Серия панно «Богатырский фриз» (1910).
1910 г.
Xолст, темпера. 203 х 494 см.
Государственный Русский музей.
Санкт-Петербург, Россия.
В 1909-1910 годах Рерих исполнил серию панно "Богатырский фриз" для особняка видного промышленника и почетного гражданина Петербурга Ф.Г. Бажанова (ул. Марата, 72). Дом был построен по проекту архитектора П.Р. Алешина в 1907-1908 годах в стиле модерн. Каждый его интерьер отличался неповторимым оформлением, но тема героической Древней Руси была доминирующей. Панно Н.К. Рериха украшали столовую дома.
Серия состояла из восьми сюжетных ("Садко", "Витязь", "Баян", "Илья Муромец", "Микула Селянинович", "Город", "Вольга Святославович", "Соловей-разбойник") и одиннадцати декоративных композиций.
Микула Селянинович, герой русской былины XII в., богатырь-пахарь, один из двух наиболее знаменитых старших богатырей. Другой старший богатырь — Святогор-Богатырь, необыкновенный силач.
В русских былинах Микулу называют отцом земледелия, всемирным кормильцем, владыкой земли. Когда он пашет, то "Микулиной силой и сошкой златой с небес управляют бессмертные боги". Он пахал "такою тяжёлою сохой, что её не могла вытянуть из земли вся дружина мимоезжего князя Вольги Всеславовича, а он, Микула, брал её одной рукой и кидал за ракитов куст". Именно хлебопашца народная мудрость в былинах возвела в самого старшего и сильного богатыря.
По слову Микулы "сходил с неба дождь и являлось вёдро". Его также называют вещим Микулой, то есть предсказателем. По преданию, он пришёл на Русь "из стран отдалённых Востока". Образ Микулы Селяниновича получил очень широкую популярность, а также оказал большое влияние на русскую литературу и искусство.
У Микулы Селяниновича было три дочери-богатырши, младшая из них — Настасья Микулична. Именно в ее образе Н.К. Рерих позднее выразит всю мощь России Азиатской ("Настасья Микулична". 1943 г. Новосибирский государственный художественный музей).
Рерих Н.К. Обеднели мы / Собрание сочинений. Книга первая. М.: Изд-во И.Д. Сытина, 1914.
Обеднели мы красотою. Из жилищ, из утвари, из нас самих, из задач наших ушло все красивое. Крупицы красоты прежних времен странно остаются в нашей жизни, и ничто не преображают собою. Даже невероятно, но это так. И обсуждать это старо (…)
Стыдно: в каменном веке лучше понимали значение украшений, их оригинальность, бесконечное разнообразие. Не для нашего безразличия расцвели красоты восточных искусств. Драгоценная струя Возрождения нам не ближе пестрой шумихи. В хранилищах и в собраниях среди омертвелых красивейших форм, и даже не очень давних, приходят грустные мысли. Лучше и не вдумываться в украшения древности... Проще сожалеть далекое, дикое время и кичиться "прогрессом". Сколько нелепого иногда в этом слове! Что же и требовать с нас? Справив тысячелетие своего царства, мы еще не научились достойно почтить даже красоту старины; беречь ее хотя бы по значению историческому, если пути искусства нам непостижимы (…)
В Талашкине неожиданно переплелись широкая хозяйственность с произволом художества; усадебный дом — с узорчатыми теремками; старописный устав — с последними речами Запада. Многое непримиримо. И в непримиримости этой особый пульс, который выявляет нашу многогранную жизнь.
Этот пульс во всех силах Талашкина. Особый уклад получает и сельскохозяйственная школа, и художественные мастерские. В учениках и молодых мастерах пробуждается пытливый взгляд. На окрестное население, всегда близкое художественному движению Талашкина, ложится вечная печать вечного смысла жизни. Тысячи окрестных работниц и работников идут к Талашкину — для целой округи значение огромное; так протянулась бесконечная паутина лучшего заживления.
У священного очага, вдали от городской заразы, творит народ вновь обдуманные предметы, без рабского угодства, без фабричного клейма, творит любовно и досужно. Снова вспоминаются заветы дедов и красота, и прочность старинной работы. В молодежи зарождаются новые потребности и крепнут ясным примером. Некогда бежать в винную лавку; и без нее верится празднику, когда кругом открывается столько истинно занятного, столько уносящего от будней.
