востока наблюдается в начале II тыс. до н. э. Эти арийские племена, первоначальное местопребывание которых следует искать в Туркестанском Двуречье, т. е. в Хорезме и бассейне Зеравшана с соседними горными пастбищами, где иранская религиозная традиция помещала родину арийцев, область холодной десятимесячной зимы (airyanəmvaējō — «арийская область» «Авесты», Ērāп-ve пехлевийских текстов)⁶⁷, оказали на касситов сильное влияние в области религии, что как бы указывает на длительное соседство и возможное порабощение касситских племен арийцами. Хотя отдельные касситские слова, дошедшие до нас в вавилонских письменных памятниках, и не носят индоевропейского характера, что как будто доказывает неиндоевропейское происхождение народной массы касситов, однако имена некоторых божеств и некоторые из личных имен носят явный арийский характер. Так, упоминаемого в сохранившемся касситско-вавилонском словаре солнечного бога Шуриаш следует бесспорно поставить в связь с индоарийским Sūrya. Касситский бог войны Марутташ напоминает древнеиндийских божеств ветра Marútas, спутников Индры. Имя пятого касситского царя — Абиратташ — проф. Н.Д. Миронов сближает с индоарийским abhiratha — «стоящий на колеснице» или «побеждающий колесницы» (сравн. древнеиндийское adhiratha, авестийское raθaešta — «стоящий на колеснице», т. е. «воин»)⁶⁸. Касситское слово бугаш сравнивали с индоарийским bhaga и иранским bagа — «господин», с древнеславянским бог. Характер касситских слов, приведенных в словаре, а также строение касситских сложных имен указывают на малоаpийское происхождение основной массы касситов, среди которой находилось некоторое число индоарийцев, проникших на запад Иранского плато и, вероятно, сохранивших свою национальную самобытность в области религии.

В 1931 г. Андрэ Годард, директор Иранского археологического департамента, издал монографию, посвященную так называемым луристанским бронзам, которые приписываются касситам или родственному им народу⁶⁹. Многочисленные погребения Луристана содержат богатый погребальный инвентарь, имеющий много общего с талышскими и другими кавказскими находками. Часто встречающиеся изображения в «зверином стиле» позволяют сблизить луристанские древности с древностями северного степного пояса. В раннем бронзовом периоде луристанских древностей замечается влияние соседних Вавилонии и Элама.

К концу II тыс. до н. э. наблюдается приток новых веяний с севера, принесших с собою железную культуру с богатым погребальным инвентарем, содержащим оружие (кинжалы, топоры, наконечники стрел), драгоценности, погребальные статуэтки, изображающие зверей и, возможно, эпизоды народного эпоса и, весьма вероятно, представляющие собой навершия древков, поддерживавших погребальные шатры, а также многочисленные предметы конского снаряжения (удила).

Передвижение касситов следует поставить в связь с продвижением индоевропейских племен в Малую Азию, которое, по-видимому, происходило как с востока через Кавказ и Армению, так и с запада через Геллеспонт. Появление индоевропейских племен в пределах Малой Азии и объединение ими туземных малоазийских племен (яфетиды) вызвало значительные события на севере Месопотамии. К 1925 г. до н. э. относится набег хеттских конных дружин на Вавилон, во время которого древняя столица подверглась полному разгрому. Название хетты взято наукой из Библии, где народ этот назван — хет. Сами хетты называли себя хатти, откуда египетская транскрипция — Ht' (сравн. также библейское хиттим). Впервые мы встречаем хеттов расположенными двумя группами: одна сидела в долине Халиса на путях к Черному морю и в соседстве с железными рудниками Каппадокии, другая занимала каппадокийское побережье и гористую область Тавра и Амана. Хетты на памятниках имеют совершенно определенный тип, засвидетельствованный с XIV в. до н. э. и сохранившийся по сей день среди анатолийского крестьянства. Они были одним из первых народов Древнего Востока, научившихся употреблять железо. Хетты были народом-конником и широко пользовались боевыми колесницами. Выше мы уже говорили о значении коня в племенном строе кочевников северного степного пояса. Значение индоевропейского боевого коня сказалось в области военной техники. Армии государств Древнего Востока, Египта и Вавилонии не знали конницы и боевых колесниц — она появляется у них только в период, последующий индоевропейским нашествиям конца III тыс. до н. э. Вооружение хеттских воинов состояло из характерного щита (четырехугольный и в виде восьмерки), прямого меча, двойного топора, кинжала и пики. Наряду с туземным яфетическим населением Малой Азии индоевропейские хетты завоевали и ассирийские колонии в Каппадокии, чьи архивы из Кесарии (ныне Кюльтепе) впервые были обследованы В.С. Голенищевым. История народа Хеттской державы, этих пришельцев из северного степного пояса, принадлежит к истории стран Древнего Востока и потому не может быть предметом нашего рассмотрения. Скажем только, что нам представляется вероятным, что хеттское нашествие следует поставить в связь с продвижением первой волны индоевропейских племен, охватившей громадное пространство. Нам также представляется вероятным участие хеттских племен в нашествии гиксосов на Египет около 1800 г. до н. э.⁷⁰ (согласно так называемой длинной хронологии). С этой эпохи в Египте появляются новые веяния, достигнувшие своей кульминации в религиозной реформе Аменхотепа IV — Эхнатона, представляющей, возможно, отголосок арийского культа солнца, занесенного ко двору Египта митаннийской княжной, матерью Аменхотепа III.

Вопрос о происхождении хеттских племен еще не решен наукой. Э. Вейднер считает хеттский язык за кавказский, с сильной примесью индоевропейских элементов. Проф. Б. Грозный относит хеттский язык к западной группе индоевропейских языков, на основании многих общих черт с латинским и лидийским языками⁷¹. Среди языков, наиболее близких к индоевропейскому хеттскому, следует назвать тохарский язык, на котором говорили в районе Кучи и Турфана в Восточном Туркестане во второй половине I тыс. н. э. Некоторые из исследователей хеттского языка считают, что хеттский и тохарский языки произошли от одной ветви индоевропейской языковой семьи, отделившейся от основного ствола еще до разделения индоевропейского праязыка на группы наречий⁷². Мы склонны считать, что индоевропейские хеттский и тохарский языки представляют собой остатки той древней обширной группы индоевропейских языков, которая некогда существовала по соседству с арийской группой (индоарийцы и иранцы) и к которой, вероятно, принадлежали фракийский и киммерийский⁷³. Племена, говорившие на этих языках, и явились первой волной индоевропейских племен, за которой следовали арийские племена, появившиеся из полупустынь и степей Закаспия. Проф. Грозный предложил называть этот индоевропейский хеттский язык неситским — от насили — туземного названия языка, встречающегося в письменных памятниках. В неситском языке существует ряд форм, сближающих его с италокельтскими языками, как, например, неситское uga ~ ug, соответствующее латинскому ego; неситское kuis — латинскому quis — «кто»; неситское vâdar — старосаксонскому vatar — «вода». Сюда же относятся медиопассивные формы, исходящие на «р». Раскопки в Богазкёе дали большое количество хеттских письменных памятников, написанных клинописью, что облегчает дешифровку. Имеется также ряд надписей, написанных еще неразгаданным иероглифическим письмом. Согласно Б. Грозному, работающему над дешифровкой этих надписей, они также написаны на индоевропейском языке, родственном неситскому и лувийскому языкам.

Таким образом, в настоящее время установлена следующая схема языковых взаимоотношений в хеттской Малой Азии: в конце III тыс. до н. э. основная масса населения Малой Азии принадлежала к яфетидам, или малоазийским и кавказским племенам. В это время в ее пределах появляются первые индоевропейские племена, которые в письменных памятниках называются луви и которые позднее встречаются в южной Малой Азии. За ними около 2000 г. до н. э. появились из пределов северного степного пояса племена, говорившие на языке насили, или неситском, которые и явились основателями Хеттской державы II тыс. до н. э.⁷⁴

Государство Митанни. Середина II тыс. до н.э.

Несколько позднее хеттов и касситов, около 1450 г. до н. э., появляется на рубежах Древнего Востока загадочный народ митанни. Впервые он встречается в стране Нахарина, между Тигром и Оронтом, при важном узле путей сообщения между Черным морем, Месопотамией и Египтом. Среди народа митанни с самого начала его появления на исторической сцене заметно сильное арийское ядро, пришедшее, вероятно, с северо-востока из-за Каспия и принадлежавшее к первой волне арийских племен, продвинувшихся в Восточный Иран. Большинство исследователей Древнего Востока склонны считать это арийское ядро за военный правящий слой среди племен неарийского и, вероятно, кавказского происхождения, родственных касситам. Нахождение индоарийских божеств в митаннийском пантеоне вызвало оживленный обмен мнений как среди ученых-семитологов, так и среди индоиранистов. Известные в настоящее время данные не позволяют еще утверждать, что арийский элемент в народе митанни представлял собой индоарийцев, проникших в Северную Месопотамию. Возможно, что мы имеем дело с еще неизвестным науке наречием арийских языков. В тексте договора между хеттским царем Суббилулиумой и царем Митанни Маттивазой (древнеарийским Mativāja)⁷⁵, относящегося к первой четверти XIV в. до н. э., обе договаривающиеся стороны призывают в свидетели арийских богов Митру, Варуну, Индру и Насатьев. Боги Индра и Митра, упомянутые в этом договоре, несомненно, принадлежат еще к общеарийскому периоду. Древние арийцы знали культ бога-воителя Веретрагны (Vṛtrahan ~ Vṛθragna)⁷⁶. Культ Митры, появившийся в Малой Азии и Северной Месопотамии еще во II тыс. до н. э., снова воскресает там в ахеменидскую эпоху и уже из Малой Азии распространяется по Римской империи⁷⁷. В. Порциг⁷⁸ даже находит возможным сближать индийского Шиву с митаннийским Тешубом, богом неба, а индийскую Парвати, или Дургу — с малоазийской богиней-матерью, называемой Хепа по-митаннийски. Целый ряд имен митаннийских царей и династов носит арийский характер, как то: митаннийский царь Артатама, современник фараона Тутмоса IV (1423–1414 до н. э.), Арташшувара и Душратта. Ряд мелких хеттских династов, родственных митанни, упоминаемых в телльамарнской переписке, также носят арийские имена, как, например, Сувардатта ~ Шувардата (сравн. древнеиндийское Svardatta — «небом данный»). Некоторые из этих имен передают хорошо известные древнеиндийские имена, как, например, Шубанду < древнеиндийское Subandhu — «имеющий родственников или друзей», Ендарута < древнеиндийское Indrota — «поддержанный или возлюбленный Индрою», имя, встречающееся в «Ригведе» и в эпической литературе (Ригведа, VIII, 68, 15; Махабхарата, 12, 3595)⁷⁹.

Следует также упомянуть находку в высшей степени интересного документа, написанного на хеттском языке и рассказывающего о выездке коня. Автором этого трактата является некто Киккули, родом из Митанни, исполнявший при дворе должность главного конюшего. В трактате имеется несколько вставок на языке митанни (арийском) и на языке хурри (вероятно, яфетическом). Вставки на языке митанни содержат арийские термины, причем заслуживает внимания пракритский характер форм числительных:

a-i-ka va-ar-la-an-na / aika varlana

ti-а-rа u-ur-la-an-na / tara varlana

pa-an-sa va-ar-la-an-na / pansa varlana

sa-at-ta va-ar-la-an-na / satta vartana

na-a va-ar-la-an-na / na varlana

(Vartana < др. инд. vartana — «круг».) Трактат этот датируется XIV в. до н. э., и проф. Б. Грозный считает, что система выездки коня была занесена в Малую Азию и Месопотамию из индоевропейской прародины, из степей Юга России и Средней Азии⁸⁰.

Следует еще упомянуть встречающееся в памятниках слово maria в значении «воин», которое сближали с древнеиндийским (ведийским) marya. Г. Якоби⁸¹, Г. Иенсен⁸²и С. Конов⁸³ считали народ митанни за индоарийцев. Г. Ольденберг, Э. Мейер и С.Б. Кейс склонны были считать их за арийцев, еще не разделившихся на индоарийцев и иранцев⁸⁴. В. Лесни полагает, что язык митанни не был ни индоарийским, ни протоиранским, но принадлежал к еще неизвестной группе индоевропейских языков⁸⁵. Как мы уже отметили, вероятнее всего, митаннийский язык представлял собой еще неизвестное наречие арийской группы языков, близкое к индоарийскому, причем многие неясности фонетического строя языка митанни должны быть отнесены за счет силлабического характера клинописи, мало приспособленной к передаче иностранных звуков⁸⁶.

Появление народа митанни в Северной Месопотамии явилось отголоском более крупного передвижения арийских племен из Туркестанского Двуречья в сторону Афганистана и Индии, подобно тому как во II в. до н. э. нашествие среднеазиатских скифов, или саков, в Восточный Иран (Серакс — Герат — Систан) отразилось в Адиабене, где образовалась скифская династия со столицей в Киркуке⁸⁷. Мы еще ничего не знаем ни о прошлом индоарийцев до их появления в Индии, ни о путях, по которым они следовали во время их продвижения в Северную Индию. В настоящее время еще невозможно установить с достаточной достоверностью время появления первых арийцев на северо-западе Индии. Во всяком случае, продвижение арийских племен в сторону Индии должно было предшествовать появлению арийцев-митанни в Северной Месопотамии и, вероятно, произошло между 1900–1500 г. до н. э., т. е. было синхронично появлению арийского элемента среди касситов в Загросе. Продвижение этих арийских племен должно было происходить постепенно и в течение значительного периода времени. Текст «Ригведы» в дошедшей до нас редакции указывает на длительное пребывание арийцев на территории современного Афганистана⁸⁸. Песнопевцы «Ригведы» были хорошо знакомы с индо-афганской пограничной областью. Так, «Ригведа» знает реки современного Вазиристана — Круму (теперешний Куррам) и Гомати (теперешний Гомал) и их притоки Yavyāvati (теперешний Зоб) и Hariyūpīуа̄ (ныне Хариаб, приток Куррама)⁸⁹, а также реку Kubhā (теперешний Кабулруд) с притоком Suvāstu (теперешний Сват).

Знает «Ригведа» льва и верблюда, но не упоминает тигра и почти не знает слона⁹⁰. Знает и реки Пенджаба — Vistastā (Джелам), Asiknī (Ченаб), Parushnī (Рави), Vipās (Беас), Sutudrī (Сатледж) и Sarasvatī (Sarsūtī), являющиеся восточной границей зоны распространения древних арийцев.

В одном из гимнов «Ригведы» говорится о высоком качестве гандхарской шерсти. Наконец, архаические дардские наречия, на которых говорят горцы Кафиристана, Читрала, Дарела и Северного Кашмира, также указывают на продолжительное пребывание древних арийцев в районе Гиндукуша.

Имеются данные, позволяющие утверждать, что область распространения дардских языков простиралась значительно южнее теперешней зоны распространения этих наречий. Среди дардов и горцев Таджикистана сохранился общий для обоих этнических групп тип Homo alpinus. В настоящее время наблюдается процесс постепенного вытеснения дардских наречий языком пушту (пашто). Упоминаемые в «Ригведе» племя Paktha, название которого сближали с афганским pakhthūn, и племя бхаланов (сравн. название горного перевала — Болан) также указывают на области индо-афганского пограничья, где разыгрывались события ведийского периода⁹¹. В Ведах и в эпической литературе сохранилась память о приходе некоторых из ведийских арийских племен в Индию из соседней Бактрии. Так, в «Ригведе» (X, 95; Śatapatha Śrūhmaṅa 5, 1, 1) упоминается Purūravas Aiḷa, предок царя Парикшита. Этот Puriiravas Aiḷa был, согласно преданию, сыном одного царя, который переселился со своим племенем из Бактрии (Bāhli)⁹². О племени куру, которому суждено было сыграть выдающуюся роль в ранней истории Индии и которое произошло от знаменитого арийского племени бхаратов и племени пуру, говорится, что оно пришло из-за северных гор, из области Uttara Kuru⁹³.

В «Ригведе» Индра часто упоминается как божество, принесенное арийцами со своей прежней родины. Так, в одном месте верующий взывает к Индре, которому поклонялись его предки. В другом месте говорится, что племена яду (Yadu) и турваши (Turvaśa), одни из наиболее крупных и известных племен ведийской эпохи, были приведены Индрой из «далекой страны».

Древние арийцы были конными кочевниками, поклонявшимися богу Индре. «Ригведа» говорит о «закованных в броню» (varmānah) воинах, сидевших на «горячих конях»:

Икара, призываемый многими,

тридцать сотен воинов, закованных в броню.

построились [на берегу] Yavyāvatī принять славу.

Вричиваты грозно ринулись [в бой],

но разбив жертвенные сосуды,

нашли свою гибель.

Тот, чьи горячие кони,

вскормленные натучныхкормах,

несутся между [небом и землею],

отдал турвашей Сринджае,

и сделал вричиватов рабами

потомков Деваваты.

В тексте часто упоминаются боевые колесницы (ratha) и воины на колесницах (rathin). Воины носили броню, металлические шлемы, наручи. Вооружение состояло иэ мечей, пик и боевых топоров, лука и стрел; упоминаются два вида наконечников: отравленный из кости и металлический (железный?) — ayomukham⁹⁴.

До настоящего времени ни одно археологическое открытие не может быть отнесено к эпохе арийского нашествия. Отсутствие каких-либо следов арийского нашествия и ведийской культуры среди находок древней оседлой культуры в Мохенджо-Даро в низовьях Инда и в Хараппе в Пенджабе (верхние слои Мохенджо-Даро соответствуют поздней эпохе раннединастического периода Вавилонии, т. е. ок. 2550 г. до н. э.) указывает на то, что арийское переселение в Северную Индию следует отнести к эпохе более поздней, чем эпоха Мохенджо-Даро и Хараппы⁹⁵.

Попытку подойти к разрешению проблемы переселения древних ведийских арийцев с археологической стороны сделал Р. Гейне-Гельдерн⁹⁶. В своей работе он изучил с типологической точки зрения несколько бронзовых и медных предметов, найденных в разное время в Северной Индии. Еще в 1913–14 гг. около селения Шалозан в долине р. Куррам, притока Инда, был найден медный плоский топор⁹⁷, сходный с топорами, хорошо известными из раскопок в окрестностях Астрабада в Иране, на Кавказе и в Юго-Восточной России. В 1927–28 гг. во время раскопок верхнего слоя Мохенджо-Даро был найден бронзовый топор-тесло; такие же топоры-тесла известны по находкам в Северном Иране (Астрабад, Тепе-Хиссар около Дамгана) и на Кубани (Майкоп). В Национальном музее древностей в Эдинбурге хранится бронзовый кинжал, добытый где-то в Пенджабе, который также близок к древностям Северного Ирана и Кавказа и, согласно Гельдерну, относится к 1200–1000 гг. до н. э. Исследователь упоминает и о медных мечах, открытых при раскопках в Фатехгарке (Агра и Уд) в долине Ганга, с характерными головками рукоятей в виде антенн — тип, хорошо известный на Кубани и, вероятно, занесенный в Индию с Северо-Запада. Все эти находки Гельдерн склонен отнести к 1200 г. до н. э., к каковой эпохе он относит продвижение арийских племен в Северную Индию. Мы согласны с Гельдерном в том, что все вышеперечисленные находки типологически близки к древностям Северного Ирана, Кавказа и Юга России, но не считаем возможным отнести их к эпохе переселения древних арийцев. Находки эти указывают на существование культурных связей между Северным Ираном, Кавказом, Югом России и Северной Индией в поздневедийский период (1200–1000 гг. до н. э.), когда арийские племена уже успели продвинуться на восток и обосноваться в Индийском Двуречье (Ганга — Ямуна)⁹⁸. Мы уверены, что именно археология поможет решить вопрос о переселении древних арийцев в Индию, но для этого необходимо произвести дальнейшие археологические изыскания на территории современного Афганистана, в Вазиристане и в Туркестанском Двуречье. Одновременно следовало бы продолжить лингвистическое исследование горных племен индо-афганского пограничья, начатое А. Стейном и Г. Моргенстьерне⁹⁹. При полном отсутствии археологических данных невозможно выяснить путь, по которому следовали арийские племена в своем переселении в равнины Индостана. Британский исследователь Аурел Стейн, производивший в последнее время археологическую разведку Юго-Западного Ирана, высказал мнение, что на основании геоморфологических особенностей области ему представляется вероятным, что путь следования древних арийцев лежал через Курдистан, Луристан, область бахтиаров, Арабистан, Фарс, Керман, Персидский Белуджистан, откуда через Систан по долине Гильменда он шел к широким долинам Кандагара и Газнийского нагорья¹⁰⁰. Однако более вероятным представляется путь через Серакс и Герат¹⁰¹. Изучая историю позднейших нашествий иранских племен из пределов Средней Азии, как то: саков в 136 г. до н. э., парфян, кушан-тохаров, мы приходим к выводу, что все эти племена проникали на плоскогорье Ирана и далее в сопредельную с ним Северную Индию с северо-востока Ирана, через Серакс и Герат из закаспийских степей. История кочевых народов показывает, что кочевники в своих переселениях часто следовали по путям, пройденным их предшественниками, и потому мы считаем возможным восстановить картину первого арийского переселения в пределы Восточного Ирана и Северной Индии по аналогии с позднейшими нашествиями среднеазиатских иранских племен, как это делает Э. Херцфельд¹⁰².

Около 1000 г. до н. э. первая волна арийского переселения, давшая Индии основу ее арийской культуры, сменилась новой волной арийских племен, заложившей новую эпоху, эпоху преобладания иранских племен, давшую миру Ахеменидскую державу, скифскую гегемонию в степях Юга России, Парфянское царство, Кушанскую империю и нашествие сарматов-алан.

Эпоха преобладания иранских племен

«...Вот идет народ от страны северной, и народ

великий подымается от краев земли; держат в руках

лук и копье; они жестоки и немилосерды:

голос их шумит, как море, и несутся на конях, выстроены,

как один человек, чтобы сразиться с тобою, дочь Сиона».

(Пр. Иеремия. 6: 22–23)

Эпоха преобладания иранских племен в Средней Азии простирается от 1000 г. до н. э. до начала II в. до н. э., когда на восточных рубежах Средней Азии появляется новый народ, или группа племен тюркского корня, известная в истории под названием хуннов. В настоящем труде мы излагаем историю народов Средней Азии не с точки зрения сопредельных с ней стран, а пытаемся изложить ход исторических событий от лица племен и народов, населявших среднеазиатские области. Отсутствие письменных туземных источников для ранних периодов и малая исследованность археологии Средней Азии не дают еще возможности обрисовать это прошлое с достаточной полнотой. Как это часто имело место в истории кочевых народов, их историю приходится восстанавливать по письменным памятникам соседних оседлых и более культурных народов, поддерживавших сношения со среднеазиатским кочевым миром. Это обстоятельство значительно затрудняет работу историка, ибо исторические анналы культурных государств, сопредельных со среднеазиатскими областями, не всегда объективно оценивают то или другое историческое событие, разыгрывавшееся в среде кочевых племен и народов, и не всегда правильно передают иностранные имена и названия. Все это до чрезвычайности усложняет работу над восстановлением прошлого кочевых народностей. Относительно западных областей Средней Азии мы находимся в несколько лучших условиях, ибо в нашем распоряжении имеется археологический материал, дошедший до нас от самих кочевников. Особенно богатый материал для восстановления быта кочевников дали раскопки в сопредельных с западной частью Средней Азии областях, причерноморских степях и на Северном Кавказе. Археологическое исследование восточных областей Средней Азии еще совершенно не начато, за исключением замечательных открытий П.К. Козлова в Северной Монголии и собирания так называемых ордосских бронз в пределах Юго-Восточной Монголии. Для изложения истории восточной части Средней Азии нам приходится всецело основываться на китайских исторических анналах, заключающих в себе богатый исторический материал, нуждающийся, однако, в иллюстрации археологическими находками. Письменные памятники, относящиеся к западной части Средней Азии, не столь богаты и в большинстве случаев представляют собой фрагментарные сведения классических писателей, при полном отсутствии древнеиранских летописей.

Свое обозрение среднеазиатских племен начнем с восточной части среднеазиатского пустынно-степного пояса, откуда постоянно начинались великие переселения.

В исторических анналах Китая, трактующих о событиях I тыс. до н. э. (эпоха Чжоу, ок. 1050–256 до н. э.), мы постоянно читаем о пограничных кочевых племенах, населявших степной пояс Юго-Восточной Монголии и теснивших северные границы собственно Китая. Нашими главными источниками по этой эпохе являются «Шуцэин», «Чуньцю», или анналы княжества Лу, родины Конфуция, обнимающие период от VIII до V вв. до н. э., «Цзочжуань», комментарий на «Чуньцю», и обширные исторические записки Сыма Цяня — одно из замечательнейших произведений китайской историографической литературы, законченное около 99 г. до н. э.

Отрывочные сведения, сохранившиеся в «Цзочжуане» (упоминает события до 463 г. до н. э.), говорят нам, что кочевые племена жун и ди некогда занимали все пространство вдоль северной границы Китая, от провинции Ганьсу на западе, через Шэньси и Шаньси до границ Шаньдуна на востоке и проникали даже в пределы северного Чжили. Китайским феодальным владениям, расположенным вдоль северной пограничной полосы, приходилось постоянно отражать набеги степных кочевников, причем создавался особый быт, отразившийся и на культуре эпохи. Постоянные набеги северных кочевников послужили укреплению китайских феодальных владений к югу от Желтой реки и возвышению династии Чжоу, ибо постоянная опасность с севера вынуждала феодальных владетелей объединяться для отражения противника общими силами. Как и на западе — на границах оседлого иранского мира и на рубежах Римской империи — на северной границе Китая строились укрепленные пограничные линии, проводились стратегические дороги, создавались военные поселения из военного и ссыльного элемента и учреждались интендантские склады.

Царства Древнего Китая

Китайские анналы пестрят краткими сообщениями о набегах кочевников, о карательных экспедициях в глубь степи, наполнявших существование пограничных феодальных уделов. Так, Сыма Цянь передает, что в 756 г. до н. э. во время похода в степь против племени жун был убит князь Сянь, стоявший во главе удела Ци. Согласно традиции, царство Чжоу было основано при содействии кочевников ди, что доказывает крупную политическую роль кочевников в событиях того времени. Под давлением племени ди владетели Чжоу были вынуждены покинуть пределы Шэньси (район Сиань) и основаться на берегах р. Лохэ в Хэнани (в правление князя Пин, 770–720 до н. э.)¹. Между VIII–VI вв. до н. э. года не проходит без набегов кочевников. Под 715 г. до н. э. упоминается похищение китайского посла кочевниками племени жун из самой Хэнани («Цзочжуань», 1, 42). В 659 г. до н. э. племена ди разбивают войско князя удела Вэй и захватывают его столицу («Цзочжуань», 277). В 649 г. до н. э. кочевники опустошают небольшое княжество, граничившее с уделом Вэй. В следующем году кочевники жун и «красные» ди осаждают столицу удела и сжигают восточные ворота города («Цзочжуань», 285). В том же году кочевники ди снова совершают набег на княжество Вэй. В VII в. до н. э. среди феодальных владений Северного Китая выдвигается удел Ци. В 664 г. до н. э. циский князь Хуань идет походом против племен жунов по просьбе князя удела Янь. В 659 г. до н. э. он защищает от кочевников ди уделы Вэй и Сун и принимает участие в построении укрепленной пограничной линии. В 644 г. до н. э. он посылает войска на помощь яньскому князю Сяну, атакованному жунами.

