ruenfrde

И мы не боимся

Серия "Sancta" ("Санкта").

1922 г.

Холст, темпера. 72,5 x 102 см.

Частное собрание А. Филатова. Россия

 

Серия "Sanсta" ("Санкта") означает "Священная", "Святые".

 

Сергеева-Тютюгина Н.В. Древнерусская традиция в символизме Н.К. Рериха. М.: МЦР, 2007. С. 45, 126.

Мотив схимника с медведем порождает конкретные ассоциации с образом Преподобного Сергия Радонежского.

В связи с мотивом схимника с медведем вспоминается рассказ художника К.Коровина «На Севере диком», где он красочно описывает подобную ситуацию общения обитателей монастыря с медведями, свидетелем которой художник был лично. То есть реалии прошлых веков были еще живы в начале ХХ века, с ними непосредственно могли соприкасаться и Нестеров, и Рерих. См. К. Коровин вспоминает. М.: Искусство, 1990. С. 289-290.

 

Рерих Н.К. Звезда Матери Мира / Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, 1992.

"Простота, красота и бесстрашие". Так заповедано. Бесстрашие есть наш водитель. Красота есть луч постижения и возвышения. Простота есть ключ от врат Тайны грядущей.

И не "простота" ханжества и униженности. Но великая простота достижения, осеянная складками Любви. Простота, отворяющая самые тайные, самые священные врата каждому, принесшему светильник искренности и немолчного труда.

И не "красота" условности и лживости, затаившая червей разложения. Но красота духа истины, отбросившая все предрассудки. Красота, озаренная истинной свободой и подвигом, в сиянии чуда цветов и звуков.

И не подкрашенное бесстрашие. Но бесстрашие, знающее необъятность Создания, отличающее самоуверенность в действии от чванного самомнения. Бесстрашие, владеющее "мечом мужества" и поражающее пошлость во всех ее видах, хотя бы парчой прикрытую.

Понимание этих трех заветов и действенное выявление их в жизни создает "убедительность", создает оплот Духа. (…)

Люди, встречавшие в жизни Учителей, знают, как просты и гармоничны, и прекрасны Они. Эта же атмосфера красоты должна окутывать все, что касается Их области. Искры Их сияния должны проникнуть в жизнь людей, ожидающих приход скорый. Чем встретить? – Конечно, самым лучшим. Как дождаться? – Погружаясь в красоту. Как охватить и вместить? – Наполняясь бесстрашием, которое дается сознанием красоты. Как поклониться? – Как перед красотой, которая и врагов восхищает. (…)

Ведь не "сидение на тучах" и "не играние на арфах", и не "гимны неподвижности", но упорный и озаренный труд сужден. Не маг, не учитель под древом, не складки хитона, но рабочая одежда истинного подвига жизни приведет к вратам прекрасным. Приведет в полной находчивости и непобедимости.

Talai Pho-brang,

8 мая 1924.

 

Рерих Н.К. Действие / Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, 1992.

Есть два вида тишины. Беспомощная тишина инертности, которая знаменует распад, и тишина могущества, которая управляет гармонией жизни. Тишина могущества присуща спокойствию владыки. Чем она совершеннее, тем глубже мощь и тем больше сила действия.

В этой тишине нисходит истинная мудрость. Мысли людей представляют смесь правды и лжи. Истинное проникновение замарано лживым пониманием. Истинное воображение извращено лживым представлением. Истинная память загромождена лживыми мыслями. Поверхностная деятельность ума должна остановиться – и молчание заменит беспокойство. И затем в тишине – в той беззвучной глубине – приходит озарение. И истинное знание становится безошибочным источником истинного действия.

Истинное действие, невидимое для глаз суетливых толп, сказывается лишь на последствиях. Лишь по последствиям вы видите земными глазами, насколько значительнее и длиннее черта истинного действия сравнительно с суетой.

И день суеты есть ночь для действия. Ибо ничто творится суетой; может быть лишь денежные расписки. Но во всей древности лишь Крез был упомянут по своему богатству, но и его конец был незавиден.

Быть способным среди суеты проявить истинное действие; быть способным к молчанию, к тишине, к озаренному безмолвию – это значит быть готовым к бессмертию.

Молчание мощи творит, сохраняет и защищает. Это действие могущественно прямым, непосредственным направлением силы, происходящей из великого естественного источника.

Даже движущееся колесо в его наибольшем напряжении кажется недвижным. Гармония высшего действия неразличаема земным глазом. Лишь по следствиям вы поймете приложенную мощь.

 

Рерих Н.К. Цветы Мории / Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, 1992.

НЕ ПОНЯВ

Не знаю, когда сильно слово твое?

Иногда ты становишься обыкновенным.

