Окладников А.П.
Окладников Алексей Павлович (1908—1981) - археолог, историк и этнограф, академик Академии наук СССР (1968), Герой Социалистического Труда (1978), автор фундаментальных трудов по древней истории Сибири, Дальнего Востока, Монголии, Средней Азии.
Воспроизводится по изданию:
Окладников А.П. Слово о Рерихе // Журнал «Вокруг света» (Москва).1972. Апрель. № 4. С. 40–41.
У подножия Гималаев, в Кулу, стоит камень, обломок первозданной скалы, на котором высечена надпись: «Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сём месте 30 магхар 2004 года Викрам эры, отвечающего 15 декабря 1947 года…»
На родине Рериха в пахучих зарослях можжевельника, под покровом сумрачных елей и сосен прячутся груды таких же, как этот камень, диких могильных камней. Они получили в народе название «жальники». «Жальники» — так и называется одна из крупных ранних археологических работ Рериха.
В этом слове слышится древняя как мир жалоба на утрату близких людей. Жалость об ушедших в страну, откуда нет возврата. О ней звенят печальные звуки пастушьей свирели, жалейки. Вот откуда, быть может, та задумчивая грусть и тишина, которые струятся от картин раннего Рериха, вещего певца языческой старины Русской земли, последнего её Бояна.
И в творчестве Рериха-археолога, автора работ, посвящённых древностям Новгородской и Псковской земли, с такой же эстетической богатырской силой звучат мотивы героического прошлого русского народа, гордости за наше великое культурное наследие, за вечные памятники нашей культуры. И гордости и гнева — «Застрелили Пушкина и Лермонтова, отлучили от церкви Толстого, препятствовали Ломоносову и Менделееву войти в Академию наук. Можно написать ужасающий синодик.... всяких поношений и разрушений», — пишет он Булгакову в январе 1937 года. Этими чувствами, этой борьбой за всё русское, народное, фольклорное наполнено творчество художника. И его «Гонец», и «Варяжское море» с крылатыми, как лебеди, ладьями на синем море, «Покорение Казани», «Сеча при Керженце», «Князь Игорь» и многое, многое другое, не исключая грандиозных по размаху церковных росписей и мозаик. Именно не исключая этих росписей и мозаик, потому что и в них вместо официального казённого православия царит иной дух народного эпоса и сказочного полёта фантазии.
И вот уже в полной зрелости своего таланта, на вершине лет художник начинает новый путь. На этот раз не в Рим и не в Париж, не в Швейцарию, а в иные и далёкие страны — на Восток.
Об этом новом этапе в творчестве Рериха, отмеченном грандиозными открытиями в познании духовного мира и художественной культуры Востока, новыми вкладами в мировоззрение самого мастера, написано много статей и книг.
Так много, что всё это даже как бы отодвигает и заслоняет первый северный этап. На самом же деле одно не может быть понято и раскрыто полностью без другого. Между ними пролегает не пропасть, а сохраняется незримая, но ощутимая связь.
Эта связь — в гуманизме мировоззрения Рериха как художника, мыслителя и при этом не созерцателя, не отшельника, а человека действия.
С самого начала, с детства он живо и непосредственно откликался на всё, что откладывалось в его душе. Здесь был наряду с Древней Русью драгоценный вклад Запада — древней Скандинавии с её мужественными сагами, валькириями и викингами, витязями в кованых латах, чудовищными великанами страны льдов, с «Тристаном и Изольдой» Вагнера, с «Сестрой Беатрисой» и «Принцессой Малейн» Метерлинка. Но столь же рано его воображение захватили красочные образы далёкой Индии, Японии и даже легендарной Атлантиды. Так появляется стройная девушка Девасари Абунту, опирающаяся на изукрашенную колонну древнего храма, а около неё голубые, янтарно-жёлтые и синие птицы, сродни Сирину и Алконосту русского эпоса. И уже создан был «Индийский путь» — прообраз реального пути, по которому много лет спустя поведёт он свой караван через пустыни, горы и степи Центральной Азии навстречу стране чудес.