В 623 г. до н. э. князь Му, владетель удела Цинь, совершает продолжительный поход в степь против западных жунов и даже становится во главе их². Наследники князя Му продолжают в течение следующих веков борьбу с кочевыми племенами степи и открывают торговый путь в западные страны. С этого времени Китай становится известным на Среднем и Ближнем Востоке под именем этого удела (древнеиндийское Cīna — Ɛivᾱi греческих писателей).

Племенные названия «жун» («воинственный, дикий») и «ди» не следует понимать в значении этнических единиц, это скорее имена собирательные, служившие для обозначения кочевых и полукочевых племен, обитавших на северных и западных границах Китая. В китайских анналах встречаются упоминания о «красных» ди (чиди), «северных» ди (бэйди), «западных» жунах (сижун), «северных» жунах (бэйжун). В настоящее время еще невозможно установить этническую принадлежность этих племен. Вероятно, многие из этих племен принадлежали к тюркским племенам, уже в древности кочевавшим на значительных пространствах в Монголии. Еще не удалось установить преемственность между древним неолитическим населением Восточной Монголии и кочевыми племенами I тыс. до н. э. Китайские исторические анналы отмечают происхождение хуннских племен от древних племен жун, кочевавших в степном поясе Юго-Восточной Монголии и на север от пустынного Гобийского пояса Центральной Монголии. Так, указывается, что во времена государя Яо (вторая половина III тыс. до н. э.) кочевые племена назывались хуньюй (сюньюй), при династии Чжоу — хэньюнь (сяньюнь)³, а при династии Цинь они стали известны под названием шаньжун, или горных жун. Письменные источники довольно единодушно описывают скотоводческий кочевой быт племен, нападавших на северные границы Китая. Оружие конных кочевых дружин состояло из лука и стрел, короткого меча и пики. В то время как северные кочевые племена в основной своей массе принадлежали к тюркам, с возможной примесью монголов и тунгусов, некоторые из западных жуков, как например цяньжуны, сидевшие между Желтой рекой и Фэньхэ, представляли собой, вероятно, племена тангутско-тибетского происхождения, ибо в древности тангутско-тибетские племена распространились далеко на север в бассейн Желтой реки, где в XI–XII вв. н. э. они основали крупное культурное тангутское царство Си-Ся.

Около 470 г. до н. э. владетели удела Чжао подчиняют своему влиянию кочевников районов Даньлинь и Линьфу по берегам Желтой реки.

К IV в. до н. э. относится крупная реформа в организации и комплектовании китайских феодальных войск, действовавших против кочевых племен монгольской степи. Пограничные владения Чжао и Цинь, которым постоянно приходилось иметь дело с набегами конных кочевых дружин, первыми заменили малоподвижные отряды китайских боевых колесниц отрядами легкой конницы, укомплектованной из кочевников пограничной полосы и из китайского приграничного населения, перенявшего быт и военную сноровку соседних кочевых племен. Этой реформе военной организации, перенятию кочевой конной тактики и построению укрепленных линий древний Китай обязан своим успехом в борьбе с кочевниками монгольской степи. Несмотря на тяжелые условия борьбы и частые поражения, китайское командование строило стратегические дороги и продвигало укрепленные линии в глубь степей.

Вместе с вооружением и конной тактикой китайцы заимствовали и конское снаряжение. Еще не установлено, когда и кем было введено стремя. Среди находок конского снаряжения в Пазырыкском кургане на р. Ян-Улаган (Восточный Алтай) стремян не обнаружено⁴. Возможно, что первым видом стремени у кочевников среднеазиатских степей была петля из ремня, как это предположил В.В. Арендт⁵ и как это еще встречается среди монголов и тибетских кочевников. В собрании С.Т. Лоо имеется бронзовая бляха, изображающая двух борющихся спешенных всадников, рядом с которыми стоят их поседланные кони, причем сбоку седел висят как бы ременные петли⁶. Не упоминаются стремена и среди воинского снаряжения на деревянных документах эпохи Хань, найденных в бассейне Сулэхэ⁷.

Кроме конной тактики и одежды влияние кочевников сказалось и в искусстве Китая эпохи Чжоу. К этим заимствованиям следует отнести стилизованные звериные маски, так называемые таотё, изображающие фантастических животных, гпиц, грифа и драконов. В гл. 110 «Шицзи» Сыма Цяня рассказывается, как в 307 г. до н. э. князь Улин удела Чжао (325–299 до н. э.) перенял обычаи кочевников и их одежду и обучал свои войска конной тактике кочевых дружин. Победив племя лоуфань и соседних ху, он построил «длинную стену», которая тянулась от Дая (район Сюаньхуа в северо-западном Чжили) по хребту Иньшань в направлении на Гаогуй (вероятно, расположенный в западных отрогах Иньшаня). К IV в. до н. э. относится и построение княжеством Вэй укрепленной линии, которая шла от долины р. Вэйхэ (у современного Хуа) вдоль р. Лохэ в северном направлении на г. Мицзи. К III в. до н. э. относятся успешные походы полководца Цин Кая из удела Янь против кочевников дунху. Князья Янь также провели укрепленную линию, которая шла от Цзаояна (около современного Хуайлая) на Сянпин (около Ляояна в Южной Маньчжурии). Эти укрепленные пограничные линии состояли из земляных валов со сторожевыми башнями, с которых велось постоянное наблюдение за степью и давались сигналы в случае появления кочевых дружин. Остатки подобных укрепленных линий сохранились и по сей день во многих частях Юго-Восточной Монголии, как например, старый земляной вал, тянущийся от монастыря Болтайсумэ на Саирусукском тракте до Батухалки в Уланцабском сомоне.

Построение укрепленных пограничных линий благотворно отразилось на торговых сношениях, и IV в. до н. э. явился эпохой оживленных сношений Китая с западными областями Средней Азии.

В конце IV в. до н. э. и в особенности в течение последующего столетия на северных границах Китая появился новый грозный враг — хунны⁸, которым суждено было сыграть выдающуюся роль в судьбах Средней Азии. О возвышении Хуннской империи нам придется подробно говорить в следующей главе настоящего труда. Здесь же только скажем, что их появление вынудило северные китайские уделы принять особые меры к отражению набегов грозного и многочисленного противника. О трудностях этой пограничной борьбы говорят нам дошедшие до нас народные песни, в которых населению советуется иметь дочерей, а не сыновей, ибо тем приходится гибнуть на постройках и обороне пограничных линий. Эта тяжелая и напряженная борьба будет продолжаться в течение всей многовековой истории Китая. В циньскую эпоху хуннские племена появляются на всем пространстве от Баркёля на западе до северных границ провинции Чжили на востоке.

Наиболее яркими событиями конца III в. до н. э. явились походы и мероприятия по обороне северной границы императора Цинь Ши-хуанди (246–210 до н. э.). Сыма Цянь повествует⁹, что на 32 году своего царствования император Цинь Ши-хуанди приказал военачальнику Мэн Тяню во главе армии в 100 тысяч человек предпринять поход против северных кочевников. Войска Мэн Тяня оккупировали весь район к югу от Желтой реки.

В следующем году он приступил к укреплению ее рубежа и построил до 34 укрепленных пунктов вдоль береговой линии, которая становилась основой китайской системы обороны северной границы. Были также учреждены военные поселения из солдат и ссыльных, которым вменялось в обязанность пополнять состав гарнизонов фортов вдоль рубежа Желтой реки. Одновременно проводились стратегические дороги, которые должны были обеспечить поддержку укрепленной линии, а также облегчить проникновение китайского влияния в глубь степей. Источники говорят о проведении военной дороги от Цзюцюаня (на северо-востоке Ордоса) на Юньян (летний дворец императора к северо-западу от г. Шуньхуа в южном Шэньси). Китайские войска также заняли важный в стратегическом отношении район Бэйцзя у гор Таошань (на северо-востоке от дуги Желтой реки), а в 212 г. до н. э. туда была проведена военная дорога, причем в источниках говорится о «прорезании гор и закрытии проходов» — слова, свидетельствующие о трудности и значительности строительства. Операции полководца Мэн Тяня явились первой попыткой организованного освоения пограничного района и завершением целого ряда походов, начатых еще при князьях удела Чжао около 270 г. до н. э., во время которых весь район между верхним течением Вэйхэ и Желтой реки был очищен от кочевников.

Одной из наиболее значительных мер императора Цинь Ши-хуанди было установление в 214 г. до н. э. общей системы обороны путем соединения местных пограничных укрепленных линий, построенных его предшественниками, в одну систему укрепленных линий, положившую начало позднейшей китайской «Великой стены». Проследить циньскую линию до конца в настоящее время едва ли возможно. От р. Таохэ в южном Ганьсу она шла в направлении на Ланьчжоу и прикрывала обе дороги в долину р. Вэйхэ. Дальнейшее ее направление установить трудно, но весьма вероятно, что был использован важный и легко обороняемый рубеж Желтой реки. Далее на восток она соединялась с укрепленной линией, построенной князьями удела Янь, и доходила до Ляодуна. Сыма Цянь (гл. 88) говорит: «Мэн Тянь построил великую стену. Пользуясь рельефом местности и естественными препятствиями, он построил укрепленную линию, которая начиналась у Линьтао и доходила до Ляодуна».

Отсутствие археологических исследований на территории Южной Монголии и сопредельных с ней областей не позволяет еще дать картину быта и культуры нападавших на северные границы Китая кочевых племен монгольской степи, которые в начале II в. до н. э. были объединены в мощную конфедерацию хуннских племен. Некоторое представление о культуре и быте этих племен дают археологические находки, сделанные на северной периферии среднеазиатского мира — в Минусинских степях и на Алтае. В Минусинских степях на основе карасукской культуры в начале I тыс. до н. э., согласно классификации С.А. Теплоухова, появилась богатая и оригинальная минусинская курганная культура поздней бронзы¹⁰. Мы еще не знаем, какому народу принадлежали погребения курганной культуры. В основных своих признаках физический тип населения остается сходным с населением края в афанасьевскую и карасукскую эпохи. Отмечается та же длинноголовость, узкое лицо, узкий горбатый нос и выдающийся затылок. В настоящем изложении мы придерживаемся классификации С.А. Теплоухова, который предложил различать четыре последовательных этапа минусинской курганной культуры.

Первый этап характеризуется невысокими курганными насыпями, окруженными прямоугольными каменными оградами. В грунтовых могильных ямах помещались погребальные камеры, выложенные деревом или каменными плитами и покрытые настилом из бревен (или плитами) и засыпанные сверху плитняком, галькой и землею. В камере погребали одного или нескольких покойников, положенных в вытянутом положении. Погребальный инвентарь состоял из медных наконечников стрел, медных кельтов, ножей, игл, кинжалов, медных блях, медных зеркал, медных секир и костяных гребней. Керамика представлена глиняными сосудами с плоским дном и блестящей черной поверхностью с желобчатым орнаментом.

Курганы второго этапа отличаются несколько большими размерами и располагаются могильниками. Погребальные камеры с деревянными срубами весьма обширны и заключают в себе коллективные погребения. Керамика представлена глиняными сосудами, большей частью не орнаментированными, со скошенным внутрь венчиком. Погребальный инвентарь в целом напоминает инвентарь первого этапа, но на медных и бронзовых предметах появляется характерный «звериный стиль»: они украшены изображениями стилизованных зверей — горных козлов, оленей, медведей и т. д. Многие бытовые элементы и стиль орнаментации, имеющие аналогии в скифской и ананьинской культурах, позволяют относить начало второго этапа курганной культуры к началу VI в. до н. э. Среди находок второго этапа можно отметить: костяные наконечники стрел, медную бляху, изображающую лежащего оленя (мотив, характерный для так называемого «сибирского звериного стиля»), медные кельты, в целом напоминающие формы первого этапа, медное навершие с изображением стоящего горного козла, имеющее аналогии в так называемых ордосских бронзах, секиру с изображением горного козла и медные ножи с орнаментированными в «зверином стиле» рукоятками (изображения голов горных баранов, медведей, коней), напоминающие по форме и орнаментике южномонгольские находки.

Третий этап курганной культуры характеризуется одиночными курганами с высокими насыпями, заключающими в себе деревянные погребальные камеры с коллективными погребениями. К этому этапу относится обычай трупосожжения, производившегося в самой камере погребения. Погребальный инвентарь состоит из глиняных сосудов на полых ножках, медных кинжалов, секир, ножей, зеркал, пробойников, фигурок оленей, ажурных наверший с изображением горных козлов, медных удил, медных пряжек в форме стилизованных голов горных барканов, бронзовых украшений узд. В конце третьего этапа среди погребального инвентаря появляются предметы из железа, копирующие бронзовые прототипы. Это появление железа в погребениях третьего этапа следует поставить в связь с развитием культурных и торговых сношений с различными частями русско-азиатского степного мирка, в которых железные изделия получили широкое применение с VIII–VII вв. до н. э. На третьем этапе началось распространение курганной культуры за пределы Минусинской котловины (земляные высокие курганы в бывш. Красноярском, Ачинском и Мариинском округах). Погребения курганной культуры указывают на значительный культурный уровень кочевников-скотоводов, населявших бассейн Енисея. На фоне остальных находок Южной Сибири минусинская культура выделяется своим разнообразием. К западу от Минусинской области в районе Томска встречается более бедная бронзовая культура, имеющая общие черты с бронзовым веком Средней полосы России. Находки в Западной Сибири до самого последнего времени носили несколько случайный и разрозненный характер и только теперь в связи с археологическими разведками и раскопками в степях Казахстана появилась возможность заполнить пробел между сибирскими находками и скифскими древностями Урала и Причерноморья.

Замечательные открытия в области археологии кочевых племен были сделаны Алтайскими экспедициями Государственного музея этнографии в Восточном Алтае. Открытые погребения принадлежат к эпохе, синхроничной скифским древностям Причерноморья, и указывают на наличие значительного культурного обмена. Благодаря замерзанию земли под насыпью кургана предметы погребального инвентаря прекрасно сохранились и представляют собой прекрасную иллюстрацию быта родового строя кочевников-скотоводов, населявших Алтай. В 1927 г. археолог М.П. Грязнов исследовал в долине р. Урсул в урочище Шибе богатое погребение, содержащее искусно мумифицированные трупы старика и подростка (сравн. рассказ Геродота о мумификации трупов скифских царей Причерноморья)¹¹, скульптурные украшения из коры и дерева, покрытые позолотой, раскрашенную и позолоченную резьбу по рогу, свыше 500 разнообразных золотых и золоченых украшений одежды. Находка среди предметов погребального инвентаря китайской лакированной чашки позволяет отнести погребение к ранней ханьской эпохе (конец III — начало II в. до н. э.)¹².

В 1929 г. М.П. Грязнов открыл прекрасно сохранившееся, хотя и разграбленное, погребение на р. Ян-Улаган (Восточный Алтай) в урочище Пазырык. Курган, содержащий погребение кочевого вождя-хана, был расположен на высоте 1600 м над уровнем моря в одной из ложбин Улаганского плоскогорья. Под насыпью кургана находилась большая квадратная могильная яма глубиной в 4 м. В яму был вставлен деревянный сруб из толстых досок с дощатым полом и бревенчатым потолком. Поверх этого сруба был сооружен второй сруб (бревенчатый). Потолок сруба был покрыт толстым слоем бересты и стеблями «курильского чая» (Potentilla fruticosa L.). По сторонам сруба были поставлены три пары столбов, на которых покоились три бревна-балки. Поверх этих балок лежало более трехсот бревен. Погребальная камера, в которой покоилось тело умершего вождя, была разграблена, причем грабителями были унесены наиболее ценные предметы из золота. Среди оставшихся в камере предметов найдено топорище бронзового топора-кельта. Камера была завешена черным войлоком с широкой белой каймой, украшенной по краям фестонами из синего, желтого и красного войлока. Посередине каймы были нашиты синие и красные стилизованные головы тигра в профиль. Тело погребенного лежало в огромном саркофаге длиною в 3,75 м, выдолбленном подобно колоде из ствола лиственницы. Внешняя поверхность саркофага была оклеена полосками коры и по бокам украшена вырезанными из посеребренной кожи изображениями стилизованных птиц в «геральдической позе».

Особый интерес представляет северная, нетронутая часть могилы, заключавшая в себе женское погребение. В ней лежали десять прекрасно сохранившихся золотисто-рыжих жеребцов с соответствующим конским снаряжением. Кони Пазырыкского кургана, изученные проф. В.О. Виттом, оказались принадлежащими к высокорослой сухопарой породе скакунов, напоминающих текинских коней. Гривы и челки были коротко, по-степному, подстрижены, все кони имели знаки собственности (тавро) — надрезы на ушах. Невольно напрашивается вопрос: не принадлежат ли пазырыкские кони к тем ферганским скакунам, которые славились по всей Средней Азии и Китаю в ханьскую эпоху?

Исключительный интерес представляет прекрасно сохранившееся конское снаряжение. Седла и ремни конского убора богато украшены стилизованными изображениями зверей. Узды Пазырыкского кургана покрыты вырезанными из кедра бляхами и изображениями из кожи¹³. Псалии имеют форму скачущих оленей и горных козлов. Бляхи, пряжки и псалии покрыты листовым золотом или посеребрены. Пазырыкское седло¹⁴, напоминающее седло скифов и иранцев-кочевников, не имеет ленчика и состоит из двух сшитых вместе кожаных подушек, набитых оленьей шерстью. Поверх подушек перекинут трок, затягивающийся с одной стороны узлом. К подпруге подвязывались подперсье (нагрудник) и пахвы (нахвостник). Стремян в погребении не обнаружено. Поверх седел были надеты вальтрапы (покрышки) из тонкого цветного войлока или из разноцветной, посеребренной и позолоченной кожи. Богатое убранство седел и конского убора, выполненное в «зверином стиле», отличается тонкостью исполнения и разнообразием мотивов орнаментики. Искусство алтайских кочевников эпохи Пазырыкского кургана было вполне самобытно. Бросается в глаза полное отсутствие импортированных из Китая предметов роскоши и обихода. Это обстоятельство заставляет отнести Пазырыкское погребение к IV–III вв. до н. э., как это делает М.П. Грязнов, т. е. к эпохе, предшествовавшей времени китайского империализма династии Хань, когда китайские изделия получили широкое распространение среди кочевых племен Средней Азии.

Кроме седел были открыты две замечательные маски, надевавшиеся на голову коня. Обе они сшиты из толстого войлока и кожи. Почти вся лобовая часть одной из масок занята изображением борьбы двух зверей — крылатого хищника и тигра, причем голова и крылья крылатого хищника сделаны из приставных частей и подымаются над лбом коня. Вторая маска имела рога северного оленя, сделанные из толстой кожи, причем поверхность рогов была обтянута тонкой цветной кожей с орнаментальными прорезями. Рога в прорезях посеребрены и местами покрыты листовым золотом. В конце отростков рогов вставлены кисти из ярко-красного конского волоса. М.П. Грязнов считает, что оленьи рога маски представляют собой пережиток того времени, когда северный олень был верховым животным у кочевых племен южносибирской лесостепи, а впоследствии продолжал играть эту роль в погребальном культе. Возможно, однако, что эти маски имели военное значение и являлись своего рода тотемами.

Мотив борьбы крылатого хищника со зверем, несомненно, имел религиозное значение.

Кроме предметов конского снаряжения в Пазырыкском кургане были найдены щиты, сделанные из палочек, скрепленных лоскутами кожи, а также части арбы и два ярма для запряжки быков¹⁵.

О западных областях Средней Азии и об этническом происхождении племен, населявших эти области, мы несколько лучше осведомлены, ибо кроме письменных свидетельств классических писателей, и в первую очередь Геродота, мы имеем сравнительно обильный археологический материал, оставленный самими кочевниками; также до нас дошли, хотя и в передаче, отдельные слова и выражения на языках кочевых племен, которые позволяют установить этническую принадлежность этих племен. Согласно имеющимся в распоряжении науки данным, западные части Средней Азии с древнейших времен были заселены народами иранского корня. Во второй главе настоящего труда мы уже упомянули, что, согласно древнему иранскому преданию, прародина арийских племен помещалась в Туркестанском Двуречье. В течение всего I тыс. до н. э. и до времени первого появления тюркских племен в пределах Западного Туркестана эта область продолжала оставаться областью иранских племен. Начало продвижения иранских племен на юг и юго-запад, в пределы Иранского плоскогорья, следует отнести к началу последнего тысячелетия до н. э. Нам еще неизвестны причины, вызвавшие это переселение. Явилось ли это переселение результатом сокращения пастбищных угодий, последовавшего за циклическим изменением климата в среднеазиатских областях, или же было оно следствием какого-то еще неизвестного нам передвижения кочевых племен в Средней Азии — вопрос остается открытым. Вторая возможность представляется нам более вероятной (на нее указывает Геродот, IV, 13), ибо циклические изменения климата недостаточно резки, чтобы вызвать большое передвижение кочевых племен, каким явилось переселение иранских племен около 1000–900 гг. до н. э. На примере современных кочевников Средней Азии мы видим, что кочевое население всегда склонно приспособляться к изменившимся условиям, если таковые происходят постепенно. Возможно, что многие из этих племен проникли на плоскогорье Ирана и несколько раньше, в составе первой волны арийских племен. Представляется вероятным, что иранские племена двигались по нескольким путям и часть из них, следуя по пути предыдущей волны арийских племен, проникла в Восточный Иран через Серакс. Другая группа иранских племен прошла из степей Закаспия по южному побережью Каспийского моря и в IX в. до н. э. появилась в горах Загроса, где к этой эпохе замечается появление новой богатой железной культуры. Иранские племена, вторгнувшиеся в пределы Ирана, оказались, таким образом, разделенными малопроходимыми пустынными областями Центрального Ирана на две группы, и эта разделенность отразилась на образовании наречий — западно- и восточноиранских.

Третья группа, состоящая из так называемых скифских племен, двинулась на запад севернее Каспийского моря и к VIII в. до н. э., а может быть, и несколько раньше, появилась в степях к северу от Черного моря. Однако многочисленная часть скифских племен продолжала кочевать в западных областях Средней Азии, где по-прежнему оставалась основным элементом населения. Геродот, которому принадлежит все же лучшее описание скифских областей, лежащих севернее Черного и Каспийского морей, говорит, что движение скифских племен было связано с продвижением племен исседонов, сидевших на востоке от скифских племен, и аримаспов¹⁶. Представляется вероятным, что в этом сведении, переданном Геродотом, заключается причина, вызвавшая продвижение иранских племен. Нам не известны причины, вызвавшие передвижение племен в западной Средней Азии в IX–VIII вв. до н. э., но обычно, если судить по аналогии с событиями последующих эпох, такие переселения племен были обусловлены давлением на их восточные границы других кочевых племен с востока. В восточной же части среднеазиатского пустынно-степного пояса как бы замечается усиление напора кочевых племен на границы владений Чжоу в VIII в. до н. э.

Карта мира по Геродоту

Первые данные об иранских племенах мы находим в надписях царей Ассирии, которым пришлось иметь много дела с народами, напиравшими на северные границы державы¹⁷. Иранские племена впервые упоминаются в надписях Салманассара III (836/35 г. до н. э.). Между Урмийским озером и нагорной равниной Хамадана ассирийцы столкнулись с двумя иранскими племенами: amadai ~ māda — мидян и parsuaš ~ pārsa — персов¹⁸. Племя παρθανα (парфяне) становится известным несколько позднее, тогда как племена бактрийцев и арахосийцев, а также восточноиранские области, входящие в состав современного Афганистана, стали упоминаться уже после Дария (522–486 до н. э.). Вначале ассирийцы не делали различий между иранскими племенами и, подобно грекам, обозначали всех их именем madai — мидяне, которое, таким образом, сделалось именем собирательным для иранских племен IX–VIII вв. до н. э., т. е. в начальный период продвижения иранских племен к границам стран Древнего Востока.

Скифские племена, прошедшие к северу от Каспийского моря, столкнулись в степях Юга России с народами, принадлежащими к той древней группе индоевропейских языков, в которую входили древние хетты, киммерийцы, фракийцы и тохары и которая в древности имела значительное распространение. В VIII в. до н. э. все пространство к северу от Черного моря было занято киммерийцами. По берегам Азовского моря сидели еще туземные племена, которых греки называли меотами (Меотис — древнее название Азовского моря) и которые, возможно, принадлежали к яфетическим племенам, исконным насельникам Кавказа и сопредельной с ним Малой Азии. Среди этих племен греческие писатели особенно выделяют племя савроматов, сидевших в устье Дона, и племя синдов, сидевших по обоим берегам Керченского пролива. Академик М.И. Ростовцев считает меотов, синдов, савроматов и тавров за основное население Кубани. Не выяснен еще вопрос о происхождении савроматов. М. Эберт видит в них предков позднейших сарматов¹⁸. Академик Ростовцев склонен считать их за различные племена, указывая на особую роль женщины среди савроматов, тогда как сарматы IV в. до н. э. не знали матриархата и культа богини-матери, с которым связаны легенды об амазонках¹⁴. Геродот (IV, 117) говорит, что «савроматы пользуются скифским языком, который они еще с древних времен исказили». Эти слова могут означать, что савроматы говорили на искаженно воспринятом ими скифском наречии, хотя сами и не были скифами-иранцами, или же что они были племенем, говорившим на иранском наречии, которое греками воспринималось как искаженное скифское.

Нашествие скифских племен вынудило киммерийцев покинуть причерноморские степи. Выше мы высказали мнение, что киммерийцев следует отнести к отдельной группе индоевропейских племен, в состав которой, на основании языковых аналогий, включают древних хеттов, фракийцев и, вероятно, тохаров²¹. Мы еще ничего не знаем об отношении киммерийцев к народу, оставившему окрашенные погребения причерноморских степей.

Согласно А. Тальгрену, южнорусские степи и Северный Кавказ (Кубань) были заняты к 1200 г. до н. э. киммерийскими племенами (фракийские имена еще встречаются в скифских преданиях, сообщенных Геродотом). Киммерийские племена занимали обширный район и на западе кочевали в пределах теперешних Румынии и Венгрии. Тальгрен приписывает киммерийцам находки, сделанные за последнее время в районе Днепра и на Кубани: Бородинский клад (1300–1100 гг. до н. э.), Штетковский клад (1400–1100 гг. до н. э.), находки у ст. Старомышастовской (1300 г. до н. э.) и курганы Пятигорска. Это киммерийское искусство было тесно связано с искусством Закавказья (находки Ганджи-Карабага, бронзовые кольца со зверино-геометрической орнаментикой — 1400–1250 гг. до н. э.) и культурой Талыша (ок. 1200 г. до н. э.). В заволжских степях к киммерийскому периоду, вероятно, принадлежит срубное погребение Покровска (1300–1200 гг. до н. э.). К 1150–950 гг. до н. э. относятся Новогригорьевский (бронзовый топор с дужкой) и Николаевский клады; на Тереке — бронзовые находки, имеющие аналогии с ледоважской культурой Грузии (1000–900 гг. до н. э.). Хвалынское погребение (1200–700 гг. до н. э.), согласно Тальгрену, принадлежит скифам.

К 900–800 гг. до н. э. относится последняя фаза киммерийской культуры: Михайловский клад (Галиция) — знаменитый золотой венец; клад из Новгорцев (Киев), бронзовые топоры с дужками из Кобдена (Одесса). Бронзовый век просуществовал на Юге России несколько дольше, чем в соседнем Гальштате и на Кавказе. Гальштат и культуры Кавказа оказали влияние на позднекиммерийскую культуру. Гальштатские железные ножи найдены в киммерийских и раннескифских погребениях.