И, притаившись, сидишь между

глупцами, которые знают так

мало. Иногда ты скажешь и будто

не огорчаешься, если тебя не поймут.

Иногда ты смотришь так нежно

на незнающего, что я завидую

его незнанью. Точно не заботишься

ты свой лик показать. И когда

слушаешь речи прошедшего дня,

даже опускаешь глаза, точно

подбирая самые простые слова.

Как трудно распознать все твои

устремленья. Как не легко идти

за тобою. Вот и вчера, когда ты

говорил с медведями, мне

показалось, что они отошли, тебя

не поняв.

1920

 

Спирина Н.Д. Священная сюита. Слово на "круглом столе" Сибирского Рериховского Общества / Полное собрание трудов. Т. 2. Новосибирск: ИЦ Россазия СибРО, 2008.

Заканчиваем эту серию картиной "И Мы не боимся". На этой картине мы видим трогательную сцену встречи двух иноков, беседующих друг с другом. Рядом с одним из них тихо и мирно стоит медведь, ловя своим чутким ухом высокие речи светлых старцев, приятные его звериной душе.

И монахи его не боятся, чувствуя миролюбивый, дружественный настрой зверя по отношению к ним. Подобно Франциску, видевшему в волке своего брата, медведь был братом для этих иноков, ибо они постигали тот духовный план, на котором всё сущее есть творение Единого Отца всех тварей.

В этой сцене ощущается идея великого вселенского родства, изначального единства всего сущего, разобщённого вследствие вхождения во всё более плотные слои материи, ограничивающие восприятие этого закона.

Наступающая новая великая Эпоха покоится на незыблемом законе единства всего существующего во Вселенной.

 

                   Медведь

По картинам "Сергий-Строитель",

"И Мы не боимся"

Ему с Тобою было хорошо!

Тянулся он звериною душою

К тому, что именуют добротою,

К тому, что светом духа мы зовём.

Он слов не знал. Но сердце зверя знало –

Кто друг ему и кто его поймёт,

Краюшку хлеба с лаской принесёт

И в облике мохнатом узрит брата.

18.07.1977 г.

30 сентября 2001 г.

 

Спирина Н.Д. Сказы о Сергии / Полное собрание трудов. Т. 1. Новосибирск: Издательский центр РОССАЗИЯ Сибирского Рериховского Общества, 2007.

Медведь

Рано утром его разбудил незнакомый звук. Огромный бурый медведь фыркнул, повёл ухом и прислушался. Лес звенел от множества привычных утренних голосов, хорошо знакомых обитателю глухой берлоги. Восторженно и звонко, свежими после ночного отдыха голосами пели птицы встречу восходящему солнцу, стрекотали кузнечики, жужжали дикие пчёлы, трава шуршала от разной копошащейся мелюзги, слегка шелестели верхушки деревьев. Одним словом, всё происходящее вокруг было привычно и не заслуживало внимания. Что же разбудило медведя? Вот опять повторился звук, снова и снова прозвучал он, врезаясь в музыку леса. Звук отдалённо напоминал стук дятла, но в нём было что-то особенное и непривычное. Что-то новое вторглось в лесную жизнь. Медведь решил разведать. Он лениво поднялся и не торопясь, вперевалку, пошёл по направлению звука. По мере его продвижения к цели стук раздавался всё громче и отчётливее. Наконец медведь вскарабкался на холм, деревья стали редеть и расступаться. Осторожно просунув морду сквозь заросли кустарника, он увидел на открывшейся перед ним небольшой поляне необычную картину. Над свежесрубленным большим деревом стоял, нагнувшись, Человек с топором в руке и обрубал ветки, очищая ствол.

Медведь никогда раньше не видел людей. В глухие, непроходимые леса редко заходили они и зверью были непривычны. Друг это был или враг? Медведь решил подойти поближе и приглядеться вплотную. Он обошёл вокруг срубленного дерева, обнюхал его. Пахло смолой и свежей древесиной. Зверь приблизился к Человеку. Ткнулся носом в край одежды, принюхался. Сильно развитое обоняние донесло необычный, но очень приятный аромат. Чем он был приятен, медведь не знал; но аромат как-то особенно умиротворяюще и радостно подействовал на него. Зверь почуял Друга. Он больше не настораживался и ничего не опасался, но почувствовал себя уверенно и спокойно, как никогда. Даже в своей берлоге он спал, всегда держа наготове острое ухо. Кто может предвидеть случайности дикой лесной жизни?! Но здесь явно нечего было ждать неприятных неожиданностей. Медведь удовлетворённо проворчал и улёгся поудобнее неподалёку от удивительного Гостя. Человек, высокий, статный, мощного сложения, приостановил работу, посмотрел на зверя и произнёс что-то.