Сам Микула вырывает из земли красоту жизни. Запечатлеется красота в укладе деревни и передается многим поколениям. Опять все мелочи делания может покрыть сознание чистого и хорошего. Опять может открыться многое за всякою тяготою.
Ведь это нам нужно. От большой жизни искусства, от новейших и сильных кружков до захолустья деревни — везде нужна почва желанья и стремленья. А препятствий без числа.
Мечты о ясном подходе к явлениям жизни, рожденным тайнами природы, бессознательно, как природа, красивы и бездонно велики смыслом красоты. Чтобы увидеть, надо омыть глаза чистым искусством, без учений, без границ и условного. Увидевший не вернется более к обыденному.
Рерих Н.К. Чаша неотпитая / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995.
"Приходят враги разорять нашу землю, и становится каждый бугор, каждый ручей, сосенка каждая еще милее и дороже. И отстаивая внешне и внутренне каждую пядь земли, народ защищает ее не только потому, что она своя, но потому, что она и красива, и превосходна, и, поистине, полна скрытых значений (...)
Припадая к земле, мы слышим. Земля говорит, все пройдет, потом хорошо будет. И там, где природа крепка, где природа нетронута, там и народ тверд, без смятения (…)
Знают, пройдет испытание. Всенародная, крепкая доверием и делом Русь стряхнет пыль и труху. Сумеет напиться живой воды. Наберется сил. Найдет клады подземные.
Точно неотпитая чаша стоит Русь. Неотпитая чаша — полный, целебный родник. Среди обычного луга притаилась сказка. Самоцветами горит подземная сила. Русь верит и ждет". А давно ли писано? Да вот четверть века прибежит. А стоят ли Новугородские дивинцы да жальники? Превосходно высятся. (...)
Дивинцы Новугородские! Чудо чудное! Диво дивное! Чаша неотпитая! Опять написан Микула Селянинович. Великий пахарь вырывает красоту всенародную. Открылись исстари захороненные стенописи Софийского Собора в Киеве. В чудесном живописном обрамлении Палеховского мастера издано в Москве "Слово о Полку Игореве". Закреплены в заботливом изложении мастера Суриков, Репин, Юон, Петров-Водкин... (...)
В прошлом году мы утверждали: "Великая Родина, все духовные сокровища твои, все неизреченные красоты твои, всю твою неисчерпаемость во всех просторах и вершинах — мы будем оборонять. Не найдется такое жестокое сердце, чтобы сказать: не мысли о Родине. И не только в праздничный день, но в каждодневных трудах мы приложим мысль ко всему, что творим, о Родине, о ее счастье, о ее преуспеянии всенародном.
Через все и поверх всего найдем строительные мысли, которые не в человеческих сроках, не в самости, но в истинном самосознании скажут миру: мы знаем нашу Родину, мы служим ей и положим силы наши оборонить ее на всех ее путях".
Не устанем твердить об обороне всех сокровищ всенародных.
Пусть в обновленной кузнице мужественно куется меч обороны и плуг труда! Привет!
25 Октября 1937 г.
Гималаи
Рерих Н.К. Толстой и Тагор / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995.
…Каждая весть о новом слове Толстого воспринималась напряженно, точно бы поверх официальных авторитетов, где-то, как мощное внутреннее течение, неслась творческая прозревающая мысль Толстого. Помимо его громоподобных речений о непротивлении злу, о любви всечеловеческой, об истинном просвещении, остались и такие глубокие строки, как описание смерти дерева. В Индии особенно были бы понятны эти простые трогательные слова, в которых заключалась глубокая мысль о вездесущей жизни. Излюбленная героиня Толстого Наташа говорит: "Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, и мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала...".
Священная мысль о прекрасной стране жила в сердце Толстого, когда он шел за сохою, как истинный Микула Селянинович древнерусского эпоса, и когда он, подобно Беме, тачал сапоги и вообще искал прикоснуться ко всем фазам труда. Без устали разбрасывал этот сеятель жизненные зерна, и они крепко легли в сознание русского народа. Бесчисленны дома имени Толстого, толстовские музеи, библиотеки и читальни имени его. И разве можно было вообразить лучшее завершение труда Толстого, как его уход в пустыню и кончину на маленьком полустанке железной дороги. Удивительнейший конец великого путника. Это было настолько несказанно, что вся Россия в первую минуту даже не поверила. Помню, как Елена Ивановна первая принесла эту весть, повторяя: "Не верится, не верится. Точно бы ушло что-то от самой России. Точно бы отграничилась жизнь".