Многие исследователи видят в киммерийцах племя фракийского происхождения. Страбон указывал на их близость к трерам, народу фракийского корня²². Присутствие сильного фракийского элемента среди племен Юга России несомненно, и представляется весьма вероятным, что фракийские племена входили в состав Хеттской державы и впоследствии смешались с иранскими племенами. Некоторые из сохранившихся киммерийских имен указывают на наличие среди них многочисленного иранского элемента (например Теушпа, Шандакшатру)²⁵. Иранская культура оказала сильное влияние на культуру фракийских племен. Недавние раскопки фракийских погребений в Болгарии показали, что культура фракийских племен находилась под сильным влиянием культуры скифов и греков. Киммерийские набеги на Закавказье и Малую Азию предшествовали нашествию скифов. Сын Саргона, Сенахериб, будучи наместником одной из северных провинций Ассирии, доносил своему отцу о нашествии с севера на Ванское царство и о борьбе ванского царя Аргишти II с народом гамирра, который в Библии назван гомер и κιμμέριοι у классических писателей. Царю Аргишти удалось отразить набег киммерийцев, которые ушли в Малую Азию. Киммерийцы действовали в союзе с племенем ашгузай-ишгузай, которое после отражения набега ванским царем ушло на юг в область Ман, где образовало государство, оставившее свой след в Библии в имени Ашкеназа, сына Гомера. Под этим именем (ашгузай-ишгузай-ашкуза) скифские племена впервые появляются на памятниках времен Асархаддона, чье царствование было наполнено борьбой с северными арийцами. Нашествие киммерийцев в союзе с скифскими племенами произвело сильное впечатление на сопредельные с Ассирией страны Древнего Востока, и пророк Исайя (6: 26–29) видел в нем знамение гнева Божия: «И поднимет знамя народам дальним, и даст знак живущему на краю земли, — и вот, он легко и скоро придет; не будет у него ни усталого, ни изнемогающего; ни один не задремлет и не заснет, и не снимется пояс с чресл его, и не разорвется ремень у обуви его; стрелы его заострены, и все луки его натянуты; копыта коней его подобны кремню, и колеса колесниц его — как вихрь; рев его — как рев львицы; он рыкает подобно скимнам, и заревет и схватит добычу и унесет, и никто не отнимет».

В начале VII в. до н. э. киммерийцы вновь появляются на северных границах Ассирии и в союзе с Русой II Ванским (680–645 до н. э.), мидянами и маннеями теснят Ассирию. В 672 г. до н. э. Асархаддону удалось разбить коалицию, склонив на свою сторону скифские племена, которые осели в Атропатене и на время образовали заслон от дальнейших нашествий северных племен. Союз этот был закреплен браком дочери Асархаддона со скифским вождем Бартатуа (Прототий у Геродота)²⁴.

Поражение союзных сил вынудило киммерийцев отступить в Малую Азию, где они столкнулись с Лидией. В 652 г. до н. э. киммерийцы повторили набег, разгромили Лидию и опустошили значительную часть Малой Азии. Около 637 г. до н. э. новое нашествие скифских племен вынудило киммерийцев очистить многие из занятых ими областей и сохранить за собой лишь Каппадокию. Скифы прошли разрушительным набегом по Малой Азии, после чего в течение 28 лет продержались в южной и восточной ее частях. Сходство бронзовых наверший из Каппадокии в собраниях Британского музея и Лувра²⁵ со скифскими навершиями VI–III вв. до н. э. указывает на тесную связь, существовавшую в эту эпоху между Малой Азией и степями Причерноморья²⁶.

После нашествия скифов в 626 г. до н. э. положение столицы Ассирии — Ниневии сильно пошатнулось. Преемники Ашшурбанипала еще пытались поддержать боеспособность крепости. На северных границах Ассирии положение снова осложнилось к концу 615 г. до н. э., когда появился новый противник в лице мидян. Об этом племени мы знаем чрезвычайно мало, хотя само имя часто упоминается в письменных источниках эпохи и, как мы уже отмечали, служило одно время для обозначения всех западноиранских племен. Саргон в надписи, относящейся к 713 г. до н. э., называет мидян «ариби Востока». Согласно проф. Андреасу, «ариби» представляет эламскую передачу названия «ариец»²⁷. Еще не найдено ни одного письменного памятника на мидийском языке. Э. Херцфельд приписывает древнеперсидской клинописи иранское происхождение²⁸, а также относит к мидийской эпохе некоторые из погребений в скалах²⁹. Из отдельных сохранившихся слов и отрывочных сведений классических писателей явствует, что мидяне говорили на наречии, близко стоящем к древнеперсидскому ахеменидских надписей. Сведения Геродота о Мидийском царстве основываются на преданиях малоазийских гарпагидов. В 1923 г. британский ученый К. Гедд открыл среди богатейших собраний Британского музея нововавилонскую хронику, обнимающую период от 616 до 609 г. до н. э. и устанавливающую 612 г. до н. э. как дату падения Ниневии под ударом союзных сил Вавилона, мидян и скифов под водительством Киаксара, царя Мидии. Хроника сообщает, что наступление войск Киаксара началось летом 614 г. до н. э. Первый штурм Ниневии не был успешен, и союзникам пришлось снять осаду. Возможно, что снятие осады следует поставить в связь с приближением в тыл осаждавшей армии какой-то «бактрийской» армии, о которой упоминает Диодор Сицилийский (II, 26, 1–4). Во время этого первого набега мидяне разрушили древнюю столицу Ашшур, который был снова восстановлен только в царствование Кира Великого (559–530 до н. э.). Около Ашшура произошло соединение войск мидян с вавилонянами. В 612 г. до н. э. союзники, поддержанные скифами, возобновили осаду, которая закончилась взятием города. Хроника сообщает интересный и малоизвестный факт, что Ассирийское царство продолжало существовать и после падения Ниневии, причем столица царства была перенесена на запад, в Харран, в царствование Ашшурубаллита. Под 610 г. до н. э. говорится о захвате Харрана скифами³⁰.

VI в. до н. э. был свидетелем мощной экспансии молодой Ахеменидской державы, основанной иранскими племенами, переселившимися на юго-запад Ирана в область Парса-Аншан в течение VII в. до н. э. К 550/49 г. до н. э. относится завоевание Киром Мидийского царства. Затем пали Лидия и вся Малая Азия с греческими городами-колониями и островами (о-в Самос был завоеван иранцами уже при Дарии). В 538 г. до н. э. пал Вавилон, и этим завершилось покорение Передней Азии Киром, который стремился объединить под своею властью восточноиранские племена и иранские племена Средней Азии. Сведения наши о завоеваниях Ахеменидов на востоке Ирана и в западной Средней Азии носят чрезвычайно фрагментарный характер³¹. На востоке Ирана Кир вел успешные войны против арийских племен Гиндукуша и долины Кабула³². Около 530 г. до н. э. Кир нашел свою смерть в битве со среднеазиатскими кочевниками где-то к северу от Маргианы (Мерв). По Геродоту, его противниками были массагеты, кочевавшие по Сырдарье, по Беросу — он погиб в битве с дахами, кочевым племенем, сидевшим в степях к западу от массагетов.

Ахеменидская империя

Преемник Кира Камбиз (530–522 до н. э.) присоединил к Ахеменидской державе Египет и Нубию. Дарий вступил на ахеменидский престол среди смуты, начатой неким Гауматой, который выдавал себя за Бардия, сына Кира, убитого Камбизом. В то время как Дарий вновь осаждал Вавилон, от Ахеменидской державы отпала Сузиана, Мидия (восстание Фравартиша — Кшатриты), Ассирия, Армения, Парфия, Маргиана, Саттагидия и Скифия. Восстание (522–520 гг. до н. э.) в восточноиранских областях, в Арахосии и Маргиане потребовало больших усилий со стороны полководцев Дария и наместника восточных провинций, отца Дария — Гистаспа (Виштаспа) (в Эрмитаже хранится замечательное, вырезанное из камня и происходящее из Керчи изображение Дария, карающего бунтовщиков).

Около 521 г. до н. э. Парфия, которая включала и Гирканию, область, лежащую между Каспийским морем и Элбурсом, восстала против Виштаспа.

Население поддерживало мидийского претендента на престол, Фравартиша. Около того же времени вспыхнуло восстание в Маргиане, и сатрап Бактрии был послан усмирить его³³.

Дарию удалось снова объединить Ахеменидскую державу и значительно расширить границы империи. Большая часть его царствования посвящена укреплению границ, походам против скифов Причерноморья и Средней Азии и завоеванию Северо-Запада Индии. Иранское влияние ахеменидской эпохи еще долго сохранялось в древнеиндийской культуре. К иранским заимствованиям следует отнести введение письма кхароштхи, происшедшего от арамейского письма³⁴, на котором производилась вся деловая переписка Ахеменидской империи, и распространенного на Северо-Западе Индии вплоть до V в. н. э.³⁵ Письмо кхароштхи было распространено и вдоль южного караванного пути в Таримском бассейне. К иранским заимствованиям следует отнести и титулы kṣatrapa и mahākṣatrapa, восходящие к древнеперсидскому χšaθrapāvan, а также выражения dipi и nipista, означающие «письмо, письменность» в шахбазгархийской надписи царя Ашоки (III в. до н. э.)³⁶, и монетную единицу, основанную на персидском siglos.

При Дарии северо-восточная граница Ахеменидской державы достигла Яксарта (Сырдарья). На северо-западе Дарий подчиняет Закавказье и образовывает две сатрапии³⁷. К 512 г. до н. э. относится знаменитый поход Дария против скифских племен южнорусских степей. Целью похода было предотвращение постоянных скифских набегов на северные границы Ахеменидской державы, для чего было решено произвести глубокий рейд в пределы скифской территории, который, однако, окончился неудачно, и ахеменидской армии пришлось вернуться во Фракию, понеся значительные потери в людях, причем скифам удалось избежать решительного столкновения с персами. Геродот является почти единственным нашим источником об этом походе³⁸. Восстановить все обстоятельства этого похода и путь следования ахеменидской армии едва ли возможно. Одно может считаться достоверным: Дарий был хорошо осведомлен о путях и характере местности от греческих офицеров, сопровождавших армию, и иранских военачальников, постоянно имевших дело со скифскими племенами. Перейдя Босфор по мосту, наведенному греческим инженером Мандроклом из Самоса, Дарий с войсками прошел через Фракию к берегам Дуная, который был перейден, вероятно, около Галацца или Брайлы. Флот вошел в Черное море и должен был встретить сухопутные силы у устья Дуная. На пути к берегам Дуная Дарий покорил фракийское племя гетов (getae)³⁹. Восстановить дальнейший путь следования иранской армии не представляется возможным. Скифы, уклоняясь от решительного столкновения с сильным противником, отступали, заставляя противника углубиться в степи и постоянно нападая на него на походе и по ночам, засыпали колодцы и поджигали степь. Со стороны скифов сражалось несколько союзных племен — будины, гелоны и савроматы. Согласно Геродоту, войска Дария дошли до р. Оара (Ὂαρος — Волга).

После смерти Дария Гиркания была отделена от Парфии и к последней была присоединена Хорасмия⁴⁰.

В связи с походами против скифских племен стоит первое упоминание «страны Сака, достигающей пределов земли» в египетской иероглифической надписи Дария, поставленной по случаю проведения канала через Вади-Тумилат.

Области западной Средней Азии упоминаются во всех дошедших до нас перечислениях стран и народов, входивших в состав Ахеменидской державы. В большой Бехистунской надписи (1, 14–7), среди перечисленных в ней 23 стран и народов, плативших дань Дарию, говорится о Парфии (Ραrθανα), Хорезме (Xuσārazmiš)⁴¹, Бактрии (Bāxtriš), Согдиане (Suguda)⁴² и Скифии (Sakā)⁴³. В Персепольской надписи Дария (Dar. Pers. е.) также упоминаются Парфия, Бактрия, Согдиана, Хорезм и Скифия. В Сузской надписи (21–30) кроме Парфии, Бактрии, Согдианы и Хорезма упоминаются «скифы, приготовляющие хаому» — sakā haumavargā;параллельный вавилонский текст имеет название «Gimirriumurga» (сравн. Amyrgioi Sakai Геродота — VII, 64). А. Херман⁴⁴считает, что Амиргийская равнина (Ἀμάργιονηεσόν'), о которой говорит Гелланик Митиленский (современник Геродота), является Алайской долиной, лежащей между Алайским и Заалайским хребтами, и что скифы, «носящие остроконечные шапки» (sakā tigraxaudā), а также sakā tyaiy paradraiya есть скифы «заморские»⁴⁵. Среди 30 областей, перечисленных в Накширустемской надписи (22–30), также упоминаются Парфия, Согдиана, Хорезм, Бактрия, sakā haumavarga, sakā tigraxaudā, а также скифы «заморские» (sakā paradraiya), т. е. причерноморские. В новооткрытой надписи Ксеркса из Персеполя кроме Парфии, Бактрии, Согдианы, Хорезма, скифов, «приготовляющих хаому», и скифов, «носящих остроконечные шапки», упоминаются еще дахи (dahā), сидевшие к востоку от Каспийского моря и к северу от Гиркании — Гургана⁴⁶.

Вместе с вышеназванными среднеазиатскими областями упоминаются и сопредельные со Средней Азией области, которые во многих отношениях принадлежали к среднеазиатскому культурному миру: Арейя (Haraiva), Дрангиана (Zranka, т. е. Систан)⁴⁷, Арахосия (Haraxuvatiš, район Кандагара в Афганистане), Гандхара (Gandara, т. е. район Пешавара в Северо-Западной Индии) и Hinduš (бассейн р. Инд). В древности Согдиана (Suγda «Авесты», греч. εογδ-ιανη) включала долины Зеравшана, Кафирнигана, Сурхоба и Бальджуандарьи. К югу от Пянджа согдийские поселения имелись в Бадахшане и Минджане. Область к северу от Согдианы по Яксарту называлась Parasugda, или Транссогдиана. Среди скифских племен, кочевавших по Яксарту, упоминается и племя париканов (parikanii) < Parkān, Farghāna, Фергана. О древней истории Хорезма мы совершенно не осведомлены, несмотря на то, что Хорезм был одним из древнейших центров культуры хлебных злаков. Гекатей (фраг. 172–173) сообщает, что Хорезм лежал к востоку от Парфии и что столица его называлась Хορασμ'ιη.

Согласно Страбону (XI, 513), хорезмийцы (chorasmii) являлись одним из племен массагетов. Согласно Геродоту (VII, 66), хорезмийцы и парфяне входили в состав войск Ксеркса⁴⁸.

Объединение культурных стран Ближнего Востока и западных областей Средней Азии (Хорезм, Мерв и Согдиана) в одну обширную империю под властью иранских Ахеменидов не могло не отразиться на экономическом благосостоянии среднеазиатских областей и не ввести их в круговорот мирового товарообмена. Устройство прекрасных военных дорог, которыми пользовались и торговые караваны, значительно сблизило отдельные части империи, а установление твердой монетной системы (золотые дарики) дало мощный толчок к развитию внешней торговли Ахеменидской империи. Под сенью Ахеменидской державы вырос и окреп такой крупный среднеазиатский экономический центр, каким была древняя Согдиана, сохранявшая свое значение в течение многих столетий. В среднеазиатских областях происходил тот же процесс роста торговых центров, что и на северных берегах Черного моря, где наблюдается значительный рост торговых центров на протяжении VI–V вв. до н. э. Из культурных стран Ближнего Востока шли предметы роскоши, на которые были особенно падки кочевники, — благовония, поделки из слоновой кости и драгоценных металлов, драгоценные ткани. Из кочевых районов Средней Азии в страны Ближнего Востока через Иран шли продукты скотоводческого хозяйства, меха и рабы-наемники.

Племена среднеазиатских иранцев, или sakā, упоминаются во всех перечислениях народов, плативших дань Дарию. Sakā древнеперсидских клинописных надписей соответствуют εακαι Гекатея и Геродота и sacae латинских писателей. Происхождение имени «скиф» (εκύθης), которым греки называли степные кочевые племена к северу от Черного и Каспийского морей, еще не выяснено⁴⁹. Благодаря Геродоту (VII, 64) мы знаем, что «скифы» греческих писателей соответствовали племенам «sakā» древнеперсидских клинописных надписей.

Скифы — саки служили во флоте Ксеркса⁵⁰. Согласно Мегасфену, послу Селевка I Никатора (306–280 до н. э.) ко двору магадхского царя Чандрагупты (317–293 до н. э.), страна, лежавшая к северу от ἠμυδός (древнеиндийское haimavaia, пракритское haimotta — «снежные горы» на севере Индии, т. е. Гиндукуш — Гималаи), именовалась Скифией и была населена скифскими племенами, называвшимися саками⁵¹. Sakā haumavargā ('Aμvργιοι) и sakā tigraxaudā (̓Ορθοκορ άντιοι)⁵² кочевали по Яксарту (Сырдарья) к северу от Согдианы. В царствование Дария эта часть Средней Азии уже входила в число сатрапий Ахеменидской державы. В надписи на золотой табличке из Хамадана, изданной Э. Херцфельдом⁵³, точно указывается, что скифская сатрапия лежала на северо-востоке империи и называлась Para-sugdam, т. е. Транссогдианой. Все эти племена постоянно тревожили северные пограничные области Ахеменидской державы. Из кратких упоминаний в надписях ахеменидских царей мы видим, что в среднеазиатских областях постоянно происходили восстания и что кочевые племена то и дело добивались самостоятельности. Так, в Бехистунской надписи (III, 3) говорится, что в Маргиане (Marguś, Мерв) в царствование Дария произошло восстание и что некто Фрада, уроженец Маргианы, был избран вождем. Дарий прибавляет, что усмирить восстание им послан перс Дадарши, сатрап Бактрии. В царствование Ксеркса (486–463 до н. э.), вероятно, произошло отделение Хорезма от Ахеменидской державы.

Восточнее Аральского моря по Яксарту (Сырдарья) и в Прибалхашье (Южный Казахстан) сидело многочисленное племя массагетов, о происхождении которого мы знаем еще чрезвычайно мало. Само название массагетов объясняют различным образом. В. Томашек и Й. Маркварт производили его от иранского masya — «рыба» (греч. μασσαγξ́ται < Иран, masyaka ~ скиф. *masyagä-t’ä — «рыбаки»)⁵⁴. Иранист А. Кристенсен предлагает другое объяснение. Согласно ему, μασσαγξ́ται происходит от иранского *mas-sayata — *mas-saka-ta — «большая скифская орда»⁵⁵. Массагеты имели много общего с иранцами, и Аммиан Марцеллин (также Дион Кассий и Арриан) считал иранцев-алан за потомков древних массагетов. Впоследствии название «массагеты» стало употребляться для обозначения других неиранских племен. Так, Прокопий называл массагетами тюрков-хуннов.

У Страбона (XI, гл. VIII, 6) сказано:

«Они хорошие конные и пешие воины, вооружены луками, кинжалами, панцирями и медными секирами, в битвах носят золотые пояса и такие же повязки. Кони у них — златоуздые и в золотых наплечниках. Серебра у них вовсе нет? железа мало, а медь и золото в изобилии».

Источники говорят о пяти племенах массагетов (Страбон, XI, 313): дербики (derbices), апасиаки (apasiacae < иран. *apa-saka), аттасы (attasii), хорезмийцы (chorasrnii), абгасы (augassii)⁵⁶. Геродот (1, 215–316) сообщает, что массагеты носили скифскую одежду и сражались в конном и пешем строю. Оружие их было типично для скифских племен: копья, стрелы и боевые секиры. Согласно Дионисию Периегету, скифы, кочевавшие по Яксарту (Сырдарья), были искусными лучниками — «стрелами сражающиеся, изо всех стрелков в мире самые искусные, наудачу стрел не пускающие»⁵⁷. Боевого коня защищали нагрудным медным панцирем. Конское снаряжение украшалось золотом, так же как и головные уборы, пояса и перевязи всадников. Геродот особо отмечает отсутствие железа и серебра в обиходе массагетов, что несколько удивляет, принимая во внимание роль железа среди скифов. Особый интерес представляют слова Геродота о том, что в стране массагетов «медь имеется в изобилии» (I, 215). Как известно благодаря недавним разведочным работам, число медных месторождений Казахстана огромно и почти все они несут следы древних работ⁵⁸.

У массагетов, по-видимому, существовал культ солнца, возможно, древнеарийского Митры, которому приносили в жертву коня. Умерших от болезней выбрасывали на съедение зверям. Из обычаев особо упоминается своего рода полиандрия, если вообще так можно объяснить слова Геродота об «общности жен» у массагетов.

Массагеты были кочевниками-скотоводами. Мясо домашних животных и молочные продукты служили для них главною пищею. Упоминается еще занятие рыболовством, что и дало повод объяснить имя массагетов как «рыбоеды» (Томашек, Маркварт). Страбон (XI, гл. VIII) говорит, что массагеты обитали частью в горах, частью на равнине, среди болот, образуемых реками. Вероятно, имеются в виду терминальные наземные дельты и озера рр. Чу, Сарысу, Или, впадающей в оз. Балхаш, и низовье Яксарта (Сырдарья). Массагеты были одним из могущественных кочевых народов Средней Азии в период VI–IV вв. до н. э. Отношения массагетов к их восточным соседям, исседонам и аримаспам, нам не ясны.

К западу от массагетских кочевий, к востоку от Каспийского моря и к северу от Гиркании лежали кочевья дахов⁵⁹, сведения о которых еще более фрагментарны. Эти дахи первоначально пришли из сырдарьинских степей. Источники говорят о трех племенах дахов. При Ксерксе они входят в состав Ахеменидской державы (dahā, Персеполь, b. 26), но не упоминаются среди провинций Дария. Военные силы дахов состояли из конницы и пехоты (лучников) (Арриан, III, 28, 8 и 10). Мы знаем, что они были полукочевниками, населявшими степь и некоторые из оазисов, что быт их походил на быт соседних скифов и массагетов и что Ахеменидской державе постоянно приходилось иметь с ними дело⁶⁰. В середине III в. до н. э. вождь племени апарнов-парнов ηαρυοὑς, принадлежавших к дахам, положил основание Парфянскому царству.

О языках этих среднеазиатских племен до нас дошли лишь крайне фрагментарные сведения. Среднеазиатские иранцы говорили на близких друг другу иранских наречиях. Отдельные скифские имена в греческих надписях Юга России позволяют отнести скифские наречия к иранской группе языков⁶¹. Уже в глубокой древности иранские племена говорили на различных наречиях. К юго-западной группе принадлежат древнеперсидский и керманский. Клинописные надписи Ахеменидов написаны на языке, близком к разговорному, еще не кодифицированному языку, что явствует из большой непоследовательности в употреблении грамматических форм.

Клинопись была введена значительно ранее царствования Дария и Кира Великого и представляла собой официальное письмо, употреблявшееся на памятниках. Письмом делопроизводства и государственных канцелярий было арамейское. Язык надписей еще сохраняет характер первоначального арийского языка, но уже приближается к стадии среднеиранских наречий, неправильно называемых пехлеви. Многие грамматические неправильности в надписях Ахеменидов следует отнести за счет редакторов надписей — вавилонских чиновников.

К западной группе наречий принадлежало мидийское и, вероятно, парфянское, на котором говорили в Южной Туркмении, а также гирканское. О языке парфян, создавших в III в. до н. э. державу Аршакидов, мы можем судить по сасанидским надписям в окрестностях Персеполя и Сулеймании, по отрывкам манихейских текстов, найденных в Турфане в Восточном Туркестане, по так называемому Авроманскому (Курдистан) пергаменту и по парфянским заимствованиям в армянском языке.

К восточной группе принадлежали наречия Арахосии и Дрангианы, а также, вероятно, язык «Авесты». К северо-восточной группе, которую некоторые исследователи называют скифской, принадлежали согдийцы, бактрийцы и барканцы, чье имя еще сохранилось в современном названии Фергана (Βαρκάυιοι — Barghan — Фаргана)⁶², а также среднеазиатские скифы. Древнейшие известные нам согдийские рукописи относятся к I в. н. э. Написаны они согдийским письмом, разновидностью арамейского, занесенного в Среднюю Азию ахеменидскими чиновниками. В известных в настоящее время согдийских рукописях, относящихся к I тыс. н. э., различают три наречия согдийского языка: так называемое буддийско-согдийское, представляющее более древнюю ступень в развитии языка, христианско-согдийское, написанное сирийским алфавитом, и манихейско-согдийское. В западной части Средней Азии и в самой Согдиане согдийский язык был вытеснен персидским и тюркским языками, и только в долине р. Ягноб, левого притока Зеравшана, сохранилось наречие, представленное двумя говорами, которое восходит к согдийскому и может называться новосогдийским.

В Хотанском оазисе Восточного Туркестана и вдоль южной караванной дороги в I тыс. н. э. было распространено еще другое иранское наречие, которое французские ученые предпочитают называть восточноиранским, а немецкие и некоторые другие — северноарийским или сакским, т. е. скифским⁶³. На этом наречии до нас дошло значительное количество рукописей, в большинстве своем буддийского содержания, написанных на разновидности древнеиндийского письма брахми. От других наречий среднеазиатских иранцев почти ничего не сохранилось. Так, ничего не известно о языке массагетов и дахов.

О языке Хорезма до нас дошел лишь фрагментарный и еще не исследованный материал. Сохранились лишь отдельные слова, переданные в арабской транскрипции, и календарные термины в труде хорезмийца аль-Бируни (X в., изд. Sachaи, 47, 173, 192), а также у Истахри (301) и Якута (11, 488, 13). Арабские писатели отмечают трудность хорезмийского языка, малопонятного иностранцам⁶⁴. Рукописи на хорезмийском языке существовали еще в XI в. н. э.⁶⁵

Сарматские слова, переданные в транскрипции классическими писателями, позволяют отнести сарматский язык к северо-восточной группе иранских наречий, вместе со скифскими и аланскими наречиями⁶⁶.

Потомком скифских наречий является осетинский язык, известный в двух наречиях: дигорском и иронском (ирон ~ иран ~ ariyа).

Малая исследованность археологических памятников западной части Средней Азии не позволяет еще с достаточной полнотой восстановить культуру и быт среднеазиатских иранских племен ахеменидской эпохи. В Британском музее хранится целый ряд золотых предметов, известных под названием Амударьинского клада (Oxustreasure), найденных в 1877 г. в окрестностях Кобадиана (Южный Таджикистан). Предметы эти, относимые к V–IV вв. до н. э. и созданные иранскими мастерами, указывают на тесную культурную связь, существовавшую в ахеменидскую эпоху между западной Средней Азией и Ираном. Особый интерес представляет золотая модель колесницы, запряженной четырьмя конями. Модель эта точно воспроизводит колесницу ахеменидской эпохи, известную нам по изображениям на ахеменидских печатях (цилиндрах) и рельефах. На одной из золотых пластин клада изображен иранский воин, одетый в короткий кафтан, подвязанный поясом, на котором с правой стороны висит короткий меч-акинак. На голове у воина надет башлык⁶⁷. В правой руке он держит сакраментальный пучок прутьев — барсом (barəsman). На серебряном диске коллекции изображены всадники, охотящиеся на оленей и горных козлов. Одежда всадников и конский убор вызывают в памяти известные изображения иранцев на ахеменидских рельефах⁶⁸, на которых запечатлено снаряжение скифских (сакских) воинов в мягких (возможно, стеганых) шлемах, напоминающих русские «богатырки», с дротиками и круглыми, вероятно, плетеными щитами⁶⁹. На одном из персепольских рельефов можно увидеть скифских данников в таких же остроконечных шлемах, несущих дары и ведущих степных коней⁷⁰. На другом — бактрийцев, одетых в короткие, подвязанные поясами широкие шаровары и сапоги из мягкой кожи⁷¹. Все эти изображения передают хорошо известный скифский наряд, общий для кочевых племен Средней Азии.