Медведь не понял сказанного, но взгляд Человека был очень похож на луч солнца на маленькой прогалине в лесу, куда он ходил греться ранней весной. Только, помимо тепла, от этого взгляда стало ещё и необычайно радостно, сердце забилось быстро и сильно. Человек опять сказал что-то. Медведь встал и подошёл к Нему. Человек пристально взглянул ему в глаза и положил руку на голову зверя. Медведь стоял неподвижно. Ему хотелось, чтобы Человек никогда не снимал своей руки с его мохнатой головы, так было хорошо ему от этой непривычной и неожиданной ласки. Человек погладил его, потом взял топор и спокойно принялся за прерванную работу. Медведь ещё долго сидел на поляне. Он совсем забыл, что со вчерашнего дня ещё ничего не ел; есть не хотелось. Он был как будто сыт и спокойно подрёмывал, следя сквозь полузакрытые веки за работой Друга. Наконец Человек, окончив обрубать дерево, куда-то ушёл. Тогда медведь поднялся и нехотя побрёл обратно.

Несколько раз в течение лета медведь посещал своего одинокого Друга. Каждый раз Человек говорил с ним, и медведь любил слушать звук его голоса. Он был необычайно приятен тонкому слуху мощного обитателя лесов. И сердце медведя как-то по-своему понимало сказанное и трепетало в ответ.

Наконец подошла зима. К этому времени на поляне, расчищенной топором Пришельца, выросло несколько деревянных строений. Прежде всего появилась маленькая церковка-часовня – янтарный, пахнущий смолою сруб, увенчанный крестом. Она была такая светлая и свежая, точно светилась изнутри. Медведь никогда не видел таких построек. Он ходил вокруг часовенки, обнюхивал её, и ему чудилось, что от неё исходит аромат, похожий на аромат Человека, построившего её. Затем появилось другое строение: маленькая избушка, в которой мог поместиться только один человек. Она тоже нравилась медведю, и он подолгу лежал около небольшого деревянного крыльца, по которому входил в избушку Человек.

Зима была очень суровая. Снег толстым слоем покрывал землю, плотный и хрустящий. Медведь забился глубоко в свою берлогу, приготовляясь к долгой зимовке. Часть зимы он пролежал в глубокой дремоте, но дальше стал мешать голод. Он не давал спокойно спать огромному зверю и побуждал его проснуться и приняться за поиски пищи. Наконец медведь не выдержал и вылез из логовища. Но найти что-нибудь съедобное оказалось не так-то просто. Под глубоким покровом снега была мёрзлая земля, вырыть что-либо из-под которой было крайне трудно.

Долго бродил медведь по лесу, но добыть ничего не удалось. Всё живое попряталось от стужи кто куда, и лишь изредка какой-нибудь зверёк, услыхав шум, пугливо высовывал из норки свою мордочку и прятался опять. Голодного зверя смутно, но властно тянуло по знакомому направлению. Он побрёл к Человеку. Собрав последние силы, он с трудом взобрался на холм, где жил его Друг; шатаясь, добрался до заветного крыльца и лёг около него в изнеможении. Вокруг одинокого жилья, как бы окутывая его прозрачным незримым покрывалом, стояла проникновенная, звенящая тишина. Она сливалась с кристальным блеском снега, чистой голубизной зимнего неба и неподвижными, точно в устремлённой молитве, стоящими вокруг древними деревьями. Медведь лежал и ждал, чутко прислушиваясь. Наконец дверь избушки отворилась и на крыльцо тихо вышел Человек, держа в руке краюшку хлеба. С великим состраданием посмотрел Он на истощённого зверя, и медведь опять воспринял Его взгляд как весенний луч, и по всему телу его разлилась тёплая живительная струя. Он издал довольное ворчание и тихонько подполз поближе.

Человек наклонился к нему и протянул пищу. Медведь взял и стал жадно грызть чёрствый, старый хлеб. Как это ни странно, но, съев горбушку, медведь почувствовал, что он сыт, и удовлетворённо вздохнул. Человек погладил зверя и стал говорить с ним. Медведь слушал и понимал что-то своё, очень важное и нужное; и где-то в глубинах его сонного сознания вспыхивали проблески разумения. Потом Человек ещё раз погладил его и ушёл назад, унося с собой тепло и тот неведомый влекущий аромат, который был так приятен медведю.

Не раз приходил зимой медведь погреться и подкормиться к гостеприимной избушке, и никогда не отказывал ему в куске хлеба Человек. Прибегали и другие звери и зверюшки, и уходили обласканные, и около заветной избушки не боялись страшного хозяина леса – медведя. И у медведя там не было желания их трогать, так умиротворённо и благодушно было у него на сердце. Мир и благоволение царили на холме, проникали в тёмные души зверей, овевали деревья и травы и напитывали воздух и землю. Хорошо и легко дышалось и жилось около избушки и крошечной церковки, как будто светившейся изнутри.