1937 г.
Урусвати, Гималаи
Рерих Н.К. Народность / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995
…Сейчас пишу картины "Весть Тирону" — призыв к обороне Родины, и "Новая Земля" — новгородцы в Арктике. Еще одна моя русская картина теперь в Музее Траванкора — "И открываем врата". Мой "Микула Селянинович" прошелся здесь по четырем городам... Сейчас столько смущения повсюду, что радость особенно нужна. Хороша радость, живущая в красоте и научной реальности. На просторах русских столько еще не вскрытого. Пусть Микула богатырски выоривает русскую славу. Все, что найдет народ русский, будет к украшению и прославлению. Русь захороненная, Русь подземная, покажись во всем величии!
14 Февраля 1940 г.
Рерих Н.К. Русскость / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995
За последнее время в нескольких странах появились статьи о моей русскости, о моих русских картинах, о моих писаниях во славу народа русского. По сердцу были мне эти отзывы, авторы которых иногда оставались мне неизвестными.
Во всех наших странствиях мы могли на многих пробных камнях проверить наши русские задания. И чем дальше шли, тем драгоценнее выступали для нас героические черты и дарования народа русского у всех необозримых равнинных, поморских, лесных и нагорных очагов. Во всем разнообразии ликов, наречий, одежд сказалась та же мощная целина, та же чаша неотпитая, которая поднята во славу великого будущего. (…)
Растет народ русский и качеством и количеством. Отпустила ему судьба несметные богатства — пусть возьмет из недр все сокрытое. Даны народу русскому и герои во всех веках. Народные богатыри от Микулы, от Святогора уже складывали твердыни. За славу народа русского боролись Александр Невский, Сергий Радонежский, Минин, Пожарский, Суворов, Кутузов, Пушкин, Менделеев, Мусоргский, Римский-Корсаков, Репин, Толстой, Павлов — и не перечесть! И народ русский воздает поклон своим героям.
Март 1940 г.
Рерих Н.К. Великому народу русскому / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995
…"Богатыри проснулись" сейчас пишется. Посвящается великому народу русскому. Когда-то слагали былину "Как перевелись богатыри на Руси", но тогда же верили, что проснутся они в час сужденный. Выйдут из гор, из пещер, и приложатся к строительству народному. Вот и пришел час. Вот народные богатыри город строят.
Илья Муромец встал. Добрыня побывал в Галиче. Микула зачал новую пашню. А Настасья Микулична многих перегнала. По поднебесью летает на страх злым. А зависти-то сколько за морями! За морями — земли великие. Только нам недосуг до них. Свою целину не объехать, свою скрыню не убрать.
Лежит передо мною "Слово о полку Игоревом", отлично украшенное палеховским мастером. Само "Слово" как бы горестное, но оно лишь напоминает, как из беды встанет народ и неустанно начнет строение. Великому народу русскому ничто не страшно. Все победит — и лед, и жару, и глад, и грозу. И будет строить на диво. "Город строят". "Проснулись богатыри".
24 Июня 1940 г.
Гималаи
Рерих Н.К. "Новая земля" / Листы дневника. Том 2. М.: МЦР, 1995
…В Траванкоре — "Открываем врата", в Аллахабаде — "Новгородский погост". В Лагере воспроизведен "Старый Псков" из "Псковитянки". У Тагора — "Берендей". На "Новую Землю" всюду взглянули. А ведь говорили: "Не поймут!"
Почему не понять? Там, где нет предрассудков, там и понимание легко. Ведь оно не в рассудке, а в сердце. Вот мой "Микула" объехал и Ахмедабад, и Мисор, и Тривандрум, и Бомбей и во многих журналах был отпечатан. Был на выставках и "Иранский эпос", но все же далекая "Новая Земля" приковала внимание. Трогательно нам видеть это внимание…
8 Января 1941 г.