При Ахеменидах области западной Средней Азии были экономически тесно связаны с остальной империей. Единство Ахеменидской державы покоилось на целой сети стратегических и торговых путей, на проведение которых Дарий обращал особое внимание. Так называемая царская дорога проходила через Эфес — Сарды — Птерию — Каппадокию — Евфрат — Тигр — Сузы и далее через Экбатану (Агбатану) — Рагес — Парфию — Арейю — долину р. Кабул — в Индию. От этой дороги шел важный торговый путь на Маргиану (Мерв), Согдиану и далее — через кочевья скифов-саков — в Китай. Другой торговый путь для сношений с кочевниками северного степного пояса шел через Гирканию по Каспийскому морю, затем вверх по долине р. Кура к гаваням Черного моря. Дороги эти содержались в большом порядке. На определенных расстояниях, которые измерялись фарсахами, были устроены постоялые дворы, где держали лошадей для курьеров и почты⁷².

Материалы из Средней Азии шли на постройку дворцов ахеменидских царей. Так, надпись Дария о постройке дворца в Сузах (37–40) упоминает о ляпис-лазури (др. перс. kapautaka) и змеевике (др. перс. sikaba + uda) из Согдианы, а также о гематите (кровавик, др. перс, aχšaina) из Хорезма⁷³.

Схема торговых путей Ахеменидской империи

О западных иранцах, т. е. о скифских племенах, кочевавших к северу от Черного моря, мы лучше осведомлены через богатый археологический материал и описания греческих авторов. К сожалению, книга Эфора, в которой он излагал историю скифов южнорусских степей, до нас не дошла. Геродот в кн. IV своей «Истории» сохранил для нас много ценных сведений о быте скифских племен Причерноморья, но он не делает различия между различными племенами, сидевшими на севере от Черного моря, и всех их называет скифами.

Перейдя в середине VIII в. до н. э. Дон, скифы распространились по Югу России и к VI в. до н. э. появились в землях теперешней Венгрии. Наиболее западным скифским племенем, осевшим в Богемии, были сигинны, которые, согласно Геродоту (V, 9), одевались в мидийскую одежду и называли себя потомками мидян. Заняв южнорусские степи, скифы столкнулись с целым рядом полуоседлых и земледельческих племен, этническая принадлежность которых еще не достаточно выяснена. Между Днепром и Бугом, согласно Геродоту (IV, 17), сидели оседлые племена скифов-пахарей (εκύθαι ἀροτῆρες) и скифов-земледельцев (εκύθαι γεωργοί), вероятно, принадлежавших к древнему неолитическому населению области. К северу от скифов-пахарей в верховьях Буга сидели невры (neυροί), в которых многие исследователи видят предков славян⁷⁴. К северу от «царских» скифов, кочевавших между Доном и Бугом, жили племена андрофагов, меланхленов («черные плащи») и будинов (в районе Десны или Камы). Еще далее на северо-востоке, в предгорьях Урала, сидели племена фиссагетов и иирков, вероятно, финского происхождения. На западе от скифских кочевий по Дунаю располагались агафирсы, вероятно, племя фракийского корня (Геродот, IV, 100)⁷⁵.

Северное Причерноморье в VI в. до н.э.

К VI в. до н. э. относится оформление гегемонии скифских племен на Юге России. К этому времени Скифское царство было прочно организовано и построено на военно-феодальной основе. Многое нам еще не ясно в истории скифов Юга России. Ключ к разрешению многих проблем истории южнорусских степей следует искать в Средней Азии, откуда пришла волна скифских племен. Однако, несмотря на скудость письменных источников, мы довольно хорошо осведомлены о быте скифских племен южнорусских степей, по которому можем восстанавливать картину быта среднеазиатских скифов и других кочевых племен Средней Азии. Дошедшие до нас описания быта скифов Причерноморья и кочевников восточной части Средней Азии указывают на то, что все эти среднеазиатские кочевые племена, принадлежавшие к разным этническим группам, обладали общей кочевой культурой, которую можно было бы назвать культурой кочевников северного степного пояса. Только этой общностью культуры и уклада жизни и можно объяснить некоторые особенности скифского быта, давшие повод утверждать тюркское или монгольское происхождение скифов, которые в массе своей, несомненно, принадлежали к иранцам⁷⁶. В основной своей массе скифы сохранили кочевой уклад, на котором строилась их военная мощь и который полностью соответствовал конно-железной культуре, принесенной скифами из Средней Азии. Со временем во многих местах южнорусских степей скифские племена частично осели на землю под влиянием соседних культурных очагов и перешли к смешанному земледельческо-кочевому быту, который еще встречается в современной нам Средней Азии, среди киргизов и казахов, туркмен и некоторых южномонгольских племен (чахары, ордосцы и тейджинеры в Цайдаме). Разделение на сословия среди кочевников не знало той отчетливости, как это имеет место среди организованного оседлого населения. Некоторые исследователи в переданном Геродотом (IV, 5–6) предании о происхождении скифов видели отражение трех главных социальных группировок среди скифов: плуг и ярмо означали кочевников-скотоводов и земледельцев: секира, национальное оружие скифов, символизировала воинов; чаша — священнослужителей⁷⁷. Это деление скифского населения на три сословных группы вполне соответствовало трем сословным группам «Авесты»: священнослужители (āθrаvan), воины (rašaēštar) и земледельцы (vāstryōfšuyant)⁷⁸. Следует, однако, отметить, что грани между вышеназванными группами в обстановке кочевого быта не могли быть резкими. Кочевник-скотовод в военное время становился воином. Кроме племенного ополчения военного времени у кочевников-скифов существовала постоянная дружина, неотъемлемая часть военно-феодального строя. Положение и права скифского царя нам не ясны⁷⁹. Геродот (IV, 78–80) сообщает о смещении одного непопулярного царя старейшинами племени и об избрании на это место его брата. Эти сведения как бы указывают на то, что глава племени, предводитель, во время набегов избирался, как это имело место среди многих среднеазиатских племен, а также среди монгольских племен в дочингисхановскую эпоху, когда ханы были военачальниками, избиравшимися на время похода. Геродот говорит о «царских» скифах-сколотах (εκóλοτοι < иран. *skol — toī/taī, — taī — окончание мн. числа скифских наречий, согд. -t, осет. -tä). Возможно, что эти сколоты были одним из скифских племен, из которого происходил царь-хан, стоявший во главе союза скифских племен Юга России. Важные государственные дела обсуждались на советах вождей и старейшин племен, входивших в состав союза. Такой совет был собран перед походом Дария в 513/12 г. до н. э. Царская ставка представляла собой укрепленный лагерь. При развитии торговых сношений с соседними странами вокруг ставки селились купцы и ремесленники. Таково происхождение многих степных городов.

Наличие сильного Скифского царства в степях Юга России явилось причиной расцвета греческих городов-колоний по берегам Черного моря, через посредство которых скифы вступили в оживленные культурные и торговые сношения с греческим миром и через него и с великими странами Древнего Востока. Эпоха расцвета скифской кочевой империи (VI–IV вв. до н. э.) была временем интенсивных торговых сношений со среднеазиатскими областями. Пользуясь покровительством скифов, грек Аристей (VI в. до н. э.) мог беспрепятственно совершить путешествие от берегов Черного моря в глубь среднеазиатских степей.

Внешний облик скифов нам хорошо известен по археологическим памятникам. Скифские воины и кочевники-скотоводы носили короткий, отороченный мехом кафтан, расшитый спереди; широкие шаровары, либо расшитые, либо из тканой узорчатой материи; мягкие кожаные сапоги-ичиги, перехваченные повыше щиколотки перевязью⁸⁰. Тот же короткий, отороченный мехом кафтан мы встречаем на глиняных фигурках конных скифов из Каппадокии (IV–III вв. до н. э., в собраниях Оксфорда и Лувра), а также у среднеазиатских скифов (саков), согдийцев, хорезмийцев и у skudra, народа фракийского корня, жившего на Юге России и на Балканах. Во второй половине I тыс. н. э. тот же кафтан появляется на Турфанских фресках⁸¹.

Вооружение скифов-воинов типично иранское. Иранские доспехи составляли поножи, бронзовый шлем, копье и дротик, скифский лук, горит (колчан с налучием), бронзовые трехгранные наконечники стрел, короткий железный меч с характерным способом прикрепления меча к поясу, кинжал, носимый на длинном пасике (так еще носят ножи отуреченные иранцы Восточного Туркестана), боевая секира и небольшой квадратный щит. Горит носился на поясе с левой стороны. Лук был национальным оружием скифов, основой их конного боя. Связь лука и лучного боя со скифскими племенами надолго укрепилась в сознании соседних племен. Так, по-грузински «лук», по-свански «стрела» называются «скифом»⁸².

Конское снаряжение также имело чисто иранский характер. Узда, подперсье и пахвы украшались бляхами, орнаментированными в «зверином стиле». Отсутствие стремян на изображениях всадников и среди погребального инвентаря как бы указывает на езду без стремян, хотя и в седле. Возможно, что все же стремена были в употреблении, быть может, ими служили кожаные петли, ибо посадка кочевников предполагает существование стремян. В.В. Арендту⁸³ удалось установить употребление скифами кожаных петель в качестве стремян и сделать попытку реконструировать скифское седло и оголовье. Такое кожаное стремя изображено на знаменитой вазе из Чертомлыка. Наличие подобных стремян подтверждается находками из Козельского кургана (окр. Ново-Александровска, Мелитопольский уезд Таврической губ., раскопки И.Е. Забелина, 1865), хранящимися в Московском Историческом музее. Как мы уже упоминали, кожаные петли-стремена изображены и на бронзовой бляхе в собрании Лоо, запечатлевшей борьбу двух спешенных всадников⁸⁴. Следует также упомянуть, что кожаные петли в качестве стремян все еще употребляются монголами-хошутами Цайдама, сохранившими многое из кочевого прошлого. Появление стремян в коннице кочевников облегчило владение оружием и управление конем во время конного боя. (У хуннов стремя известно уже в III в. до н. э.)

Изображения выездки коня у скифов передают хорошо известные приемы, которые еще сохранились у современных кочевников и от них перешли к казачеству. На серебряной вазе из Чертомлыка мы видим ряд изображений скифов со своими конями: один всадник стреноживает своего коня; два скифа валят коня; еще один ловит коня арканом, становясь при этом на одно колено; другой учит коня ложиться, приподымая ему левую переднюю ногу и подтягивая правый повод, — способ, все еще принятый у монголов и забайкальских казаков. Следует еще отметить особенность скифской посадки: нога всадника приподнята в колене и отведена назад, носок опущен, — что напоминает посадку осетин и других горских племен Северного Кавказа.

Вместе с собой скифские племена принесли в степи Юга России свое искусство, типичным признаком которого была так называемая «звериная» орнаментика, общая всем кочевым племенам Средней Азии, а также лесостепной полосы Южной Сибири и Восточной России (Пермь). Этот стиль, характеризующийся употреблением в орнаментике животных форм, следует признать за выявление подлинного кочевого искусства Средней Азии, которое в различных фазах продержалось до новейших времен, как то: русский народный «звериный» узор на книжных заставках и вышивках, «звериная» орнаментика, встречающаяся в искусстве кочевников Северного Тибета, и существовавшее еще в XVIII в. подражание старым образцам среди племен Юго-Восточной Монголии (Чахар, Ордос). Мы не отрицаем заимствований и иностранных влияний на области распространения «звериного стиля», среди которых греческое влияние в Причерноморье, месопотамское влияние, шедшее через Кавказ, ахеменидское и сасанидское влияние соседнего Ирана и, наконец, наличие китайского влияния на восточные области среднеазиатского миpa⁸⁵. Все эти влияния лишь обогащали искусство кочевников, улучшали его технику, но по существу искусство это сохраняло свою самобытность, отличаясь тонкой наблюдательностью и высокой художественностью трактовки. Мастера греческих городов-колоний Причерноморья и ионийские мастера на службе скифских владык, работая на кочевников, создавали вещи согласно местным требованиям и следуя туземным образцам. При этом они вносили много своего, так что со временем многие сюжеты кочевого искусства получили новую трактовку. Такие отношения еще можно наблюдать в пограничных с Монголией и Тибетом районах Китая, где целые поколения китайских ремесленников трудятся над созданием предметов кочевого обихода, согласно веками установленным требованиям кочевого мира. Хорошие резчики по дереву и серебряных дел мастера попадаются и среди монголов.

Кочевое искусство оказало значительное влияние на соседние страны оседлой культуры. Кочевники неоднократно подчиняли себе соседние культурные страны, основывали династии, и вместе с их приходом к власти в стране появлялась мода на кочевое искусство. Такое влияние, несомненно, имело место в древнем Китае, когда в эпохи Чжоу и Хань вместе с вооружением и конной кочевой тактикой были восприняты и мотивы кочевого искусства. Скифское искусство Юга России мощно влияло на полугреческий мир Черноморского побережья и через посредство сарматов-алан, готов и западных хуннов широко распространилось по Западной Европе.

Скифское искусство в южнорусских степях появляется внезапно в VII в. до н. э. В эпоху, предшествовавшую этому яркому выявлению кочевого искусства, в степях Юга России существовала еще малоизвестная культура раннего железного века, которой предшествовала бедная находками культура бронзового века. Эти культуры не имели связующего звена с последующей эпохой скифской культуры. Отсутствует также связующее звено между искусством скифской эпохи и искусством медной культуры Кубани⁸⁶. Ко времени появления скифской культуры в Средней полосе России, по среднему течению Волги, на Каме и ее притоках, между 600 и 200 г. до н. э. достигла расцвета так называемая ананьинская бронзовая культура, принадлежавшая народу охотников-рыболовов⁸⁷.

Академик М.И. Ростовцев делит скифскую эпоху на четыре периода⁸⁸:

1) конец VII — V в. до н. э. — архаический период. Искусство этого периода еще вполне самобытно. «Звериная» орнаментика имеет много общих черт с орнаментикой Средней Азии и Южной Сибири: так, лежащие животные (олени, медведи, антилопы, кабаны, горные козлы) на рукояти боевой секиры Келермесского кургана еще напоминают «звериную» орнаментику лесостепной полосы Южной Сибири (Алтай — Минусинск). В архаический период появляется полихромия, но затем она исчезает, чтобы вновь появиться в IV в. до н. э. М. Ростовцев и Й. Стржиговский приписывают этой полихромии среднеазиатское происхождение⁸⁹;

2) V — ранний IV в. до н. э. — переходный, или персо-ионический период. Погребения этого периода характеризуются значительным количеством персидских изделий (кубки из золота и серебра), а также предметов греческого искусства. Вероятно, в это время греческие мастера начали работать на скифов Причерноморья;

3) IV в. до н. э. — классический, или пантикапейский период. IV в. явился эпохой расцвета скифского искусства на Юге России. Из Афин вывозили греческую керамику. Распространены поделки из золота и серебра работы пантикапейских мастеров;

4) конец IV — начало III в. до н. э. — период упадка скифской культуры. С востока появляются новые веяния, которым суждено было занять место скифской культуры на Юге России.

Религия скифов — это дореформенная религия иранских племен. Отрывочные сведения о скифских верованиях, дошедшие до нас в сочинениях греческих писателей, говорят о поклонении богу Неба — Папаю (Пактах < иран. pāpa — «охранять»)⁹⁰ и супруге его, богине земли Апи. Упоминаются еще богиня Аргимпаса (< *argind-pas — «покровительствующая скоту»⁹¹) и богиня Табити — «великая матерь», которую особенно чтили скифы. Упоминаются также Фагимасад — божество моря и Гитосир, которого Геродот сближает с Аполлоном и который, вероятно, соответствовал иранскому Митре⁹². К распространенным культам принадлежал культ бога войны, названного у Геродота Ареем и, вероятно, соответствовавшего Веретрагне «Авесты». Символом его был железный меч, который водружался на вершине холма и которому раз в год приносились жертвы — кони и скот, а также пленники. Этого скифского бога войны, символизированного мечом, следует, вероятно, поставить в связь с хеттским богом-мечом и культом меча у хуннов, о котором говорят китайские анналы⁹³. Постоянных храмов и святилищ у скифов, по-видимому, не было, и Геродот упоминает лишь о святилище бога войны. На памятниках сасанидской эпохи⁹⁴ особенно часто встречается изображение причастия — божество с чашей в руке приобщает через посредство священного напитка (хаома?) предстоящего перед ним царя. Не следует ли поставить в связь с этим обрядом и значением чаши в религии скифов — изображение чаши на каменных «бабах», большинство которых принадлежит уже к тюркскому периоду? В связи с этим можно упомянуть маленькие медные изображения человека с чашей, чрезвычайно сходные с каменными «бабами», которые вместе с предметами, украшенными в «зверином стиле», встречаются в Юго-Восточной Монголии и, вероятно, принадлежат к хуннскому периоду.

Геродот (IV, 70) оставил нам описание обряда заключения клятвенного договора у скифов: заключающие договор стороны капали несколько капель крови в чашу с вином, которое затем выпивалось. Перед этим в чашу опускалось оружие и произносилось заклятие. Обычай этот тем интересен, что существовал он у древних хуннов и еще сохранился среди кочевых племен Северо-Восточного Тибета. В главе о хуннах, или «Сюнну чжуань» «Истории Старшей династии Хань», читаем описание посольства Хань Чана и Чжан Мэна, посланных императором Юань-ди в ставку Хуханья-шаньюя: «Хань Чан и Чжан Мэн. вместе с хуннским ханом и его сановниками, поднялись на гору, к востоку от реки Но. Затем они принесли в жертву белого коня и мечом цзинлу и золотом люли помешали вино. Затем, налив вино в чашу, сделанную из черепа царя юэчжи, убитого Лаошань-шаньюем, они отпили вина и заключили договор» (ЦХШ, гл. 94В). В своем комментарии к этому описанию Инчжао говорит, что «цзинлу» было названием божественного меча у хуннов. Приготовление чаши из черепа убитого врага⁹⁵ было общим обычаем среди кочевых племен Средней Азии. Память о нем сохранилась как в Монголии, так и в Тибете, где чаши из черепов (тиб. ka-pa-li < санскр. карālа) еще приготовляются для тантрических служений.

Скифский обычай питья крови убитого врага (Геродот, IV, 64) еще недавно существовал среди некоторых кочевых племен Средней Азии (среди казах-киргизов Казахстана и Восточного Туркестана. Сравн. освящение боевых знамен кровью врага у монголов). Скифский погребальный обряд, описанный Геродотом (IV, 71–73), в общем подтверждается раскопками⁹⁶. Богатые скифские погребения были открыты на Кубани, на Среднем Дону, по Среднему Днепру, между Нижним Доном и Днепром и в Крыму. Скифские погребения находили и на р. Урал. Все найденные захоронения состоят из погребальной ямы в материке, сверху которой насыпалась курганная насыпь, и отличаются богатством погребального инвентаря. Покойника привозили на погребальной колеснице и хоронили под шатром, который поддерживали древки с навершиями. На могиле закалывали коней и других животных. За умершим следовали его жены, прислужники, боевые кони. В могилу клались предметы обихода и оружие, а также одежда и многочисленные поделки из золота и серебра. Орудия обихода были сделаны из бронзы, оружие — из железа, причем богато украшено золотом и серебром. В могилу клались также посуда и припасы, вино и оливковое масло в кувшинах, вывезенных из Греции. Геродот рассказывает, что по окончании погребения вокруг курганной насыпи ставились тела убитых всадников и коней — обычай, не подтвержденный раскопками⁹⁷.

Мы не знаем, когда именно реформированная Заратуштрой иранская религия распространилась среди иранцев Средней Азии. Вероятно, это произошло в ахеменидскую эпоху, во времена царствования Дария, Ксеркса и Артаксеркса, которые энергично проводили новое учение на территории своей империи и боролись со старой дореформенной религией. Из арабских источников X в. н. э., когда домусульманские традиции еще не успели исчезнуть, мы знаем, что в Бухаре имелись храмы идолов (бутхана) и храмы огня (атешхана)⁹⁸. Вероятно, первые представляли собой храмы, посвященные служению древним иранским божествам религии магов, а вторые принадлежали зороастрийцам. Священные изображения имелись и в так называемых замках мугов, старых феодальных владениях иранской земельной аристократии.

Религиозная реформа Заратуштры тесно связана с переходом иранцев-кочевников к земледелию, которое для песнопевца «Гат» уже является добродетелью. В борьбе оседлого зороастрийского Ирана с кочевниками-иранцами среднеазиатских степей следует видеть объяснение вековой борьбы Ирана и кочевого Турана, которую многие исследователи расценивали как символизацию национальной борьбы Ирана с тюркским Тураном. Согласно парсийскому преданию, Заратуштра жил между 660–583 гг. до н. э. Традиция утверждает, что родился он в Раге в Северо-Западном Иране, но проповедовал при дворе иранского династа Виштаспа, наместника Парфии⁹⁹. Традиционное время Заратуштры оспаривалось многими учеными, и некоторые из них, в том числе А. Мейе, склонны были отнести его к 900 г. до н. э.¹⁰⁰ Согласно Э. Херцфельду, к мнению которого мы присоединяемся, Заратуштра жил во времена царствования Кира Великого (550–530 до н. э.) и Камбиза (550–522 до н. э.), и Виштаспа, покровитель Заратуштры, был Виштаспой — отцом Дария¹⁰¹. После открытия надписи Ксеркса, запрещающей культ старых иранских богов (daiva)¹⁰², слова Дария: «Велик бог Ахурамаpда, создавший сию землю, создавший это небо, создавший смертного, создавший благодать для человека, поставивший царем Дария, единого для многих царя, единого для многих повелителя» — получили новое значение. Тексты «Авесты» сохранились в позднейшей орфографии¹⁰³. Сборник авестийских текстов был впервые кодифицирован при Вологезе I около 50 г. н. э. Работа эта была закончена только при Ардашире I (224–240) и Шапуре II (309–379) в середине IV столетия.

Учение Заратуштры было попыткой заменить обрядность старой арийской веры этическим учением, которое изложено в так называемых «Гатах» (gāθā), или песнопениях. В своем учении реформатор выказывает склонность к монотеизму с зачатком дуализма, который со временем сделался еще более выраженным. В «Гатах» все проникнуто пафосом новой веры и стремлением к распространению нового учения. Согласно проф. А. Мейе¹⁰⁴, сохранившиеся «Гаты» представляют собой стихотворные остатки более обширных поучений, которые в древности были связаны прозою. Уже в сасанидскую эпоху эти «Гаты» понимались с трудом, что доказывается плохим пехлевийским переводом. «Гаты» знают единого бога Ахурамазду, творца и хранителя доброго мира. Дух Зла появляется только в позднейших текстах. В поздней «Авесте» Ахурамазда ассоциируется с семью «благостными бессмертными» (Aməša Spəntas) — олицетворением добрых начал. Вечная борьба между Добром и Злом, Светом и Тьмою, должна завершиться победою сил Добра. Человек постоянно принимает участие в этой борьбе на стороне сил Добра путем исполнения обрядов и совершенствования своей нравственности, потому от него постоянно требуются добрые помыслы, добрые поступки и добрые слова (Яшты. 33, 14; 45, 8).

Согласно А. Кристенсену, «Яшты» — другой отдел «Авесты» — представляют собой переработку старых религиозных песнопений в духе учения Заратуштры¹⁰⁵. «Яшты» полны воинственного духа, повествуя о борьбе иранцев с кочевыми племенами Северо-Востока. В их текстах хорошо отразилось феодальное общество эпохи: то тут, то там мы читаем о феодальных замках, об оседлых поселениях иранцев, которые постоянно подвергаются набегам со стороны разбойничьих кочевых племен, разводивших коней и верблюдов. С этим феодальным иранским миром пришлось столкнуться Александру Великому во время его похода в Среднюю Азию.

Позднейшая «Авеста» — это попытка сблизить учение, изложенное в «Гатах», с древнеиранской, или арийской, ритуалистической религией. В маздеизме сасанидской эпохи дуализм превратился в главный аспект учения¹⁰⁶.

К IV в. до н. э. относится историческое событие, которое глубоко врезалось в память среднеазиатских народов и по сей день является излюбленной темой сказителей. Событие это — поход Александра Великого на Восток. Проникновение эллинской культуры в страны Ближнего Востока началось еще задолго до времени Александра Великого. В VII–V вв. до н. э. появляются греческие города в Малой Азии (например Галикарнас в Карии). С расширением своего влияния эллинская культура переросла узкие национальные рамки и сделалась подлинно мировой культурой. Исократ (Paneg, 50) в 380 г. до н. э. уже мог говорить, что «имя эллин не означает более происхождение, но духовный облик, διάνοια; эллинами зовутся не родственники по крови, но скорее все те, которые восприняли нашу культуру». Если в политическом и в военном отношении поход Александра Великого на Восток не дал длительных результатов, если после его смерти в Вавилоне в 323 г. до н. э. империя его распалась и большая ее часть досталась Селевкидам, то в культурном отношении это вторжение греческого мира в области Среднего Востока оставило за собой значительный и долгий след. Поход Александра явился мощным толчком к распространению эллинской культуры по всему Среднему Востоку. От этого столкновения двух культурных миров родился тот своеобразный, красочный и многообразный религиозный и культурный синкретизм, который оплодотворил творчество народов Древнего Востока и эллинистического Запада и отголоски которого дошли до далекого Китая вместе с буддийским учением.

Весною 334 г. до н. э. Александр перешел Дарданеллы. Военные действия в Сирии, Вавилонии и Египте не входят в рамки настоящего труда. Поражение Дария Кодомана в октябре 331 г. до н. э. при Гавгамелах открыло Александру врата в Иран. В рядах персидской армии сражались отряды среднеазиатских племен — скифы, согдийцы и бактрийцы (Арриан (Анабазис, стр. 142–143) говорит: «Индийцы, живущие по соседству с бактрийцами. а также сами бактрийцы и согдийцы пришли на помощь Дарию, находясь под начальством Бесса, наместника Бактрии. За ними следовали саки, скифское племя, принадлежащее к скифам, обитающим в Азии. Эти последние не были подчинены Бессу, но являлись союзниками Дария...»). Продолжая преследование персидской армии после поражения Дария, в Задракарте (Астрабад) Александр получил сведения, что сатрап Бесс, умертвивший последнего из Ахеменидов, провозгласил себя «царем царей», приняв имя Артаксеркса, и отступил через Парфию в Бактрию, чтобы в восточноиранских областях подготовить отпор македонским войскам. Свой поход на восток, в Бактрию, полководец обеспечил операциями в Гиркании и Парфии, откуда могла явиться угроза его коммуникационным линиям. Сатрап Парфии Фратаферн сдался в Гиркании, и на его место был назначен парфянин Амминасп, причем Гиркания была присоединена к Парфии. Бесса поддерживали сатрап Арейи — Сатибарзан, а также сатрап Дрангианы. Узнав о продвижении македонских войск, Сатибарзан поспешил выразить свою покорность, но вскоре восстал и перебил македонский отряд во главе со стратегом Анаксиппом. Александр собирался идти по кратчайшему направлению на Бактры, но события в Арейе заставили его свернуть на юго-восток. В Арейе, около Артакоаны, он основал город Александрию Арейскую (нынешний Герат) и назначил сатрапом Арзама. Из Арейи Александр двинулся в Дрангиану, откуда вверх по Гильменду и Аргандабу прошел в Арахосию, где основал Александрию в Арахосии (нынешний Кандагар). Затем по долине Тарнака он двинулся на север. Весною 329 г. до н. э. после трудного перехода войско Александра, вероятно, не более 30 тысяч человек конницы и пехоты, перевалило через горы в долину р. Кабулруд, где полководец основал Александрию Кавказскую (вероятно, Перван (Джебел Серадж)¹⁰⁷) и Никею (Беграм)¹⁰⁸. Отсюда Великий Завоеватель стал готовиться к походу в Бактрию, чтобы нанести окончательный удар Бессу.