Теперь, как и прежде, Рерих остаётся верен археологии; он ищет следы великих переселений народов, на его пути высились ряды каменных столбов — менгиров, таких же, как в языческой Скандинавии. По шершавой коре валунов выбиты были камнем загадочные изображения, оставленные почитателями сил природы в далёкие добуддийские времена: козлы, охотники с луками, колесницы.
Но больше всего художника захватила природа Центральной Азии, такая же первозданная, девственная, как во времена Пржевальского, — с её дикими лошадьми, яками, куланами.
На тысячи километров расстилались горные хребты, покрытые шапками вечных снегов, бесконечные степи с редкой травой у их подножия, а то и совсем пустые, покрытые чёрной галькой — чёрная Гоби, солончаки и снова горы. Суровая природа окружала здесь человека.
Но какие глубокие, чистые и яркие сверкали здесь краски, а вместе с тем необыкновенные для европейского глаза, как причудливы и необычны изломы скал и контуры зубчатых гор! Мне помнится, как при первых лучах солнца огненным взлётом, гигантским факелом вспыхнули вдруг скалы с гнездом драконов-динозавров в пустынной долине Баиндзака. И тут нам стало понятно, почему Эндрюс назвал эти причудливые, как средневековый замок, обнажения красного гобийского песчаника «Пылающими скалами». Во сколько же раз больше чудес мог увидеть и увидел здесь глаз такого художника, каким был Рерих!
Так в палитре Рериха, на его полотнах возник целый мир, неизведанный, таинственный и манящий. В этом мире кочевали тысячелетиями со своими верблюдами номады, с чёрными руками и ликами от рождения, не знавшие мыла, питавшиеся у своих костров сырым мясом, жившие в чёрных палатках из заячьей шерсти. Из скалистых убежищ на мирные караваны внезапно налетали хищные разбойники, почти такие же дикие, как грифы-стервятники и волки пустыни. И так же контрастно, как чёрная Гоби и вечные снега Гималаев, противостояли друг другу пустыня кочевников и очаги оседлости — монастыри. Каждый из этих монастырей был, как тысячу лет раньше, в средневековой Европе, местом, где историки, философы печатали и писали от руки книги, где трудились мастера живописи и скульптуры.
Каждый из них был музеем древней, но всё ещё живой культуры Востока.
Рерих с удивлением и восторгом наблюдал, как в искусстве Востока, в его мифологии и философии повторяются знакомые по сокровищам Европы мотивы и художественные образы, начиная с Троицы-Тримурти и вплоть до чаши священного огня — чаши Грааля.
Сердце художника целиком, без остатка, пленил фантастический прекрасный мир древнего искусства Индии, Тибета и Монголии, с его то грозными, то пленительными образами, с его фантастически-богатыми сюжетами, созданными сотнями поколений мастеров.
Так родилась поражающая своей необычной красотой серия полотен, где на фоне Гималаев и Гоби-Алтая мчится воитель с силами зла — Гэсэр, шествуют бодисатвы в пышных одеяниях, где Будда опускается на дно океана за скрытой в нём Истиной.
И если перевести всё это с языка красок на обычный наш язык, то это и был вызов расизму, идеологии колонизаторов. И вспоминаются слова С. Конёнкова: «Нравственные принципы Н. К. Рериха в области охраны культурного наследия человечества стали нормами международного права».
Рерих шёл навстречу Востоку и видел то, о чём писал до него другой русский исследователь культуры народов Центральной Азии — Г. Н. Потанин, видел, что культуры Запада и Востока тысячелетиями, начиная со времён скифов и их звериного стиля, проникали друг в друга. Обменивались ценностями и создавали новые, невиданные сплавы.
Помещены иллюстрации картин Н. К. Рериха: с. 40 — «Меч Гесэра»; с. 41 — «Мощь пещер».