Рерих Н.К. Четверть века / Листы дневника. Том 3 (1942-1947). М.: МЦР, 1996
Нынче исполнилось четверть века наших странствий. Каждый из нас четверых в своей области накопил немало знаний и опыта. Но для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа мы перевидали и радости, и трудности, и опасности. Много, где нам удалось внести истинное понимание русских исканий и достижений. Не на миг мы не отклонялись от русских путей. Именно русские могут идти по нашим азийским тропам.
…И "Александр Невский", и "Ярослав", и "Святогор", и "Микула", и "Настасья Микулишна" прошли по Индии и останутся во славу народа русского. И "Сергий Радонежский", и "Древний Новгород" и "Нередица", и "Открываем врата", и "Вестник" — все напомнит о братском народе, о неделимой, дружной великой семье народов. Для народа русского мы трудились. Ему несем знания и достижения.
7 марта 1942 г.
Рерих Н.К. Америка / Листы дневника. Том 3 (1942-1947). М.: МЦР, 1996
…Сейчас Светик и я заняты странным делом — уничтожаем некоторые свои прежние картины, чтобы выгадать холст для новых. Так, "Микула" дал место для "Вести Шамбалы", "Монастырь Сису" уступил холст для "Ведущей". У Светика "Заветы Учителя" превратились в "Андромеду", "Христос" — в "Дамаянти"... Что делать, нет холста для темперы! А выписать неоткуда — Армагеддон гремит! Конечно, иногда после приходится пожалеть о таких харакири. Помню, в свое время я уничтожил картины: "Ждут", "Дом Божий", "Путь великанов", "Век камня", а после именно о них много спрашивали. Главное, жалеть не надо, а смотреть лишь вперед.
14 июля 1943 г.
Рерих Н.К. Мистицизм / Листы дневника. Том 3 (1942-1947). М.: МЦР, 1996
В разных странах пишут о моем мистицизме. Толкуют вкривь и вкось, а я вообще толком не знаю, о чем эти люди так стараются. Много раз мне приходилось говорить, что я вообще опасаюсь этого неопределенного слова "мистицизм". Уж очень оно мне напоминает английское "мист" — то есть "туман". Все туманное и расплывчатое не отвечает моей природе. Хочется определенности и света. Если мистицизм в людском понимании означает искание истины и постоянное познавание, то я бы ничего не имел против такого определения. Но мне сдается, что люди в этом случае понимают вовсе не реальное познавание, а что-то другое, чего они и сами сказать не умеют. А всякая неопределенность вредоносна.
В древности мистиками назывались участники мистерий. Но какие же мистерии происходят сейчас? И не назовем же мы мистериями научное познавание, которое за последние годы двинулось в области надземные, приблизилось к познаванию тончайших энергий. Спрашивается, в чем же всякие пишущие видят мой мистицизм? Если припомним мои картины, то даже сами названия вряд ли будут соответствовать этому людскому обозначению. Припомним от самого начала: "Богатыри", "Ушкуйник", "Гонец; Восстал род на род", "Сходятся старцы", "Бой", "Город строят", "Сергий Строитель", "Гималаи", "Жемчуг исканий", "Монгольский тцам", "Конфуций", "Лао-тзе" и из самых последних — "Тревога", "Снегурочка", "Река Жизни", "Настасия Микулишна", "Микула Селянинович"... Или вспомним очерки: "Борьба с невежеством", "Парапсихология", "Болезнь клеветы", "Пески Монголии", "Чингис-хан", "Школьный учитель", "Прекрасное единение", "Старинные лекарства", "Врата Мира", "Чаша неотпитая", "Оборона", "Горький", "Толстой и Тагор"... Все это достаточно, казалось бы, определенно и зовет к познаванию.
Правда, мы радуемся каждому достижению, будет ли это в области искусства или науки. Мы глубоко интересуемся передачею мысли на расстояние и всем сопряженным с энергией мысли. Об этом уже давно были беседы с покойным Бехтеревым, с Рейном, с Метальниковым. Область мозга и сердца, так выдвинутая сейчас учеными всего мира, не может быть названа дымчатым словом "мистицизм", но есть самое реальное научное познавание. Для невежд, вероятно, любое научное открытие есть мистицизм и сверхъестественность. Но тогда и Каррель, Крукс, Оливер Лодж, Пипин и все реальные ученые будут тоже мистиками.