Схема походов Александра Македонского

Сатрап Бактрии Бесс, объявивший себя Артаксерксом VI, оборонял Аорнос (Таш-курган) с 7-тысячным отрядом бактрийцев и ополчением среднеазиатских кочевников — дахов. Союзниками Бесса были восточноиранские феодалы Оксиарт и Спитамен, владетель Согдианы. Все пути, ведущие на Бактры (теперешний Балх), сходились у Андераба, и, ожидая продвижения македонцев в этом направлении, Бесс опустошил район. Из Чарикара Александр двинул свои войска через Гиндукуш по Панджшир-Кавакскому перевалу (3526 м). Он не пошел прямой дорогой на Аорнос (Ташкурган), как этого ожидал Бесс, а двинулся севернее в направлении на Драпсак (Кундуз), в обход правого фланга позиции, занимаемой Бессом и его союзниками. Под угрозой обхода Бесс отступил за Окс (Амударья), и македонские войска заняли без сопротивления Аорнос и Бактры. В Бактрах был оставлен македонский гарнизон, а сам Александр с войсками двинулся по направлению к Келифу на Оксе. Переправа через Окс, вероятно, произошла у Келифа или у Чушка-Гузара. Войскам пришлось переправляться на плотах и гупсарах (надутые воздухом кожи), так как Бесс при отступлении уничтожил все средства переправы. Дальнейший путь следования македонского войска, вероятно, проходил через Шерабад и Шахрисабз в направлении на столицу Согдианы — Мараканду (Мараканда, Mαράκαυδα, впервые упоминается в связи с походом Александра. См.: Арриан, III, 30). Несмотря на многочисленный штат историков и ученых, сопровождавших поход, мы не имеем достоверной истории этого похода. Даже рассказы Птолемея и Аристобула, на основании которых писал Арриан (II в. н. э.), часто вызывают сомнения. В эпоху завоеваний Александра Согдиана была типичной иранской земледельческо-скотоводческой областью с немногочисленными городскими центрами. Жизнь области сосредоточивалась вокруг многочисленных замков феодалов, подле которых вырастали торговые и ремесленные поселения. Поход Александра вписал блестящую страницу в историю Согдианы. Почти двухлетняя борьба не привела к полной победе, и край остался незамиренным.

Трудно сказать, что побудило Александра вторгнуться в пределы Средней Азии. Стремился ли он завоевать все сатрапии Ахеменидской державы, в том числе и среднеазиатские владения Ахеменидов, или же развитие военных действий против Бесса вынудило его перейти на северный берег Окса и совершить поход на Согдиану и кочевья скифов-саков, куда отступили войска Бесса и его союзников. Мы думаем, что среднеазиатский поход Александра Македонского следует скорее рассматривать как еще один пример того «непрямого стратегического воздействия», которым так успешно воспользовался великий полководец, подготовляя поход против Ахеменидской державы. Если наше предположение верно, то среднеазиатский поход Александра является всего лишь подготовительной ступенью к задуманному им походу в Индию. Действительно, ему необходимо было обеспечить свой тыл и коммуникационные линии от возможных нападений с севера, куда могли скрыться остатки персидских войск и где могли быть созданы новые формирования. Часть земель, лежащих к северу от Окса, принадлежала сатрапии Бактрии (Маргиана — Мерв), и даже владетель Согдианы находился в зависимости от сатрапа Бактрии. Действительно, владение Бактрами и переправами через Окс еще не обеспечивало безопасности главной оперативной линии македонских войск, проходившей по северному Ирану — Бактрии — Кабульской долине и Хайберскому перевалу. Требовалось глубокое вторжение в среднеазиатские области и установление хотя бы временного контроля над ними, чтобы обеспечить от нападений с севера линию, пролегавшую в непосредственной близости от границ среднеазиатских областей на пространстве в 1700 км (по прямой линии). Александр хорошо знал, какую опасность представляли скифские племена, родственные по языку и религии Ахеменидам. Еще отцу его Филиппу в 339 г. до н. э. пришлось ходить походом против кочевников, чтобы сохранить свое влияние среди фракийских племен. Да и сам Александр принимал участие в военных действиях Македонии против скифофракийских племен. Так, впервые он столкнулся со скифами в 335 г. до н. э. во время своего похода за Дунай против фракийского племени трибалов и гетов. Александру тогда не удалось продолжить поход, так как события (смерть Филиппа и смуты в Греции) заставили его вернуться¹⁰⁹. Однако он не оставил мысли о походе в степи Причерноморья. Во время похода в Иран македонский военачальник Зопир перешел Дунай и вторгся в скифские владения. Ему удалось дойти до Ольвии, но затем он был принужден отступить, причем во время отступления погиб сам¹¹⁰.

Но вернемся к среднеазиатским событиям 329 г. до н. э. Узнав о продвижении македонских войск в пределы Согдианы, Спитамен послал к Александру гонца с извещением, что держит сатрапа Бактрии Бесса в качестве пленника. По получении этого известия Александр послал своего полководца Птолемея захватить Бесса, и после форсированного марша тот узнал, что Спитамен отказался от своих мирных намерений и бросил Бесса, которого македонцы и захватили. Взяв Мараканду (Самарканд), столицу Согдианы, и подвергнув город разрушению (Страбон, XI, II, 4), Александр двинулся к Яксарту (Сырдарья), границе Ахеменидской державы, по старой ахеменидской военной дороге, которая шла из Мараканды на Кирополь. На пути следования македонских войск, вероятно, около ущелья Джилянута («Ворота Тамерлана») в хр. Нуратау, произошло столкновение с отрядами кочевников, которые удалось рассеять, и войска Александра вышли к Яксарту у теперешнего Ходжента. Покорение Уструшаны, области, лежавшей между хр. Нуратау и Ходжентом, потребовало крутых мер, причем было разрушено до семи городов и среди них главный центр области — Кирополь, который, вероятно, был расположен вблизи Ходжента. Меры эти были вызваны восстанием населения в тылу у Александра во время его продвижения к Яксарту. На берегу Яксарта, вероятно, недалеко от Ходжента, был заложен укрепленный город — Александрия Эсхата (Александрия Крайняя), стена которого имела 60 стадий в окружности. Появление отрядов кочевников на северном берегу реки вынудило Александра переправиться через реку и вступить в бой с наседавшими конными скопищами. В этом бою ему пришлось примениться к конной тактике противника и придать своей коннице лучников, которым и удалось отогнать обходивших македонское войско кочевников, после чего тяжелая македонская конница атаковала и рассеяла их. Тем временем Спитамен появился в тылу у Александра и подошел к Мараканде. На выручку осажденному македонскому гарнизону Мараканды был послан отряд, однако отряд этот не достиг поставленной ему цели, так как был уничтожен Спитаменом, и Александру пришлось самому броситься на юг в погоне за ним. Догнать Спитамена ему не удалось, и он ограничился покорением средней и нижней части долины Политимета (Зеравшан), причем было перебито до 120 тысяч человек местного населения. Закончив покорение долины Зеравшана, полководец отвел свои войска в конце 329 г. до н. э. на зимовку в Бактрию, согласно Квинту Курцию Руфу, а по Арриану — в Зариаспу, расположенную около теперешнего Чарджоу. Пленный сатрап Бесс был отправлен в Экбатану на казнь.

Зимой 329–28 гг. до н. э. состоялся съезд местных бактрийских и согдийских владетелей, на котором царь Хорезма Фратаферн, или Фарасман, предложил Александру союз и выразил готовность провести македонские войска к Черному морю по степному пути, по северному берегу Каспия¹¹¹. Покорение Александром Ахеменидской державы и глубокое вторжение в пределы Средней Азии произвели сильное впечатление на скифов Причерноморья, которые отправили к нему посольство в Среднюю Азию, предложившее ему в супруги дочь скифского царя¹¹². Впоследствии причерноморские скифы посылали посольства ко двору Александра в Вавилон¹¹⁵. На съезде в Бактрах полководец объявил о предстоящем походе на Индию, план которого, вероятно, обсуждался уже задолго до официального объявления. Но события в Средней Азии снова потребовали его личного вмешательства и, возможно, отложили поход в Индию.

Западная Средняя Азия в IV в. до н.э. – IV в. н.э.

Весною 328 г. до н. э. полководец предпринял поход в Маргиану, где македонцы построили несколько укрепленных пунктов, в том числе Александрию Маргианскую (впоследствии Антиохия, на месте теперешнего Мерва), с помощью которых они пытались контролировать край. Летом того же года снова состоялся поход на Согдиану, вызванный действиями Спитамена в союзе с массагетами. Македонские войска действовали пятью отрядами, которые соединились у Мараканды. Спитамену и его союзникам массагетам удалось пройти в тыл войск Александра и атаковать Бактры. Оставленный с гарнизоном в Бактрах полководец Кратер отбил нападение Спитамена, который снова ушел в степи к северу от Окса. Для действий против согдийцев и массагетов македонские войска в Западной Согдиане были снабжены отрядами легкой конницы, укомплектованной из уроженцев Бактрии и Согдианы. Действия конных отрядов Спитамена и согдийских повстанцев в последнюю фазу войны были значительно затруднены многочисленными укреплениями, возведенными македонцами в Западной Согдиане и превратившими ее в настоящий укрепленный район, против которого подвижная конница кочевников и согдийцев без осадных орудий оказалась бессильна и принуждена была прекратить борьбу. Спитамен потерпел поражение в своих действиях против македонских войск в Западной Согдиане и был убит своими же союзниками массагетами, которые послали его голову Александру. Так закончилась эта героическая борьба, в течение которой среднеазиатские иранцы неоднократно били македонские отряды. Дочь Спитамена Апама была впоследствии выдана Александром за Селевка и сделалась матерью Антиоха I. Зимние месяцы 328–27 гг. до н. э. Александр провел в Наутаке, расположенной вероятно, в долине р. Кашкадарья, через которую проходил торговый путь из Бактрии в Согдиану¹¹⁴.

В начале 327 г. до н. э. Александр предпринял поход в горные области по верхнему Оксу. К этому походу относится рассказ о его браке с Роксаной, дочерью владетельного феодала Оксиарта, плененной при взятии замка «Согдийская Скала» (вероятно, около Дербента)¹¹⁵. Этот брак породнил Александра со знатью Согдианы и Бактрии и облегчил установление македонского контроля над Согдианой и сопредельной с ней Бактрией. Закончив покорение феодальных владений по верхнему Оксу, Александр переправился через Окс у Паттагиссара и возвратился в Бактры. Отдельно действующий македонский отряд прошел через труднопроходимые горные области Дарваз и Бадахшан и соединился с главными силами в Бактрах.

Закончив среднеазиатский поход и обеспечив себе тыл постройкой многочисленных укрепленных опорных пунктов, в которых были оставлены македонские гарнизоны, летом 327 г. до н. э. Александр перешел Гиндукуш по Каошанскому перевалу (4347 м) и сосредоточил свои силы около Александрии Кавказской. Среднеазиатский поход Александра не оказал большого влияния на судьбы среднеазиатских областей, если не считать опустошения Уструшаны и значительной части Согдианы, которая, однако, вскоре оправилась и надолго сделалась важнейшим торговым центром всей Средней Азии, откуда торговые колонии согдийцев раскинулись по всему Восточному Туркестану и достигли пределов Западного Китая и даже далеких степей Монголии. Навряд ли Александр успел осуществить свой план научного исследования областей Средней Азии. Намерение исследовать Каспийское море не состоялось. Селевк I Никатор поручил эту задачу Патроклу, плавание которого относится к 285–282 гг. до н. э. Патрокл посетил, вероятно, только южную часть моря и находился под ошибочным впечатлением, что оно соединяется с океаном на севере.

Перед походом в Индию Оксиарт был сделан сатрапом новой сатрапии — Паропамиза (Гиндукуш). Македонские войска получили значительное подкрепление из местных уроженцев, что превратило македонскую армию в ирано-македонскую. Квинт Курций Руф¹¹⁶говорит, что в рядах войск Александра Великого во время похода в Индию находились отряды среднеазиатских скифов (саков) и дахов. В начале похода в походную ставку Александра явился раджа Амбхи, владетель Таксилы (Такшашила), который поспешил признать себя вассалом и союзником Александра. Македонские войска выступили двумя колоннами: главные силы под командованием Гефестиона и Пердикки, при которых находился Амбхи, были двинуты через Хайберский перевал к Инду подготовить переправу. Сам Александр во главе второй колонны должен был обеспечить левый фланг главных сил во время этого марша. Пройдя Лагман, полководец двинулся вверх по р. Кунар в Баджаур, где покорил воинственное племя аспариев. Затем, перейдя р. Ландай (ниже слияния рр. Панджкор и Сват), вторгся в пределы Свата, где основал укрепленный город Нису. Перейдя пер. Шахкот, Александр занял область юсуфзаев. Между сатрапией Паропамиза и р. Инд была организована новая сатрапия, во главе которой был поставлен Никанор. Затем войско Александра берет укрепленный замок Аорнос (Пирсар, к северу от р. Бунер, согласно Стейну¹¹⁷). Соединившись с главными силами, которые подготовили переправу у Охинда (в 25 км от Аттока), Александр перешел Инд весною 326 г. до н. э. и занял знаменитую Таксилу, культурный и экономический центр всей Северо-Западной Индии, где была организована база для дальнейших действий против раджи Пора (Paurava), правящего за Гидаспом (Джелум). Последующие этапы похода в Индию, доведшие македонские фаланги до р. Беас (Vipāś), принадлежат уже к истории Индии¹¹⁸.

Такова краткая хроника военных событий этого похода. В заключение дадим краткий обзор мер, принятых Александром для освоения завоеванных областей. Рядом широко задуманных мер Александр пытался привлечь на свою сторону местное население. Особенно это было заметно в иранских областях, в которых он предполагал создать тесно спаянный греко-иранский уклад. Во главе восточных сатрапий ставились иранцы. Войска широко укомплектовывались иранцами. Так, отправляя на родину греческие контингенты в Экбатане, Александр распорядился о принятии на службу в рядах армии юношей-иранцев. Первый иранский контингент был зачислен на службу в 324 г. до н. э. Предполагал Александр и массовое переселение из Азии в Европу и из Европы в Азию, в целях создания единства населения империи, причем оказывалось широкое покровительство смешанным бракам, однако ранняя смерть Александра помешала осуществлению всех этих мер. Единство империи зиждилось на сети греческих гарнизонов, расквартированных по торговым караванным путям. Так, в сатрапии Арейе была основана Александрия с греческим гарнизоном около столицы Артакоана (или Артакабена, теперешний Герат), важный стратегический пункт и узел торговых путей, ведущих на Мерв, на Бактры, в Арахосию и Индию. В Дрангиане, которая во времена Дария была присоединена к Арахосии, в главном городе сатрапии Фраде была поселена греческая колония, которая стала известна под именем Профтасии. В Маргиане, на рубеже среднеазиатского пустынно-степного пояса, были основаны укрепленные города Александрия и Гераклия. Александрия появилась и в Арахосии, или «Белой Индии», населенной наганскими племенами (πάκιυες Геродота, VII, 67). В Бактрии, к которой была присоединена и Согдиана, были основаны Александрия на Оксе (Пайкент или Нахшеб), Александрия около Бактр и Александрия Эсхата (Александрия Крайняя) в верховьях Окса (Птолемей, VI, 12, 6). Другая Александрия Эсхата была основана на Яксарте (теперешний Ходжент). Всего в Бактрии и соседней Согдиане было основано от 8 до 12 городов (Страбон, XI, II, 4; Юстин, XII, 5, 3). Во главе объединенной сатрапии Бактрии и Согда был поставлен Артабаз, затем Аминт (Арриан, IV, 17, 3). В 323 г. до н. э., ко времени смерти Александра, во главе сатрапии стоял некто Филипп. В сатрапии Паропамиза правил сначала Тириасп, затем Оксиарт, отец Роксаны. Еще при жизни Александра в 325 г. до н. э. произошло восстание греческих гарнизонов, которое приняло угрожающие размеры: в рядах восставших насчитывалось до 20 тысяч пехоты и 3-х тысяч всадников. Сатрапу Индии Пифону было поручено подавить восстание, что было исполнено с большой жестокостью. Сатрапия Бактрия была затем передана Стасанору, сатрапу Арейи и Дрангианы (Диодор, XVIII, 30).

Смерть Александра в 323 г. до н. э. не вызвала восстаний населения восточных областей империи. Певкест, сатрап Персиды, и полководец и последователь Александра Селевк сумели продолжить задуманную им программу. История восточных сатрапий Селевкидской империи, пришедшей на смену державе Александра Македонского, не может быть еще написана за отсутствием достаточных данных¹¹⁹. Последовательность царствований Греко-Бактрийского царства приходится восстанавливать почти исключительно по нумизматическим данным, исследование же государственного строя и экономического быта пока недоступно. Известно, однако, что власть сатрапов часто была номинальной. Население продолжало жить, следуя своим национальным обычаям и своему укладу. Между сатрапом и населением стоял многочисленный класс знати, в руках которой сосредоточивалась военная мощь. Военные силы сатрапий, кроме греко-македонских отрядов, состояли в основном из конных отрядов, выставляемых местными феодалами. В их рядах служили многочисленные наемники из соседних среднеазиатских племен кочевников (саки, массагеты, дахи). Эти феодальные владетели сидели в укрепленных замках, вокруг которых ютились убогие хижины-глинобитки земледельческого населения. Нередко такие укрепленные замки постепенно превращались в торгово-ремесленные центры, при них появлялись слободы торговых людей и ремесленников. Отдельно стояли греко-македонские гарнизонные города с греческим укладом жизни. Часто такие военные поселения превращались в полис. Несомненно, что именно греческий полис, в своем внутреннем управлении пользовавшийся автономией, сделался проводником эллинистической культуры на окраинах. Несомненно и то, что восточные сатрапии участвовали в экономическом подъеме Селевкидской монархии. Бурный рост городской промышленности способствовал широкому товарообмену между западными частями империи, Сирией и восточными областями, Бактрией и Согдианой, служившими преддверием в Индию и Китай.

Первые Селевкиды энергично проводили политику Александра, насаждая эллинистические города. Главными строителями явились Селевк I Никатор (306–280 до н. э.) и его сын Антиох I Сотер (280–261 до н. э.)¹²⁰. Вновь отстраивается Александрия в Арейе (Герат), вокруг города возводится стена в 30 стадий. При Антиохе I восстанавливается Александрия в Маргиане под именем Антиохии Маргианской (Страбон, XI, 10, 1, след.). Возрождается и Александрия в Арахосии.

После утверждения Селевка Никатора в Месопотамии по договору 312 г. до н. э. с Антигоном Гонатом, Селевк сумел восстановить свою власть в Бактрии, но часть владений в Северо-Западной Индии вошла в состав великой национальной индийской империи Маурьев, вместе с Пенджабом и Синдом, которые были присоединены Чандрагуптой (322–298 до н. э.). По договору 311 г. до н. э. к империи Чандрагупты отошли Арейя, Арахосия и часть сатрапии Паропамиза (Гиндукуш).

Империя Селевкидов

Все Селевкидское царство было разделено на 72 сатрапии. Это дробление прежних ахеменидских сатрапий на более мелкие административные единицы, несомненно, было проведено в целях нейтрализации центробежных стремлений.

История сохранила имена выдающихся деятелей селевкидской эпохи на восточной границе империи. Таким выдающимся государственным деятелем был сатрап Бактрии Патрокл, который упоминается уже в 312 г. до н. э. после присоединения Вавилонии (Диодор, XIX, 100, 6). В 288/87 г. до н. э. он дерется на стороне Селевка против Деметрия Полиоркета, сына Антигона Гоната. Погиб Патрокл в 279 г. до н. э. в бою против Никомеда, царя Вифинии, куда его направил Антиох. Патрокл был не только государственным деятелем и полководцем, но также и автором обширного труда о восточноиранских областях в Индии, высоко ценимого Эратосфеном. Труд этот, за исключением незначительных отрывков, до нас не дошел. Источники упоминают также Демодама из Милета, одного из полководцев Селевка и Антиоха, ходившего походом на Яксарт, вероятно, против среднеазиатских скифов (Плиний, VI, 49).

В середине III столетия до н. э. в юго-западных областях Средней Азии, на рубежах Ирана, произошли события, надолго изменившие политический облик западной Средней Азии. Селевкидам не удалось удержать за собою иранские сатрапии империи Александра Великого, и в середине III столетия почти одновременно возникли два новых самостоятельных государственных образования, включавших в свой состав юго-западные области Средней Азии: Парфия и Бактрийское царство. Оба возникли настолько одновременно, что нельзя отрицать наличия какого-то еще неизвестного нам связующего процесса, охватившего восточные границы селевкидских владений. Обе сатрапии были тесно связаны между собою и очень часто составляли единое административное целое. Так, после 316 г. до н. э., когда Бактрия была передана во власть Стасанора, к ней была присоединена Парфия. К 230 г. до н. э. Бактрия снова упоминается как отдельная сатрапия, во главе которой стоял грек Диодот, который порывает с Антиохом II Теосом (261–247 до н. э.) и становится самостоятельным владетелем.

Восстание в Парфии было вызвано событиями в закаспийских степях. В первой половине III столетия до н. э. в пределы сатрапии Парфии стали проникать скифские племена парнов-дахов, первоначально кочевавшие к западу от р. Теджен и к востоку от Каспийского моря (Страбон, XI, 7, 1 и XI, 9, 2–3). Продвижение парнов-дахов на юг следует, вероятно, поставить в связь с еще неизвестными нам перемещениями кочевых племен к востоку от Аральского моря. К концу IV— началу III в. до н. э. относится начало переселения сарматских племен в степи Причерноморья. Около 247 г. до н. э. (начало парфянской эры) два брата, родом парны, Аршак и Тиридат восстают против Андрагора, парфянского сатрапа Антиоха II Теоса¹²¹. Им удается захватить власть в свои руки и положить основание новому иранскому царству, которое стало называться Парфянским по имени сатрапии¹²².

После гибели Аршака на престол нового царства взошел его брат Тиридат (ок. 248 г. до н. э.). Он заключает союз с Диодотом Бактрийским и, обеспечив таким образом себе тыл, получает свободу действий против Селевкидов. Тиридат присоединяет к Парфии соседнюю Гирканию, которая еще прежде входила в состав сатрапии Парфии (после похода Александра Великого, при сатрапе Амминаспе). Момент для борьбы с Селевкидами был выбран удачно: Селевк II Каллиник (247–226 до н. э.) был занят войной с Египтом и борьбою с Антиохом (поражение Селевка при Анкаре, ок. 240 г. до н. э.). Продвижение парфян и распространение их власти на западные иранские сатрапии, угроза Мидии заставили Селевка II обратить внимание на восток. Около 228 г. до н. э. он собирает значительные силы в Вавилонии и двигается за Евфрат для восстановления своей власти в восточных сатрапиях. Тиридат не принял боя и отошел в кочевья «морских» скифов (апасака, или «водные» скифы), сидевших к востоку от Каспийского моря. Однако Селевку не удалось развить свой успех. Нападение Антиоха на Месопотамию вынудило его прервать поход против парфян и спешно вернуться в Сирию. Получив таким образом возможность упрочить свое положение в Парфии, Тиридат много сделал для укрепления нового царства, в частности, им был построен укрепленный город Дара (Абиверд, согласно Тарну¹²³; Келат-и-Надири, согласно Херцфельду¹²⁴).

Парфянские цари быстро становятся национально-иранскими царями, преемниками Ахеменидов, вернувших Ирану былую славу Ахеменидской державы. Род Аршакидских царей возводился к Ахемениду Артаксерксу II, чем утверждалась преемственность от ахеменидских царей древности. Еще в III в. до н. э. (у Эратосфена) империя Аршакидов называется Ариана, т. е. Иран, страна арийцев¹²⁵. Парфяне вписали блестящую страницу в военную историю Ирана. Они принесли с собою типичную среднеазиатскую конную тактику. Парфянские войска состояли исключительно из конницы, причем тысяча всадников образовывали полк. Конница разделялась на легкую, вооруженную луком, и на тяжелую панцирную (катафракты), вооруженную пикой и мечом. Всадник и боевой конь защищались кольчужным панцирем. Легкая конница лучников вступала в бой первой, сковывала противника по всему фронту, обходила с флангов, изматывала «огнем» своих стрел и выясняла боем уязвимые места в его боевом порядке. К обнаруженному слабому месту подводилась тяжело вооруженная панцирная конница, которая атаковала в сомкнутом строю и прорывала боевой порядок противника. Затем легкая конница вела неотступное преследование противника, стремясь выиграть его фланг и двигаясь параллельно пути его отступления (см.: битва при Каррах (Харран), май 53 г. до н. э.). «Огневой» бой лучников поддерживался за счет караванов верблюдов, подвозивших запасы стрел к месту боя.

Тиридат умер около 211 г. до н. э., и на парфянский престол взошел Артабан I. Антиох III Великий (226–187 до н. э.) воспользовался смертью Тиридата и снова попытался вернуть себе иранские сатрапии. Собрав войска, он продвинулся до Экбатаны (Хамадан), где разграбил богатый храм богини Анахиты (Полибий, I, 27). В 209 г. до н. э. войска Антиоха продолжали продвигаться по большой «царской дороге» к пределам Парфии. Парфяне отступали, уничтожая по пути отступления колодцы. Антиох занял Гекатомпил, прошел Гирканию и дошел до Серакса¹²⁶. По-видимому, парфянам пришлось признать сюзеренитет Антиоха, причем был заключен союз селевкидского правителя с Артабаном. Антиох продолжал поход на Бактры, где долго осаждал бактрийского царя Евтидема, который указал Антиоху на необходимость сильного Бактрийского царства как буфера против кочевого мира, постоянно грозившего иранцам Согдианы (Полибий, XI, 34). Антиох признал самостоятельность Парфии и Бактрии, которые превратились в буферные государства, отделявшие культурные земли Ирана и Месопотамского Двуречья от кочевников. Заключив договор с бактрийцами, Антиох в 206 г. до н. э. перешел Гиндукуш и спустился в долину Кабула, во владения индийского раджи Субхагасена¹²⁷ (Sophagasenos) (Полибий, XI,34), которого принудил сдать казну и боевых слонов. Обратный путь он совершил через Арахосию и Дрангиану. В начале 205 г. до н. э. Антиох III Великий вернулся в Селевкию. Со времени смерти Александра Великого это была наиболее масштабная и успешная попытка вернуть Селевкидскому царству восточные сатрапии.

После смерти Артабана (ок. 191 г. до н. э.) ему наследовал Приапат (Аршак IV, 191–176 до н. э.), о царствовании которого мы ничего не знаем. Приапату¹²⁸ наследовал его старший сын Фраат, который вскоре умер, и на престол взошел его младший брат Митридат I (Аршак VI, 171–138/37 до н. э.). С воцарением Митридата I начинается блестящий период парфянской истории. Митридату удается значительно расширить свои владения, и ко времени его смерти Парфянское царство простирается от Теджена на востоке до Хоаспа (около Суз) на западе.