Постепенно вокруг благословенного жилья стали селиться люди. Их так же, как и зверей, притягивала туда неведомая, влекущая сила. Они часто нарушали углублённую тишину стуком топора, говором и шумом работы. Медведь их не трогал и не боялся, но стал приходить реже. Иногда он сопровождал Друга, когда Тот спускался к речке за водой или в Его одиноких путешествиях по лесу. Иногда к Другу в это время подходили другие люди, и они о чём-то беседовали. Медведь в таких случаях стоял спокойно около своего Покровителя, и его не боялись.

Мало-помалу разрасталась светлая обитель. Вскоре она была обнесена высоким тыном, преградившим доступ зверям. Медведь всё же иногда приходил на заветный холм, сидел и ждал. Иногда он смотрел в щель забора в надежде увидеть Друга. Его Друг всегда трудился. То Он строил новые избы, то рубил дрова, то копал землю, то делал что-то в одном из выстроенных помещений. Но до сердца Его всегда доходил немой призыв мохнатого гостя. Он выходил за частокол и разговаривал с медведем, иногда угощал его куском хлеба. И медвежья душа прояснялась и ликовала.

Время шло, и всё дальше и дальше отступала от обители тайга. Обитель стала большой, потом огромной. К ней пролегла проезжая дорога. Множество людей, пеших, конных, а иногда даже и оружных, на возах и телегах, стали ходить и ездить туда. Ежедневно с высокой колокольни новой большой церкви летел в глубину леса мелодичный и глубокий звон. Совсем не стало доступа туда лесному зверью, так любившему прибегать к маленькой, ничем не огороженной, тихой избушке. Ушёл и медведь в свои лесные трущобы. Не нужны и не любы были ему люди. Лишь об одном Человеке унёс он в своём зверином сердце какое-то несказуемое воспоминание, которое, как костёр в глухую ночь, освещало и согревало его тёмное сознание.

А образ Человека, видевшего в звере своего брата, остался на долгие века в памяти народной воплощением великого, всепобеждающего Сострадания.

 

 

В.П. Князева. Николай Рерих. Летопись жизни и творчества. СПб., 1994.

В 1922 году была создана живописная сюита «Sanсta» («Святые»). В неё вошли картины «И мы открываем врат», «И мы не боимся», «И мы видим», «И мы приносим свет», «И мы трудимся». Герои картин – безымянны. Это русские монахи. Они проводят свои дни в неустанных трудах. Уже в самих названиях произведений заложена основная мысль художника. Он утверждает высоту нравственного идеала русского человека: его трудолюбие, скромность, добротворчество...

 

П.Ф. Беликов, В.П Князева. Рерих. М. «Молодая гвардия», 1973.

В этих полотнах Рерих мастерски воссоздаёт близкие его сердцу родную природу и древнерусскую архитектуру. На их фоне разворачиваются сцены из жизни русских подвижников. Их бесхитростный труд, их духовная чистота переданы так захватывающе, так искренне, что картины эти и теперь, через десятки лет, не перестают волновать зрителя. Тогда же для американцев они явились откровением. Тоскуя по Родине, Рерих прославлял нравственную силу народа, ту гармонию бытия, которая достигается в слиянии с природой, в мирном труде и человечности.

 

Е.П. Маточкин. Н.К. Рерих и русский космизм // Сборник материалов научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения Н.К. Рериха. Нижний Новгород: НГХМ, 1994.

В 1922 году Рерих пишет серию «Святые», где показывает земную жизнь осуществленного конкретного единства Царства Духа. Все части серии посвящены не отдельным почитаемым святым, а как бы их Братству, которое, по мысли автора, живет и творит сегодня свое праведное дело. Рерих словно стирает грани между прошлым и настоящим, между земным и небесным, утверждая непреходящую ценность их нравственного примера. Рериховские герои следуют наказу Христа апостолам быть ловцами человеческих душ, они продолжают трудиться на земле среди нас, очами Христа они видят все, совершенно ничего не боятся, они открывают врата, они приносят Свет.

 

Л.В. Короткина. Н.К. Рерих. СПб., 1996.

В 1922 году художник завершил серию картин «Святые», на русскую тему...

Картины Рериха на русские темы имели огромный, неслыханный успех в Америке. Неизвестная, загадочная Россия предстала в его творчестве как мечта о духовной красоте, олицетворённой в образах святых и подвижников. Покорили американцев и пейзажи России, в которых художник передал ощущение бескрайних пространств земли с лесами и горами.

 

 

 

Начало страницы