"Памятники русской старины" (1903-1904)
1903 г.
Дерево, масло. 39×30 см.
Государственный музей искусства народов Востока.
Москва, Россия
Н.К. Рерих, путешествуя «по старине», восхищался народностями, сохранившими свою самобытность. В Печорах он описывал полуверцев – остатки колонизации древней Псковской земли. Каким-то чудом в целом ряде посёлков они сохранили свои костюмы, обычаи, даже свой говор, очень близкий лифляндскому наречию. В праздники женщины украшали грудь набором старинных рублей, крестов и огромной выпуклой серебряной бляхой-фибулой.
Н.К. Рерих. Одеяние духа / Пути Благословения.
Русский костюм распадается на бесчисленное количество видов. И случайность соседства, и условия местности и время – всё обусловило особенности костюма.
Даже сейчас в 250 верстах от Петербурга, около Пскова живет особая народность «Полуверцы», сохранившие не только особый костюм, но и совершенно особый язык.
Простая русская крестьянка не имеет понятия, какие многоцветные наслоения она носит на себе в костюме своём. И какой символ человеческой эволюции записан в её домотканных орнаментах.
Н. Рерих
Старина на Руси
IV
...И как мало известно большинству, кислому будто бы от недостатка новых впечатлений. Если и Псков мало знаем, то как же немногие из нас бывали в чудеснейшем месте подле Пскова – Печорах? Прямо удивительно, по вековому покою, по интересным строениям мало что сравняется во всей Средней Руси. Стены, об[б]итые литовцами, сбегают в глубокие овраги и бодро шагают по кручам. Церкви XVII века, деревянные переходы на стене, звонницы – всё это, тесно сжатое, даёт необыкновенно цельное впечатление.
Можно долго прожить на этом месте, и всё будет хотеться ещё раз пройти по двору, уставленному странными пузатыми зданиями красного и белого цвета, ещё раз захочется пройти закоулком между ризницей и старой звонницей. Вереницей пройдут богомольцы; из которой-нибудь церкви будет слышаться пение, и со всех сторон будет чувствоваться вековая старина. Особую прелесть Печорам придают полуверцы – остатки колонизации древней Псковской земли. Каким-то чудом в целом ряде посёлков сохранились свои костюмы, свои обычаи, даже свой говор, очень близкий к лифляндскому наречию. В праздники женщины грудь увешивают набором старинных рублей, крестов и браслетов, а середину груди покрывает огромная выпуклая серебряная бляха-фибула.
Издали толпа – вся белая: и мужики и бабы в белых кафтанах; рукава и полы оторочены незатейливым рисунком чёрной тесьмы. Странно подумать, что так близко от нас, презирающих всякую самобытность, ещё уцелела какая-нибудь характерность, и несколько сот полутёмных людей дорожат своими особенностями от прочих. Часто говорится о старине и, в особенности, о старине народной, как о пережитке, естественно умирающем от ядовитых сторон неправильно понятой культуры. Но не насмерть ещё переехала старину железная дорога, не так ещё далеко ушли мы, и не нам судить: долго ли ещё может жить старина, песни, костюмы и пляски? Не об этом нам думать, а прежде всего надо создать здоровую почву для жизни старины, чтобы в шагах цивилизации не уподобляться некоторым недавним просветителям диких стран с их тысячелетнею культурой. А много ли делается у нас в пользу старины, кроме запрещений разрушать её?
Зодчий. 1904. 25 июля. № 30. С. 343–346.