Между 161–155 г. до н. э. Митридат воюет с Мидией и присоединяет эту сатрапию к своим владениям. Между 150–140 г. до н. э. он завоевывает Арахосию и Дрангиану. Продвижение парфян к Месопотамии не могло не вызвать беспокойства в селевкидском лагере. Деметрий II Никатор пытался вернуть Мидию, но потерпел неудачу и был пленен парфянами (140 г. до н. э.). В июне 141 г. до н. э. Митридат I вошел в Селевкию и 8 июля был признан там царем. Дальнейшему развитию похода на Месопотамию и соседний Элам помешали события, разыгравшиеся на северных границах Парфии. В конце 141 г. до н. э. Митридату пришлось поспешить в Гирканию, ибо с восточных и северных границ царства были получены тревожные сведения о движении значительных масс скифов, которые вторглись в пределы Восточной Парфии под давлением среднеазиатского племени тохаров¹²⁹. Об этих тохарах, или юэчжи, как называют их китайские анналы, и о причинах их появления в западной части Средней Азии нам еще придется подробнее говорить в следующей главе.

В течение трех последующих царствований парфянам пришлось выдержать упорную борьбу со среднеазиатскими кочевниками, наводнившими восточные области царства. Около 130 г. до н. э. скифы снова вторглись в пределы Парфии, причем отдельные их отряды проникали в Западный Иран и доходили даже до Месопотамии. Фраату II (138–128 до н. э.), сыну и преемнику Митридата I, начавшему свое царствование с завоевания Вавилона, пришлось выступить в поход против скифов, но его военные действия не были удачны. Войска Фраата состояли из парфян и пленных сирийцев, которые поспешили перейти на сторону противника. Сам Фраат погиб в борьбе со скифами. Его преемник Артабан II (128–123 до н. э.) продолжал борьбу с кочевниками (тохары-юэчжи) и также погиб от ран, полученных в бою, в 124/23 г. до н. э. Преемнику Артабана, Митридату II Великому (123–87 до н. э.), удалось оттеснить скифов на восток и юго-восток, куда они двинулись по старому пути из Герата на Систан и далее в Арахосию (ок. 111/10 г. до н. э.)¹⁵⁰. Покончив со скифской опасностью, которая потребовала напряжения всех сил царства, Митридат II смог заняться укреплением государственного строя, основанного на феодальных началах, и восстановлением торговых путей, шедших через Иран. Он принимает высокий титул Βασιλεύς Βασιλευ Μέγας — «Великий царь царей»¹⁵¹, границы его царства проходят по Евфрату, Оксу и Инду. Языком двора и государственного делопроизводства становится среднеперсидский (пехлеви).

Парфянская эпоха имела значительные последствия для экономической жизни среднеазиатских областей, зависимых в этом отношении от Ирана. Вследствие постоянных войн на Евфрате и нарушения старых торговых путей через Иран в Сирию хорезмийские и согдийские торговые караваны с товарами из Индии направляются к северному побережью Черного моря. Восстановление старых торговых путей, ведущих через Иран в Индию и Китай, становится для парфян важной задачей.

При преемниках Митридата II, Готарзе I (91–81/80 до н. э.) и Ороде I (80–76/75 до н. э.), парфянам удалось вернуть Маргиану, Траксиану и Арейю (между 87–75 гг. до н. э.), что указывает на успокоение, наступившее после вторжения скифов (саков) и тохаров (юэчжи).

Дальнейшая история Парфянского царства принадлежит Ирану. В нашу задачу не входит изложение борьбы парфян с Селевкидами и Римом на Евфрате.

О культуре эпохи Аршакидов мы еще мало знаем. Характерно отсутствие художественных памятников Аршакидов в Иране, кроме сильно поврежденного рельефа Митридата II у подножья Биситунской скалы. Около Нисы, недалеко от Ашхабада, археологической экспедицией были открыты гробницы ранних Аршакидов¹³². Аршакидская эпоха отличалась дальнейшим проникновением эллинистической культуры в Иран. Парфянские цари называли себя филэллинами¹³³, при их дворах ставились греческие трагедии, и во многих отношениях аршакидская эпоха может рассматриваться как продолжение предыдущей эпохи Селевкидов¹³⁴. Эллинистические веяния проникли и на рубежи Парфянского царства, где продержались значительно дольше, когда в самом Иране уже наступил расцвет национально-иранской культуры при Сасанидах. В религиозном отношении парфянская эпоха была временем большого религиозного синкретизма.

Остается малоизвестным и парфянский язык. При раскопках в Нисе был найден небольшой обломок глиняной чаши с письменами, напоминающими письмена текста Авроманского пергамента (начало н. э.)¹³⁵.

Древний мир во II в. до н.э.

Исторически тесно связанная с Парфией, сатрапия Бактрия¹³⁶ включала в свой состав Северный Афганистан (к северу от Гиндукуша) и южную часть Согдианы. Это были плодородные области с многочисленным оседлым населением (Страбон, XI, 516). Земледелие поддерживалось ирригационными каналами, а также использованием рек. Богиня Анахита почиталась покровительницей области и слыла за олицетворение р. Окс. Источники говорят о значительном населении греков в Бактрии-Согдиане. Как мы уже отмечали, Александр Великий основал здесь около 8–12 колоний для защиты от кочевников. После его смерти (323 г. до н. э.) Бактрия вошла в состав царства Селевка I Никатора.

После резни греческих военных колоний Александрия в Маргиане (Мерв) была разрушена кочевниками. Селевкиды, стремясь укрепить свою империю и усилить греческий элемент на окраинах, продолжали строить военные колонии. Снабжение этих колоний поселенцами и необходимым инвентарем потребовало большого напряжения. На помощь селевкидским монархам пришло греческое население Ионии, которое освоило новые колонии. Многие из таких поселений населялись не греками, а местным населением, перенимавшим греческое устройство города, язык и даже имена. Многие туземные города превратились в колонии. Так, в Антиохии-Мерве существовала довольно многочисленная торговая колония сирийцев¹³⁷. Селевкиды не стремились продолжать политику Александра по отношению к иранским феодалам, а строили свою власть на греческих колонистах. Иранские феодалы оставались в стороне и, видимо, очень неохотно шли на службу к селевкидским монархам. Этим объясняется ограниченное количество рыцарской иранской конницы в рядах селевкидских армий¹³⁸.

Южнее Бактрии, по южную сторону Гиндукуша, лежала сатрапия Паропамиза (Paropamisadal). Во II в. до н. э. в состав этой сатрапии входила территория, лежащая между Гиндукушем и р. Кунар, т. е. долины Пенджшира и Гурбенда, часть Кафиристана, Лагман, Кабулистан, долина Кабулруда вплоть до г. Джелалабад. В эпоху Селевкидов сатрапия делилась на епархии: Капишу (Kapīśa), Опиан со столицей Александрией (Опиан около Чарикара) и Кабул (Корhen). Столицей сатрапии была Александрия — Капиша.

В царствование Антиоха II Теоса восточные сатрапии стали обособляться. Как уже было упомянуто, около 250 г. до н. э. сатрап Бактрии Диодот объявил себя самостоятельным владетелем¹³⁹. Селевкидам не удалось восстановить положение на восточных границах государства, и в течение долгого времени им пришлось мириться с ненормальным положением в восточных сатрапиях. Около 246 г. до н. э. Диодот Бактрийский женился на дочери Антиоха II, которому пришлось заискивать перед сатрапом своей империи, чтобы отразить нападение Птолемея III. Умер Диодот около 230 г. до н. э.¹⁴⁰, и ему наследовал Диодот II, который принял царский титул. Положение его значительно укрепилось после заключения союза с Тиридатом Парфянским, который воевал с Селевком II Каллиником и стремился обезопасить себя на восточной границе. Диодот II был свергнут в результате восстания Евтидема, родом из Магнезии в Лидии (Полибий, XI, 34, 1).

В состав царства Евтидема входили, кроме Бактрии, Согдиана и Фергана. В руках Греко-Бактрийского царства находились караванные пути из Согдианы в Таримский бассейн (так называемый Шелковый путь). Возможно, что Евтидем владел западной частью Таримского бассейна¹⁴¹. Аполлодор говорит, что власть греческих правителей Бактрии распространялась и на владения Серов (seres), т. е. Таримский бассейн, и фринов ~ фрунов (phryni), т. е. хуннов (Страбон, XI, 516). Греческое ηαρεμβολη̄ — «лагерь» дважды упоминается в текстах кхароштхи¹⁴².

Карта Бактрии

В 208 г. до н. э. на владения Евтидема нападает Антиох III Великий¹⁴³. Евтидему не удалось остановить его на рубеже Герируда (Полибий, X, 49), с 10 тысячами всадников он отступил к Бактрам и в стенах города выдержал двухлетнюю осаду. Угроза Евтидема призвать на помощь среднеазиатских скифов заставила Антиоха согласиться не расширять конфликта. Был заключен мир, причем Евтидем сохранил за собой свои владения. Мир был закреплен союзом, что показывает, что Антиох стремился заручиться содействием могущественного сатрапа, вероятно, против Парфии. Деметрию, старшему сыну Евтидема, посланному в стан Антиоха, селевкидский правитель предложил дочь свою в жены.

Около 206 г. до н. э. Евтидем распространяет свою власть на долину Кабула и Капищу (Александрия Кавказская). Около того же года или несколько позже Евтидем перешел р. Герируд (Арий) и отвоевал у парфян области Аставену (Astauena), Апаварктикену (Apavarktikene) и Парфиену (Parthyene), которые были преобразованы в бактрийские сатрапии Танурию и Траксиану (Танурия лежала на верхнем Атреке, а Траксиана — в долине Кешефруда). В Танурии, Траксиане, Маргиане, а также в районе между Мерврудом (Мургаб) и Герирудом наместником был поставлен младший сын Евтидема — Антимах. Столицей наместничества была Антиохия (Мерв).

Многочисленные монеты Евтидема показывают, что царствование его было продолжительным и что Бактрия и Южная Согдиана достигли при нем замечательного экономического развития.

После смерти Евтидема около 189 г. до н. э. ему наследовал сын его Деметрий, который значительно расширил Бактрийское царство и мечтал о завоевании соседней империи Маурьев в Северной Индии. Между 187 и 184 г. до н. э. Деметрий присоединяет к своему царству селевкидские провинции Арейю, Арахосию и Дрангиану. В Арахосии он основал город Деметрию, который, согласно Исидору Харакскому, был расположен на главной дороге из Дрангианы в долину Кабула.

Около 184 г. до н. э., воспользовавшись падением династии Маурьев, Деметрий выступил против захватчика власти Пушьямитры. Бактрийские войска, во главе которых стояли полководцы Аполлодот и Менандр, двинулись двумя группами: первая, под начальством Менандра, наступала по старому торговому и военному пути через Таксилу и Сагалу (Сиалкот) в Индийское Двуречье и бассейн Ганга; вторая, возглавляемая Аполлодотом, — вниз по Инду, в Синд и Сураштру.

В Таксиле Деметрий строит новый город (городище Сиркап), куда переселяет население старого города. Древний город Сагала (нынешний Сиалкот) переименовывается в Евтидемию¹⁴⁴. Менандр завоевывает Паталипутру, столицу Маурьев. Согласно В. Тарну, индийский поход Деметрия являлся подражанием походу Александра Великого. Однако Деметрию не суждено было завершить свой план покорения империи Маурьев. Антиох IV Эпифан решил воспользоваться отсутствием Деметрия в Бактрии, чтобы отвоевать бывшие селевкидские сатрапии. Во главе армии был поставлен Евкратид, который около 175 г. до н. э. двинулся по южной дороге из Сузианы на Дрангиану, откуда повернул на север, против Герата (Арейя), Мерва (Анитиохия) и Бактр¹⁴⁵. Ему удалось быстро завоевать Дрангиану, Арахосию, Арейю, Бактрию и Южную Согдиану (Юстин, XI, 6, 3). Объясняя его успех, Тарн¹⁴⁶ высказывает мнение, что Евкратид сумел поднять восстание против Евтидемидов среди греческих поселенцев, верных Селевкидам. Деметрию пришлось покинуть Пенджаб и вернуться в Бактрию. Менандр очистил Паталипутру и отошел к Матхуре и Сагале. Смерть Деметрия ускорила развязку, а Евкратид превратился в вассального владетеля восточных сатрапий Селевкидской империи. Он ознаменовал свою победу основанием в Бактрии города Евкратидия, выпуском особой золотой медали, а также выпуском новых тетрадрахм с титулом «Великий Царь» (Βαδιλέωσ μεγαλου Ευκρατσου). Аполлодор называл царство Евкратида «царством тысячи народов» (Страбон, XV, 1, 3).

Укрепив свое положение в Бактрии, Евкратид двинулся около 165 г. до н. э. за Гиндукуш, где завоевал Капишу (серия двуязычных квадратных бронзовых монет с изображением тронного Зевса и надписью письменами кхароштхи: «Бог города Капиши»). Наместники Деметрия в Индии объявляют себя самостоятельными владетелями. Власть Менандра (Милинда буддийских писаний) распространяется на Гандхару. Смерть Антиоха IV Эпифана в 163 г. до н. э. заставила Евкратида вернуться в Бактрию, которой угрожали парфяне. В 162 г. до н. э. происходит восстание Тимарха, сатрапа соседней с Парфией Мидии, и в 161–160 гг. Митридат I завоевывает Мидию до Загросского хребта, а затем отвоевывает у бактрийцев Танурию и Траксиану. Евкратиду пришлось также бороться с согдийцами (Юстин, XLI, 6).

После смерти Евкратида в 159/58 г. до н. э.¹⁴⁷ на престол Бактрийского царства взошел его сын Гелиокл. Бактрийское царство в правление Гелиокла включало Бактрию, Южную Согдиану и, видимо, Мерв. К западу от Ариуса (Теджен) лежали парфянские владения, причем Герат находился во владении Митридата. Власть Гелиокла распространялась также на Александрию-Капишу и Паропамизскую область.

После смерти Менандра (ок. 150/45 г. до н. э.), когда во главе восточногреческого царства в Пенджабе встала его вдова Агафоклея и малолетний сын Стратон, Гелиокл воспользовался ослаблением царства и вторгся в Гандхару. Он занял Гандхару и Таксилу, а Стратон отступил за Джелум, где оставался во владении Восточным Пенджабом и Матхурой. В самой Бактрии наместником был оставлен молодой Евкратид II, брат или сын Гелиокла. В 141 г. до н. э. Гелиокл заключил союз с Селевкидом Деметрием II Никатором против Парфии (Юстин, XXXVI, 1, 4). В этой войне, в которой Митридат I лично руководил операциями в Гиркании, действия греко-бактрийцев были неудачны. После смерти Гелиокла восточными провинциями царства в Индии правил Антиалкид.

Под 141 г. до н. э. Греко-Бактрийское царство упоминается в источниках в последний раз. Начинается смутная эпоха. Между 141 и 128 г. до н. э. (год посещения Бактрии посольством Чжан Цяня) тохары (да юэчжи) перешли Яксарт и вторглись в пределы Бактрийского царства (Страбон, XI, 515)¹⁴⁸.

Около 130 г. до н. э. скифские племена¹⁴⁹ — племена сакаравака (Sacaraucae) и массагетов — перешли парфянскую границу и двинулись по старому кочевому пути Мерв — Герат. Одновременно тохары заняли Южную Согдиану, перешли Окс (Амударья) и подчинили своему влиянию Бактрию. Чжан Цянь¹⁵⁰, посетивший Бактрию после завоевания области тохарами-юэчжи, говорит, что ее население занималось торговлей и жило в обнесенных стенами городах и что главный город назывался Ланьцзи, т. е. Александрия (Κατά Βάκτρα, т. е. Бактры)¹⁵¹. Страна была разделена на небольшие феодальные владения. В соседней Согдиане, как и в Бактрии, долины рек были заняты земледельческим оседлым населением, горные же пастбища принадлежали кочевому населению, причем появление новых кочевых племен не всегда означало разорение земледельческих районов. Как и парфяне, скифы и, вероятно, тохары умели приспосабливать к своим нуждам уже существующие порядки.

Мы не знаем, как произошло падение греческого царства в Бактрии. Влияние греческого языка и культуры еще долго чувствовалось в крае: так, греческое письмо еще встречается в Тохаристане, на монетах хуннов-эфталитов в V в. н. э.¹⁵²

Нашествие скифских (сакских) племен явилось концом греческих владений в Северо-Западной Индии. Под давлением парфян скифы из Герата двинулись в Систан. Митридат II назначил наместником на восточную границу Сурена¹⁵³, которому между 124–115 г. до н. э. удалось оттеснить скифов в Арахосию. Из Арахосии, вероятно, через Боланский перевал скифы вторглись в пределы сатрапии Абирии па Инде, затем спустились вниз по Инду в Синд (Patalene) и Сураштру (Катхиавар). Около 80 г. до н. э. скифы двинулись из Абирии вверх по Инду под начальством своего царя Моги (греч. Maues ~ Mauakes, сравн. скифского ферганского владетеля Мугуа, упомянутого под 101 г. до н. э.). Около 77 г. до н. э. скифы берут Гандхару и в 70 г. завоевывают всю область Гандхары. Следует отметить, что скифы не были разрушителями. Еще у себя на родине в Туркестанском Двуречье они свыклись с культурой оседлых оазисов, откуда получали земледельческие продукты и изделия городских ремесленников. В Индии они сохранили греческие сатрапии, продолжали чеканить монеты с двуязычными надписями, словом, восприняли греко-индийскую культуру. Еще около 87 г. до н. э. часть скифов прошла на север через Александрию — Газни и утвердилась в долине Кабула, где стала чеканить монеты с двуязычными надписями: на греческом и письмом кхароштхи. Цари кабульских скифов носили иранские имена: Сналахор, сын его Сналагадам и Сналиризий. Между 70 и 60 г. до н. э. Кабульская долина была завоевана скифским царем Могой. Смерть царя Моги в 58 г. до н. э. (начало Vikrama эры) помогла восстановлению греческих владений в долине Кабула: около 50 г. до н. э. в Паропамизе утверждается Гермей (Hermaens), который умер, вероятно, около 30 г. до н. э.

Скифские владетели Восточного Ирана и Северо-Западной Индии признавали сюзеренитет парфянского «царя царей», согласно феодальному строю, существовавшему в Парфянском государстве. В I в. н. э. парфянское влияние в восточноиранских областях усиливается. Парфянский царь Гондофар, основатель Кандагара, объединяет скифские владения в Северной Индии и основывает обширное царство в Восточном Иране и Северо-Западной Индии, от Систана до Западного Пенджаба. Он взошел на престол в 19 г. н. э. и объявил себя «царем царей», правил еще в 55/58 г.

К концу IV в. до н. э. Скифская держава на юге России переживала трудный момент. Боспорское царство успешно отражало набеги скифов, а с востока надвигалась новая кочевая орда иранских племен — сарматы (ευρμάται~εαρμάται), которые, пройдя Уральские и Оренбургские степи, перешли Волгу и достигли рубежа Дона, вероятно, вытеснив скифов с Кубани. Эти многочисленные иранские племена первоначально кочевали у Аральского моря. О сарматах до археологического исследования Кубани, Юга России и Оренбургских степей мы знали только по отрывочным сведениям из Тацита, Валерия Флакка, Арриана, Аммиана Марцеллина, а также по изображениям на колонне Траяна и на арке Галерия в Салониках. Благодаря исследованию древностей Юга России и степей Юго-Востока мы в состоянии описать культуру и быт этих новых кочевых племен, которым суждено было играть выдающуюся роль в истории Европы в течение почти пяти веков.

С появлением сарматских племен на Юге России изменяется инвентарь погребений. Наблюдается уменьшение греческого влияния и преобладание восточноиранского. Уже в скифских погребениях конца IV — начала III в. до н. э. (большой Александропольский курган, погребения Среднего Дона и Днепра) замечается появление новых веяний с востока. Появляется конский убор с новой орнаментацией, имеющей мало общего со скифским «звериным стилем» и носящей следы иранского ахеменидского влияния. Конское погребение исчезает, и преобладает погребение узды вместо боевого коня. Могилы новых пришельцев представляют собой ямы (квадратные, овальные или круглые), сделанные в материке и покрытые невысокими курганными насыпями. Следует отметить отсутствие деревянных срубов. Тело умершего обертывалось в кожу или меха. Инвентарь погребений традиционен: оружие, конское снаряжение, одежда, драгоценности, сосуды. Многие из предметов инвентаря носят следы сильного иранского влияния и, возможно, являются изделиями ахеменидского Ирана. Следует особо упомянуть две серебряные чаши иранской работы с арамейскими надписями из кургана около д. Прохоровка Оренбургской области. Главным оружием погребенных воинов была длинная пика и прямой железный меч. Попадаются среди находок и железные панцири. Предметы, украшенные «звериной» орнаментикой, редки, и преобладает геометрический орнамент со стремлением к полихромии. Таков общий характер погребений Оренбургской степи, которые академик М.И. Ростовцев относит к IV–III вв. до н. э., т. е. к началу сарматской эпохи¹⁵⁴. Весьма сходные сарматские погребения были исследованы в устье Дона у станицы Елизаветовской (раскопки А. Миллера), в бывш. Саратовской и Царицынской губерниях и около Ставрополя на Кубани. В III в. появляется новый тип ювелирных вещей с богатой полихромией иранского происхождения (погребения Тамани и Горгиппии (Анапа)), а также новый тип поясных пряжек, не встречавшийся в погребениях скифской эпохи. В последнее время сарматские погребения были находимы и далее на восток от Оренбургских степей. Так, в 1928 г. археологи М.П. Грязнов и М.В. Воеводский обследовали четыре кургана в 3 км от с. Бурань, где ими было вскрыто пять погребений, относимых к скифо-сарматской эпохе. Найдены были части костяков, керамика, драгоценности из бронзы и золота (два перстня и бусы). Установлено сходство этих погребений с курганами на Алтае, в Урянхайском крае и в Монголии.

К концу III в. до н. э. сарматы перешли Дон и двинулись к Днепру. Скифы, теснимые по Нижнему Днепру кельтскими племенами, принуждены были отойти в степи Северной Таврии и в Крым. В 284 г. до н. э. кельты прошли опустошительным набегом по Фракии и степям к западу от Днепра.

Во II в. до н. э. сарматская экспансия¹⁵⁵ достигает своего высшего напряжения и стоит, вероятно, в связи с теми крупными передвижениями народов в степях западной части Средней Азии, которые были вызваны появлением кочевой орды индо-скифов-тохаров (юэчжи китайских анналов), в свою очередь вызвавшей уход скифов (саков) на юг в Иран и Северо-Западную Индию. Рассмотрению событий, разыгравшихся в восточной части Средней Азии и вызвавших переселение орды индо-скифов-тохаров, мы посвятим следующую главу. На востоке, в степях Северной Монголии поднялась новая волна племен, которым суждено было начать Великое переселение народов.

Принятые сокращения

ВДИ — Вестник древней истории. М.

ЗИВАН — Записки Института востоковедения АН СССР. Л.

ЗРАО — Записки Русского археологического общества. СПб.

ИГАИМК — Известия Государственной Академии истории материальной культуры. М.—Л.

ИНВИК — Известия Нижневолжского института краеведения. Саратов.

ИТОИАЭ — Известия Таврического общества Истории, Археологии, Этнографии. Симферополь.

ИТОРГО — Известия Туркестанского отдела Императорского Русского географического общества. Ташкент. МАР — Материалы по археологии России. СПб.

МГР — Материалы по геологии России. СПб.

МЭ — Материалы по этнографии.

СА — Советская археология. М.

СВ — Советское востоковедение. М.—Л.

СОРЯС — Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. СПб.

AJA — American Journal of Archaeology. N.Y.

AMI — Archiv Mittelungen aus Iran.

AO — Acta Orientalia. Ediderunt societates orientales Batava, Danica, Norvegia (Svecica). Leiden.

AOr — Archiv Orientalni. Praha.

APAW — Abhandlungen der Preussischen Akademie der Wissenschaft. Berlin.

BEFEO — Bulletin de I'Ecole française d’Extrême-Orienl. Paris.

BGA — Bibliotheca geographorum arabicorum. Edidit M.J. de Goeje, pars I–VIII. Lugduni Batavorum.

BGSOC — Bulletin of the Geological Society of China. Peiping.

BMFEA — Bulletin of Museum of Far Eastern Antiquetes. Stockholm.

BSO(A)S — Bulletin of the School of Oriental (and African) Studies. London Institutes (Univercity of London).

CAH — The Cambridge Ancient History. Cambridge.

ESA — Eurasia Septentrionalis Antiqua. Helsinki.

GJ — The Geographical Journal. London.

IHQ — Indian Historical Quarterly.

JA — Journal Asiatique. Paris.

JAOS — Journal of the American Oriental Society. N.Y., New-Haven.

JASB — Journal of the Asiatic Society of Bengal. Calcutta.

JRAS — The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. London.

MAGW — Mittelungen der Anthropologischen Gesellschaft. Wien.

MDAFA — Mémoires de la Délégation archéologique Française en Afganistan. Paris.

MO — Le Monde Oriental. Uppsala.

OZ — Ostasiatische Zeitschrift.

Pett. Mitt. — Petermanns Geographische Mittelungen. Gotha

PWRE — Pauly-Wissova-Kroll. Real=Enzyclopädie der classischen Allertumswissenschaft. Stuttgart.

RA — Revue archéologique. Paris.

SBAW — Sitzungsberichte der philosophisch-philologischen und der historischen Classe der Königl. Munchen, Berlin, Wien.

SMYA — Suomen Muinaismuistoyhdistyken aikaukauskirja. Helsinki.

Wr. Beiträge — Wiener Beiträge zur Kunst und Kullurgeschite Asiens.

WZKM — Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes.

ZDMG — Zeitschrift der Deutschen morgenländischen Gesellschaft. Leipzig.

Примечания

Введение

1. С исторической точки зрения правильнее было бы говорить о пустынно-степном поясе, простирающемся от Венгрии на западе до хр. Большой Хинган на востоке.

2. Среднеазиатское «месторазвитие». Понятие месторазвития обнимает одновременно и социально-экономическую среду, и занятую ею географическую территорию. Процесс, связывающий социально-экономическую среду с географической, есть процесс двухсторонний. См.: Савицкий П.Н. Россия — особый географический мир. Прага, 1927. С. 31, прим.; см. также: East W.C. The geography behind history. London, 1945. P. 136, next.

Для всего евразийского степного пояса характерна широтная зональность: степной пояс, пояс полупустыни и пояс абсолютной, или настоящей, пустыни. См. прекрасную статью П.Н. Савицкого «О задачах кочевниковедения» в кн. Н.П. Толля «Скифы и гунны». Прага, 1928.

3. Merzbacher С. Die Gebirgsgruppe Bogdo-Ola // Abhandlungen der Akademie der Wissenschaft. XXVII, 5. Munchen, 1916. S. 235, folg.

4. См.: Clavijo Embassy to Tamerlane 1403–1406. Transl. by Guy Le Strange. London, 1928. Chap. X–XI; Клавихо Рюи Гонзалес, де. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403–1406 гг. Подлинный текст с переводом и примеч., сост. под ред. И.И. Срезневского // СОРЯС. Т. XXVIII, 1. СПб., 1881.

5. Andersson J.G. Children of the Yellow Earth. London, 1934. P. 232.

6. Stein A. Innermost Asia // GJ. LXV, 6. 1925. P. 475.

7. Обручев B.A. Предварительный отчет о геологических исследованиях в Бухаре и Зарафшанском округе // МГР. Т. XIII. 1889.

8. См.: Бартольд В.В. Сведения об Аральском море и низовьях Амударьи с древнейших времен до XVII в. // ИТОРГО. Т. IV; Научные результаты Аральской экспедиции. Вып. 2. Ташкент, 1902 (имеется немецкий перевод, изд. в Лейпциге в 1910 г.); Мушкетов И.В. Туркестан. Пг., 1915. Т. I. С. 343–353; Берг И.С. Аральское море. СПб., 1908.

9. Herrmann A. Die alte Verbindung svischen dem Oxus und dem Kaspischen Meer // Pel. Mitt. 1913. Bd. II.

10. См.: Tate G.P. Seistan. Pt. II. Calcutta, 1910. P. 107–177.

11. Hedin Sven. Across the Gobi desert. London, 1931. P. 360–392. См. также: Trinkler E. Die Lobwüste und das Lobnor-Problem auf Grand der neuesten Forschungen // Zeitschrift der Gesellschaft für Erdkunde. 1929. № 9/10. S. 353–369.

12. Озерная область Западной Монголии состоит из трех обширных котловин: Убсунурская котловина (750 м), лежащая между хр. Таину-Ола, массивом Харкара-Ула, хр. Хан-Хухийн и западными отрогами Хангая; Хобдоская котловина (оз. Хяргас-Нур — 800 м над ур. моря), лежащая между Хангайской горной страной, Хан-Хухийном и Монгольским Алтаем; и Уланнурская котловина, лежащая к югу от Хангая и к северу от массивов Цэцэн, Хайрхан, Их-и Бага-Богдо.

13. См.: Смирнов. Отчет Гидрохимического отряда Монгольской экспедиции. Л., 1926. С. 4.

14. Отгон-Тэнгэр-Хайрхан в западной части хр. Тарбагатай-Ула, между истоками рр. Идэр и Буянт.

15. Орхон впадает в оз. Улан-Hyp. Туйн-Гол впадает в Орог-Нур, берет начало в Суварга-Хайрхан.

16. Южномонгольский степной пояс не ниже 750 метров, пики достигают 2100 м.

17. Особняком стоит Ордосское плато, лежащее к югу от Желтой реки и принадлежащее к лессовой области Северо-Западного Китая. Геоморфологические особенности, климат и состав кочевого населения, как в прошлом, так и в настоящем, заставляют отнести Ордос к областям Внутренней Азии.

18. По данным Г.Н. Потанина уровень воды в Гашун-Нуре некогда поднимался до урочища Хобдин-Оботу, лежащего на 400 м выше настоящего уровня Гашун-Нура. См.: Потанин Г.Н. Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия. СПб., 1884–1886. Т. I. С. 475.

19. Колебания температуры в Тибете достигают 23–38° С.

20. Средняя высота нагорья — 4500 м. На нагорье встречаются котловины, в которых возможно земледелие, например долина Вангпо (до 3000 м) на северном берегу оз. Данграюм. См.: Roerich С. Trails to Immost Asia. Yalle University Press, 1931. P. 428; Hayden. Sport and travel in the Highlands of Tibet. London, 1927. P. 142–143.

21. Район между Ларго-Кангри (Аруцо) и хр. Тангла мало исследован.

22. Хорошая карта озерной области приложена к книге: Hayden. Sport and travel... (карта масштаба 1:1000 000).

23. Местные кочевники называют также этот хребет — Бурхан-Богдо.

24. См.: Ward Kingdon F. The Riddle of the Tsang-po gorges; the Mystery Rivers of Tibet. London, 1923; A Plant-Hunter in Tibet. London, 1934. См. также: Bailey F.M. Journey through a portion of South-Eastern Tibet and the Mishmi Hills // GJ. № 39. P. 394, next; Exploration of the Tsang-po or Upper Brahmaputra // GJ. № 44. P. 341, next.

25. Хр. Баин-Хара представляет собой восточное продолжение хребта Кук ушили.

26. Burrard & Hayden. A sketch of the geography and geology of the Himalaya mountains and Tibet. 1st ed. London, 1908. P. 127; Gregory J.W. & Gregory C.J. The Alps of Chinese Tibet. London, 1923. P. 308, next.

Древнейший период

1. H. Osbom (1900), W.D. Hathew (1915), Davidson Black (1925), см.: Asia and the Dispersal of Primates // BGSOC. IV. 2. P. 133–183.

Известный американский геолог проф. А. Гребо считает, что в Монголии и Туркестане будет найден Protanlhropus. См.: Crabau A.W. Tibet and the Origin of Man // Hyllningsskrift Tillaegnad Sven Hedin. Stockholm, 1935. P. 317–325.

2. См.: Boule M., Breuil H., Licenyt E., Teilhard de Chardin P. Le Paleolithique de la Chine // Archives de I’Institut de Paleontologie humaine. Memoire IV. Paris, 1928; Keith Arthur, sir. New discoveries relating to the antiquity of Man. London, 1931. P. 245–253.

3. См.: Teilhard de Chardin P. Esquisse de la prehistoire chinoise // Bulletin catholique de Peking. 1934. Mars; Les fouilles prehistoriques de Peking. Revue des questions scientifiques. Louvain, 1934. P. 181–193; Bulletin of the Catholic University of Peking. 1931. № 8. P. 135, next.

4. См.: Keith Arthur, sir. New discoveries... P. 254–294, где указана специальная литература о доисторическом человеке Китая (Sinanthropus Pekinensis).

5. См.: Бонч-Осмоловский Г.А. Доисторическая эпоха Крыма. Путеводитель по Крыму. Симферополь, 1925; он же. Палеолитическая стоянка в Крыму. М., 1925; он же. Крымская экспедиция. Этнографическая экспедиция Этн. Отдела Гос. Русского Музея в 1924–25 гг. Л., 1926; он же. Доисторические культуры Крыма // Крым. 1926. № 2; Эрнст Н.А. Люди ледникового периода в Крыму // Крым. Симферополь, 1930; Летопись археологических раскопок и разведок в Крыму за 10 лет (1921–1930) // ИТОИАЭ. Т. IV (1930). Симферополь, 1931; Городков В.А. К определению древности мезолитической стоянки в пещере Кинк-Коба // ИТОИАЭ. Т. II. Симферополь, 1928; Boulе М. L’homme de Neanderthal en Crimée // L᾽Anthropologie. XXXVII, 5–6. 1926. P. 604; La Paleontologie humaine en Crimée // L᾽Anthropologie. XXXVII, 5–6. 1926. P. 601; Hancar F. Urgeschichte Kaukasiens. Wien. 1937. S. 36–50.

6. В Трудах Экспедиции название урочища передано как Shabarakh-usu, что является искажением монгольского Шабар-Усу — «Грязная Вода».

7. Berkley & Nelson. Geology and Prehistoric Archaeology of the Gobi // American Museum Novitates. № 222. P. 12. В археологическом отношении экспедиция обследовала полосу, лежащую между Калганом на востоке и массивами Их- и Бага-Богдо на западе.

8. Толмачев В.Я. Sur le paleolithique de la Mandchourie // ESA. IV. 1929. P. 1–8.

9. Коллекция Савенкова хранится в Музее этнографии и антропологии при Академии наук. Согласно проф. Петри, собрание Савенкова содержит как палеолитические, так и неолитические типы орудий.

10. Петри Б.Э. Сибирский Палеолит. Иркутск, 1923; он же. Сибирский Палеолит. Атлас. Иркутск. 1927.

11. Burkitt М.С. Some reflections on the Aurignacien Culture and its female statuettes // ESA. IX. 1934. P. 113, next.

12. См.: Герасимов M.M. Новые стоянки доисторического человека в окрестностях Хабаровска // ИВСОРГО. Т. I. III. Иркутск, 1928.

13. Окладников А.П. Археологические исследования на Ангаре. 1936 // СА. IV. 1937. С. 319, след.

14. Heim A. Minya Gongkar. Forschungreise ins Hoch-Gebirge von Chinesische Tibet. Berlin, 1933. S. 175, fig. 20. Исследования Гейма впервые установили наличие лесса в Северо-Восточном Тибете, который образует пояс, простирающийся через Даофу на юго-восток, причем процесс отложения лесса продолжается и в современную нам эпоху.

15. См.: Hawka J. & Terra, de. в «Mem. Conn. Acad. Arts and Science». Vol. VIII. 1934. June.

16. См.: Hedin Sv. Ratsel der Gobi. Leipzig, 1931. S. 261–274; Bergman F. Travels and archaeological fieldwork in Mongolia and Sinkiang // Scientific Reports of the Sino-Swedish Expedition. Vol. XI. 4.

17. См.: Notes sur deux instruments neolithiques de Chine // L’Anthropologie. XXXV, 1–2. 1925. P. 63–74.

18. Torii R. Polulations primitives de la Mongolie Orientale // Journal of the College of Science, Imp. University of Tokyo. Vol. XXXVI. 1913.

19. См.: Teilhard de Chardin P. Some observations on the archaeological material collected by mr. Loukashkin near Tsitsikar // BGSOC. XI, 2. Peiping, 1931; Loukashkin A. New datae on the Neolithic Culture in Northern Manchuria. A report on some excavations in the valley of the Nonnin river, near Tsitsikar station on the Chin. E. Rly // BGSOC. 1931. № 2; Лукашкин A.C. Новые данные о неолитической культуре в Северной Маньчжурии // Вестник Маньчжурии. 1931. № 2; Исследования неолитических стоянок близ ст. Цицикар // Вестник Маньчжурии. 1934.

20. См.: Stein A. Innermost Asia. Detailed report of explorations in Central Asia, Kan-Su and Eastern Iran. 4 vols. Oxford, 1928. Vol. II. P. 1057; см. также Указатель под «stone»; Smith R.A. The Stone Age in Chinese Turkestan // Man. XI. P. 81; Stein A. Innermost Asia. Vol. III. Tab. XXII (Лобнор); он же. Serindia. Detailed report of Explorations in Central Asia and Westemmost China. 5 vols. Oxford, 1921. Vol. IV. Tab. XXX; там же. Vol. I. P. 356–363.

21. Bergman F. Archaeological researches in Sinkiang // Scientific Reports of the Sino-Swedish Expedition. Vol. VII, 1.

22. Толстов С.П. Древности Верхнего Хорезма // ВДИ. 1941. № 1. С. 156–159.

23. Окладников А.П. Археологические исследования на Ангаре // СА. 1937. IV. С. 319–22.

24. Обручев В.А. Полевая геология. М., 1931. Т. II. С. 294.

25. Дикая лошадь, распространившаяся по Западной Европе в период степного цикла, продержалась в некоторых частях Европы весьма продолжительное время. Так, известно, что табуны диких лошадей еще встречались в Вогезских горах в царствование короля Франции Франциска I.

26. См. статью Шейля «L’époque du cheval en Elam et en basse Mésopotamie» в «Melanges offerts’ a M. Gustave Schlumberger». Paris, 1924.

27. II тыс. до н. э. — пояс расписной керамики: Шипениц в Буковине — Кокутени в Молдавии — Петрены в Бессарабии — Триполье (около Киева) — Баньшань в Ганьсу — Яншаоцуань в Хэнани (ок. 1700 до н. э.).

28. Sergi G. Gli Arii in Europa e in Asia. Torino, 1913.

29. См.: Explorations in Turkestan. Expedition of 1904. Prehistoric civilization of Anau, ed. by R. Pumpelly. Vol. I, II. Washington 1908; Frankfort H. Studies in early pottery of the Near East, Asia, Europe, and the Aegean, and their earliest interrelations. London, 1927. P. 1, 157, 163, 187; Bukinic D. Neues über Anau und Namasga-lepe // ESA. V. 1930. S. 9–21.

30. См.: Andersson J.G. An Early Chinese Culture // BGSOC. 1929; он же. Children of the Yellow Earth. 1934.

31. Andersson J.G. Children of the Yellow Earth. P. 229–233.

32. Такое положение трупа было широко распространено по всей Средней Азии. Возможно, что помещение трупа в скорченном положении тибетцами во время совершения погребального обряда перед его сожжением или разрезанием на куски для кормления грифов и прочих хищных птиц является пережитком седой древности. Кочевники Северного Тибета (западные хоры, или нубхор) обычно спят не ложась, в скорченном положении, положив голову на колени, которые поддерживаются руками.

33. См.: Толстов С.П. Древности Верхнего Хорезма. С. 155–184; он же. Древний Хорезм. Опыт историко-археологического исследования. М., 1945; см. также: AJA. 1946. 1, 2. Р. 307. next.

34. И.В. Спицын (Кремневые орудия с дюнных стоянок Калмыцкой области // ИНВИК. Т. IV. Саратов, 1931. С. 91) на основании изучения этих кремневых орудий считает, что культура ранних микролитов является переходным этапом к эпохе палеометалла.

35. См.: Труды V археологического съезда. Т. I. С. 246–320. Курганы при устье Китоя, притока Ангары.

36. Бедность инвентаря объясняется еще тем, что в причерноморских степях медь не добывалась и руду приходилось привозить с Урала, из Закавказья и Венгрии.

37. Спицын А.А. Курганы с окрашенными костяками // ЗРАО. Т. XI, вып. 2. С. 66.

38. Об оседлом характере населения причерноморских степей см. интересную работу А.П. Круглова и Г.В. Подгаецкого «Родовое общество степей Восточной Европы». М.—Л., 1935. С. 69, след., с. 147, след. См. также: Tallgren A.M. La Pontide Prescythique apres I’introduction des metaux // ESA. II. 1926.

39. Городцов В.А. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губ. в 1901 г. // Труды XII археологического съезда. Т. I. Харьков, 1902.

40. Ebert М. Südrussland in Altertum. Bonn — Leipzig, 1921. S. 38, folg., S. 60, folg., S. 156.

41. Круглов и Подгаецкий (см.: Указ. соч. С. 136) считают микролиты пережитком.

42. Фармаковский Б.В. Архаический период в России // MAP. Т. XXXIV. 1914.

43. См.: Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. Пг., 1918. С. 8, след.; он же. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922. P. 22, 31; он же. L’age du ouivre dens le Caucase septentrional et les civilisatione de Soumer et de L’Egypte protodynastique // RA. 1920. P. 1–37; он же. The Sumerian Treasure of Astrabad // Journal of Egyptian Archaeology. VI, 1. 1920. P. 4–27; он же. The Animal Style in South Russia and China. Princeton, 1929. P. 18. См. также: Contenau G. Manuel d’archeologie orientale. Vol. 3. P. 1565–1575; Tallgren A.M. Caucasian monuments // ESA. V. 1930. S. 180; Eu der nordkaukasischen Bronsen // ESA. VI. 1931. S. 144; Schmidt A.V. Kurgane der Stanica Konstantinovskaya // ESA. IV. 1929. S. 18.

44. Подобные дольменные погребения с отверстиями в поперечной плите были найдены в Baalberg᾽e в Saal-Elbe.

45. Влияние трипольской керамики (меандр и спираль) особенно заметно в погребениях катакомбной стадии, открытых в Харьковской области. См.: Городцов В.А. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде...; Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде // Труды XIII археологического съезда. 1905. Т. I.

46. Находка погребения с окрашенным костяком в сооружении трипольской культуры. См.: Археолог. Летопись Южной России. 1889. Т. I. С. 8–9; Ebert М. Op. cit. S. 54; Городцов В.А. Бытовая археология. М., 1910. С. 151, след. Согласно Тальгрену (La Pontide Prescythique. Р. 23, 214), в начале периода палеометалла (ок. 1800–1500 гг. до н. э.) трипольские поселения были уничтожены нашествием с Севера, принесшим с собою каменные боевые топоры и веревочный орнамент в керамике. В «Monuments du Caucase», р. 37, он допускает восточное происхождение народа, уничтожившего трипольские поселения, но считает, что имело место и нашествие с Севера.

47. См.: Kossinna G. Die Indogermanen. Wuersburg, 1921; Childe Gordon V. The Aryans, a study of Indo-European origins. London, 1926. P. 159–182.

48. Feist S. Kultur, Ausbreitung und Herkunft der Indogermanen. Berlin, 1913. S. 27. Сравн. также лат. rodūs ~ rūdus («руда, медь»), др. слав. руда, староисландск. raude («красное железо») с сумерийским urudu («медь»).

49. См.: Peake Harold. The Bronse Age and the Celtic World. London, 1923; Myres J.L. в «САН». Vol. I. P. 83–85; Childe G.V. The Aryans... P. 187.

50. Tallgren A.M. La Pontide Prescythique... P. 221.

51. См.: Бернштам A.H. Историческое прошлое киргизского народа. Фрунзе, 1942; он же. Культура древнего Киргизстана. Фрунзе, 1942; он же. Археологический очерк Северной Киргизии. Фрунзе, 1943; он же. Памятники старины Таласской долины. Фрунзе, 1943; он же. Историко-культурное прошлое Северной Киргизии по материалам Большого Чуйского канала. Фрунзе, 1942; он же. Кенкольский могильник. Л., 1941.

52. Heikel A. Antiquitiés de la Sibérie Occidental. Helsingfors, 1894.

53. Могилы андроновского типа, по-видимому, соответствуют пятому типу радловской классификации погребений. Особенно часто они попадались в верховьях Иртыша и между Сергиополем и Семипалатинском. См.: Радлов В.В. Сибирские Древности. СПб., 1894–1902.

54. Грязнов М.П. Погребения бронзовой эпохи в Западном Казахстане // Сб. «Казахи». Л., 1927. Т. II. С. 172–257.

55. Рыков П.С. Работы в совхозе «Гигант» (Караганда) // ИГАИМК. 110. 1935. С. 40–48.

56. Бортвин Н.Н. The Verkhny-Kizil Find // ESA. III. 1928. S. 122–131.

57. Подробнее об андроновской культуре см.: Теплоухов С.А. Древние погребения в Минусинском крае // МЭ. Т. III. Вып. 2. С. 57; он же. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // МЭ. Т. IV. Вып. 2. Л., 1929.

58. Обзор археологических исследований военных лет дан В.И. Авдиевым в ст. «Историко-археологическое изучение Средней Азии» // Двадцать пять лет исторической науки в СССР. М., 1942.

59. Childe Gordon V. The Aryans... P. 159–182.

60. Cambridge History of India. Cambridge, 1922. Vol. I. P. 68–70.

61. См.: Spraschvergleichung und Urgeschichte. 1906/7; Die Indogermanen. 1919; Reallexicon der indogermanischen Altertumskunde. 1917–1921.

62. См.: Feist S. Indogermanen und Germanen. Halle, 1919; он же. Kultur, Ausbreitung und Herkunft der Indogermanen. 1913.

63. См.: Brandenstein W. Die erste indogermanische Wanderung. 1936; Keith Berriedale A. The Home of the Indo-Europeans // IHQ. XIII, 1 (1937). P. 1–30.

64. Lewy E. в «Ungarische Jahrbuch». Bd. VI. S. 90–93.

65. Herzfeld E. Archaeological History of Iran. London, 1935. P. 2.

66. Тураев Б.А. История Древнего Востока. M., 1935. Т. I. С. 162, след.

67. Benveniste Е. L’Erān-vēš et l’origine l’egendaire des Iraniens // BSOS. VII, 2. P. 265–274.

68. См.: Mironov N.D. Aryan Vestiges in the Near East of the 8nd millenary B.C. // AO. 1933. P. 144; Keith Berriedale A. Aryan names in early Asiatic Records // IHQ. XII, 4 (1936). P. 570.

69. См.: Godard A. Les bronzes du Luristan // Ars Asiatica. XVII. Paris, 1931; Contenau C. Manuel d’archéologie orientale depuis les origines jusqu’á l’époque dAlexandre. Vol. 1–4. Paris, 1927–1947. Vol. III. P. 1577–1581.

70. Основная масса гиксосов состояла, вероятно, из семитических племен, пришедших с юга, из Аравии, и двинувшихся в Египет под давлением хеттских племен с севера. Само имя хиксосо произошло из Ги-ка-cym — государь-иноземец. В эллинистическую эпоху это имя объясняли как цари-пастухи. См.: Тураев Б.А. Древний Египет. М., 1922. С. 74.

71. Hrozny В. Le Hittite. Histoire et progress du dechiffrement des texts // AO. III (1931). S. 272, folg.

72. См.: Ouny A., Petersen W., Slurtevanl E.H. в «Revue Hittite et Asianique». Oct. 1933 — Janv. 1934. P. 199–220; Hittite and Tokharian // Language. IX (1933). P. 12–34; X (1934). P. 202.

73. Meillet A. Essai de chronologie des langiues Indo-Europeinnes // Bulletin de la Societe de linguistique. XXXII, 1.

74. О хеттах на русском языке см.: Тураев Б.А. История Древнего Востока. Т. I. С. 300, след., где указана библиография по вопросу; сб. «Хетты и хеттская культура» (М., 1924) со статьями G.Contenau. проф. А. Захарова и предисловием проф. И.Н. Бороздина. Хорошую сводку дает Contenau в своей книге «La civilization des Hettites et des Milannies». Paris, 1934. См. также: Cowley A.E. The Hittites. London, 1920; Hogarth D.G. Kings of the Hittites. London, 1926; Delaporte L. Les Hittites. Paris, 1936; Goetze A. Kleinasien zur Hethiterzeit // Kulturgeschichte der Alten Orient. III, 1. Munchen, 1933. По хеттской археологии см.: Garstang J. The Hittite Empire. London, 1929.

75. Porzig W. Kleinasiatisch-Indische Beziehungen. 3.11, t. 5, 3. S. 265, folg.

76. Benveniste E., Renou L. Vṛtra el Vṛthragna. Etude de mytholgie indo-iranienne. Paris, 1934. P. 189.

77. Cumont F. Les religions orientals dans le Paganisme Romain. Paris, 1929. P. 132.

78. Porzig W. Klleinasiatisch-Indische Beziehungen. P. 278.

79. См.: Mironov N.D. в «АО». XI. S. 141–217; Keith Beriedale A. Aryan names... P. 569–580.

80. См.: Hrozny B. L’entrainement des chevaux chez les anciens indo-européens d’apres un texte Mitannien — Hettites // AOr. III, 3. P. 431. Keith B.A. Op. cit. P. 578, next.

81. См.: Jacobi H. в «JRAS». 1909. P. 731, next.; 1910. P. 456, next.

82. APAW. 1919. S. 467.

83. Konow Sten. The aryan Gods of the Mitanni People. 1931.

84. См.: JRAS. 1909. P. 1095; SBAW. 1908. S. 14; Keith B.A. в «Modi Memorial Volume». Bombay, 1930; Charpenlier J. в «МО». 1931. P. 18.

85. Lesny V. Languages of the Mitanni Chieftains // AOr. I–IV, 2. P. 260.

86. Porzig W. KJeinasiatisch-Indische Beziehungen. S. 266.

87. Herzfeld E. Archaeological History of Iran. P. 8, next.

88. Г. Якоби (Festgruss an Roth. S. 68, folg.; JRAS. 1909. P. 721–726; 1910. P. 456–464) полагал, что «Рипведу» следует отнести к III тыс. до н. э. на основании интерпретации некоторых астрономических данных, упомянутых в ее гимнах.

89. Stein A. An archaeological tour in Wazristān and Northern Baluchistān // Memoirs of the Archaeological Survey of India. XXXVII. 1929. P. 2, next; он же: The Indo-Iranian borderlands, their prehistory in the light of geography and of the recent explorations // Journal of the Royal Anthropological Institute. LXIV. 1934. P. 200.

90. Vallée-Poussin L., de la. Indo-Europiens. P. 208.

91. Keith B.A. в «Cambridge History of India». Vol. I. P. 82.

92. Rāmāyana, VII, 103, 21–22; Raychaudhurῑ H.C. Political History of Ancient India. Calcutta, 1927. P. 14.

93. Law B.Ch. Anceint Mid-Indian Kṣatriya tribes. P. 16.

94. Невольно вспоминаются описания кочевых дружин среднеазиатских скифов (саков), массагетов и сарматов-алан у классических писателей. Вторгнувшись на равнины Северо-Западной Индии (Sapta — Suidhava — Семиречье), древние арийцы столкнулись с оседлым туземным населением, жившим в селениях и городах, окруженных степями. Индра, национальное божество арийцев, часто именуется purbhid или purandara — «уничтожающий города». Этих врагов древних арийцев «Ригведа» называет ласами (Dāsa) или дасью (Dasyus) — темнокожий плосконосый народ, живущий в укрепленных селениях и владевший многочисленными стадами скота.

95. О Мохенджо-Даро см.: Marshall John, sir. Mohenjo-Daro and the Indus Civilisation. London, 1931.

96. Heine-Celdern Robert. Archaeological Traces of the Vedic Aryans // Journal of the Indian Society of Oriental Art. IV, 2. 1936.

97. Archaeological Report. 1913/4. PI. LXVII. P. 247.

98. О западноазиатских элементах в «Ригведе» см.: Porzig W. Kleinesiatisch-Indische Beziehungen. XII, t. 5, 3. S. 265, folg.; Wust W. Über das alter der Rigveda // WZKM; XXXIV, 3–4. S. 165, folg.

99. Morgenstierne G. Report on a Linguistic Mission to Afghanistan. Oslo, 1925; он же: Report on a Linguistic Mission to N.W. India. Oslo, 1932.

100. См.: Stein A. The Indo-Iranian borderlands... P. 198; он же. Archaeological Reconnaissances in North-Western India and South-Western Iran. London, 1935. О возможности южноиранского направления писал также Р. Kretschmer (Varuna im der Urgeschichte der Inder // WZKM. XXXIII. S. 1–22).

101. Согласно А. Стейну (Archaeological tour in Wasiristān... P. 2–3; The Indo-Iranian borderlands... P. 300), древнеарийские племена спустились в долину Индии через Вазиристан.

102. См.: Herzfeld Е. Archaeological History of Iran. P. 8; Benveniste E. Un temoignage classique de la langue des Sarmates // JA. 1932. P. 135. Huesing (Die Wanderung des arischen Inder // MAGW. I–LVII (1927). S. 123) относит переселение древних арийцев, вызванное появлением фракийско-фригийских племен из Фракии в Малую Азию, к XII в. до н. э.

Эпоха преобладания иранских племен

1. См.: «Исторические записки» Сыма Цяня, пер. Ed. Chavannes. (Les mémoires historiques de Se-ma Ts’ien. Paris, 1895. Vol. I. P. 285).

2. Ibid. Vol. II. P. 41.

3. Названия сюньюй и сяньюнь представляют собой, вероятно, китайские транскрипции имени хунны.

4. См.: Грязнов М.П. Пазырыкский курган. М., 1937. С. 15.

5. См.: Arendt W.W. Sur l’apparition de l’etrier chez les Scythes // ESA. IX. 1934. P. 208.

6. См.: Rostovlzeff M.I. The Animal style... PI. XXIX, 3; на pl. XXIII, 4 того же издания воспроизведены бронзовые стремена ханьской эпохи, хранящиеся в Field Museum в Чикаго — форма стремян еще напоминает ременные петли, прототип стремени.

7. Б. Лауфер и П. Пеллио считают, что стремя было заимствовано китайцами от кочевников. См.: T’oung Pao. XXIV, 2–3. 1925/26. Р. 261, suiv. Стремена были найдены в сарматских погребениях на Кавказе. См.: Roztoutzeff M.I. Animal style... Р. 107, note 2. Скифское седло изображено на деревянной конской фигурке в собрании Московского Исторического Музея. См. табл. 63 в кн.: Borouka G.: Scythian art. New York, 1928.

8. Все китайские транскрипции этого имени передают старое племенное название хун, откуда древнеиндийское hūṇa и греческое χουνοι.

9. Шицзи. Гл. VI. С. 20; гл. 110. С. 6.

10. См.: Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. С. 41–58, табл. 1.

11. См.: Геродот, гл. 71.

12. См. статью М.П. Грязнова в WPZ. XV. 1928.

13. См. рис. 10 и 11 на с. 38 статьи М.П. Грязнова в «AJA». XXXVII, 1. 1933.

14. См. реконструкцию седла на с. 36 той же статьи.

15. См.: Грязнов М.П. Пазырыкский курган: Griaznov М.Р. & Golomshtok Eugene А. The Pazirik Burial of Altai // AJA. XXXVII, 1. 1933. P. 30–45; Rostovizeff M.: Skythien und der Bosphorus. Berlin, 1931. S. 544, Bem. Академик M.И. Ростовцев склонен отнести пазырыкское погребение к ханьской эпохе на основании некоторых аналогий с находками Ноинулинских курганов Северной Монголии.

16. Aριμασηοι. Согласно Геродоту (IV, 13, 27), перекочевка племен в степи Причерноморья была вызвана переселением племен исседонов и аримаспов, кочевавших в Тургайской степи и по Иртышу. Некоторые исследователи считают исседонов за финно-угров, а аримаспов — за иранцев (variamaspa — «любители коней»). См.: Benveniste Е. в «JA». 8 Apr. 1938.

В другом месте Геродот (IV, 11) говорит, что скифы были вытеснены в степи Юга России массагетами. А. Херман (issedoi // PWRE. 1916. Bd. IX. Col. 2244) сближает название исседоны с названием р. Иссет, притока Гоббла.

17. См.: Cameron Ceorge. History of Early Iran. Chicago, 1936. P. 138–155.

18. Страна Парсуаш, с которой пришлось иметь дело Ассирии на своих северных границах, это современный Ардалан и Гаррус с городами Сихна и Бнджар. Около 755 г. область эта была присоединена к Ассирии. Область Парсуаш явилась одним из этапов по пути продвижения иранских племен на юго-запад Ирана в область Парса-Аншан. См.: Hommel F. Euthnologie und Geographie des Alten Orients. 1926. S. 194.

19. См.: Ebert M. Südrussland in Altertum. S. 86. См. также: Feist S. Kultur, Ausbreitung und Herkunft... S. 405.

20. См.: Roslovizeff M.I. Iranians and Greeks in South Russia. P. 33. Следы матриархата известны и у иранских племен, как, например, у восточных скифов (sakā), у которых престол наследовался не сыном правящего царя, а сыном его сестры. Муж сестры величался «царским братом» и пользовался правом чеканки монет. В V в. до н. э. савроматы (Геродот, IV, 117) сидели в 15 днях пути от берега Меотийского озера по направлению на север и были отделены от «царских» скифов рекою Танаис (Дон). Диодор Сицилийский (2, 43) утверждал, что савроматы были поселены у Танаиса скифами, которые вывели их из Мидии. Гиппократ (470–376 до н. э.) в своем «De Aeribus, acquis et locis», 15, дает описание савроматских женщин.

21. В надписях Сенахериба (705–681 до н. э.) впервые встречается название Tokharri, см.: Gulschmid A., von. Kleine Schriften. Leipzig, 1889–1894. Bd. III.

Столица киммерийцев — Киммерикон лежала на Таманском полуострове, см.: Страбон, XI. 2. 5; Геродот, IV, 12.

22. См.: Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. СПб., 1893. Т. I. С. 98. (Страбон, Lib. 1, с. 13, § 21.)

23. См.: Vasmer М. Die Iranier in Südrussland. Leipzig, 1933. S. 4, folg.

24. Геродот. I, 103.

25. См.: Rostovtzev M.I. Iranians and Greeks in South Russia. Tab. II.

26. В течение классического периода в пределах Армении существовали две области, названия которых сохранили память о скифах: Сакасена и Скифена. Следует отметить и религиозный праздник Сакая. О влиянии скифских верований см.: Rostovtzev M.I. Op. cit. Р. 10, а также Langdon S. The Babylonian and Persian Sacaea // JRAS. Jan. 1924.

27. Туземные неарийские племена назывались ̒Αυαριακαι < anariya (Страбон, XI, 507–508).

28. См.: AMI. Bd. I. S. 16.

29. См.: Herzfeld E. Am Tor von Asien // AMI. Bd. I. S. 6–16.

30. См.: Gadd C.J. The Fall of Nineveh. The newly discovered Babylonian chronicle. London: British Museum. 1923; см. также: Herzfeld E. Sacastan //AMI. Bd. IV, I (1931). S. 13, Bem. 1.

31. Нам еще не известно, вошли ли Парфия, Дрангиана, Арейя, Хорасмия, Бактрия, Согдиана, Гандхара, Сака, Саттагидия, Арахосия и Мака в состав Иранской державы Кира до завоевания им Вавилона или после. Геродот (1, 153) как будто указывает, что поход против Бактрии и среднеазиатских скифов (саков) имел место после завоевания Вавилонии. Из этого краткого упоминания еще нельзя вывести, что поход против Бактрии состоялся при жизни Кира. Одно может считаться несомненным, а именно, что Киру пришлось неоднократно воевать со степными иранцами на северо-востоке Ирана (См.: Тураев Б.А. История Древнего Востока. Т. II. С. 118). Ктесий говорит, что младший брат Камбиза, Бардий, был назначен наместником Бактрии, из чего можно заключить, что Бактрия входила в состав Ахеменидской державы ко времени смерти Кира.

32. Во время походов на восток между 546 и 539 гг. до н. э. (Геродот, I, 153) Кир основал город Кира (Cyra) на Яксарте (вероятно, нынешний Ура-тепе; Страбон, XI, II, 4; Арриан, Anabasis, IV, 3), а также три других города на р. Танаис (Oxus, Амударья).

33. См.: Weissbach F.H. Die Keilinschriften der Achaemeniden. Leipzig, 1911. S. 44, folg., 38.

34. Cp.: древнеперсидская надпись, написанная арамейским письмом на могиле Дария I.

35. При раскопках в Таксиле была найдена арамейская надпись V или IV вв. до н. э. См.: JRAS. 1915. Р. 340–347.

36. См.: Woolner А.С. Asoka Text and Glossary. Vol. I. P. 2; vol. II. P. 104.

37. Геродот. III, 94, 97.

38. Геродот, гл. 1–4, 83–98, 102–109, 118–143. В параграфе 74 Бехистунской надписи говорится о походе против Skunχa, вождя «заморских скифов». Так как в сохранившейся части параграфа говорится о море, Э. Херцфельд предполагает, что параграф содержал отчет о знаменитом походе Дария против sakā paradraya — «заморских скифов». См.: Herrmann А. Die Saken und der Skythenzug des Dareios // Festschrift Oppenheim. 1933.

39. См.: Vernadsky G. Ancient Russia. Yale, 1946. P. 69, next.

40. См.: Debevoise N.C. A Political History of Rarthia. Chicago, 1938. P. 6.

41. X^υārazmiš в «Авесте».

42. Εόγσοι, долина Зеравшана и соседние области.

43. σκύοι. В «Авесте» — suγσa.

44. Herrmann A. Das Land der Seide und Tibetin Lichte der Antike. Leipzig, 1938. S. 9.

45. См.: Kent R. More old Persian Inscriptions // JRAS. 54, 1. 1934. P. 43.

46. Herzfeld E. Le rles Verbot des Daiva-Cultes //AMI. VIII, 2 (1936). S. 56–77.

47. Греч. Δραγγιαυὴ (у Геродота Εαράγγαι). См.: Herzfeld E. Sakastan. S. 1. В IV в. н. э. область еще называлась Зранг. Сравн. современное название бассейна оз. Хамуна-Гауд-е Зира. ΕακαBτανὴ в значении «страна саков» впервые встречается у Исидора Харакского (1 г. до н. э.).

48. См.: Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1945.

49. < иран. *skūča, откуда ассирийское ašqûzai (надписи Асархаддона), iškûzai. Академик Н.Я. Марр считает, что этнический термин, переданный в греческой транскрипции как Εκνοης, — яфетического происхождения (см.: Термин «скиф» // Яфетический сборник. Т. I. 1922. С. 67–132. Согласно Й. Маркварту (Woher Stammt der Name Kaukasus? S. 32), иранское имя скиф означало «охотник за скальпами».

50. См.: Herrmann A. Sakai // PWRE. 1920. Bd. I. Col. 1780–1784.

51. См.: McCrindle I.W. Ancient India. Megasthenes and Arrian. Calcutta, 1926. P. 29.

52. См.: Геродот. III, 92; Herzfeld E. Sacastan. S. 11.

53. Herzfeld E. Anew Inscriptions of Darius from Hamadan // Memoirs of the Archaeological Survey of India. № 34.

54. См.: Marquart J. Skizzen zur Geshichtlichen Voslkarkunde von Mittelasien // Festschrift Fr. Hirth. 1920. S. 292; он же. Untersuchangen zur Geschichte von Eran. Bd. II. S. 136.

55. Die Iranier // Kuiturgeschichte der Allen Orients. III, 1. S. 250, 254.

56. См.: Herrmann A. Massagetai // PWRE. 1930. Bd. XIV. Col. 2127.

57. См.: Müllerus C. Geographi Graeci Minores. Vol. II. Paris, 1861. C. 151.

58. См.: Краснопольский А.А. Медные руды Киргизских степей // Медь. С. 104–119.

59. Dahā в Персепольской надписи Ксеркса, греч. άαι, лат. Dahae.

60. Страбон. XI, 9, 1; Трог-Юстин, XLI, 1, § 1. См. также: Herzfeld Е. Sacastan. S. 36, Bem. 1; он же. Le rles Verbot des Daiva-Cultes. P. 56, 61, 72; Konow Sten. Vedic «dasyu», Τοχri «dahā» // Festschrift W. Thomsen. Leipzig, 1912. S. 96.

61. Греческий ̒Αριαντας (Геродот, IV, 81) < иран. ariyaυant — «подобный арийцу, благородный»; ̉ενάρεες (Геродот, 1, 105 и IV, 67) < иран. anaria — «не-ариец, не-мужчина, евнух». Παπατος (Геродот. IV, 59) < иран. pāpa — «охраняющий, хранящий». Греческие надписи, найденные на берегах Черного моря и изданные В.В. Латышевым в его «Inscriptions antiqual oral Septentrionalis Ponti Erexini» (СПб., 1885–1901), содержат многочисленные иранские имена в греческой транскрипции, многие из которых могут быть объяснены с помощью осетинского языка, этого потомка сармато-алан: греч. ϕιυας, осет. fidä — «отец»; греч. χειμανος, осет. limän — «друг»; греч. ρασογος; осет. rasog — «чистый»; греч. ναμηνος, осет. nomgin — «знаменитый». Дон (Танаис), Днестр (Donaster) и Днепр (Danaper) < осет. don — «река». См.: Vasmer М. Die Iranier in Südrussland . S. 59.

62. См.: Marquart J. Untersuchungen zur Geschichte von Eran. Bd. I. S. 30, Bem. 136.

63. См.: Reichelt H. Das «Nordarische» // Indogermanisches Jahrbuch. 1914. S. 20–36; Konow Sten. Saka Studies. Oslo, 1932. S. 2. Восточноиранский, или хотанский, принадлежит к группе северо-восточных иракских наречий, вместе с афганским и некоторыми памирскими наречиями (сарикольское, шугнанское и ваханское).

64. См.: Ал-Истахри (BGA. I. 1840. Р. 304); ал-Макдиси (BGA. III. 1906. Р. 335, 9). Хорезмийский язык исчез окончательно в XIV в., когда население перешло на тюркский. Плано Карпини указывает, что в его время в Хорезме уже говорили по-комански, т. е. по-половецки (Плано Карпини, пер. А. Малеина. СПб., 1911. С. 24). См.: Волин С.Л. Новый источник для изучения хорезмийского языка // ЗИВАН. VII (1939). С. 87.

65. Бартольд В.В. К истории орошения Туркестана. СПб., 1914. С. 77. См. также: The Encyclopaedia of Islam. Vol. II. P. 908–912 («Khwarizm»); Vol. III. P. 1050–1058; Ахмет Зеки Валади. Hwarzmische Saetze in einem arabischen Fikh-werke // Islamica. III. 1922. В недавно поступившей (1936 г.) в Институт Востоковедения рукописи XIV в., содержащей сочинения хорезмийского правоведа Мухтара аз-Захиди (XIII в.), имеется большое число (около 3000) хорезмийских фраз и отдельных слов (см.: Фрейман А.А. Хорезмийский язык // ЗИВАН. VII (1939). С. 310, след.). К рукописи пришита тетрадь в 22 листа, содержащая словарь и объяснение слов, приведенных по-хорезмийски в труде аз-Захиди. Хорезмийский близок к согдийскому и осетинскому (аланскому) (см.: Фреймам А.А. Указ. соч. С. 313). Некоторые морфологические особенности сближают хорезмийский язык с тохарским (окончания на -r в 3 лице мн. ч.) (см.: Фрейман А.А. С. 306–319). Ин-т Востоковедения готовит издание арабского текста рукописи с русским переводом, а также монографическое исследование о хорезмийском языке (см.: Волин С.Л. Новый источник для изучения хорезмийского языка // ЗИВАН. VII (1939). С. 79–91). См. также: Henning W. в «ZDMG». 70. S. 30–36.

66. Benveniste Е. Un Témoignage classique sur la langue des sarmates // JA. XXI. 1932. P. 135.

67. Башлык носили скифы, «приготовляющие хаому» (sakā haumavarga), а также согдийцы и хорезмийцы.

68. Об Амударьинском кладе см.: Dalton О.М. The Treausure of the Oxus. 2nd ed. London: British Museum, 1926. Pl. IV, X. XIV.

69. См.: Sarre Fr. Die Kunst der Alten Persiens. Berlin, 1922. Tab. 29.

70. Ibid. Tab. 24.

71. Ibid. Tab. 26. См. также: Sarre Fr. und Herzfeld E. Iranische Felsreliefs. Berlin, 1910. S. 35, 37.

72. Геродот, V, 52. Фарсах < древнеперс. *fraθaha — «указатель», согласно Маркварту (Das erste Кар. der Gārvla Uštavatī. S. 4.). Фарсах — расстояние, проходимое лошадью шагом в один час (около 6 км). Как и в случае с китайским паотаем, длина фарсаха в Восточном Туркестане зависела от грунта — на тяжелых участках фарсах был короче, чем на легких.

73. Kent R. The Recently Published old Persian Inscription // JAOS. 51, 3 (1931). P. 189, next.

74. См.: Niederle Y. Manuel de l'antiquite ̉Slave. 1923. Vol. I. P. 174.

75. Скифские племена, занявшие степи Юга России, поглотили часть фракийских племен, обитавших в южнорусских степях. Некоторые из скифских царей носили фракийские имена (Идан-Фирс и отец его Савлий — Геродот, IV, 76). См.: Šċerbakivskyj V. Zur Agathyrsenfrage // ESA. IX. 1934. S. 209, folg.

76. В эпоху греческого проникновения в степи Причерноморья северный берег Черного моря уже всецело принадлежал иранским племенам. Греческое название Черного моря — Axeinos — передает иранское название моря — aχšaina (афг. aχšaīna) — «темный». См.: Vasmer М. Die Iranier in Südrussland. S. 60.

77. О значении культа чаши у скифов см.: Геродот, IV, 9–10; IV, 81.

78. См.: Dumezil G. La prehistoire indo-iranienne // JA. CCXXIV. 1930. P. 109.

79. Скифский царь считался божественного происхождения. Его род, согласно преданию, происходил от скифского верховного божества Папая — бога Неба (Геродот, IV, 127).

80. См. изображение на серебряной чаше из Воронежа, IV в. до н. э., в собрании Эрмитажа.

81. См.: Crünwedel A. Altbuddhistische Kultstätten in Chinesische Turkestan. Berlin, 1912. Fig. 51–53, 116, 232.

82. См.: Марр Н.Я. Указ. соч. С. 36.

83. См.: Arendt W.W. Sur l’apparition de l’étrier chez les Scythes. P. 206, suiv.

84. См.: Ростовцев М.И. Средняя Азия, Россия, Китай и звериный стиль. Εκγθικα I. Seminarium Kondakovianum. Прага, 1929. С. 23. Табл. XI, 55; Revue des arts Asiatiques. I, 3 (1924). P. 11, suiv.; Art vivanl. 15 nov. 1927.

85. Параллельно иностранным влияниям существовало влияние одной области среднеазиатского мира на другую. Так, мотив медведя в «звериной» орнаментике пришел из лесостепной полосы Сибири, где он особенно часто встречается; мотив барcа — из Средней Азии; мотив льва, вероятно, пришел из Ирана.

86. См.: Rostovtzeff M.I. Animal Style... Р. 9.

87. Tallgren A.M. L’epoque dite d’Ananino dans la Russie orientale // SMYA. XXXI. 1919.

88. Rostovtzeff M.I. Animal Style... P. 24.

89. Ibid. P. 38, note 10.

90. Папая греки сравнивали с Зевсом. Геродот, IV, 127.

91. Marquart J. Unlersuchungen... Bd. II. S. 90.

92. < иран. goiθo-sūra, см.: Vasmer M. Die Iranier in Südrussland. S. 15; Christensen А. в «Kulturgeschichte der Allen Orients». 1933. S. 246, Bem. 4.

93. См.: Геродот, IV, 62; Цянь Ханьшу, гл. 94В. См. также: Couissin Р. Le dien-éрéе de Iasili-Kaia et le culte de l’épée dans l’antiquite // RA. 1928. P. 107. Принесение животных в жертву на вершинах холмов со священными изображениями еще сохранилось в Монголии, где ежегодно быки приносятся в жертву перед обонами. Обряд этот является пережитком из шаманского прошлого и был перенят ламаизмом.

94. См.: Ростовцев М.И. Бог-всадник на юге России, в Индо-Скифии и в Китае // Сб. «Семинария имени Н.П. Кондакова». I. С. 141.

95. Геродот. IV, 65.

96. Присутствовавшие на похоронах разрезали себе в знак печали лоб и нос и руки. Нечто подобное встречаем среди сюнну (хуннов) (см.: Chavannes Е. Les mémoires historiques de Se-ma Ts’ien. Vol. I. P. LXV), а также среди туцзюэ (тюрки) (см.: Julien Stanislas. Documents sur les T’ou-kuie // JA. 1864. P. 332).

97. О скифах Причерноморья существует обширная литература, среди которой первое место принадлежит работам академика М.И. Ростовцева. Здесь мы даем лишь перечень основных работ, в которых указана подробная библиография: Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. П., 1918; он же. Скифия и Босфор. Л., 1925; он же. Skythien und der Bosphorus. Berlin, 1931 (с полной библиографией); он же. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922; он же. Animal Style in South Russia and China. Princeton, 1929; он же. Le Centre de l’Asie, la Russie, la Chine et le style Animal. Прага, 1929. См. также: Minns Ellis. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913; Ebert M. Südrussland im Altertum. 1921; Dalton O.M. The Treasure of the Oxus. 1926. Толстой И.И., Кондаков Н.П. Русские древности в памятниках искусства. Вып. II. СПб., 1889.

98. См.: Бартольд В.В. Места домусульманского культа в Бухаре и ее окрестностях // Восточные Записки. Т. I. Л., 1927. С. 13. Следует заметить, что бутхана назывались и буддийские храмы.

99. Зороастрийская традиция тесно связана с районом р. Хайтумант (Haitumanl, т. е. Гильменд). См.: Herzfeld Е. в «АМI». Bd. I–II (1929–1930).

100. См.: Meillet A. Trois Conferences sur les Gāthā de l’Avesta. Paris, 1925. P. 21–32.

101. См.: Herzfeld E. Archaeological History of Iran. P. 40–43.

102. См.: Herzfeld E. Le rles ’Verbot des Daiva-Cultes. P. 74–77.

103. До последнего времени не удалось окончательно установить область, к которой принадлежал язык «Авесты». См.: Tedesco Р. в «МО». XV. Р. 255, next; Reichelt Н. в «Iranische Geschichte der Indogermanischen Sprachwissenschaft». Bd. II (1927). S. 29; Morgenstierne G. Report on a Linguistic Mission to Afganistan. 1926. P. 28, next.

104. Meillet A. Trois Conferences... P. 39.

105. См.: Christensen A. Les kayanides. P. 10.

106. См.: Jackson Williams A.V. Zoroastrian Studies. Columbia University Press, 1928 (в книге имеется хорошая библиография по вопросу); Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. Copenhagen, 1936. P. 136–173.

107. См.: Hackin J. Recherches archéologiques áBegram. Paris. 1939. P. 4.

108. См.: Foucher A. Notes sur l’itinéraie de Hiuan-tsang en Afghanistan // Etudes Asiatiques. Paris, 1925. Vol. I. P. 274, carte — p. 267.

109. См.: Tarn W.W. Alexander: The conquest of Persia // CAH. Vol. VI. P. 355; Юстин. IX, 2.

110. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 394; The Heritage of Alexander // CAH. Vol. VI. P. 464.

111. Арриан. IV. 15, 4–5. У Арриана хорезмийский царь, который сообщил Александру, что царство его простиралось до кочевий колхов на Черном море, назван Фарасманом. Об этом посещении Александра хорезмийским царем сообщает и Квинт Курций Руф (VIII, с. 1, § 7), который называет царя Фратаферном и говорит, что Хорезм граничил с кочевьями массагетов и дахов.

112. Арриан, IV, 15, 2, след.

113. Арриан, VII, 15, 4.

114. Название Наутаки сохранилось в мусульманскую эпоху в названии города Наукадкорейш, расположенного между Кешем (теперешний Шахрисабз) и Нахшебом, в 5 фарсахах от Кеша и в 6 фарсахах от Нашхеба. Согласно академику В.В. Бартольду (К истории орошения Туркестана. С. 126), в Наукадкорейше в первые века ислама помещалась колония арабов-корейшитов, откуда и идет название города. Наукад упоминается и позже у Мухаммеда Бефа, писателя XVIII столетия. См. также: Зимин Л.А. Нахшеб, Несеф, Карши. Их история и древности // Сб. в честь академика В.В. Бартольда. Ташкент, 1927. С. 197.

115. Арриан, IV, 19, 5.

116. Квинт Курций Руф. История Александра Великого. С. 208.

117. Stein A. On Alexander’s track to the Indus. London, 1929. P. 143–148.

118. См.: Арриан. Анабазис, изд. A. Roos. 1926; Жебелев С.А. Александр Великий. Пг., 1922; The Cambridge History of India. Cambridge, 1922. Vol. I. P. 345, next; CAH. Vol. VI. P. 390–400.

119. Общие труды о Селевкидах: Bevan E.R. The House of Seleuens. 2 vols. London, 1902; Bouchée-Leclard A. Histoire des Séleucides. Paris, 1913; Ростовцев М.И. Эллинистическая Азия в эпоху Селевкидов // Научно-исторический журнал. 1916. Т. I; Bikerman Е. Institutions des Séleucides. Paris, 1938; Rostovtzeff M. Dura-Europos and its art. Oxford, 1938.

120. См.: Meyer E. Blüete und Niedergang des Hellenismus in Asien. Berlin, 1925. S. 20, folg.

121. Уже при Андрагоре, который чеканил монету со своим именем, сатрапия Парфия начала обособляться от остального царства.

122. Наши главные источники по истории Парфянского царства — писатели классического мира: Страбон, Арриан, извлечения Юстина из «Истории» Трога Помпея, Полибий, Плутарх. Не дошли до нас «История Парфии» Арриана и Аполлодора Артемитского. Основа парфянской хронологии — парфянская нумизматика.

123. См.: САН. Vol. IX. Р. 575.

124. См.: Herzfeld Е. Sacastan // AMI. Bd. I. S. 109, Bem. 1.

125. Ibid. S. 36, folg.

126. Ibid. S. 37, Bem. 2.

127. Sopbagasenos — Subhahagasena. F.W. Thomas сближает его c Virasena — царем Гандхарским.

128. См.: Herzfeld Е. Op. cit. S. 39, Bem. 1.

129. Через Мерв и Серакс на Герат. См.: Herzfeld Е. Op. cit. S. 35.

130. Скифы, однако, продолжают играть значительную роль в Восточном Иране и в судьбах Парфянского царства. В 77 г. до н. э. они сажают на парфянский престол Синатрука, одного из Аршакидов. Но около 70 г. до н. э. он погиб в бою со скифами.

131. См.: Herzfeld Е. Op. cit. S. 43.

132. См.: Крымский А. Парфия и Аршакиды. М., 1905; САН. Vol. IX. Р. 574–613 (на с. 947–952 указана библиография); Тураев Б.А. Парфия // Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь. 1897. О развитии феодализма в Парфянскую эпоху см.; Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. P. 16, suiv.

133. Титул Φιλέλληυ, передаваемый преемникам, Митридат I принимает после взятия Селевкии. Чеканка монет следует греческим (аттическим) образцам.

134. В позднепарфянском периоде уже замечается рост национально-иранских настроений. В царствование Артабана III (10–4 н. э.) наблюдается усиление иранского влияния — так, надписи на монетах делаются на иранском языке, хотя и греческими буквами. При Вологезе I (51–78) осуществлен свод «Авесты». Туг же царь основывает новый город — Вологезокер (нынешний Беляшкерд) на правом берегу Евфрата, в противовес эллинизированному Ктесифону. См.: Тураев Б.А. История Древнего Востока. Т. II. С. 284.

135. См.: Фрейман А.А. Хорезмийский язык. С. 308.

136. Источники по истории Бактрии: не дошедшая до нас «История Парфии» Аполлодора, включавшая историю Греко-Бактрийского царства до завоевания его среднеазиатскими кочевниками, а также историю греческого завоевания Северной Индии. Автор, вероятно, жил ок. 100 г. до н. э. в царствование Митридата II (см.: Tarn W.W. Greeks in Bactria and India. Cambridge, 1938. P. 44). Анонимный историк, трудом которого пользовался Трог Помпей. Труд доведен до 87 г. до н. э.

137. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 15.

138. Ibid. P. 32.

139. Главный источник — Юстин (XLI, 4), который говорит, что одновременно с восстанием Парфии восстал Диодот, сатрап Бактрии.

140. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 74.

141. Ibid. P. 86.

142. См.: АО. XIV, ii. S. 109.

143. См.: CAH. Vol. VIII. P. 138, next.

144. См.: Renou L. Geographie de Plolemee. P. 80; Przyluski J. Udumbara. P. 21.

145. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 199.

146. Ibid. P. 202.

147. Ibid. P. 219.

148. Тарн (P. 283) утверждает, что скифское завоевание Бактрии, о котором говорит Страбон (XI, VIII, 4), относится к VII в. до н. э., а не ко II в. до н. э.

149. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 294, next.

150. См.: Hirth Fr. Story ofChang K’ien // JAOS. 37, 2 (1917). P. 97–98.

151. См.: Tarn W.W. Op. cit. P. 115, 298.

152. См.: Bailey H.W. Ttaugara // BSOS. VIII, 4 (1937). P. 891–892.

153. При Аршакидах в Систане сидел род Суренов, который владел привилегией короновать парфянских царей.

154. Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма // МАР. № 37. Пг., 1918.

155. О сарматах см. литературу, указанную в примечании № 97, а также прекрасную сводку сведений о сарматах М. Эберта в «Reallexikon der Vorgeschichle». XIII (1929). S. 98, folg. См. также: Roslovtzev M. The Sarmatae and the Parthians // CAH. Vol. XI. Chap. III.